Ее слова ошеломили меня. Это был настоящий удар под дых. Я даже засомневался, уж не оставил ли Эмметт свою собственность Дороти Крэйг, уж не подлинное ли в самом деле завещание?

Было непонятно, как я мог так ошибиться? Если иметь в виду все случившееся.

— Бетти, эксперт ведь не сказал, что подпись на открытке подделана? Просто она отличается от той, что на завещании, верно?

— Ну, по телефону он сказал, что трудно быть совершенно уверенным, когда имеешь дело с фотографиями.

Сравнив подписи на фотокопиях завещания, на полудюжине других документов и на открытке, он пришел к заключению, что все подписи одинаковые, кроме подписи на открытке. Последняя отличается лишь немного, добавил он, но именно она — явная подделка.

— Как раз наоборот! Подделаны все подписи, кроме той, что на открытке Эма. Вот как обстоят дела. Они затеяли все давным-давно, и все документы, найденные мною в сейфе, — фальшивки. Все до единой. При сличении в суде подпись на завещании оказалась бы идентичной подписям Дэйна на других бумагах. Естественно, они же подделаны одним и тем же лицом. Круто задумано!

«И все еще туго завязано», — подумал я.

Остается непреложным сам факт, что я застрелил двух полисменов и оглушил самого шефа полиции. Правда, Блэйка и Карвера я убил за какие-то мгновения до того, как они с радостью безжалостно укокошили бы меня. Интересно, удастся ли мне убедить жюри присяжных?

— Что нам делать теперь, Шелл? — спросила Бетти.

— Хотел бы я сам знать. Пожалуй, нам остается только одно — то, что мы обсуждали вчера. Я попытаюсь пробраться к Барону и побеседовать с ним. У меня тут два живых копа, но что стоит мое свидетельство против их показаний? Нам нужно что-то поубедительней. Гораздо убедительней!

— Позволь мне помочь тебе, Шелл. — Она посерьезнела. — Как ты думаешь связаться с Бароном?

— Он, скорее всего, в своем офисе. Я просто зайду к нему.

Она сердито насупилась.

«Она права — прозвучало это глуповато», — подумал я.

— Весь город наводнен полицейскими, — возразила она. — И все они знают тебя в лицо, сам понимаешь.

— Понимаю. Даже хорошо, что город кишит копами. Может, никто и не заметит еще одного. Не подглядывай!

Оставив ее в «форде», я зашел с другой стороны полицейской машины и занялся делом. Когда я закончил, тело Карвера лежало на полу между сиденьями, на него я навалил шефа полиции и Мака — связанных, в наручниках и с кляпами во рту. На Маке остались одни трусы, я же вырядился копом.

Форма Мака была мне тесновата, но тяжесть его «пушки» на моем бедре приятно согревала меня. Поправив фуражку, я подошел к «форду».

— Как я выгляжу?

— Не очень-то ты похож на полисмена. Однако может сойти.

— Еще как! Должно! Один коп похож на другого. Люди обычно смотрят на форму, а не на лицо. Так я надеюсь.

— Я тоже надеюсь, Шелл. Ну, теперь мы готовы?

— Вполне. Поехали.

Бетти оставила свой «форд» на обочине дороги и села рядом со мной на переднее сиденье полицейской машины, и мы помчались обратно в город. Наши три копа спокойно лежали сзади, прикрытые моей одеждой и чехлами с сидений «форда». Рация была на полицейской волне, но ничего интересного для нас не передавалось. Я подробно остановился на том, что мы собирались проделать, и, уже въезжая в пригород, спросил:

— Ты все поняла?

— Естественно. Мне досталась легкая роль.

— Вовсе не легкая, детка. И у тебя должно все получиться, иначе нам конец. В полиции могут найтись и другие продажные шкуры вроде Турмонда и Карвера. Неизвестно. К тому же мне кажется, Норрис и его подручные уже ищут тебя. А увидев, ни один из них не пройдет мимо, по-джентльменски поприветствовав тебя снятием шляпы. — Я спрятал в бардачке лишние «пушки». Сейчас я открыл его, достал полицейский револьвер и положил его ей на колени. — Тебе он не помешает, золотце! И если придется прибегнуть к стрельбе, целься в голову. Это в кино лелеют миф, будто стоит подстрелить человека, и он падает замертво. В Сиклиффе так не получается!

Она попыталась улыбнуться, но явно была не в том настроении. Как и я. Подъехав к автостоянке на Перечной улице, я припарковался у тротуара.

