Я вернулся в отель и через вертящуюся дверь прошел в салон. Было без двадцати шесть — то есть до прихода Зии, Чу-Чу, Эйприл и Делиз оставалось еще двадцать минут. В длинном помещении находилось уже примерно человек двенадцать. Четверо сидели за стойкой, тянувшейся вдоль почти всей стены справа от меня, другие посетители — за столиками и в кабинах по мою левую руку. Лишь одна старушка, пившая неразбавленный виски из небольшого стаканчика, не была в ковбойском костюме.

Я уселся на высокий табурет перед стойкой, любуясь своим отражением в длинном зеркале. Я слышал, как старушка сказала:

— Генри, я хочу еще стаканчик.

Старичок, сопровождавший ее, произнес:

— Дорогая, но ты уже выпила два. Это твоя норма. Больше тебе нельзя…

Она прервала его:

— Генри, я старая маленькая леди из Пасадены и мне надоели твои глупости.

Я усмехнулся и оглянулся вокруг. В меблировке и убранстве салона не было ничего особо оригинального, но здесь было довольно уютно и явно ощущался колорит Дикого Запада. Столами служили остекленные колеса от фургонов, а сиденьями табуретов у стойки — маленькие кожаные седла, правда, без луки, очевидно, из уважения к дамам. Стены, отделанные панелями из сосны, были буквально сплошь увешаны картинами, гравюрами и эстампами, на которых ковбои стреляли в индейцев, индейцы снимали скальпы с ковбоев, лошади вставали на дыбы, бизоны устремлялись в паническое бегство и тому подобное. Все это смотрелось очень неплохо.

Я сделал знак высокому, худому, с грустным лицом бармену и сказал:

— Мне бы что-нибудь покрепче.

Бармен вздрогнул, напрягся и как-то странно посмотрел на меня. Думаю, такое впечатление на него произвел мой внешний вид. Потом тихонько произнес:

— Да, сэр. Что-нибудь для аппетита? — Он улыбнулся с видом человека, умирающего от туберкулеза. — Может быть, настойку сарсапарели?

— Извините, — произнес я. — Это ведь салон. — Меня внезапно охватило чувство человека, оказавшегося на Диком Западе. — Дайте-ка мне бурбон с содовой, приятель.

Он улыбнулся на этот раз более дружелюбно и плеснул в стакан со льдом изрядную толику виски из бутылки с этикеткой «Старый папаша», а потом долил немного содовой.

— Это «Старый папаша», да? — спросил я. — Никогда не видел этого сорта виски в Лос-Анджелесе.

— И не увидите, — произнес он, когда я сделал хороший глоток. Жидкость обожгла мне гортань, раскаленной лавой прошла по пищеводу и огнем запылала в моем желудке. Но я постарался не подать вида.

— Неду… дур… Недурно!

Он смотрел, как на глазах у меня появились слезы, прямо-таки извиваясь от наслаждения.

— Вы ведь просили чего-нибудь покрепче, верно?

— Больше никогда не буду. Ваша взяла, прия… мистер.

Он забрал у меня стакан с этим зельем и смешал мне новый коктейль. Я сделал малюсенький глоточек, потом другой, потом отпил как следует.

— Что это было, то, первое?

— «Старый папаша». Должен же я как-то обороняться от здешних пижонов. Они приходят и требуют: чего-нибудь покрепче, приятель, чего-нибудь покрепче, дайте чего-нибудь покрепче!

— Легче.

Он немного успокоился.

— Ну я им и даю.

— Понятно.

— У некоторых посетителей искусственные челюсти изо рта выскакивают. А один из гостей как-то так мне врезал, что я аж фута четыре пролетел.

— Безобразие.

Он двинулся вдоль стойки, а я занялся своим коктейлем. Я уже допивал его, когда кто-то дотронулся до моего плеча.

Я повернулся и увидел восхитительные синие глаза, необыкновенно поднятую бровь, смеющиеся губы. Мне так хотелось увидеть все остальное, что я не стал сдерживаться и оглядел ее всю с головы до ног. Да, к сожалению, на этот раз она была совершенно одета. Она была вся в белом. Рубашка с открытым воротом, тесно облегающие джинсы. Ремень и сапожки тоже были белые. Потрясающая девушка!

