Сказанного было достаточно, чтобы убедить Лин, что я говорю разумные вещи. Мы выяснили еще несколько неясных моментов.
Я полюбопытствовал:
— Не помните, что делал Вулф, когда начался весь шум и крик в связи с моим исчезновением?
— Часа два мы все вас искали, прочесывая территорию вокруг здания, заглядывая во все комнаты. Я не была рядом с доктором Вулфом, но с каждым из нас был полицейский. Не забывайте, ведь вы были... буйным. — Она улыбнулась.
— Действительно обыскали все комнаты? Фелисити все еще была где-то там...
— Доктор Вулф, наверное, держал девушку в больничной палате, поскольку он там был главным, — пояснила Лин. — Возможно, положил ее на постель, будто она спит. Кроме того, не забывайте, ведь никто не искал девушку. Мы все рыскали в поисках страшного маньяка. Я вместе с полицейским осматривала восточное крыло, где мой кабинет.
— А мне, можно считать, повезло: я вернулся в «Гринхейвен» как раз вовремя, чтобы увидеть, как Вулф вытаскивает тело Фелисити. Его, естественно, сильно беспокоило, что она находится в здании, не терпелось устранить все следы. Сейчас мне пришла в голову еще одна мысль. Вулф с полицейским искал меня в больничных палатах, так? Где они в «Гринхейвене»?
— В конце западного крыла.
— Когда я налетел на него, он как раз шел из западного крыла, страшно торопился, но тут у нас возникла эта... проблема. — Я помолчал, затем спросил: — Вы все еще считаете меня психом?
— Да, считаю. — Лин улыбнулась. — Но безвредным. — Она покачала головой. — Правда, вели вы себя достаточно нормально, вполне...
После этой фразы мы забыли о деле и начали знакомиться друг с другом. Казалось, будто прозвучал какой-то сигнал и наступило время расслабиться. Мы еще немного выпили, свободно беседуя, как старые друзья. И даже весело рассмеялись, когда бармен предупредил:
— Последний раз отпускаю вам выпивку!
Было почти два часа ночи.
— Когда это так пролетело время?
— Не знаю, но я готов поспорить, Лин, что пролетело оно приятно.
— Вы чудак, Шелл! — Она пристально посмотрела на меня. — Давайте, пожалуй, поедем!
На улице я открыл ей дверцу машины, а захлопнув ее за ней, пообещал:
— Приеду к вам в «Гринхейвен», Лин. Не могли бы вы проверить, как там дела с этими двумя охранниками, выяснить, кто же из них все-таки ударил меня по голове? И, кроме того, может...
— Шелл, я ведь знаю, что вам сейчас некуда деться, — перебила Лин.
— О нет! У меня есть маленькая лисья нора, куда я могу забраться. Раньше там жил отшельник. У него были лисьи повадки.
— Поехали ко мне домой! Я хочу помочь вам, Шелл. Вы ведь частично из-за меня попали в беду. Теперь я знаю, что вы просто немного сумасшедший. И не могу допустить, чтобы вы спали в... лисьей норе.
— Ну...
— Пожалуйста, не ведите себя так, будто вы шокированы!
— Я не шокирован.
— Надеюсь. У меня в гостиной есть диван.
— А! Кушетка для психоанализа?
— Конечно, я намерена провести с вами сеанс психоанализа. Кроме того, мне хочется еще немного посмеяться. Влезайте, Шелл, просто для смеха!
— Просто для смеха, — отозвался я и влез в машину.
* * *
Лин отнесла наши чашки на кухню. Приехав к ней, мы с полчаса пили кофе, продолжая разговаривать о случившемся. Я проинструктировал ее, что именно она должна утром проверить в «Гринхейвене».
Вернувшись в гостиную, она сказала:
— Пора бы нам уже идти спать.
Это могло послужить некоторым намеком. Маленькая женщина уже начинала на меня действовать, во всяком случае, эти ее слова пронзили мое тело, как электрический ток. Я вскочил на ноги:
— Пора бы!
Можно было подумать, что я никогда не слышал о девушке по имени Джо Перрайн.
Лин улыбнулась, затем лицо ее сделалось серьезным. Она ушла в спальню, а на обратном пути столкнулась со мной в дверях. Лин несла подушку, простыни и два одеяла, которые бросила на маленькую, бугристую кушетку.
— Ну, вот вы и на месте!
— Нет, — возразил я, улыбаясь и все еще оставаясь в дверях спальни. — Мое место здесь.
Она сделала вид, будто не поняла, продолжая быстро устраивать постель на кушетке, потом подозвала меня и усадила.
— Спокойной ночи, Шелл.
— Вы хотите спать?