— Если что, бибикни разок, — бросил я, распрямил плечи и пошел на стоянку.

Я помнил ночного дежурного. Если и он запомнил меня, его немало удивит моя форма. Поэтому я двинулся прямо к нему и резко произнес:

— Эй, приятель!

Он взглянул на меня и, насколько я мог понять, увидел всего лишь копа. Я продолжал без запинки:

— Я ищу черный «кадиллак» с откидным верхом, который видели здесь.

Он постарался быть полезным:

— Конечно, командир. Думаю, я знаю, о чем вы говорите. Тут только один такой. Он что, краденый?

Его любопытство я пресек свирепым взглядом:

— Где он?

Он куда-то побежал и быстро вернулся с моими ключами, вручил их мне и наблюдал, как я открываю багажник. Увидев мое барахло, он не удержался от восклицания:

— Это что же такое?

Еще раз я наградил его злым взглядом, и он заткнулся и молчал все время, пока я рылся в хламе в поисках нужных мне вещей. Наконец я нашел две коробочки и служащий опять не стерпел:

— Та самая машина?

— Ага, она. — Я немигающе уставился на него. — Спасибо. Это все.

Он отошел, абсолютно убежденный, что я самый настоящий коп. Я взял две коробочки, закрыл багажник и вернулся к полицейской машине, ощущая нервное подергивание между лопатками.

Сев за руль, я поехал в сторону Главной улицы, все еще ощущая неприятное подергивание между лопатками. На Главной мы проехали мимо другой черной патрульной машины, попавшейся нам навстречу, и ничего не случилось, квартал между Четвертой и Пятой улицами был все еще блокирован в связи с кампанией Красного Креста, и у его помоста толпилась масса народу. Я объехал этот квартал, снова вырулил на пересечение Главной и Пятой улиц, повернул направо и припарковался.

— Готова? — спросил я Бетти, когда она выходила из машины.

— Д-д-да. — В руке она держала одну из моих коробочек за ременную петлю.

— Не испорть все. Сделай именно так, как я тебе объяснил. Начнем точно в пять пятнадцать. Поосторожнее с этой штуковиной.

— Я боюсь. Не очень, но боюсь. Не беспокойся, я сделаю все, как надо. Просто... Я боюсь немного.

— Не больше, чем я. Мы отлично справимся, золотце!

— Да, разумеется. — Она повернулась и пересекла Пятую улицу.

Я завел двигатель, проехал два с половиной квартала и остановился на полосе, ограниченной красной линией, запрещающей стоянку напротив входа в «Алмазный дом». Оставалось подняться на седьмой этаж и зайти в дверь с номером 712. Барон просто обязан быть в своем офисе! Он даже мог в этот момент видеть в окно припаркованную полицейскую машину. Было уже начало шестого, и из здания начали выходить первые служащие. Самое подходящее время, пока вокруг крутится множество людей.

Я вылез из машины, захлопнул дверцу и с пересохшим от волнения горлом пересек широкий тротуар к парадному подъезду «Алмазного дома».

Сквозь густую толпу служащих я пробрался к лифтам. Почувствовав боль в челюстях, я сообразил, что сжимаю зубы с неимоверной силой. Когда передо мной раскрылись дверцы лифта и пассажиры вышли, лифтерша взглянула на меня, потом на коробку, зажатую под моим локтем, и сказала усталым голосом:

— Наверх.

Я шагнул в лифт, стараясь расслабиться, и бросил:

— Седьмой.

За мной вошел еще один мужчина и попросил:

— Четвертый. — Потом прислонился к стенке.

Я его никогда прежде не видел, да и он не обратил на меня никакого внимания. На четвертом этаже он вышел, а мы поднялись на седьмой. В холле я огляделся и подождал, пока лифт не начнет спускаться, и только тогда подошел к двери с номером 712.

Мгновение я колебался — приоткрыть дверь по-тихому, надеясь, что движение останется незамеченным, или распахнуть ее внаглую? Потом резко повернул ручку и толкнул дверь. В кабинете никого не оказалось. Дверь стукнулась о стену, но негромко. Я сделал шаг внутрь и быстро огляделся — пусто. Дверь в стене слева от меня закрыта.

Я расстроился и разозлился. Вся моя игра была рассчитана на присутствие Барона. Так много зависело от этого, так много было поставлено на карту, что мне хотелось надеяться, что он выскочил на минуточку, скажем, в туалет или попить кофейку. И я даже не подумал, что он мог находиться в одном из двух соседних кабинетов — ведь офис был трехкомнатный. Подойдя к его письменному столу, я углядел большую мусорную корзинку рядом. Быстро проверив циферблаты на ящичке под мышкой, я сунул его в корзинку и прикрыл находившимися в ней скомканными листами бумаг.

