Я повернул голову — и револьвер — в сторону двери, через которую вошел в комнату. Но нигде не было слышно ни криков, ни топота ног. Я вышел в коридор и быстро обследовал дом. Никого. Вернувшись в комнату, я снял пластырь со рта Бруно и начал развязывать его. Первым, что он произнес своим звучным и богатым тембрами голосом, было: «Как поживаете, мистер Скотт?» Таким же тоном он мог бы сказать: «Какой прекрасный день!»

— Со временем дам вам знать, — отозвался я. — Здесь есть кто-нибудь еще, кроме этого парня и Кэссиди? Это ведь Дейв Кэссиди, верно?

— Да, это он. Было еще двое мужчин. Они ушли примерно полчаса назад. Сейчас здесь никого, кроме нас четверых… — Бросив взгляд на труп коренастого парня, он добавил:

— Или, возможно, троих.

— Троих. Так что с вами произошло? — Я продолжал возиться с веревками на его запястьях.

Бруно не упоминал Дру, но, по-видимому, понимал, что она рассказала мне все, о чем знала и догадывалась, поэтому продолжал, словно добавляя свою информацию к тому, что уже сообщила она:

— Я встретил Андре перед церковью. Вместе с ним был Дейв, которому Андре также позвонил и который только что прибыл. Через несколько секунд двое мужчин, которые ушли отсюда полчаса назад, — один — вашего роста, но более плотный, другой — худощавый, ростом примерно на дюйм ниже шести футов, с седеющей прядью волос посредине и с маленькой родинкой слева от носа, — подошли к нам с пистолетами и заставили нас сесть в синий «крайслер» — седан прошлогоднего выпуска с четырьмя дверцами, небольшой закрашенной вмятиной на правом переднем крыле и восемнадцатью тысячами четырьмястами двадцатью милями на спидометре. Номера я не знаю.

— Откуда он приехал?

— Я не видел.

Кэссиди издавал мычание из-под кляпа, словно напевая последний хит тинейджеров. Я обернулся к нему:

— Через минуту я вами займусь.

— Левую сторону машины я тоже не видел, — продолжал Бруно. — Правую сторону мне удалось окинуть взглядом, потому что, прежде чем мы сели в «крайслер», на стоянку подъехала еще одна машина и осветила его фарами. Эта машина остановилась рядом с нами. Оттуда вышла девушка и поспешила к церкви, махнув рукой, когда пробегала мимо нас. Худощавый втолкнул Дейва на переднее сиденье и стоял снаружи, ожидая, пока сядет Андре. Я сидел сзади с другим мужчиной, а Андре только что сел впереди. Сомневаюсь, что девушка знала мужчину с пистолетом, очевидно, она помахала Андре. Девушка вошла в церковь, а высокий мужчина повез нас сюда, где ждал человек, которого вы только что убили. У вас есть вопросы, мистер Скотт?

— Нет… почти нет. Продолжайте.

— Меня привели в эту комнату первым, и человек, которого вы застрелили, привязал меня к стулу, а потом привязал Андре. Следом привели Дейва и тоже привязали к стулу. Разумеется, я не смог с ним поговорить, но, прежде чем его связали, я слышал звуки потасовки.

— Да. Ему поставили «фонарь» под глазом. Сзади вновь раздалось мычание, и я опять повернулся:

— Потерпите еще немного, мистер Кэссиди. Я не могу делать два дела одновременно.

Кэссиди что-то буркнул и слегка дернулся.

— С вами плохо обращались? — спросил я у Бруно.

— Физически — нет. — Он сделал паузу, и его чеканное лицо исказилось, словно при виде чего-то отвратительного. — Они сказали мне, что им нужно — моя формула эровита, документы, записи опытов и все прочее, — и настаивали, чтобы я написал записку Дру, велев ей принести в указанное место конверт с пометкой «ЭРО».

— Понятно. Они знали, за чем охотятся, но было ли им известно, что документы находятся в конверте с надписью «ЭРО» и что конверт лежит в вашем напольном сейфе?

— Нет. Они как будто знали только то, что у меня есть эти бумаги. Естественно, я не мог выполнить их требования.

— Естественно?

Наконец мне удалось развязать веревку и освободить его запястья. Бруно глубоко вздохнул и начал растирать руки, покуда я, присев на корточки, стал трудиться над последним узлом, привязывающим его лодыжки к ножкам стула. Дейв Кэссиди вновь начал делать нечленораздельные замечания, но я их игнорировал.

