Я добрался до здания полицейского отделения менее чем за пятнадцать минут. Поднялся в лифте на третий этаж, прошел через холл в комнату 314, где размещался Отдел по расследованию убийств, и прямиком направился в кабинет Сэма. Войдя, я оседлал деревянный стул и сказал как ни в чем не бывало:

– Привет. Сэм. Опять засиделся допоздна? У меня для тебя масса новостей. Ты не поверишь, но... Ты что, язык проглотил? – Сэм продолжал угрюмо молчать. – Вижу, работа тебя совсем доконала. Мне бы не хотелось прибавлять тебе забот, капитан, но... Да что ты, черт побери, молчишь?! – взорвался я. – Может, мне перерезать себе горло и окропить кровью твой стол?

И только тогда наконец он сказал:

– Почему бы и нет?

Однако это было не все, что он мне сказал. Минуты три он, не переставая, извергал на меня поток своего экстравагантного красноречия. Наконец он сделал паузу, перевел дыхание и рявкнул:

– Тебе нечего сказать в свое оправдание!

Но я все-таки сказал.

Я рассказал ему о том, что произошло в доме Коллета, и про перестрелку на Россмор, и даже упомянул о своем посещении Винсента Рагена. Потом, как мне показалось, логично объяснил присутствие Аралии Филдс у меня в номере. В своем рассказе я постоянно делал упор на том, что по извращенному складу своего характера как-то не смог вежливо обойтись с разными подонками, постоянно пытающимися меня прикончить, и поэтому сделал то, что сделал.

Затем на полминуты воцарилась тишина.

Я тем временем закурил сигарету, а Сэмсон бросил свою измочаленную сигару в корзину для бумаг, достал из ящика стола новую и стиснул ее крепкими зубами.

Наконец он взглянул на меня, перебросив сигару из одного угла рта в другой. Я невольно отметил землистый оттенок его обычно розового лица, мешки под живыми карими глазами, глубокие складки вокруг рта. Кое-где на его обычно безукоризненно выбритом лице торчала едва заметная щетина.

Он вытащил сигару изо рта и проговорил усталым, на удивление спокойным голосом:

– Ну что ж, Шелл, мы с тобой и раньше частенько цапались. Однако на этот раз все обстоит гораздо серьезнее.

Он задумчиво повертел сигару в руках, как бы решая, не закурить ли ее, что делал в крайне редких случаях. В зажженном состоянии они издавали такой убийственный запах, как будто были сделаны не из табачных листьев, а из навоза страдающего запорами жирафа. Я подозревал, что он и сам не выносит источаемую сигарами вонь и использует их в качестве тайного оружия, способного защитить его от моего вторжения. Но сейчас я был уверен, он не желал избавиться от моего присутствия. По крайней мере – пока.

– Не более часа назад, – продолжил он, – меня опять вызывали на ковер к начальству. Так вот, по случайно оброненным фразам я понял, что некий капитан из Отдела по расследованию убийств смотрит сквозь пальцы на переходящую рамки законности деятельность некоего частного детектива...

– Частного детектива? Он что, работает в нашем городе?

– Да. И в прошлом не единожды преступал закон. Так вот, если бы нечто подобное позволил себе кто-нибудь другой, вышеупомянутый капитан давно бы уже принял решительные меры.

– А, понимаю...

– Нет, не понимаешь.

– Ну тогда выкладывай все напрямик.

– О'кей. Когда я был в кабинете начальника полиции, нам еще не было известно о перестрелке на Россмор...

– Сэм, в мои планы это никак не входило...

Он промолчал, положил сигару на стол и метнул в меня грозный взгляд.

– Но я еще раньше принял решение в отношении тебя. Выбирай одно из двух: либо ты сейчас же отдаешь мне свой револьвер и лицензию на право частного сыска, – я готов довольствоваться твоим личным удостоверением и обещанием не представляться лицензированным сыщиком до тех пор, пока лицензия не будет тебе возвращена, – либо...

– Боже праведный, Сэм, почему тогда тебе просто меня не...

– Именно так я и поступлю. Лично засажу тебя...