Я все еще склонялся над мусорной корзинкой, когда услышал шаги в коридоре. Нервно подпрыгнув от неожиданности, я выхватил «пушку», кинулся к стене у двери и стал ждать, прислушиваясь к приближающимся шагам. Я прицелился в дверь, надеясь, что сейчас войдет Барон. Шаги проследовали мимо, замолкли. Наступила абсолютная тишина, не слышно было ни звука. Когда же я что-то услышал, было поздно, и это было совсем не то, чего я ожидал, за моей спиной, где находилась одна из внутренних дверей, раздался голос Барона.

— О'кей, повернитесь. Медленно, — произнес он.

Я дернул головой назад, начал поворачивать револьвер, потом замедлил движение, как он и велел. Револьвер в руке Барона был невелик, вероятно, 32-го калибра, но не так уж и мал. И направлен он был мне прямо в грудь.

Барон стоял посреди кабинета, и, моментально вспомнив все, что он натворил, я жаждал прыгнуть на него, достать наконец его руками, врезать ему по физиономии. Однако сделай я лишь шаг к нему, он бы выстрелил без промедления. Впрочем, и мертвый он мне был ни к чему.

Он тихо сказал:

— Бросьте свой револьвер и подтолкните его ногой ко мне.

Долгую секунду я колебался, затем уронил «пушку» и пустил ее ботинком по ковру. Вовсе не так я планировал нашу встречу. Барону полагалось бы корчиться у меня на мушке.

Нагнувшись, он подхватил мой револьвер и сунул его в карман своего пиджака, не спуская глаз с моего лица. Его большие ровные зубы сверкнули в какой-то неуверенной улыбке:

— Я чего-то не понимаю, мистер Скотт. Поднимите руки.

Я вытянул руки над головой, вычисляя: было уже почти пять пятнадцать. И проронил:

— Вас удивляет, полагаю, что меня еще не убили?

— Главным образом меня удивляет, что вы пришли сюда. Зачем вы здесь, мистер Скотт?

— Вы могли бы догадаться и сами. Вы так ловко подстроили ложное обвинение против меня, что не оставили мне ни единого шанса выпутаться. Я пришел, чтобы... скажем, отплатить вам той же монетой.

Он нахмурился:

— Понятно. Вы явились убить меня.

Когда я промолчал, он продолжил:

— Как можно предположить, вы уже знаете все.

— Все существенные моменты. Полагаю, достаточно, чтобы остановить вас. Если бы только вы не вынудили меня к бегству.

Барон отвел курок своего маленького револьвера:

— Вы же понимаете, что не проживете достаточно долго, чтобы успеть все рассказать кому-нибудь.

— Вы не можете убить меня здесь. Как вы это себе представляете, Барон? Если вы выведете меня из здания, я постараюсь убежать.

Он холодно спросил:

— Почему это я не могу убить вас здесь, мистер Скотт? Вы в полицейской форме, вы явились сюда, чтобы убить меня, вы вломились в мой кабинет. — Он замолчал и нахмурился. — Я никогда еще никого не убивал. Хотите — верьте, хотите — нет.

— Вы убили Эмметта Дэйна.

Когда он снова открыл рот и забормотал, казалось, что говорит он сам с собой, а не со мной, словно все еще стараясь убедить самого себя в своей непричастности к убийству.

— Нет, неправда. Я никогда никого не убивал. Дэйна убил Циммерман. Он и Джиббонс...

— Вздор, Барон! Не обязательно нажимать на спусковой крючок, чтобы убить человека. Тем более, если можешь нанять профессиональных головорезов вроде Циммермана. Или Норриса. Пусть спусковые крючки нажимали они, но вы-то виновны даже больше, чем они.

Внезапно он сделал шаг ко мне, и его зрачки расширились.

— Я думал, что вы в тюрьме. Или... — он бросил беглый взгляд на свои часы, держа меня все время на мушке, — мертвы. Непонятно...

— Вы многого не понимаете, Барон. Многого не знаете, даже того, что случилось с подкупленными вами шефом полиции и его подручными.

Мне показалось, что его палеи начал давить на спусковой крючок, и я поспешно выпалил:

— Мертвый, я уже вам ничего не расскажу. А сами вы в этом не разберетесь. Ваша операция разваливается на глазах, Барон.