— Привет, привет, Эйприл, — сказал я. — Присоединяйся ко мне.

— Сию минуту, — ответила она. — Выглядишь ты просто великолепно.

Какой голос! А какие слова!

— Стетсон, сапожки и все остальное, — продолжала она, разглядывая меня.

— Благодарю вас, мэм, — ответил я. — Я теперь настоящий ковбой. Пью крепкие напитки, и все такое прочее.

Я посмотрел ей за спину, но она была одна. Она перехватила мой взгляд и сказала:

— Девушки скоро придут, Шелл. Мы собрались придти все вместе, но я решила поговорить с тобой наедине.

— Отлично. Замечательно.

— Это не то, что ты думаешь.

— Откуда ты знаешь, что я думаю?

— Да уж знаю. — Она снова улыбнулась своей восхитительной улыбкой.

— Я хочу поговорить с тобой до их прихода. О Джинни. Ты упоминал ее имя сегодня днем, помнишь?

— Провалами памяти я пока еще не страдаю.

— Я не хотела об этом говорить при остальных.

— Почему?

— Ну, понимаешь, если Джинни погибла в результате несчастного случая, то все это не имеет никакого значения. Но ведь шериф ведет расследование, и, если окажется, что она действительно была убита, хотя я так и не считаю, так вот, если это действительно так, мне бы не хотелось оказаться замешанной в это дело. Я недавно подписала контракт с одной крупной студией. Они дают мне настоящую роль в большом фильме. Но если произойдет какой-нибудь скандал, они вполне могут аннулировать контракт.

— Ясно. Так вот, мне, конечно, очень хотелось бы услышать все, что ты можешь рассказать о Джинни. И, если это будет возможно, я никому не открою, что эти сведения сообщила мне ты.

— Договорились. Кроме того, это грузом лежит на мне. Я ведь еще никому об этом не рассказывала. — Она улыбнулась. Ну что за губы! — Закажи мне что-нибудь выпить, и я расскажу тебе все, что знаю.

Я заказал Эйприл коктейль «Стингер», а себе бурбон с содовой, и она начала свой рассказ.

— Все мы приехали сюда в пятницу. Немного поработали в тот день. В субботу мы были заняты на съемках большую часть дня. Делиз и Зия занимали одну комнату. Чу-Чу — другую. А мы с Джинни жили в одной комнате наверху. — Она указала на потолок. — В субботу вечером мы все пошли на барбекю, туда все ходят, там отличные бифштексы и мясо на ребрышках, а потом танцы. Я пролила соус на свои джинсы и вернулась в нашу комнату, чтобы переодеться. Джинни пошла вместе со мной, но она не стала подниматься наверх, а решила подождать меня в салоне.

— Во сколько это было?

— Примерно около девяти часов. Танцы начинаются в девять, и я хотела успеть к началу.

— Ясно. И что было дальше?

— Я только переоделась, как вдруг в комнату вышла Джинни. Она была в ужасном состоянии. Белая как мел, перепуганная. Чуть ли не в шоке. Я боялась, что она упадет в обморок.

Эйприл еще раз пригубила свой коктейль, и я спросил:

— Она рассказала тебе, что случилось?

— Нет, у нас в комнате стояла бутылка бренди, Джинни налила себе полстакана и выпила залпом, как воду. Я спросила ее, что случилось, но внезапно в дверь постучали. Я хотела ответить, но Джинни как-то очень странно засмеялась и сказала: «Ничего, Эйприл, это за мной». И так оно действительно и оказалось. Это был кто-то из ее знакомых мужчин. Я услышала только, как он сказал: «Давай-ка спустимся в салон, детка. Нам нужно кое о чем потолковать». Что-то в этом роде.

— Ты знаешь, кто был этот мужчина?

— Я не видела его. Только голос слышала, и он показался мне знакомым, но кто это был, я не знаю.

С минуту мы молчали, потом я спросил бармена, который стоял рядом:

— Вы работали за стойкой в субботу вечером?