— Хо-хо! — ответила она и ушла в спальню.
Я слышал, как она готовилась ко сну, двигалась, чем-то шуршала.
Несмотря на мои хитрые уловки, вроде «А вы уверены, что вам не понадобятся эти одеяла?» или «А вы не хотели бы сейчас потанцевать?», Лин больше не откликнулась. Затем погасила свет, заскрипели пружины кровати. Ну что же!
Некоторое время я полежал, не засыпая, а когда, наконец, заснул, сон мой был сексуальным.
* * *
Я проснулся с болью в спине и затвердевшей шеей, но с чувством, что все в этом мире хорошо. Через несколько секунд вспомнил, что все не так уж хорошо, хотя все равно чувствовал себя неплохо.
Лин возилась в кухне, весело мурлыча. Через минуту она вошла в гостиную:
— Привет! Как спалось?
— Просто не знаю, как мне все же удалось ненадолго закрыть глаза.
Она взглянула на меня и подмигнула:
— Не хитрите! Вставайте, пока я не стянула с вас одеяло!
— Это тест. Я не встану.
— А я не стяну с вас одеяло. Что вы хотите на завтрак?
— Кофе и тост. Это все.
Лин покачала головой, вернулась на кухню и закрыла дверь. Я встал и оделся.
За второй чашкой кофе она сказала:
— Шелл, я хотела бы остаться дома, но, если не появлюсь в «Гринхейвене», это может показаться странным. Вы придумали, что бы я еще могла для вас сделать?
— По-моему, мы договорились обо всем еще вчера.
— Позвонить вам сюда? Я вернусь к обеду.
— Это будет довольно скоро.
— А что вы собираетесь делать, Шелл?
— Просто посижу. Мне нужно о многом подумать. И, ради бога, будьте осторожны! Пусть никто не видит, что вы будете делать. Если Траммел действительно такой, как я о нем думаю, он может убить половину населения земного шара, только бы не оказаться разоблаченным.
Лин допила кофе.
— Ну, хорошо. До свидания!
Я проводил ее до выхода.
— Лин, будьте очень осторожны! И запомните: с кем бы вам ни пришлось разговаривать, с вашей точки зрения, Шелл Скотт — буйнопомешанный.
Она ушла. Я не представлял себе, что квартира так сразу опустеет.
Через некоторое время поднял телефонную трубку, поискал в телефонной книге номер миссис Гиффорд и набрал его. Разговор с ней был коротким. Я сказал ей, как только мог осторожно, о Фелисити. Но о смерти никогда нельзя сообщить осторожно. Она закричала, завыла, заглушая звук телевизора, который продолжал работать за ее спиной. Я объяснил ей, что к тому времени, когда мне удалось найти тело Фелисити, она была мертва уже более суток. Миссис Гиффорд не дала мне закончить — положила трубку. Я даже не успел ей сказать, что ее дочь отправилась делать аборт. Впрочем, вряд ли она бы мне поверила. У меня создалось впечатление, что миссис Гиффорд боялась даже разговаривать со мной по телефону, — ведь газеты накрепко увязали мое имя с маньяком, совершающим жуткие убийства. Интересно, сколько еще жителей Лос-Анджелеса думали обо мне точно так же?
К полудню мне в голову пришла неожиданная идея. К этому времени я прочел утренние газеты, которые нашел под дверью квартиры Лин, прослушал немало новостей по радио. Так что знал, в какую глубокую пропасть попал.
Но дело обстояло еще хуже, чем я думал. По-видимому, все приняли за непреложный факт, что я действительно внезапно сошел с ума, убил Вулфа в «Гринхейвене» и одолел целый полицейский наряд. Никто не высказал даже предположения, что я мог стать жертвой обстоятельств или ложного обвинения. Вопрос просто закрыли. Все полицейские на расстоянии многих миль, так же как и достаточное число перепуганных граждан, занимались моими поисками.
Артур Траммел и его «наставники» еще больше усугубили мое положение. Утренние газеты на первой полосе опубликовали россказни «Всемогущего». Он заявил, что, убежав из «Гринхейвена» вечером того же дня, я набросился на него в комнате, где он выслушивал исповеди прихожан, и пытался его убить. Подробно описал, как ему удалось чудесным образом избежать смерти, разбавляя повествование фразами из мыльной оперы, вроде «...вытаращенные, налитые кровью глаза Скотта», и объяснил мой поступок местью, поскольку он, Траммел, осудил меня с трибуны и в печати. Заканчивалась статья призывом найти сумасшедшего и уничтожить. Ниже стояли подписи «Мастера» и его четырех «наставников».
Вскоре после полудня в замке повернулся ключ, вошла Лин. В комнате сразу стало светлее.