— Заполучив формулу и документы, — спокойно объяснил Бруно, — они бы тут же убили меня и Дейва. Если бы Дру оказалась настолько глупа, что действительно принесла бы им бумаги, — а я не сомневался в обратном — они бы прикончили и ее. Конечно, у них не могло быть уверенности, что кроме меня формулу знает только Дру, но подобные личности расправились бы с ней, только чтобы не дать ей сообщить о происшедшем. Или вообще без всякой разумной причины. Если в этом сомневаетесь… — Он кивнул в сторону трупа на стуле. — Это Андре Стрэнг. Они безжалостно убили его, не проявляя при этом никаких эмоций, только для того, чтобы заставить меня написать эту записку Дру — по крайней мере, иной причины я не вижу.

Узел ослабел, и через несколько секунд лодыжки Бруно были свободны. Я выпрямился, чувствуя, что мои ноги влажны от крови. Мои носки хлюпали, когда я подошел к Кэссиди и, сняв пластырь с его рта, начал развязывать его запястья.

— У меня нож в кармане брюк, — сказал он. Я нашел у него в кармане нож, шагнул ему за спину и одним движением перерезал веревку, стягивающую запястья. Они связали ему запястья и лодыжки одной веревкой, так что больше возиться не пришлось.

— Мне не хочется быть невежливым, — заметил я, — но когда такое случится в следующий раз, пожалуйста, сразу предупреждайте насчет ножа.

Кэссиди серьезно посмотрел на меня.

— Не считайте меня неблагодарным, — сказал он. — Я вам чертовски признателен за себя и за дока. Но кто вы и откуда взялись?

— Я Шелл Скотт, а с остальным придется подождать. Меня не покидает ощущение, что нам лучше как можно скорее убраться отсюда.

— Меня тоже, — кивнул Кэссиди.

Я нашел свои ботинки, снял мокрые носки и счистил носовым платком следы крови с ног. Кэссиди встал, потянулся и, покуда я надевал ботинки на босу ногу, подошел к коренастому парню, присел на корточки и приложил палец к его шее.

— Он мертв, — спокойно заявил Кэссиди через несколько секунд.

— Если бы он был еще жив, — откликнулся я, — мне пришлось бы сменить мой кольт на обрез 12-го калибра. Я всадил в него три свинцовые пилюли. Обычно хватает одной.

Завязывая шнурки, я слышал, как Кэссиди говорил Бруно:

— Откуда, черт побери, взялся этот парень? Как он нас нашел? Я слышал ваш разговор, пока это бабуин игнорировал все мои призывы. — При слове «бабуин» он криво усмехнулся. — Но это почти ничего мне не объяснило. Неужели что-то было в записке, которую они заставили вас написать?

— Да, Дейв, — ответил Бруно и быстро все ему рассказал.

— Вы имеете в виду, — недоверчиво осведомился Кэссиди, когда Бруно умолк, — что придумали и проделали все это, пока Андре… — Он не договорил.

Бруно ничего не сказал. Перед тем как выпрямиться, я бросил еще один взгляд на не правдоподобно белое лицо Андре Стрэнга.

— Что с ним случилось? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. — С ним — и с кем-то еще? Похоже, здесь творилась форменная бойня. Такое количество крови просто не могло вылиться из одного парня.

— Могло, — промолвил Кэссиди. — Мы с доком вдвоем наблюдали за этим. Кровь текла не переставая из пореза на икре Андре, пока он умирал, и еще чертовски долго после того, как он уже умер.

— Погодите. Такого не может быть. Я достаточно насмотрелся на кровотечения, да и сам не раз терял много крови. Парень, которого я только что застрелил, уже перестал кровоточить, хотя в нем не одна, а целых три дырки…

— В теле Андре действительно всего один порез, мистер Скотт, — прервал меня Бруно. — После моих упорных отказов выполнить их требования, тот из двух мужчин, доставивших нас сюда, который был более худым и низкорослым, — по-моему, он был главным — заявил, что, если я буду упорствовать, Андре изойдет кровью у нас на глазах. Я… — Он немного помедлил. — Я ему не поверил. Тогда этот человек вытащил из кармана пиджака кожаный футляр и достал оттуда шприц — по-моему десятиграммовый. Он воткнул иглу в предлоктевую впадину руки Андре и ввел ему в вену содержимое шприца. После этого Андре, которому еще не заклеили рот, начал жаловаться на головокружение и ощущение холодного покалывания во всем теле. Через несколько минут тот же человек вынул из футляра скальпель и глубоко порезал икру Андре — небрежно, словно вскрывая конверт.

Бруно снова глубоко вздохнул и пошевелил ногами, стараясь восстановить кровообращение.

— Вы можете ходить? — спросил я.

