Я резко обернулся и рявкнул на хозяина:

— Где телефон?

От неожиданности он вздрогнул и затряс своей белой головой.

Я прыгнул в его сторону, вопя:

— Где телефон? Быстро!

Он забормотал:

— Там, в задней комнате. Но это платный телефон и только для дела.

Через заднюю дверь магазина я проник в коридорчик, громко спрашивая Айрис ее номер. Телефон висел на стене. Пока я искал монетку, Айрис прокричала мне номер. Я уже набирал его, когда она подбежала.

Телефон гудел и гудел. Я начал потеть. Если Сэйдер поспешил прямо в берлогу Айрис и Май, он мог быть уже там. При хорошей скорости он мог бы добраться туда минут за двадцать.

— Айрис! Мая должна быть дома или собиралась пойти куда-нибудь?

— Нет, не собиралась. Она хотела отлежаться дома.

Я выругался про себя, припоминая нежную чувственность, тлеющую под Маиными пышными формами, ее ласкающий голос и смущающий взгляд. Хотел бы я знать, что бы сделал с ней Сэйдер, попадись она ему в руки. Он был достаточно ловок и не упустил бы свой шанс. Он мог бы вынудить Маю заложить свою подругу. Откуда было Сэйдеру знать, что Айрис не рассказала все Мае — ведь они провели вместе всю ночь после того, как Айрис видела, что произошло у «Подвала».

Телефон продолжал гудеть. Наконец на другом конце подняли трубку.

— Алло, — прошелестело мягко, как ветерок в густой траве.

— Мая?

— Да.

— У вас все в порядке? Ничего не случилось?

— Конечно, все в порядке. Кто это?

— Шелл Скотт. Я разговаривал с вами после полудня. Помните? Давайте-ка...

Она мягко прервала меня:

— Конечно же помню, мистер Скотт.

— Уходите скорее из дома! У меня нет времени на объяснения. Уходите сразу же!

— Что? Но почему?

— Мая, вы помните наш разговор об Айрис? Она здесь, со мной. И теперь вы в опасности. Быстро уходите!

Нет, до нес все еще не дошло. Она откликнулась:

— Айрис с вами? Это замечательно! — В ее голосе прозвучала искренняя радость. — Я так беспокоилась. Да, но я не одета.

— Что?

— Я принимала ванну, и на мне ничего нет.

Что было делать с этой девахой? Я прорычал:

— Да будь у вас хоть скарлатина, убирайтесь к черту из квартиры! — Я сунул трубку Айрис. — Быстро скажи ей что-нибудь! Пусть ждет нас в кафе в паре кварталов от дома. Мы будем в желтом «кадиллаке».

Айрис поспешно проговорила:

— Мая, дорогая, все очень серьезно. Жди нас на углу Хэмптон и Керсон. Пожалуйста, поторопись. Дело в том...

Я вырвал у нее трубку, бросил ее на крючок и потащил Айрис к выходу.

Человечек заверещал:

— Мой бинокль, мой бинокль!

Тут только я вспомнил, что эта чертова штука все еще болталась у меня на плече. Я сорвал ее и бросил хозяину, уже выскакивая за дверь и даже не взглянув, чтобы убедиться, поймал ли он ее.

Мы повернули с Фаунтейн на Керсон в квартале от Хэмптон-авеню, и я сразу увидел ее на углу. Черта с два! Голой она не была! Около того, не более.

Я затормозил, Айрис распахнула дверцу, и Мая прыгнула внутрь. Я нажал на газ, и мы полетели. Мая держала в правой руке ворох одежды, которую, сев в машину, она опустила на колени. И хорошо сделала! Даже полуслепой увидел бы, что на ней не было ничего, кроме прозрачного платьица, а у меня зрение стопроцентное!

Мая пролепетала:

— Что происходит? Вы меня так напугали, что я накинула на себя первое попавшееся платье и прихватила остальное.

Этого она могла бы и не говорить.

Она добавила:

— У меня даже не было времени обсохнуть.

