Я вернулся на тот же космический корабль. Луна опять стремительно приближалась, но мне казалось, что избежать катастрофы вполне возможно. Во всяком случае, я старался ее предотвратить. Корабль беспорядочно переворачивался и взбрыкивал, как дикая лошадь, а Луна мелькала при каждом перевороте все ближе и ближе. Наш двигатель барахлил, и атомы в нем не расщеплялись как положено. Ракета продолжала дергаться, качаться, и это отдавалось в моем позвоночнике так, словно я мчался в машине по ухабистой дороге.

Наконец сознание прояснилось. Я таки ехал в машине, трясшейся по ухабам и колдобинам.

Внезапно, несмотря на острую боль в затылке, я вспомнил все и понял, что, вероятнее всего, ожидало меня в ближайшее время, поэтому прикинулся мертвым. По тому, как я себя чувствовал, это было нетрудно.

Не открывая глаз, я, ловкач и хитрюга, принялся соображать, что и как, и даже выработал потрясающий план.

Совершенно неожиданно я издам жуткий вопль, вскочу, схвачу находящихся в машине, измолочу кулаками — словом, сотру в порошок. Я мысленно высчитал, что один сидел за рулем, а другой — рядом со мной, на заднем сиденье. Мне всего лишь нужно быть стремительным, как Меркурий, и сильным, как Голиаф, чтобы раздавить их головы, как баклажаны. Потом я оставлю их распростертые тела на полу в салоне машины и кинусь в лес с ликующим Тарзаньим кличем.

Во всяком случае, стоило попробовать — безвольным сидением в машине ничего не добьешься.

«Вот как надо поступить», — сказал я себе. Сначала я погляжу сквозь полусомкнутые ресницы, что к чему. Все прикину — уж я их втопчу в грязь. Брошу подыхать, а сам отвалю.

Ну, братец, ты и размечтался! Начало было о'кей: я посмотрел и убедился, что все так, как я и предполагал. В салоне автомобиля сидели трое, включая меня. Флем вел машину. Краем глаза я видел второго — это, должно быть, Датч, он сидел на заднем сиденье слева от меня. Я подбодрил себя: «Скотт, старина, у тебя все получится с первого раза».

Я неслышно сделал глубокий вдох, скомандовал себе: «Вперед!» — прыгнул и… приземлился на пол, под сиденье.

Я ударился головой о спинку переднего сиденья и сильно ободрал лицо, пропахав им по обивке, но это было ничто в сравнении со вспыхнувшей во мне яростью. Подонки связали мне руки и ноги, и мне было бы чертовски трудно разбить им головы.

Я приземлился на свой зад, слыша хриплый смех Датча. Его рука со свистом рассекла разделявший нас воздух, и его ладонь врезала мне по зубам. Я почувствовал, как моментально вспыхнули губы, и ощутил кровь на языке. Сидя на полу, я матерился, посылая и Датча, и Флема куда подальше, не делая различий между ними, пока Датч не стукнул меня снова. На этот раз кулаком. Боль обволокла меня, и я заткнулся. Мой мозг и без того был в плачевном состоянии.

Однако Датч выглядел не лучше. При свете приборной доски я разглядел его лицо, и у меня не осталось сомнений, что именно его я заметелил на крыльце дома Холли. Его глаза все еще напоминали улиток, но один из них почти полностью заплыл, а под носом виднелись следы крови. Губы у громилы распухли, как у негра, и, когда он раскрыл рот, чтобы сказать что-то, я увидел щербины на месте выбитых зубов.

Но я не успел сполна насладиться видом парня, тот заявил:

— Я убью тебя, Скотт. Ты уж извини, но я просто должен тебя убить.

Он с трудом выговаривал слова распухшими губами. Я не успел ответить. На переднем сиденье Флем нервно прочистил горло и вмешался:

— Датч, босс не велел убивать парня. Он сказал: «Достаньте его».

— Заткнись! — огрызнулся Датч. — Делай, как я скажу. Босс приказал достать его, верно. Ну а я тупой, понял? Подумал, надо убить парня, когда босс распорядился достать. Никаких проблем. Все логично, понял?

Нет, этот тип мне совсем не нравится. И логика его мне не по душе, но, по всей видимости, у меня уже не остается шанса оспорить эту его логику. Датч решил убить меня, а я, связанный по рукам и ногам, вряд ли смогу ему помешать.