Он сделал судорожное глотательное движение. Заметив, как напряглись мышцы на его челюстях под слоем жира, я продолжил:

— Это восходит в определенной степени к тому дню, когда я познакомился с вами и с Дороти Крэйг в поместье Мэннингов. Тогда я еще не догадывался, что вы выдавали Дэйну и мне Дороти за Лилит Мэннинг.

Он насупился и прикусил губу, а я тараторил еще целую минуту, стараясь по-быстрому осветить все основные моменты его операции в Сиклиффе, включая силовое давление, мошенничество, убийство, обман Крэйг — Мэннинг, план коммерциализации земельных участков, трюк с фондом, убийство Дэйна и фальсификация его завещания. Короче говоря, все, вплоть до последнего мгновения, когда шеф полиции Турмонд начал останавливать патрульную машину час тому назад. В заключение я сказал:

— Они намеревались убить меня, Барон, как раньше пытались сделать это Карвер и Блэйк. Тогда бы, я полагаю, вам дышалось легче. Но даже убрав меня с пути, слишком многое пришлось бы вам прикрывать, слишком уж много людей вы подкупили или шантажировали. Не стоит все это какого-то паршивого миллиона, Барон. И ничего у вас не получится, как бы вы ни старались.

— Обязательно получится, — тихо и очень серьезно проговорил он, как если бы опять говорил скорее самому себе, чем мне. — И речь не об одном миллионе, а о миллионах, даже о миллиардах. Речь о городе... о целом городе, мистер Скотт.

— Вы никогда...

— Хватит, — прервал он меня.

Он достаточно уже говорил со мной и дал высказаться мне, однако едва ли слышал меня и понимал до конца свои собственные высказывания, ибо явно пытался собраться с мужеством, чтобы нажать на спусковой крючок своего револьвера. Похоже, он решился, словно получил откуда-то заряд необходимой ему отваги. Его лицо побледнело и покрылось капельками пота, а челюсти крепко сжались.

Я напрягал слух; часть моего мозга бодрствовала в ожидании чего-то извне, с улицы, семью этажами ниже. Наконец я услышал отдаленный вой сирены. Он не обязательно означал то, на что я надеялся, однако шанс все же был. И нужно было вынудить его говорить, заставить нервничать по крайней мере еще минуту-две.

— Барон! — резко произнес я. — Погодите минутку! Турмонд и два его приятеля находятся внизу, лежат связанные в их патрульной машине, на которой я приехал сюда. Когда другие городские копы — честные полицейские — узнают, в чем замешан Турмонд, они разорвут его в клочья. Он выболтает все, и они в конце концов доберутся до вас. Вы сами говорили, что еще никого никогда не убивали, не убивали своими руками. У вас еще есть шанс. Вы...

Он прервал меня каким-то напряженным голосом, вытаращив глаза:

— У меня нет выбора.

По выражению его лица и конвульсивному движению его правой руки я понял, что сейчас он выстрелит. Его губы сомкнулись и обтянули зубы, а его револьвер чуть приблизился ко мне. Я отпрыгнул в сторону, пытаясь увернуться от дула, но недостаточно быстро.

Треснул выстрел, и одновременно я почувствовал, как пуля шмякнулась в мой живот, пронзила и ожгла мою плоть. Я пошатнулся, рухнул на колени и судорожно повернулся всем телом к Барону, который сделал шаг ко мне и прицелился в мою голову.

Следующее мгновение словно бы растянулось во времени, и в моем мозгу замелькали события и впечатления. Искаженное лицо Барона с вытаращенными глазами, усилившееся завывание сирены внизу, отсутствие боли в моем боку, если не считать легкого жжения, страшное отверстие ствола револьвера в руке Барона. И в тот миг я понял: попытайся я напасть на него, он выстрелит еще и еще раз, пока не убьет меня.

— Барон! — крикнул я. — Погодите! Ваш выстрел слышала тысяча человек.

Что-то в моем голосе и словах остановило его на какой-то миг. Он не нажал на спусковой крючок, и я торопливо заговорил:

— Именно так. Каждое слово, сказанное нами за последние пять минут, слышала половина населения города. Так что остановитесь, Барон!

Напряженное выражение сошло с его лица; в глазах появился проблеск недоумения. Я подтянул под себя ноги, зажимая рукой бок и чувствуя, как теплая кровь сочится сквозь пальцы. Но боли, настоящей боли пока еще не было, она придет позднее. Я попробовал еще раз:

— Я принес сюда маленький коротковолновый передатчик — он в вашей мусорной корзинке. Взгляните.