— Скоро смогу, мистер Скотт. Веревки были очень тугие, в чем не было никакой необходимости. — Он нагнулся и потер обе лодыжки. — Рана Андре начала кровоточить, и кровь никак не сворачивалась. Очевидно, ему ввели нечто вроде гепарина — лекарства, понижающего протромбин и предотвращающего свертываемость крови, но более эффективное, типа варфарина. Увидев, что происходит, я сказал, что выполню их требования, и попросил остановить кровотечение. Они ответили, что сделают это только после того, как я напишу записку.

Я посмотрел на Бруно более внимательно: на его ярко-голубые глаза и твердую складку рта.

— Вы имеете в виду, что должны были писать Дру записку, покуда Андре Стрэнг исходил кровью? — Задавая вопрос, я понимал причину недоверия в голосе Дейва Кэссиди.

— Да. Это было нелегко. Я закончил писать так быстро, как только мог. Но… — Он посмотрел на меня. — Я знаю кое-что о человеческой натуре, мистер Скотт, знаю, как подлы и жестоки могут быть некоторые люди. Но я не верил, что они дадут Андре умереть. Тем не менее они это сделали — притом намеренно, когда я уже передал им записку. Их главарь хладнокровно объяснил, что это делается с целью дать нам понять серьезность их намерений, твердую решимость достигнуть цели любой ценой. Я очень волновался и поэтому не запомнил, в каких именно выражениях он дал это понять.

— Неудивительно. Выходит, все это… — я указал на залитый кровью пол, — вытекло из одного Андре? Бруно кивнул.

— Тот, кто этого не видел, — сказал Кэссиди, — не может себе представить, насколько это ужасно, Скотт. Он бледнел, покрывался потом, издавал под кляпом жуткие звуки, а перед смертью у него начались конвульсии. Но и потом он продолжал кровоточить.

— Гипоксия, — добавил Бруно. — Конвульсии происходили из-за недостатка кислорода. Кровь доставляет кислород во все клетки — в том числе в мозг, — а крови у него оставалось немного. Отсюда кислородная недостаточность, судороги и смерть.

Я перевел взгляд на распухший глаз Кэссиди.

— А кто вам поставил «фонарь»? Он криво улыбнулся:

— На пару секунд я вообразил себя героем. Когда они привезли нас в этот дом, я какое-то время оставался в передней комнате только с худым парнем. Он отвел взгляд, а я потянулся за его пистолетом. — Кэссиди облизнул губы. — Мне не удалось даже притронуться к нему. Парень отодвинул пистолет и одновременно треснул меня кулаком, похожим на набитую камнями сумку. Очнулся я уже связанным.

— Этот худощавый парень — левша?

— Ну… да. — Кэссиди выглядел озадаченным. — Разве я об этом упоминал? Я покачал головой:

— Просто это наиболее вероятно. Парень заехал вам в левый глаз — значит, он, по-видимому, нанес удар правой рукой. В таком случае оружие было в левой — если бы вас ударили пистолетом, вы бы так легко не отделались. А если он левша, это может помочь нам отыскать его…

Кэссиди озвучил мою мысль:

— Если только он и этот здоровый бык не отыщут нас первыми. Давайте убираться отсюда.

Бруно уперся ногами в пол, слегка наклонился вперед и поднялся. Несколько секунд он стоял, закрыв глаза и, несомненно, ощущая боль в затекших ногах.

— Еще несколько минут. — Бруно взглянул на часы. — Почти одиннадцать, — промолвил он, потом снова посмотрел на меня. — Итак, это не Дру, а вы пришли к выводу, что если прочитать цифры комбинации сейфа в моей записке в обратном порядке, то получится адрес дома, где меня держат?

— Да. Возможно, когда мы расстались, ей пришло в голову то же самое. Она очень беспокоилась за вас… А как вы догадались, что это была моя идея?

— Это не совсем догадка — вроде вашего вывода насчет левши. Если бы такая мысль пришла в голову Дру, она бы тут же вам о ней сообщила и вы бы оказались здесь гораздо раньше.

Я кивнул:

— Когда у меня получился адрес на Пятьдесят восьмой улице, это хорошо сочеталось с указанием в письме, что конверт нужно доставить в дом на Пятьдесят седьмой улице здесь, в Уайлтоне, — всего в квартале отсюда. Между прочим, то, что подсказало мне идею прочитать цифры наоборот, явилось причиной моей задержки. Сначала я отправился в церковь Второго пришествия…

Бруно поморщился, как будто снова ощутил острую боль в ногах, а может, и повыше.

— Там было то, что они называют хоралом, и «самый святой пастор»… все это меня вдохновило… Да, доктор Бруно, я как раз вспомнил, что этим вечером Фестус Лемминг провозгласил вас никем иным, как ан… — Я чувствовал себя не в состоянии это произнести и переменил тему:

— Как ваши ноги? Думаю, вы сможете…

— Церковь? Почти одиннадцать? — вмешался Кэссиди. — Надо спешить. Мы должны…

— Так кем провозгласил меня пастор Лемминг? — осведомился Бруно.