— Привет! Как поживает мой сумасшедший? — поинтересовалась она.
— О'кей. Скучал без вас. Узнали что-нибудь?
— Немного. Идемте, Шелл, на кухню, я приготовлю обед. Мне нужно вернуться к часу.
Я пошел за ней в маленькую, сверкающую чистотой кухоньку, и, пока она суетилась, бросая что-то в скороварку, мы поговорили. У Лин было много дел в «Гринхейвене». Она не обнаружила ничего, что могло бы меня поразить, зато добыла подтверждение целому ряду фактов, до которых я дошел путем логических рассуждений.
Главный психиатр поговорила с охранниками, отправленными по моей милости в госпиталь «Гринхейвена». Они признались, что Вулф велел им меня «укротить», поскольку я буйный псих. И сам напал на меня сзади.
Лин не нашла никаких следов того, что Вулф и Диксон занимались абортами, но я этого и не ждал. Естественно, после убийства Фелисити они позаботились, чтобы в клинике не было новых клиенток.
Еще она организовала проверку содержимого в шприцах Вулфа. В одном из них оказался цианистый калий.
— Это практически подводит подо всем черту. Вы сделали очень много, Лин. Огромное спасибо.
Она нахмурилась:
— Но это не охватывает Траммела! Как вы сможете найти надежные доказательства против него?
— Логическим путем. Задавая ему вопросы, — улыбнулся я.
— Вопросы? Ему? Вы хотите сказать, что отправитесь сегодня вечером туда? — Она не скрывала пронзившего ее страха.
— Нет, не сегодня. Сегодня свидания с ним не будет. Для того, что я задумал, нужно провести встречу с большим размахом. Она должна состояться завтра. И кстати, я не говорил, что буду задавать ему вежливые вопросы.
Лин выглядела изумленной, я сменил тему:
— Никаких неприятностей сегодня утром не было?
— Нет... но со мной беседовали несколько полицейских.
— И что вы им сказали?
— Что вы шизофреник и что вы убежали. Серьезная история, Скотт!
— Хорошо. Вы уверены в том, что делаете?
— Я же обещала вам помочь. Но... — она сдвинула брови, — была одна осечка.
Лин беседовала с репортером, который знал, что сестра Диксон исчезла в ту же ночь, когда я застрелил Вулфа и скрылся. Репортер выведал у полицейских, что я видел Диксон, перед тем как выстрелил в Вулфа. Нельзя ли предположить, спросил он главного психиатра, что Скотт убил и ее, поскольку сестра могла быть свидетельницей убийства Вулфа?
— Мне пришлось согласиться с тем, что это возможно, — сообщила она.
— Конечно, милая! Теперь он будет ссылаться на это, как на сообщение, поступившее из авторитетных источников.
Я представил себе статью, которая появится из-под пера этого репортера: «Очаровательная молодая медицинская сестра Глэдис Диксон, возможно, вторая жертва ненормального убийцы Шелдона Скотта, — сказала сегодня доктор Л. Николс, главный психиатр „Гринхейвена“. Мисс Диксон — молодая, обаятельная, привлекательная, хорошо сложенная, темпераментная...» и так далее.
— Вы видели газеты? — спросила Лин.
Я кивнул. Она подошла ко мне и положила руки мне на грудь.
— Шелл, не лучше ли будет мне просто выступить и сказать, что вы абсолютно нормальный человек? Ведь все против вас. Скоро это нельзя будет остановить. И переубедить людей будет невозможно.
Я сжал ее руки:
— Нет, спасибо, Лин. Мы договорились. Уже и без того плохо, что я торчу здесь и подставляю вас. Никто не станет вас слушать. Ваши слова будут восприняты так, словно вы взялись опровергнуть энциклопедию. Если дело когда-нибудь дойдет до суда, я использую весь этот пар, который вы к тому времени накопите, но не раньше, чем сам попрошу вас об этом, и конечно же не раньше, чем Траммел раскроет себя. Но спасибо!
Почти мгновенно она пожарила свиные отбивные, приготовила в скороварке картошку и морковь. Еда была такой вкусной, что, поглощая ее, мы забыли о разговорах, так что за столом царило молчание.
Лин была такой женщиной, какой мужчина может восхищаться целый день, все двадцать четыре часа! Она не считала необходимым все время болтать. Мне нравилось смотреть на нее, говорить с ней, знать, что она рядом, даже если в этот момент я ее не видел.
В час дня Лин сказала:
— Ну что же, Шелл, увидимся около трех.
— Около трех? Я думал, вы собираетесь работать.