И этого она могла не говорить. Я с трудом заставил себя смотреть на дорогу, а мое воображение нарисовало картинку: Мая вешает трубку, мечется по комнате, хватает платье и втискивается в него.

Втискивается! Я застонал.

— Что с вами, Шелл? — спросила Айрис.

— А? Ничего особенного. Просто думаю.

* * *

Я посмотрел меню: мяса на ребрышках не было.

Девочки не хотели есть, а меня начинало уже мутить от голода, так что мы остановились у маленького кафе на улице Гоуэр. Хотя они и соблюдали диету, (какая женщина, если только она не толстая, не соблюдает постоянно какую-нибудь диету!), они заказали себе салат, чтобы составить мне компанию. Пока я поглощал толстый, с кровью, но хорошо прогретый филей, Айрис ввела Маю в курс дела, иногда прибегая к моей помощи.

Пока та слушала, изредка задавая вопросы, ее глаза все больше округлялись. К тому времени, когда я наконец насытился, Мая знала уже все.

Она посмотрела на меня:

— Мистер Скотт...

— Послушай, мы теперь уже старые знакомые. Зови меня просто Шелл.

— Шелл, значит, вы действительно сыщик? Я не очень-то поверила этому, когда вы навестили меня. Я думала, что это какая-то хитрость.

— Никакой хитрости. Я действительно сыщик.

Я оттянул лацкан пиджака и показал ей мой револьвер. Это всегда производит на них впечатление. Она улыбнулась:

— Этим вы стреляете людей, Шелл?

— Конечно. Сотнями.

Айрис упрекнула меня:

— Не надо этим шутить.

— Конечно, я пошутил. Я это одеваю, только когда иду на свидание.

Мая прищурилась и сказала:

— И все-таки я не могу поверить. Я имею в виду Марти. Он всегда казался мне обаятельным.

— Ну да. Может быть, он даже любит животных. Множество обаятельных людей убивает других. Посмотрим, куда его это приведет.

— Понимаю. О таких вещах пишут, но всегда о ком-то другом. Не о том, кого ты знаешь. Странно, но однажды между представлениями в клубе он сказал мне, что соберет миллион долларов. И сказал это очень серьезно. Он рассказал, что в детстве никогда не ел досыта и, когда наелся в первый раз, подумал, что заболел, — так плохо он себя почувствовал.

— Детка, ему просто было очень жалко себя. Или — что более вероятно — он хотел, чтобы ты его пожалела. Многие не ели досыта в детстве, но они все же не убивают других людей.

Я тоже неважно чувствовал себя. Может, мне предстояло убить Марти.

— Ну что ж, милашки, — сказал я, — пора двигать.

* * *

Здесь было неплохо. Я с удовольствием провел однажды ночь в этом домике в Браш-Каньоне, принадлежавшем моему приятелю. Ничего особенного, так себе, скорее хижина: одна комната с двухспальной кроватью и кухонька с дровяной печкой. Но девчонки могли прекрасно укрыться здесь на какое-то время. Добрались сюда мы быстро — за каких-то двадцать минут. Я припарковал «кадиллак» рядом с хижиной и объявил:

— Приехали. Как вам нравится это местечко? Годится для небольшого отдыха?

Подруги восторженно завизжали и захлопали в ладоши.

Местечко действительно приятное. Вокруг хижины росли кусты и даже деревья, рыскали всякие мелкие твари вроде кроликов и белок. Мы вылезли из машины и вошли в хижину. Да, не очень-то уютно, но сгодится.

— Здесь вам придется погостить, — сказал я, — пока не очистится горизонт.

Двухкомнатная хижина была гола, если не считать чистого постельного белья и немного посуды. Еды, очевидно, не было никакой.

Поэтому я добавил:

— Вы можете расслабиться. Чуть позже я вам привезу продукты. На этой печке не очень-то удобно готовить, но за неимением лучшего...

Мая спросила:

— Неужели поблизости нет никакого магазина?