Я спросил Датча:

— Не возражаешь, если я поднимусь?

Датч рассмеялся:

— Валяй. Устраивайся повольготней. Только скажи мне сначала: «Пожалуйста».

— Пошел ты…

Тыльная сторона руки снова с силой проехала по моим губам. Если я не буду держать свою большую пасть закрытой, очень скоро она станет еще больше. И будет выглядеть так, как у Датча.

Он вежливо, даже слишком вежливо сказал:

— Извините, мистер Скотт. Но не заставляйте меня делать это.

Я постарался говорить спокойным голосом:

— Мне сидеть здесь или я могу подняться?

— Давай подымайся, — проскрипел он. — И не вынуждай меня избивать тебя. Все должно выглядеть как самоубийство.

— Самоубийство? Что, черт побери, ты хочешь этим сказать?

Он оскалился щербатым ртом:

— Вот как обстоят дела, Скотт. Твоя пушка у меня. Не эта. Ты думал, что эту ты отобрал у меня. — Он пошевелил правой рукой, и свет отразился на автоматическом пистолете 45-го калибра с перламутровой рукояткой, который так недолго пролежал в ящике моего письменного стола. — Сечешь, красавчик? Я убью тебя сам.

Ему, должно быть, было довольно больно растягивать разбитые губы в ухмылке, но он так радовался, что не мог совладать с собой.

— Я застрелю тебя из твоего же револьвера. Но если ты вынудишь меня рукоприкладствовать, это не будет похоже на самоубийство, так ведь?

На его вопрос отвечать было не обязательно. К тому же он явно меня подзуживал. Веревки на кистях моих рук и на щиколотках были завязаны довольно туго, однако я мог раздвинуть ладони и шевелить пальцами, а также двигать ступнями.

Я положил ладони на сиденье, подобрал под себя ноги и начал приподниматься.

— Смотри, не балуй, — прорычал Датч. — Если выкинешь что-нибудь, мне придется изменить план и пристрелить тебя из моей любимой маленькой пушечки. — И он сунул мне под нос эту свою любимую маленькую пушку. — Так что будь осторожен.

Он мог бы и не предупреждать меня, хотя какая мне была разница в конечном счете? Единственной удачей во всей этой передряге было то, что мои руки связали спереди. Вдруг у меня судорогой свело желудок, когда я сообразил, что я посчитал удачей. Связанные руки! Однако это было, несомненно, лучше, чем если бы мне их завели за спину. Ребятки, вероятно, очень спешили.

Голова моя болела адски, но мыслил я все же ясно, и до меня наконец дошло значение этой поездки в никуда. Перебраться с пола на сиденье я хотел главным образом для того, чтобы увидеть, куда мы едем, хотя было и непонятно, что мне это дало бы. Я связан по рукам и ногам, и профессиональный убийца держит меня на прицеле. И везут они меня не к боссу. Похоже, поездка для меня — последняя.

Я и раньше бывал во многих переделках, но никогда не чувствовал такой безысходности.

— Послушай, Датч, Мэйс не будет в восторге, если ты меня прикончишь.

— Зато я буду в восторге. А с Мэйсом я как-нибудь разберусь.

Я невольно хохотнул. У меня был шанс «разобраться» с Мэйсом, и я-то прекрасно понимал, что этому пентюху никогда с ним не справиться. Но он мог отлично справиться со мной.

Датч наклонился ко мне.

— Что тут смешного? Я уже отказался от идеи о твоем самоубийстве. Я все равно воспользуюсь твоей пушкой, но сначала прогуляюсь ею по твоему лицу.

— Мою пушку ты можешь получить только у Мэйса. Разве он приказал тебе прикончить меня?

— Он сказал достать тебя, Скотт. А я, как ты уже знаешь, иногда понимаю не правильно то, что мне говорят. — Он навис надо мной, раздвинул губы и показал на выбитые зубы. — Видишь это? Я тебе отплачу. В долгу не останусь. Отделаю так, что мама родная тебя не узнает.

Я не сдержал невольной дрожи. Парни из морга возненавидят меня, когда им доставят мой изуродованный труп.

— В этом ты большой мастак, верно? Ты здорово повеселился, когда громил мой офис?