– В камеру?

– А куда же еще?

– Сэм, ты шутишь.

– Нет, на этот раз – не шучу.

– Н... но... это несправедливо.

– Кто бы об этом говорил!

– Послушай, старик, без пушки я без пяти минут покойник. Как я смогу себя защитить от...

– Точно, не сможешь. Поэтому перестань постоянно напрашиваться на пулю! Конечно, это до некоторой степени ограничит твою бурную деятельность, но, согласись, это лучше, чем лишиться жизни.

– Послушай, ты не можешь официально изъять мою лицензию без распоряжения директора Бюро...

– Кто сказал официально? Я имел в виду эффективно.

– И ты не можешь отобрать у меня оружие. Это... противозаконно.

– Неужели?

Да, Сэм мог. Я прекрасно понимал, – притом, что подобная перспектива просто повергла меня в бешенство, – Сэм не стал бы так наваливаться на меня, не будь у него веских на то причин. Он практически не оставлял мне никакой альтернативы. И я сказал:

– Повтори-ка еще раз, между чем и чем я могу выбирать.

Сэм повторил. Однако, как внимательно я ни вслушивался в его слова, я так и не услышал, что мне, к примеру, воспрещается мотаться по городу безоружным, вступать в контакт с людьми, задавать им любые интересующие меня вопросы. Поэтому, когда он закончил, я пробормотал:

– Ну что ж. Великолепно! Просто великолепно! Я смогу проводить кое-какие исследования...

– Не злоупотребляй моим доверием, Шелл. К сказанному я мог бы добавить, что, отдавая мне свой револьвер, ты одновременно поклянешься не заменять его какой-нибудь гаубицей. Даже если она понадобится тебе для поимки убегающего преступника.

Я посчитал более благоразумным не дать ему возможности пуститься в подробности и установить какие-нибудь дополнительные ограничения на мою деятельность, которые мне придется соблюдать из моральных соображений. Поэтому я тяжело вздохнул, поднялся и выложил свой кольт ему на стол. Пока я с траурным видом вытаскивал из пластмассового окошка моего бумажника удостоверение, выданное мне Бюро Частных Детективов и Следователей, Сэм раскрыл барабан моего кольта и извлек из него пять пустых гильз и единственный патрон.

– Так что, говоришь, у тебя там приключилось? – спросил он как ни в чем не бывало.

– Да так, свело судорогой палец на спусковом крючке, а когда отпустило, пять пуль как не бывало.

– Послушай, мой мальчик, что я тебе скажу. Если ты опять попадешь в какую-нибудь передрягу в последующую пару недель, папочки рядом не будет, и никто не сможет тебе помочь.

Я бросил прощальный взгляд на свой пистолет, круто развернулся и направился к двери.

Позже я вернулся, подошел к столу Сэма, достал из верхнего ящика одну из его вонючих сигар, откусил кончик, зажег ее и выпустил ему в лицо струю ядовитого дыма. Потом протянул сигару Сэму.

– Приятного отпуска, – сказал я и вышел.

Шагая к своей машине без привычного пистолета под мышкой, я испытывал какое-то неведомое мне доселе чувство, словно был без штанов, беззащитный и беспомощный. Поэтому я быстро помчался домой, впрочем – не сразу и не прямо.

Расставшись с Сэмом, я провел кое-какие санкционированные им исследования. К примеру, просмотрел досье на типа по кличке Один Выстрел и собрал воедино всю имеющуюся в отделении информацию о Нормане Эмбере.

Никто в Информационно-регистрационном отделе не мог с уверенностью сказать, что Один Выстрел сейчас находится в Лос-Анджелесе. Однако парни из Отдела внутренней разведки по крайней мере знали, что он собой представляет. В полицейском компьютере числился всего один человек с такой кличкой, и был он из Нью-Джерси. Его настоящее имя было Мелвин Войстер. Это был настоящий профессионал, специализировавшийся на заказных убийствах. Его непостижимо долгий тридцатилетний стаж прерывался лишь однажды, когда он отбывал пятилетний срок в одной из тюрем.