— Да, конечно, вам следует знать… Ну, ведь мы с вами знаем, что некоторые до сих пор готовы поклясться на пачке Биб… готовы поклясться, что Земля плоская, как блин, а другие утверждают, что Земля круглая, но мы живем на ее внутренней стороне…

— Может, вы перестанете распространяться о плоской Земле и перейдете к делу, мистер Скотт?

— Ну, Лемминг сказал, что вы… Я ведь был там и слышал собственными ушами… Короче, что вы Антихрист.

— Бросьте, мистер Скотт. Лемминг, конечно, сталкивается с немалыми трудностями, пытаясь мыслить рационально о чем бы то ни было, но даже он…

— Говорю вам, надо торопиться! — с беспокойством повторил Кэссиди. Потом до него дошел смысл моих слов, и его лицо изменилось. — Ну, знаете…

Бруно склонил голову набок, устремив перед собой рассеянный взгляд.

— Хм! — произнес он и посмотрел на меня. — Он в самом деле это сказал?

— Можете не сомневаться.

— Разумеется! — Бруно хлопнул себя по бедрам. — Мне следовало догадаться! Я должен был это предвидеть и приготовиться…

— Да забудьте об этом, док! — взмолился Кэссиди. — Подождите, пока…

— Годами Лемминг внушал этим слабоумным, что они должны следовать его примеру, и тогда он назовет им день второго пришествия. А когда Христос вновь явится на землю. Антихрист должен быть тут как тут. — Бруно снова похлопал себя по бедрам. — Завтра вечером этот второсортный святой Павел назовет им год и день, поэтому ему необходим Антихрист. А кто лучше всех подходит на эту роль?

— Доктор Бруно, — сказал ему я. — Вы так кричите, что вас могут услышать в церкви. А может, кто-то слышал выстрелы и послал сюда копов…

Руки Бруно ритмично взлетали вверх и опускались на бедра.

— Эти проклятые психопаты, именующие себя «Божьими леммингами», и их «самый святой»… Я ненавижу себя! Я должен был знать!.. — Оборвав фразу, Бруно опять посмотрел на меня. — Знаете, мистер Скотт, об этом человеке ходит сотня ужасных слухов, и девяносто девять из них — правда. Каждому известно, что Фестус Лемминг — некурящий, непьющий и соблюдающий целомудрие вегетарианец. А знаете ли вы, что, по слухам, он еще в школе лишил невинности свою первую и последнюю девушку?

— Нет, не знаю.

— Так знайте. Говорят также, что он бьет свою кошку, заставляя ее мурлыкать. Впрочем, в этом я сомневаюсь. Если у него и была кошка, то давным-давно сбежала. Есть и другие жуткие слухи…

— Вы их сами выдумываете, верно?

— Разумеется. Но я считаю, что придуманные мною слухи заслуживают широкого распространения. Что толку в слухах, если они никому не известны.

— Вижу, доктор Бруно, что с руками у вас все о'кей. Значит, и с ногами тоже. Давайте воспользуемся нашими ногами и добежим до моей машины, а там вы можете кричать что угодно…

Кэссиди слегка побледнел.

— Скотт, — быстро заговорил он, — наши с доктором автомобили возле этой треклятой церкви — мы приехали туда, когда Андре нам позвонил. Служба обычно заканчивается в одиннадцать, так что минуты через две вся паства хлынет наружу, переполненная тем, чем их напичкал пастор, и ринется к стоянке. Если мы хотим сохранить наши машины, нам лучше поспешить.

— Да, это верно.

Кэссиди подошел к Бруно и осторожно повернул его лицом к двери, продолжая говорить:

— Если Бруно — Антихрист, царь греха, то я по меньшей мере князь. Ведь это я изготовлял для него эровит и продавал его. Эти бешеные терпеть не могут дока, но бьюсь об заклад, что на меня им тоже хватит ненависти.

Я понимал тревогу Кэссиди. У меня самого не было особого желания возвращаться в церковь Второго пришествия в течение ближайших двух минут, а тем более позже, когда все овцы Лемминга, досыта накормленные своим пастухом, хлынут из массивных дверей под золотым крестом.

Бруно вышел в коридор, подталкиваемый Кэссиди. Я последовал за ними.

Я обратил внимание, что иду не как обычно, а двигаюсь на цыпочках, семенящей походкой по липкой алой пленке, покрывавшей пол, как немного раньше двигался коренастый парень, когда я следил за ним через окно.