Он кивнул.

— Вы ведь видели здесь в салоне пару раз Джинни Блэр? Девушку, которая… упала с лошади?

Вопрос явно смутил его, но он все же ответил:

— Да, думаю видел.

Я вытащил из своих желтовато-коричневых брюк бумажник и показал ему свое удостоверение частного детектива и незаметно положил на стойку десятидолларовую бумажку, однако не столь уж незаметно, чтобы он ее не увидел.

— Не помните, была она здесь в прошлую субботу вечером? Около девяти?

— В субботу?.. — Он ненадолго задумался.

— Неделю назад, — повторил я. — Накануне того дня, когда она была убита.

Он медленно кивнул.

— Да, она заходила, выпила стаканчик и сейчас же ушла. Она, помню, заказала бренди. Предпочитала этот напиток.

— И ушла сразу же? Она была с мужчиной? Или она ушла, а потом вернулась с мужчиной?

Он покачал головой.

— Нет. В этом я уверен. Здесь никого не было, кроме нее. По субботам почти все проводят время на барбекю у Кактусового корраля. Она только быстро выпила свой бренди и сразу же ушла.

— Ясно. Ну что же, благодарю. — Я указал ему на наши пустые стаканы. — Можно повторить?

Он забрал стаканы и отошел, а я сказал Эйприл:

— Это должен был быть человек, которого она знала. Ведь она пошла с ним, хотя и была потрясена чем-то. Ты сказала, он назвал ее «деткой».

— И она точно знала, что пришли именно за нею, а не за мной.

— Ну, так кого же она здесь знала? Вы приехали сюда на неделю раньше меня. Я знаю здесь только Тея Грина, Фармера и Додо. И Хэла Кэлвина, иначе говоря, одних головорезов. За исключением, конечно, Расса Кординера.

Внезапно Эйприл как-то слабо охнула.

Я повернулся и посмотрел на нее. Выражение лица у нее было очень странное, синие глаза широко раскрыты.

— Это он говорил с Джинни. Это его голос я слышала. Хэла. Да, это был Хэл!

Я был поражен, и у меня были на это причины. Бармен только что поставил перед нами стаканы, я схватил свой и сделал большой глоток. Потому что на мгновение мне показалось, что она имела в виду Расса Кординера. Она назвала имя Хэла, и это уже само по себе было скверно, но почему она назвала его Хэлом, а не Хэролдом Кэлвином или мистером Кэлвином? И почему она была так поражена?

Я подождал, пока бармен отошел, и спросил Эйприл:

— Хэл? Ты имеешь в виду Хэролда Кэлвина? — Она кивнула, и я продолжил: — Ты познакомилась с ним здесь вместе с Джинни?

— Нет. Я… Я встречалась с ним как-то раз.

— Встречалась? Уже здесь?

— Нет, еще в Лос-Анджелесе. Я как раз собиралась рассказать тебе об этом, Шелл. Я знала Джинни еще по Голливуду, только ее из всей нашей группы. Мы снимались с ней в одном фильме.

— Да, знаю, — я ухмыльнулся. — Видел этот фильм.

Она засмеялась.

— Правда? И как он тебе понравился? — Она слегка склонила голову набок и искоса бросила на меня озорной лукавый взгляд.

— На что угодно готов, лишь бы не уезжать отсюда. Так что же насчет Хэла?

— Хэл был не один. С ним был еще… забыла, как его зовут… Гангстер, который покончил с собой…

Я прикрыл глаза и тихо спросил:

— Ты имеешь в виду Жюля Гарбена?

— Да-да, именно. Его звали Гарбен. Вот как это было, Шелл. Мы снимались в этом фильме два года тому назад. Во время съемок и пару недель потом мы жили вместе в Голливуде. В общей сложности месяца три. Джинни тогда встречалась с мистером Гарбеном. Раза четыре или пять. И однажды она попросила меня пойти с ней. Мистер Гарбен должен был привести своего приятеля. Так я познакомилась с Хэлом. — Она помолчала. — Виделись мы один только раз, если тебя это интересует.