— Да, собираюсь, но скоро вернусь, — улыбнулась она. — Этим утром у меня, как ни странно, раскалывалась голова. Не думаю, что кто-то рассчитывает, что я пробуду на работе целый день.
— Умно! Неплохо соображаете, с моей точки зрения.
— Неужели? — Она встала и пошла к выходу.
— Подождите минутку! — сказал я. — Это слишком внезапно!
— Хо-хо! — Дверь открылась и закрылась. Лин ушла.
Эти два часа, с часу до трех, тянулись, как долгий скучный полдень, а когда Лин вернулась, наступил счастливый, но короткий вечер.
Сначала мы прослушали радиопередачу, затем Лин вышла, купила вечернюю газету, и мы ее вместе просмотрели.
По-видимому, миссис Гиффорд вызвала полицейских, а те снабдили информацией репортеров. Теперь все знали, что я известил миссис Гиффорд о смерти ее дочери. Между строк отчетливо просматривался намек, что я мог сам убить девушку, а по отношению к ее матери проявил садизм. С этой новостью оставалось только смириться, а вот заявление лейтенанта Френча из Бюро по розыску пропавших в Лос-Анджелесе заставило меня принять решение. Он вполне логично заметил, что нет никаких доказательств гибели девушки и, пока тело не найдено, преждевременно считать ее мертвой.
— Похоже, сегодня мне все же придется уйти из вашей квартиры, — сообщил я Лин, прочитав это заявление.
— Шелл, я не хочу, чтобы вы уходили, вам нет надобности уходить, — откликнулась она.
— Я не сумасшедший, чтобы самому попасться. Но должен позвонить Френчу, а отсюда звонить не стану. Главная причина, почему я до сих пор не сообщил полиции о смерти Диксон и Фелисити и об их могиле, — боязнь, что распространится слух, будто убил обеих я. Но как бы то ни было, теперь это все равно висит в воздухе. В общем, у меня серьезный повод выбраться из укрытия.
Спустя полчаса я стоял в телефонной будке в нескольких милях от квартиры Лин, ожидая, когда меня соединят с Френчем. Лин настояла на том, чтобы отвезти меня сюда, — ее «крайслер» был припаркован в соседнем квартале.
Когда Френч ответил, я сказал, что звоню ему в связи с его заявлением, опубликованным в газете. Он сразу же заинтересовался. Но стоило мне сообщить, что я могу указать, где найти тело Фелисити, на другом конце провода надолго воцарилось молчание. Потом он спросил:
— Кто это говорит?
— Отвечу вам, если вы быстро все прокрутите. Не вздумайте пытаться установить, откуда я звоню. Все равно меня там уже не будет...
После короткой паузы он произнес:
— Хорошо.
Но я понял, что он все же принимает меры, чтобы установить, откуда звонят.
— Это говорит Шелл Скотт...
Очень быстро я рассказал ему, что Фелисити убили Вулф и Диксон и что я видел, как Вулф зарыл тело, знаю, где находится могила.
— Вы найдете в ней обеих — Фелисити и Диксон. Я не убивал ни ту ни другую. Девушку отравили цианистым калием, но вскрытие покажет, что перед этим ей сделали аборт. Не важно, в чем меня еще обвиняют, но уж этого никто не сможет приписать! Поэтому найдите ее, а Скотта вычеркните из числа подозреваемых, и сделайте это вслух!
— Где они находятся?
Я объяснил ему, как найти могилу, что, к сожалению, заняло слишком много времени. Мне хотелось поскорее закончить разговор и убраться подальше от этого телефона, особенно потому, что близко была Лин.
— То, что я не могу вам сообщить из-за недостатка времени, вы можете узнать у сержанта Медоуса и его напарника, патрульного Эла из полиции Роли, — добавил я напоследок. — А также можете все узнать от типа, который направил Фелисити к Диксон и Вулфу, — Артура Траммела. Он виновник беременности Фелисити, и он же убил Диксон, чтобы не осталось никого, кто мог бы на него показать.
Положив трубку, я бросился к машине. Лин включила двигатель. Всю дорогу назад, в ее квартиру, я обдумывал то, что сообщил Френчу, особенно про Траммела. К сожалению, не было времени объяснить ему мелкие подробности, которые могли убедить его в моей правоте. Я убеждал себя, что поступил правильно, что не ошибаюсь в своих выводах, и все же у меня оставалась крупица сомнения.
На следующее утро мы с Лин узнали, что полицейские побывали на месте, которое я описал Френчу, поднялись на вершину холма, но ничего не нашли. Никаких тел. Только взрыхленную, мягкую землю, которая могла быть прежде могилой.
Отойдя от первоначального шока, я понял, что это даже к лучшему. Зато теперь у меня не осталось никаких сомнений относительно Траммела!