— Я так не веселился с того дня, когда моя бабка попала в машину для выжимания белья, — хихикнул он. — Со мной шутки плохи. Скотт.

— Еще бы, — признал я. — С таким «копом», как ты.

Он не замедлил нанести мне новый удар. Я бы пожертвовал всеми своими зубами — только бы достать этого типа. Однако я сохранял внешнее спокойствие, откинулся на спинку сиденья и огляделся. Кругом было темно, луна пряталась за сгущающимися облаками, и все же в свете фар я узнал пару знакомых ориентиров и понял, что мы поднимаемся в горы по дороге Бенедикт-Каньон. Я бывал тут несколько раз — при более счастливых обстоятельствах — и хорошо знал дорогу. Она проходила по холмам, некоторые склоны представляли собой крутые обрывы, а другие были пологими. Может, Датч позволит мне прыгнуть в пропасть? Самоубийство… Я попытался пошевелить кистями рук, но веревка была туго затянута.

— Не двигайся, — бросил Датч.

— Проклятая веревка нарушает кровообращение.

Датч хохотнул:

— Он беспокоится о кровообращении. Я ужасно огорчен, Скотт. Подожди немного, и я все улажу.

Я замолчал, ибо мне сильно не по душе были его высказывания. Датч же нанес мне прощальный удар:

— Я слышал о тебе, Скотт. Знаю, что ты ухитрялся отболтаться в крутых переделках. А сейчас, красавчик, тебе не отвертеться.

В чем, в чем, а в этом у меня уже не оставалось никаких сомнений. И раз уж слова не помогут мне выпутаться, нужно что-то срочно предпринять. Но вот что?

Наконец я врубился. Мне уже не спастись. Подонки просто отвезут меня в горы и пристрелят. Швырнут на колени, приставят пушку за ухо и вышибут мозги, как военнопленному в войне без правил. Я оказался не с той стороны нейтральной полосы.

Однако я не оставлял попыток придумать что-нибудь. Мы мчались среди холмов, но где именно? Присмотревшись повнимательнее, я узнал этот отрезок дороги. Мы уже оставили позади крупные загородные фермы. Я вспомнил, как приезжал сюда с шестифутовой блондинкой, называвшей меня «хвастуном». Я вспомнил, что где-то впереди, примерно в миле, была маленькая утрамбованная площадка, на которую мы съехали тогда с дороги и где немного поболтали. Кажется, о Шопенгауэре. За площадкой, чуть ниже дороги, по довольно крутому склону холма проходил узкий карниз, а за ним был обрыв футов в пятьдесят. Я вспомнил, как в ту ночь с блондинкой я из предосторожности поставил машину на заднюю передачу и вытянул до конца ручной тормоз. Но чертова блондинка умудрилась задвинуть ногой ручной тормоз.

В этом месте дорога извивалась, и на крутых поворотах Флем делал не больше двадцати миль в час. Я припомнил, что сразу за той площадкой дорога резко сворачивала влево.

Я вздохнул. Ничего не поделаешь. Если тебя подстрелят, Скотт, какая тебе разница, попадут ли тебе в голову или в спину.

Я ничего не мог поделать со слабостью, охватившей меня, когда я наконец принял решение. Как и с крупными каплями пота, выступавшими на моем лбу. Мои губы пересохли, и я облизал их.

— Датч, — попросил я. — Раскури мне сигарету.

— Что с твоим голосом?

— Порядок. Зажги мне сигарету.

— Ты мне приказываешь?

— Прошу.

— Боишься, а? Не волнуйся, Скотт. Тебе уже недолго ждать.

Он не шутил. Впереди я едва различил то место, где дорога заворачивала влево, а справа виднелось более светлое пятно утрамбованной площадки. Я надеялся, что, пока Датч будет доставать сигарету, его руки будут заняты. Это мне поможет, а если нет, ну и черт с ним. Я все равно не откажусь от попытки.

Он зашуршал пачкой, послышался треск целлофана. Вспыхнула спичка — прекрасный шанс для меня, пока вспышка ослепила его. Но слишком рано — мы были еще ярдах в тридцати от того места, где можно было бы воспользоваться единственным шансом. Шансом спастись или сломать себе спину на отвесной скале, но все же шансом.

Датч вынул сигарету из своих распухших губ и протянул мне со смешком:

— Прими гвоздь в гроб.

Он забавлялся от души.