Сейчас ему было пятьдесят девять лет – солидный возраст для подобного рода занятий, – но тем не менее он не только продолжал «трудиться», но и пользовался большим спросом среди тех, кто мог хорошо платить ему за услуги. Опытный стрелок, прекрасно владеющий всеми видами огнестрельного оружия – от стендового пистолета калибра 0,22 и до мощных «магнума» 45-го калибра, дробовика и дальнобойной снайперской винтовки, – Войстер отдавал предпочтение охотничьему карабину с оптическим прицелом, стараясь находиться как можно дальше от своей жертвы, дабы облегчить себе отход. Гангстерская кличка Один Выстрел была обусловлена его высокой репутацией безотказного профессионального убийцы. В его полицейском досье указывалось, что для успешного выполнения заказа Войстеру никогда или почти никогда не требовалось более одного выстрела. После выполнения задания он мгновенно возвращался в Нью-Джерси, где наготове всегда имелся десяток лжесвидетелей, готовых подтвердить его алиби.

Благодаря своей ловкости и неуязвимости, Войстер Один Выстрел стал живой легендой уголовного мира. В притонах и потайных комнатах баров, пользующихся сомнительной репутацией, о нем рассказывали истории, являвшиеся на девяносто девять процентов чистейшим вымыслом, а то и вовсе плодом пьяной фантазии. И все же то немногое, что по пьянке рассказал мне Берни Хутен, сейчас пополнилось новыми сведениями и вполне оправдало мои расходы на три порции «Былого Времени».

В досье Эмбера имелись пробелы, которые я надеялся восполнить, может быть, даже с помощью самого Эмбера. Теперь мне было известно, что он живет на Вистерия-лейн, 4811. Именно туда я и намеревался заскочить по пути домой.

Норману Эмберу сейчас было пятьдесят четыре года. Он родился в Сан-Франциско, с отличием окончил Стэнфордский университет, получив степень бакалавра в области электротехники, после чего проработал четыре года в престижном Калифорнийском технологическом институте. Там он защитил докторскую по теории физики, завершив таким образом свое образование в возрасте двадцати пяти лет. В полицейском досье не указывалось, в каких областях он специализировался и за что получил свои ученые степени. Там просто значилось: «физик, инженер-изобретатель». И еще – «обладатель свыше двадцати патентов», правда, без указания, каких именно.

В досье не содержалось никаких сведений о его бывшей жене, или женах, а также о детях. Сухая официальная запись констатировала: «Разведен, иждивенцев не имеет».

Что кроется за этой информацией, я намеревался выяснить завтра утром, а может быть, даже сегодня вечером, если застану Эмбера дома.

В конце концов мне удалось узнать, за какое преступление он отсидел год в сан-квентинской тюрьме. Когда его арестовали три года назад, Эмбер работал в «Хорайзенс Инк» – компании, занимавшейся разработкой и производством печатных плат на твердых кристаллах для бытовых телевизионных систем, фотографического оборудования и всевозможных лазерных систем и установок. Чем конкретно занимался сам Эмбер – неизвестно, но его обвинили в «присвоении и использовании в личных целях нескольких сложных и неимоверно дорогостоящих электронных блоков», что было приравнено к краже собственности «Хорайзенс Инк». Все эти детали были обнаружены у него дома, в одной из двух комнат, заполненной всевозможными приборами и инструментами, необходимыми для его собственных научных экспериментов.

Быстро было составлено обвинение, его арестовали и осудили, хотя он виновным себя не признал. В газетной вырезке, содержащейся в его досье, цитируется заявление, сделанное им уже в тюрьме о том, что он «явился жертвой не только вопиющей несправедливости и халатности со стороны представителей закона, но и был просто подставлен. Несправедливо осужденный человек не всегда может доказать свою невиновность. Но я докажу! Придет время, и правда восторжествует!..»

Заявление Эмбера было проникнуто излишней патетикой. Я читал и слышал такие заявления сотни раз. И всегда одни и те же, только более прозаические, типа: «Меня подставили» или «Да меня там и близко не было!».