— Интересует.

— Я не знала тогда, что Хэл — человек… сомнительной репутации. И про Гарбена ничего не знала. Во всяком случае до того, как о скандале, связанном с ним, не написали газеты. Боже, к тому же он оказался еще и женатым!

По-моему, этот факт шокировал ее гораздо сильнее, чем то, что Гарбен был гангстером.

— Джинни знала, что Хэл находится здесь на ранчо, или она случайно встретилась с ним? — спросил я.

— Не знаю, Шелл. Я увидела его лишь в воскресенье вечером у бассейна.

Я был так заинтересован сведениями, которые мне сообщила Эйприл, что не заметил, как слева от меня какой-то парень уселся на табурет и негромко сказал бармену:

— Как обычно, Клайд.

Но когда я взглянул в зеркало, то увидел, что это Пит, тот самый тип с рыбьим лицом, который разговаривал с Хэлом, Грином и тем четвертым субъектом, который сразу же ушел. Я не знаю, находился ли он здесь достаточно долго, чтобы слышать нашу беседу с Эйприл, но то, что сейчас он проявлял к нам совершенно нездоровый интерес, было очевидно. Голова его была повернута слегка влево, будто он гам что-то рассматривал, но его правое ухо, будто сачок, ловило наш разговор.

Я уже хотел повернуться и сказать ему пару ласковых слон, но передумал. Вместо этого я наклонился к Эйприл и сказал:

— Ну, ладно, будет. Давай-ка развлечемся немного. Уж больно здесь скучно. — Мы говорили с ней очень тихо. В нескольких футах нас, думаю, уже не было слышно, но парень слева нас наверное слышал. Поэтому я продолжал так же тихо: — А теперь, смотри. Я собираюсь вылить свой виски этому малому на брюки.

Я, будто невзначай, поднял свой стакан и повернулся, но нерезко, зато резко дернулся мой сосед слева. Я ухмыльнулся ему в лицо.

— Что делают с длинноухими стукачами, фраер?

Он сделал невинное лицо.

— Я не подслуши… — Он замолчал, но было поздно. Он знал жаргон и, конечно же, подслушивал. Надеюсь только, что не очень долго.

Я продолжал ухмыляться, но, думаю, вид у меня был не очень приветливый. Во всяком случае, он поднялся и ушел, оставив свой стакан недопитым.

Я стал производить в голове нехитрые арифметические расчеты. Карл Купер выбыл из игры. Оставались: Хэл, Грин, Пит и, возможно, тот четвертый, который был с ними у бассейна. Потом Додо и двое, сидевшие с ним за столиком. Плюс где-то Фармер. Итого семь или восемь человек. Да еще второй ковбой, если только он не был одним из тех, кого я уже упомянул.

— В чем дело? — спросила Эйприл.

— У парня слишком большие уши.

Она облизала губы, слегка нахмурилась, но промолчала. Потом спросила:

— Шелл, ты считаешь, Джинни действительно погибла в результате несчастного случая?

— Нет, теперь не считаю. Я думал так раньше, но больше так не думаю. — Я предложил ей сигарету. Она взяла ее. Я чиркнул зажигалкой для нас обоих и продолжал: — Это, однако, не означает, что она действительно была убита. Я не располагаю сколько-нибудь убедительными…

Внезапно в голову мне пришла одна мысль. Как же это я не обратил внимание на это странное совпадение раньше? Ведь Джинни погибла или была убита в воскресенье утром. А о похоронах миссис Хэролд Кэлвин я прочитал в среду в вечерней газете, погибла же она в автокатастрофе в понедельник днем.

Джинни — в воскресенье. Летти — в понедельник. Летти была женой Хэла, а он в субботу вечером находился с перепуганной Джинни Блэр. Здесь было о чем подумать.

И еще я вспомнил ту ночь, когда Гарбен выпрыгнул из окна отеля «Голливудская корона». В этом отеле жил не только Жюль. Кэлвин тоже снимал там номер. И в ту ночь, когда я бежал через холл, чтобы одним из первых успеть к месту происшествия, в одном из кресел в холле я увидел Хэла Кэлвина. Он улыбался. Тогда я не понимал почему. Но теперь я не исключаю, что уже тогда, за два месяца до их женитьбы, он размышлял о Летти.