Даже задавая столь невинный вопрос, она словно призывала: «Иди сюда и раздень меня». Такая уж она была. Я ответил:

— Магазин где-то в миле отсюда. Я не помню точно, да и какая разница. Вам не следует высовываться. Мая, ты ведь знаешь, как плохо обстоят дела. Забудьте о покупках. Я привезу что-нибудь из города.

Мая подошла к кровати, села и подпрыгнула. Это надо было видеть!

Она обратилась ко мне:

— Привезите оливкового масла, лимонов, макарон и рубленого мяса. Я дам вам список. Когда вы вернетесь, я приготовлю салат и макароны.

Айрис спросила:

— Шелл, с вами все будет в порядке? В смысле...

Я усмехнулся:

— Конечно.

Айрис тоже плюхнулась на кровать. Впечатление было не меньшее, чем когда это проделала Мая. Я остался стоять — в хижине не было стульев, и кровать была единственным местом, где можно было присесть, а девочки заняли ее почти полностью. Конечно же еще оставалось место, но у меня уже не было времени.

— Увидимся позже, — сказал я им. — Не высовывайтесь. Я вернусь, как только смогу. — Я взглянул на часы: — Сейчас половина пятого. Минут сорок пять или час на дорогу в оба конца. Кроме того, мне нужно кое-что сделать в городе. Так что вернусь довольно поздно. Но не волнуйтесь.

Айрис прошептала:

— Мы будем волноваться, Шелл. Будьте осторожны.

Мая ничего не сказала. Она облокотилась на постель и медленно моргнула.

Я бросил последний взгляд на прелестную картину, попрощался и вышел. С большой неохотой.

* * *

Фил Сэмсон — рослый и крепкий человек с белой головой, гладко выбритым розовым лицом и челюстью, тяжелой, как молот, — мой лучший друг и одновременно трудолюбивый, честный и умный коп. Точнее, капитан отдела по расследованию убийств полиции Лос-Анджелеса.

Сейчас он выглядел не слишком довольным. Я сказал ему, что хотел бы поговорить с Оззи Йорком, и это было нормально. Но я хотел поговорить с ним наедине, что уже не было нормальным. Мы ходили вокруг да около уже минут десять.

Он жевал конец незажженной черной сигары:

— Какого черта, Шелл? Ты же не из нашего отдела, а всего лишь паршивый частный сыщик.

Я ухмыльнулся:

— Не такой уж паршивый.

— Почему ты хочешь видеть его наедине?

— Чтобы разговорить его. Может, он расслабится, если в комнате не будет никого, кроме меня. Может, ничего и не получится. Но я мог бы выудить что-нибудь. Я же не прошу отпустить его на прогулку. Он в предварилке?

— Да. В Линкольн-Хейтс.

После тщетного допроса в отделе по расследованию убийств Оззи отправили в главную тюрьму Лос-Анджелеса. Раньше она называлась Линкольн-Хейтс, и мало кто пользовался новым названием, во всяком случае, не старожилы, как Сэмсон.

— Так что, Сэм? — спросил я. — Это же никому не повредит. Может, я что-нибудь да выужу. И все во имя правосудия, сэр.

Он выхватил сигару из своего широкого рта, проворчал:

— Пошел ты к черту, Шелл, сэр, — и вернул сигару на место.

Некоторое время он молча хмурился. Я тоже молчал. Наконец он взглянул на меня:

— Хорошо, Шелл. Я пошлю лейтенанта Ролинса с тобой. Только поживей. И сообщи мне, если что-нибудь узнаешь.

— Обязательно, если он мне позволит.

— Как? Кто позволит?

— Оззи. Может, мне придется пообещать ему молчание.

Розовое лицо Сэма порозовело еще больше.

— Ты... — загремел было он. Затем достал спичку, чиркнул ею об стол и сделал мощную затяжку. Его карие глаза уставились на меня сквозь завесу удушливого дыма. — Катись-ка ты отсюда, — затем ласково добавил: — Не будете ли вы так любезны заглянуть как-нибудь сюда, сэр? Шутки ради?