Я разыскал нужный мне дом в квартале 4800 по Вистерия-лейн – один из двух на весь квартал, поскольку Вистерия – малонаселенное тихое местечко. Свет в доме был потушен. Я позвонил, потом громко постучал в дверь. Ни ответа ни привета. Я не стал срывать дверь с петель и не пытался проникнуть внутрь через окно. Я просто сел в свой «кадди» и покатил домой.

* * *

Я не очень-то заботился о том, чтобы не шуметь, входя в свой номер, и не пробирался в спальню на цыпочках. Однако Аралия не бросилась с радостным криком приветствовать меня.

На прикроватной тумбочке горела настольная лампа, которую я иногда включал вместо верхнего света. Аралия лежала на кровати на спине, с закрытыми глазами, укрывшись простыней до пояса.

– Ку-ку, – негромко прокуковал я, что в переводе должно было означать: «Угадай, кто пришел?»

Никакой реакции. Ни радостного возгласа, ни даже: «Сам ты ку-ку».

Но по крайней мере она была жива. Я определил это по ее размеренному дыханию, вернее, по тому, как равномерно вздымалась и опускалась ее голая, сказочно прекрасная грудь. Она просто спала.

Я не стал ее будить. Во всяком случае, пока. А вскоре я и сам робко скользнул под простыню на другой краешек кровати. Именно в этот момент она решила открыть или случайно открыла – один глаз.

– Боже, что здесь происходит? – сонным голосом пробормотала она. А может быть, она бормотала что-то другое, но я не расслышал. Так или иначе, сейчас она смотрела на меня во все глаза.

– А ты что думаешь? – спросил я самым невинным голосом.

– Шелл? Это ты?

– Конечно я. А разве ты ждала кого-нибудь другого?

– Шелл, надеюсь, ты не собирался заползти ко мне в постель голым, даже не разбудив меня для начала?

– Ну, видишь ли...

– Неужели собирался?

– Слушай, видишь ли... ты так сладко спала... и я подумал, как мило было бы... Ты была так прекрасна, и вдруг одна... лежишь, подобно... Знаешь, на кого ты была похожа? На Спящую Красавицу. Ты помнишь эту сказку?

– Спящая Красавица. Ты что, только сейчас это придумал?

– Ну что ты говоришь... Как можно? Увидев тебя, я сразу подумал: «Вот она, Спящая Красавица, ожидающая своего Принца».

– Не думай, что ошибочно приписанный тебе мною поэтический дар служит основанием вот так забираться куда угодно.

– О'кей! Будем считать, что я совершил оплошность, сравнив тебя со Спящей Красавицей. Храпящий Дракула тебе больше нравится?

– Так ты – мой Принц, да?

– Ну, если это не внушает тебе отвращения... Во всяком случае, я надеялся...

– Запрыгивай в кровать, Шелл. А то я чувствую себя как-то неловко. В конце концов, это твоя кровать...

– Да неужели? А я-то думал...

– Это твоя кровать. А теперь послушай меня внимательно. Я – Спящая Красавица. Правильно? Ты – мой Принц.

– Как тебе будет угодно.

– Я сплю уже тысячу лет, и наконец являешься ты. Разбуди меня, мой Принц.

Кажется, теперь я понял, почему она реагировала на мой приход именно так. Я устроился поудобнее рядом с Аралией и, наклонившись к ней – сейчас она наконец улыбалась, – запечатлел поцелуй, который должен был разбудить ее, если бы даже она проспала до этого целых две тысячи лет.

Не знаю почему, но именно в этот момент я вспомнил, что обещал Аралии вернуться с шампанским и разной вкуснятиной, не говоря уже о большом сюрпризе. Ну, с сюрпризом у меня, кажется, все было в порядке, что же касается остального...

– Может быть, сейчас не время вспоминать об этом, но я напрочь забыл о шампанском и всякой вкуснятине.

По-моему, она не расслышала меня, но мне показалось, что я прощен. Потому что, когда она наконец уснула по-настоящему, на губах ее все еще играла счастливая улыбка.