И еще я подумал, что весьма возможно, когда Хэлу сообщили о гибели Летти, он улыбался той же самой улыбкой. Но тут мысли мои прервались. Не сами собой, конечно. Оживленная болтовня, лепет, чириканье — называйте это, как угодно, но имя всему этому одно — Женщины. На этот раз три женщины — блондинка Делиз, рыжеволосая Чу-Чу и черноволосая, черноглазая Зия.

Маленькая Зия вошла в салон первой, остановилась в нескольких ярдах от дверей и, подождав, пока подруги подойдут к ней, обвиняющим перстом указала на Эйприл.

— Вот ты где! Как ты нас провела!

И тут октавой выше прозвучал голос Чу-Чу.

— Ты обманщица!

— Ты позоришь весь наш пол, — драматическим тоном произнесла Делиз.

— Черта с два она позорит, — подумал я.

Но тут нас окружили, девушки тараторили все разом, мелодичными голосами обвиняя друг друга в чудовищных вещах, не забывая, однако, уколоть и меня. Я заказал всем выпивку и неспешно осушил свой стакан. Когда гомон стал немного стихать, я поднял руку и рявкнул:

— Тихо!!

Черт побери, обещаю никогда больше так не делать. Стало тихо, как в сурдокамере. Замолчали все, даже две дюжины посетителей.

— Ну, скажите же хоть что-нибудь, — слабым голосом попросил я.

Молчание. Лишь надтреснутый голосок пролепетал:

— Я мал… кая, пож… лая леди из Пасадены…

— Ну, не молчите же, — продолжал я. — Я ведь только пошутил. Давайте… давайте все займем отдельную кабинку. По-моему, это будет здорово, а?

Снова поднялся гомон: да, это будет здорово, великолепно, мы сможем посидеть и выпить без посторонних, познакомимся как следует, квох-квох-квох.

Наконец мы устроились в отдельной кабине. Зия слева от меня, Эйприл справа, Делиз напротив Зии, а Чу-Чу рядом с ней. Я заказал всем коктейли и попросил появившуюся в шесть часов официантку следить за тем, чтобы стаканы не оставались пустыми.

Прошло минуты три. Время от времени мне удавалось произнести «ну», или «но», или «если хотите знать». Но не больше. «Бла-бла-бла, квох-квох, бла-бла». За это время они немного выговорились, слегка коснувшись самых последних новостей, таких, как бигуди, самочувствие и так далее, ведь они целый час друг друга не видели. Наконец, Чу-Чу, взглянув на меня, задала мне вопрос, что называется в лоб.

— Шелл, как по-твоему я выгляжу?

На ней была миленькая белая шляпа с плоской тульей и широкими полями, резинка ее туго охватывала соблазнительный подбородок. Еще на ней была белая нейлоновая блузка, светло-голубой мужской галстук, светло-голубая же юбка и высокие белые сапожки, которые я заметил еще тогда, когда она стояла у стойки бара.

— Как я тебе нравлюсь в этом наряде девушки-пастушки?

— Если бы я был быком, то обалдел бы, — это была первая полная фраза, которую я сумел выговорить, и, наверное, она была не из самых удачных.

Чу-Чу моргнула своими карими глазами и слегка округлила губки.

— Какой ты противный, — произнесла она.

Боже, — подумал я. — Эти крошки всерьез собрались свести меня с ума. Да мне и самому этого хотелось. Женщины! Кто их разберет?

— Чу-Чу, — быстро произнес я, судорожно раздумывая, что ей сказать. — Чу-Чу…

— Ну вот, так-то лучше, — удовлетворенно произнесла она. — Я подумала, что, может быть, тебе не понравился мой наряд?

— Ах, Чу-Чу, — с чувством произнес я. Ну, что я такого сказал? Но девица прямо расцвела. Странные существа эти женщины. Какая им разница, что ты говоришь? Они слышат то, что хотят слышать. А может, они настраиваются прямо на наши мысли. Это, конечно, ужасно, но вполне вероятно.