— Кончай, старик! Конечно, я загляну. Шутки ради.

Я поднялся, когда Сэм сказал:

— Но сначала, Шелл, напиши это чертово заявление о преступлении. Я хочу иметь его в деле на случай, если тебя пришьют.

Я усмехнулся и вышел. В комнате напротив я продиктовал заявление о том, как утром Оззи пугал пистолетом прелестную маленькую девочку. Когда я вернулся в коридор, из кабинета Сэма вышел лейтенант Ролинс.

— Поехали, Шелл, — сказал он радостно. — Я всю жизнь мечтал об этаком задании — отвезти тебя в тюрьму.

Ролинс довез меня в полицейской машине до Линкольн-Хейтс. Тюремщик привел Оззи из камеры. Я отдал Ролинсу свой револьвер и прошел с Оззи в комнату для допросов. Ролинс остался снаружи, сказав напоследок:

— Узнай-ка у него, кто придет первым в шестом заезде в Голливуде.

— Обязательно, — ответил я ему, последовал за Оззи, и шуткам уже не осталось места.

Мы сели на жесткие деревянные стулья по разные стороны соснового стола, и Оззи спросил:

— Че надо?

— Небольшой разговор, Оззи. Хочу получить от тебя информацию.

Я понимал, что не могу его отвалтузить, да и вряд ли бы это дало что-нибудь. Поэтому я взялся за дело с другой стороны.

— Оззи, ты не пожелал говорить сегодня утром. Но если ты хочешь сделать хоть один удачный ход в своей жизни, выкладывай все, всю правду. Я и так знаю почти все.

Он ощерился и продолжил игру в молчанку. Он, видимо, думал, что я его обманываю.

— Ну хорошо, — сказал я. — Послушай. Первое: Сэйдер послал тебя с напарником убить меня. Да, да, Марти Сэйдер из «Подвала» на Седьмой улице. Я только что беседовал с ним...

У него отвалилась челюсть, и я вдруг понял, почему он не мог говорить до сих пор. Если бы он проболтался, что Марти послал его за мной, это означало бы, что он был замешан в ночном убийстве. Возможно, он был одним из двух парней, которые выволокли Лобо из клуба после его закрытия.

Я продолжил:

— Это знаю только я, Оззи, и никто больше. И раз уж я это знаю, ты мог бы просветить меня насчет остального.

Он продолжал щериться и молчать. Так длилось минут пять. Он не раскрывал рта, и в конце концов я решил пойти на сделку.

— Хорошо, Оззи. У меня есть предложение. Ты и так уже в большой беде. Сегодня утром ты, уголовник, угрожал мне оружием. Иметь оружие — само по себе преступление в твоем случае. Так что на тебе уже висит обвинение в обладании смертоносным оружием. Но ты увязнешь еще глубже, если я буду настаивать на обвинении в вооруженном нападении. При предъявлении обвинения через пару дней, что бы ты ни привел в свое оправдание, ты пропал. Особенно если я буду настаивать на своем обвинении. Слушай хорошенько: ты расскажешь мне все, и я сниму обвинение в угрозе оружием. Ничего из сказанного тобой я не передам копам. Ты окажешься в лучшем положении, чем сейчас.

Он покосился на меня, раскрыл и тут же закрыл рот. Покачав головой, он сказал:

— Не знаю, что это мне даст.

— Ты избавишься от моих показаний о том, что произошло у меня в конторе. Это уже кое-что. Это уже облегчит твою участь.

— Я тут долго не пробуду. — Однако его усмешка не была очень уж уверенной.

Я рассмеялся ему в лицо:

— Имей в виду, я не выболтаю ничего. Может быть, ты слышал обо мне, Оззи. Когда я иду на сделку, я не нарушаю ее, даже если мне это колом выходит. Бог знает, как мне не хочется идти ни на какую сделку с тобой. Но, если мы ее заключим, я буду ее придерживаться.