Его лицо оставалось безучастным, когда он сказал:

— Вы лжете. Вы не могли этого сделать. Меня не было всего несколько секунд. Вы лжете.

— Посмотрите сами.

Он не шевельнулся.

Сирена внизу застонала и стихла.

— Слышите сирену, Барон? Это за вами. Могу поспорить, что эти копы — не ваши друзья. У вас их не осталось. Вся ваша банда разбегается. Норрис и его громилы, все ваши дружки уже знают, что ваша операция накрылась. И они уже драпают куда глаза глядят.

Он шагнул к мусорной корзинке, поворошил бумаги в ней, и еще до того, как его взгляд упал на маленький передатчик, когда его рука только коснулась его, он переменился в лице. Оно как-то вдруг обвисло и побелело.

— Вы не могли этого сделать. Я слышал, как вы вошли. У вас просто не было времени.

Наконец он увидел плоский ящичек с решеточкой наверху.

— Вот так, Барон, ничего хитрого. Я только сунул его туда. Никаких проводов или антенн. Несколько транзисторов и проводков, батарейка и микрофон. Другой, почти такой же аппарат, но только приемник, находится в паре кварталов отсюда, на помосте Красного Креста, приятель! И каждое слово, сказанное вами и мной, все, что происходит здесь, передается по двум громкоговорителям, установленным на помосте Красного Креста. Наверное, тысяча человек слышала ваши слова и выстрел. Теперь уже полгорода знает все. Не только я один, Барон, а Сиклифф. Весь город!

Я молил Бога, чтобы так оно и было. Надеялся, что Бетти сумела подсоединить приемник к громкоговорителям и они разнесли все происходившее в кабинете Барона по Главной улице и по всей округе. Однако, если что-то не сработало, Барон еще мог выкрутиться.

Он аккуратно положил -передатчик на письменный стол и бросил взгляд на широкое окно, расположенное на фасаде здания, продолжая все время держать меня на мушке.

Он выглянул в окно на улицу с высоты семи этажей, потом пробежал глазами по Главной улице в сторону помоста Красного Креста, находившегося в двух с лишним кварталах отсюда. На меня он смотрел лишь секунду-две, но стоило мне сделать шаг в его сторону, как его глаза снова уставились на меня, а револьвер нацелился мне в грудь.

Я замер, напрягая мышцы ног. Но успел разглядеть лицо Барона и понял, что увиденное им из окна потрясло и испугало его. Кожа на его лице приобрела болезненно-серый оттенок, рот приоткрылся, губы отвисли. Ствол револьвера опустился и смотрел в пол между нами, и он проронил так тихо, что я еле расслышал его:

— О Боже!

И тут я услышал, как по коридору зашлепали бегущие ноги.

— А вот и копы за вами, Барон, — сказал я.

Однако он, казалось, не слышал меня.

Пожалуй, мне следовало бы сообразить, чем был занят его мозг. Вероятно, я мог бы остановить его, но не остановил. К тому же он не делал резких движений. Он невидяще посмотрел на меня, словно пробуравив меня своими глазами. Снова выглянул в окно, опустил глаза на улицу, находящуюся далеко внизу, и опять перевел взгляд на меня, но не задержал его на мне, потом повернулся и — казалось, очень медленно — просунулся головой и плечами в зияющее окно.

Я вскрикнул и прыгнул к нему, едва не свалившись от зверской боли в боку. Дверь за моей спиной с грохотом распахнулась в тот момент, когда я пытался ухватить ступню Барона, но лишь задел ее пальцами, и он исчез в пустоте. Наклонившись вперед и опершись одной рукой на подоконник, я увидел, как он медленно падает, переворачиваясь в воздухе. Он не кричал, ни звука не сорвалось с его губ. Его фигура постепенно уменьшалась по мере приближения к тротуару, раздался легкий шлепок — и все.

Прежде я никогда не видел падения человека с такой высоты и надеюсь, что больше никогда не увижу. Пожалуй, все выглядело бы менее ужасно, если бы он кричал. Странная мысль пришла мне в голову через пару секунд после того, как Барон превратился в подобие желе на асфальте. Меня вдруг заинтересовало, не выставил ли Барон руки вперед, чтобы смягчить удар, в тот жуткий последний миг перед тем, как он врезался в тротуар. Не знаю. Однако думаю, что да.