Эта рыжеволосая красотка была чуть-чуть пополнее своих подруг. На ней было несколько лишних фунтов, от которых женщины всегда, не взирая на протесты более разумных мужчин, стараются избавиться. Чтобы окончательно залечить ее раны, я произнес:

— Со всей ответственностью заявляю, что ты выглядишь восхитительно, божественно, необыкновенно.

Итак, этот вопрос мы урегулировали. Я был прощен. Однако, для того, чтобы восстановить близость с другими девушками, которая, естественно, уменьшилась за последние полминуты, я и им должен был поведать, как великолепно они выглядят. К счастью, каждая из них действительно была великолепна в своем роде, так что сделать это мне было нетрудно.

Зия, сидевшая слева от меня, была одета во все черное: черная рубашка, такие же брюки и блестящие сапожки. Эйприл, как я уже говорил, была в белом. Но самой эффектной среди них сейчас была безусловно Делиз. Дело в том, что высокая, стройная блондинка со своим супербюстом надела не ковбойский наряд, а выбрала простого покроя хлопчатобумажное платье, желтое с небольшим клетчатым орнаментом, потрясающе низким вырезом и такими тоненькими бретельками, что было непонятно, как они выдерживают тяжесть ее удивительного бюста. Впрочем, я им не сочувствовал, а скорее завидовал.

У Делиз было лицо манекенщицы из журнала: высокие скулы, небольшие ямочки на щеках, как будто она нарочно втягивала щеки (а может быть, так оно и было), глаза у нее были темно-зеленые, цвета мха в пасмурный день. Губы — полные, влажные, казалось, она только что целовалась с пещерным человеком, и ей это понравилось. Она была старшей из всех четверых девушек. Я полагал, что ей было лет двадцать восемь — двадцать девять, хотя, конечно, она могла быть и старше. Или намного младше.

Разговор протекал почти нормально. Мне снова пришлось рассказать о трупе на лошади, я, в свою очередь, задал несколько вопросов, касающихся Джинни Блэр. Ответы практически ничего мне не дали. Я лишь получил подтверждение, что только Эйприл знала Джинни прежде; остальные девушки познакомились с нею только во время съемок «Дикого Запада».

Я узнал также, что пресловутый валун, легко поднимающийся в воздух, был просто «искусственной полой скалой», изготовленной в отделе специального реквизита на одной из голливудских студий. Эд Флинч захватил его сюда и использовал как прикрытие на берегу, чтобы девушки могли раздеваться за ним и сразу входить в воду, а не бегать опрометью сотню ярдов, хотя он, на мой взгляд, лишал себя весьма захватывающего зрелища.

Девушки поведали мне также все здешние новости и сплетни. Каждый вечер здесь устраиваются великолепные барбекю, а по субботам, как сегодня, у Кактусового корраля — танцы, которые Зия охарактеризовала как «о-очень смелые».

Я обещал обязательно придти, они, со своей стороны, посулили оставить мне по танцу. Что-нибудь медленное и незатейливое, чтобы партнерша не удалялась от вас дальше, чем на пару шагов, будто собираясь дать деру.

А завтра, в воскресенье, здесь состоится родео, настоящее большое родео со множеством лошадей, быков, ковбоями. Такое здесь на ранчо устраивается лишь раз в два месяца, и они просто в трансе, что придется пропустить это великолепное зрелище. Эд будет рвать и метать, если завтра они не завершат съемки фильма, так что им придется весь день работать. Такая жалость! И они не смогут также пойти на завтрашнее барбекю, которое состоится после родео на ранчо М. в двадцати милях отсюда. А там будет чертовски весело: шампанское и все такое прочее. Девушки уже допили свои коктейли. Как им это удалось — не знаю. Ведь рот у них практически не закрывался ни на секунду. Я стал искать глазами официантку, но не нашел ее. Зато я заприметил кое-кого другого, а именно Пита. Плотный, с рыбьим лицом парень снова сидел за стойкой бара, поглядывая на меня. Но это было не все. Неподалеку от дверей маячили две здоровенные фигуры моих старых знакомых.