— А что за сделка?

— Я не настаиваю на обвинениях и не рассказываю копам ничего из того, что ты мне скажешь. Это значит, что я подставлю свою шею, если утаю что-то. Но таков уговор. Не забывай, что я и так знаю много: о Сэйдере, о тебе, о Лобо и т.д.

Он пососал верхнюю губу:

— Чего же ты хочешь?

— Только подтверждения. Я знаю, что ты... Впрочем, забудем о том, что кто-то стрелял в меня. Я знаю, что ты и твой дружок — такой высокий, худой — были посланы за мной. А что дальше? Вы должны были отвезти меня к Сэйдеру или просто кокнуть?

— Никаких обвинений?

— Это точно. Это все, что я обещаю. Никаких обвинений и никаких сведений никому. Все остальное, в том числе то, что выбьют из тебя копы, — не моя забота. Я — частный детектив а это практически то же самое, что и любой гражданин. У меня нет особого веса в полиции или где бы там ни было еще. Ты сейчас стоишь поперек горла властям, и заместитель окружного прокурора может сам выдвинуть обвинение против тебя. И он это сделает. Но ты сделал бы большую глупость, если бы не воспользовался любой возможностью, которая тебе представится. В том числе и той, что я тебе предлагаю.

Он снова пососал губу и кивнул:

— Какого черта? Дело, скажем, было так. — Он скосил глаза и сморщил свой узкий лоб — это означало, что он думает. — Предположим, я и мой друг должны были тебя «прокатить» в один конец. Так, чтобы ты исчез.

Он сделал паузу и взглянул на меня. Я кивнул, и он продолжил:

— И все были бы довольны. Вот и все, что я об этом знаю. Я даже не должен был, предположим, видеться с Сэйдером.

— Понятно. Предположим это. А дальше что? Может быть, ты отправился бы к Сэйдеру?

Он вздохнул:

— Я бы позвонил. Я бы вовсе не увиделся с Сэйдером. Я даже не знаю, что это его интересует.

— Позвонил бы куда?

Он усердно пососал губу и вытер рот своей маленькой рукой. Затем почесал плечо, не глядя на меня. Наконец он выговорил:

— Голливуд 32-27.

— Это телефон Сэйдера?

— Я не знаю.

— Что ты должен был сказать?

Он тревожно поежился, не отвечая. Я резко потребовал:

— Давай колись, Оззи. Говори все до конца.

Он вздохнул:

— Я должен был сказать: «Я доставил цветы».

— «Доставил...» Это все?

— Да, все.

— Так чей это номер?

— Понятия не имею. Это все. Ничего больше не знаю. Сдержи теперь свое слово.

— Ну и ну! Ты же мне еще ничего не сказал. — На самом деле я узнал почти все, что не могла мне сообщить Айрис. Но я надеялся, что Оззи мог еще что-то прояснить. — Еще одно. Что за кошка пробежала между Марти Сэйдером и Коллиером Бридом?

— Ты еще спрашиваешь?

Я более или менее представлял себе, в чем дело, как многие из тех, кто сталкивался с преступным миром, но я хотел большей ясности.

— Объясни-ка мне, Оззи. Ты должен добавить это к своей части сделки.

— Ничего особенного. Брид, сукин сын, хочет все заграбастать. Стоит кому-то организовать какое-нибудь дело на территории, которую Брид считает своей, как он тут же пытается запустить свои жирные пальцы в это дело. Вот что вытворяют он и стоящие за ним большие шишки.

— Что за шишки?

Оззи запрокинул голову и попытался взглянуть на меня свысока:

— Бог мой! Ты что, недавно на свет появился? Не знаешь, о ком я говорю?

Пожалуй, он был прав. Ему не было нужды называть какие-либо имена. Да и такие людишки, как Оззи, могли и не знать их. Он имел в виду ловких и сладкоречивых «дельцов», за которыми охотились сенатор Кефовер и налоговые инспектора.