Один из них был Додо — диплодок двадцатого века. Другую образину звали Фармер. Обе эти «светлые» личности вместе с в бозе почившим Карлом Купером вызывали у меня исключительно «приятные» воспоминания о нашей уже упоминавшейся встрече в мужском сортире.

— Что-нибудь случилось, Шелл? — тихо спросила меня Эйприл.

— Не думаю… — Едва я произнес эти слова, как Пит соскользнул со своего табурета у стойки и направился к нашему столику. Поэтому я добавил: — Но не исключаю, что может случиться. На всякий случай будьте внимательны, девушки.

Я вовсе не хотел, чтобы началась какая-нибудь заваруха, во всяком случае, здесь, в присутствии этих четырех красоток. Но я, откровенно говоря, и не думал, что она начнется прямо здесь и сейчас. Какой смысл им было затевать все это на виду у целой толпы народа?

Пит остановился у нашей кабинки, посмотрел на девушек, потом на меня.

— Я тут все думал о тебе, — произнес он, — о тебе и о твоем поганом языке.

Его голос неприятно поразил меня. Он звучал жестко, вызывающе. Такого я не ожидал. Я промолчал.

Он снова взглянул на девушек.

— Кроме того, петушок, не слишком ли много здесь курочек для тебя одного? Это несправедливо.

Челюсти у меня сжались. Бицепсы непроизвольно напряглись. Но я не двигался и лишь произнес негромко:

— Может, ты чересчур много на себя берешь, приятель? Я бы вежливо посоветовал тебе прогуляться обратно к стойке.

— Вежливо, — подхватил он, — во-во, это мне нравится. Люблю вежливых.

Фармер и Додо уже пересекали комнату. Похоже было, что все-таки что-то должно случиться, хотя я никак не мог понять смысла всего этого.

Я повернулся к Эйприл и прошептал:

— Слушай, если сейчас здесь начнется заваруха, ни во что не вмешивайтесь. Постарайтесь смотаться отсюда.

— Но…

— Да не спорь ты, черт побери. Делай, как я сказал!

Она побледнела. Только на щеках горели маленькие красные пятна.

Фармер и Додо подошли к своему приятелю.

— В чем дело, Пит, — спросил Фармер. — Какие-нибудь проблемы?

— Да никаких проблем, — ответил Пит. — Парень-то оказался вежливым.

Фармер ухмыльнулся, глядя на меня.

— Привет, Скотт, — любезно поздоровался он. Эдакая долговязая и костлявая образина. Он и в самом деле вырос на ферме. И доить бы ему сейчас коров, а не людей, если бы в юности он не связался с городскими бандюгами и не обнаружил, что, кроме коровьего навоза да пахоты, в жизни есть еще много интересных вещей. Вид у него был довольно добродушный. Но внешность, как известно, обманчива. Опасная была тварь.

Я ему не ответил. Смотрел на Додо. Что-то я чувствовал, чувствовал в самом воздухе. По спине у меня пробежал холодок. Не нравилось мне все это.

Пит наклонился над Делиз и, нарочито пялясь на се низкий вырез, предложил:

— А почему бы нам с тобой, детка, не прогуляться?

Его правая рука лежала на столе рядом с недопитым стаканом Зии. Я отчетливо видел все шрамы на костяшках его пальцев. Фаланга его мизинца была, как видно, когда-то сломана, и на ней виднелся крупный костяной нарост. Возможно, в молодости Пит занимался боксом.

Он не отставал от Делиз.

— Слушай, цыпленок, давай-ка удерем отсюда. Я тебе такое предложу, закачаешься!

Делиз посмотрела на меня. В ее зеленых глазах был страх.

— Шелл, ты не собираешься…

— Заткнись.

Она посмотрела на меня и судорожно сглотнула.

— Еще раз прошу тебя… — сказал я Питу.

Его правая рука двинулась вперед, он нарочно опрокинул стакан Зии. Со стола жидкость пролилась на колени Зии. Итак, этому суждено было случиться.