— У Сэйдера хорошее дело?

— Лучше не бывает.

— Достаточно, Оззи. Или у тебя есть что-нибудь еще?

Он покачал головой.

— О'кей. Скажи, кто сидит у этого телефона, и я пойду.

— Я сказал все, что знаю.

Я встал:

— Хорошо, Оззи. Раз не знаешь, значит, не знаешь. Но если знаешь, лучше сказать мне. Я могу поспрашивать в полиции, но это может кое-кого насторожить.

Он замысловато выругался:

— О Господи. Это квартира одной девахи, одним словом, любовницы Сэйдера. Я себе никогда не мог позволить такую роскошь. Ее зовут Китти Грин. И это все, что я знаю. Понятия даже не имею, где она обретается, но Сэйдер платит за ее берлогу. Теперь отстань от меня.

— О'кей, Оззи. Сделка состоялась, — сказал я и вышел.

Мне надо было позвонить, но сначала я должен был сделать еще кое-что, пока была возможность. По дороге в полицию я высказал свою просьбу Ролинсу:

— Сегодня после полудня я видел полдюжины головорезов Коллиера Брида — по крайней мере, я думаю, что они работают на него, — и двух парней Марти Сэйдера. На всякий случай я хотел бы взглянуть на имеющиеся у вас фотографии известных вам подручных Сэйдера и Брида.

У меня было предчувствие, что я еще столкнусь с кем-то из этих типов, и, чем больше я узнаю о них, тем будет лучше. Поэтому и хотел получить как можно больше информации о них.

Ролинс спросил:

— Ты узнал о шестом заезде?

Я покачал головой:

— Совсем забыл об этом. Ставь на седьмой номер.

Он ухмыльнулся:

— Ты же знаешь, что я не играю на скачках. Разузнал что-нибудь еще?

— Не уверен. Но я не буду настаивать на своих обвинениях.

Он насупился:

— Вот как? Ты, который заварил всю эту кашу?

— Минутку, Ролинс. Не горячись. Не я ее заварил, а Оззи. Или некто за его спиной. Я обещал ему, что не буду настаивать на обвинениях. Я не мог бы этого сделать, будь я копом. Я также сказал ему, что остальные неприятности — его забота. Ты прекрасно знаешь, что его все равно посадят, выдвину ли я обвинения против него или нет. Об этом я его предупредил.

С минуту он пристально смотрел на меня, не говоря ни слова. Чтобы переменить тему, я сказал:

— Трудно организовать фотографии, которые я просил? Это не займет много времени?

Он расслабился и усмехнулся, опять молча.

Я, кажется, догадался почему. Я знаю многих офицеров полиции и за одним-двумя исключениями (Ролинс не был таким исключением) поддерживаю со всеми приятельские отношения. Я многое знал о деятельности полицейского управления Лос-Анджелеса, в частности то, что оно работает чертовски квалифицированно.

Так случилось и на этот раз. В здании полиции я вдруг обнаружил, что мы идем вовсе не в отдел регистрации и опознания. Я спросил Ролинса, не заблудился ли он.

— Ни в коем случае, Скотт. Мы идем в отдел оперативной информации.

Удивившись, я взглянул на него, но он промолчал. В отделе я сел за свободный стол, а Ролинс куда-то вышел. Я закурил, но не успел насладиться сигаретой, как Ролинс вернулся, продолжая ухмыляться.

— Нет, это не займет много времени, — сказал он и выложил на стол передо мной две пачки небольших фотографий.

Пальцем он придвинул ко мне более толстую пачку и сказал:

— Брид. — Затем указал на тонкую пачку:б— Сэйдер.

— Ну ты даешь! Ты выглядишь слишком самодовольным, Ролинс.

Он усмехнулся.

— Как это они оказались наготове? — спросил я его. — Не держите же вы данные на всех негодяев в городе?

Он сел напротив меня:

— Ну, может, не на всех. Но после убийства Лобо...

— Ты полюбил Сэйдера?

— Очень может быть. Он наступает на пятки Бриду. Во всяком случае, похоже на это. Нельзя быть абсолютно уверенным. Но он все же любопытный тип.

— Мне он тоже нравится, — сказал я. — Больше, чем тебе. Я думаю, что этот гад приказал пристрелить меня.

Он нахмурился:

— Послушай, Шелл, если ты можешь нам что-нибудь сообщить, не откладывай. Мы ведь тебе оказываем полное содействие. Я видел утренний рапорт о том, что произошло с тобой. И ты заявил Руссо, что понятия не имеешь о том, кто в тебя стрелял.

— Я и не имел.

Я взвешивал, можно ли было рассказать обо всем. Но что я мог сказать? Что одна милашка пропела мне на ухо свою песенку? У меня не было причин сомневаться в рассказе Айрис, но что подумал бы о нем лейтенант Ролинс из отдела по расследованию убийств. Конечно, Оззи тоже выболтал кое-что, но, черт возьми, я заключил сделку с этим подонком. Он честно выполнил свое обязательство по сделке, и я уже сожалел, что она связала мне руки. Еще бы, теперь я уже знал, что хотел.

Ролинс не спускал с меня глаз. Я выдавил из себя:

— В самом деле я не знаю точно, что Сэйдер отдал этот приказ. Послушай, Ролинс, ты же знаешь, как я работаю. Я двигаюсь ощупью, спотыкаясь и набивая шишки. Сейчас у меня голова полна идей, но нет ни одного доказательства. Позже я вернусь сюда, быть может, сегодня ночью, и выдам все, что смогу. Конечно, если узнаю что-то.

— Конечно.

Какое-то время мы таращились друг на друга, потом я зарылся в фотографии. На самом верху пачки с надписью «Брид» я нашел бледное плоское лицо и пуговичные глазки типа, которого я оглушил на выходе из «Подвала».

— Этот меня очень интересует, — сказал я.

— Артур Боттен, он же Дятел. Дет десять назад сидел. Имеет еще дюжину кличек, но предпочитает Дятла.

— Да, забавно они это делают.

— Не просто забавно, Шелл. Некоторые из них набирают до сотни кличек и меняют их так часто, что им необходима какая-то постоянная, по которой их узнавала бы братва. Этот Дятел прибыл сюда из Нью-Йорка месяца два назад и уже полтора месяца связан с Бридом. Он его последнее приобретение, и со скверной репутацией притом.

— Насколько скверной?

— Отсидел за вооруженный грабеж. Дважды подозревался в убийстве, но до осуждения дело не дошло.

С Дятлом все было ясно. За полчаса мы перебрали все фотографии. Двух подручных Сэйдера звали Пит Висельник и Легочник. Я их хорошенько запомнил. В шофере Брида я опознал Рэя Часы. Особое внимание я обратил на четырех вооруженных парней, вышедших из лифта незадолго до того, как я оглушил Дятла. Это были: маленький Детеныш Клейн, здоровый осел Гарри Рыбак, Гамлет — самый кроткий из кровожадной компании и, наконец, большой и безобразный Одинокий Вагнер с разбитым лицом, которое объясняло, быть может, его одиночество.

Я запомнил их всех, поблагодарил Ролинса и был таков. Но очень мне не хотелось уходить — в полиции я чувствовал себя в безопасности.

* * *

Адрес Китти Грин вместе с ее телефоном, названным Оззи, я нашел в телефонном справочнике. В четырех кварталах от ее дома я остановился, зашел в телефон-автомат и набрал Голливуд 32-27.

Ожидая ответа, я мысленно осуждал Марти Сэйдера: «паршивец», видно, развлекал здесь «шлюшку», о которой говорила его жена. Но, вспомнив старую лошадиную морду, я мог понять «заблудшего».

И зная, на ком был женат Сэйдер, я ожидал, что мой слух покоробит скрипучий голос какой-нибудь бандерши.

Но какой сюрприз!