Я потянулся за сигаретой связанными руками, взял ее, не переставая следить за дорогой, украдкой бросая косые взгляды. До площадки оставалось лишь несколько футов.

Я уронил горящую сигарету на колени Датча, воскликнув:

— Иисус! Прошу прощения. Я…

Я не договорил. Датч, занятый своими коленями, отвел взгляд от меня. Я отодвинул свой зад в правый угол сиденья и, повторив извинение, перенес руки на ручку дверцы.

Мы уже доехали. Справа показалась утрамбованная площадка, где я тогда с блондинкой припарковал машину и где от дороги начинался склон холма, переходящий в отвесный пятидесятифутовый обрыв.

В темноте под рукой Датча сверкнули искры, когда я нажал вниз ручку дверцы и толкнул ее. Дверца распахнулась, и машина резко вильнула влево. Понятно, это помогло. Я оттолкнулся изо всех сил обеими ногами и вылетел из машины, кувыркнувшись в воздухе.

Я опять как бы очутился на том проклятом космическом корабле, только на этот раз приземление было неизбежно.

Позади себя я услышал выстрел, когда ударился об узкую полоску земли на краю дороги, откуда начинался склон, и успел испугаться, что, потеряв сознание, снова погружусь во мрак. Весь воздух словно вышел из меня, но я не чувствовал пока боли ни в вытянутых руках, ни в подбородке, которым пропахал землю. Я беспомощно перекатился через край обочины и заскользил по склону.

С дороги послышался скрип тормозов, потом визг шин. Я цеплялся пальцами рук за землю, пытался зацепиться каблуками, с ужасом чувствуя, как отрываются мои ногти и как замедляется мое движение. Мои руки коснулись камня, когда с дороги раздались вопли. Я развел ладони, насколько позволяла веревка, и ухватился за камень так, будто это был пропуск в рай.

Прошло лишь три-четыре секунды, а я уже оказался футов на шесть ниже края дороги, а машина наверху — судя по доносившимся звукам — только-только остановилась. Я изогнулся и нащупал ногами второй камень. Размером он был примерно с мой череп и, вероятно, такой же твердый, наполовину застрявший в довольно рыхлой земле.

Я уперся ногами в камень, напрягая спину. Камень вывалился и покатился вниз по склону. Я покатился следом. Когда я выбил камень, мои ноги заскользили аккурат вниз. Вытянув руки вверх над головой и приминая траву и мелкие кустики, я перекатился вбок, параллельно дороге наверху.

Я чуть не взвыл от острой боли, пронзившей мое левое плечо. Должно быть, я здорово вывихнул его, когда упал на обочине. Однако я продолжал катиться. Мне казалось, что я произвожу слишком много шума, но я отчетливо слышал топот бегущих ног по асфальту и стук камня, который скатывался с нарастающей скоростью под уклон.

Я несколько раз перекувырнулся и замер, когда шорох прекратился, и через какое-то мгновение камень бухнулся на дно пропасти. Я повернул голову и взглянул на то место, где я выпрыгнул из машины. Я старался поглубже врыться мысками туфель в землю, чтобы не соскользнуть вниз, и задержал дыхание скорее от волнения, чем из опасения, что Датч и Флем услышат меня с расстояния в двадцать футов.

При слабом отсвете автомобильных фар и задних габаритных огней я разглядел силуэты двух мужчин. Один из них резко выкрикнул:

— Что за черт?

Он начал спускаться по склону, остановился и сказал:

— Флем, возьми в машине фонарь. И поторопись!

Флем протопал бегом по дороге и вернулся с фонарем. Датч схватил его, и я постарался изобразить из себя невидимку. После стольких усилий было бы несправедливо, если бы они использовали меня в качестве мишени для стрельбы. Стоит Датчу обнаружить меня, и — я не сомневался — он тут же меня прикончит.

Датч повел лучом фонаря сначала в противоположную от меня сторону, затем в мою. Однако он направлял его ниже по склону. Я мог разглядеть, казалось, каждую травинку и каждый комочек земли, но луч прошел ярда на два ниже моих связанных ног.

Датч раздраженно предложил;

— Давай спустимся и посмотрим внизу. Не исчез же он, черт побери!

Они могли и не знать про отвесный обрыв чуть пониже, но очень скоро обнаружат его. Так что не приходилось разлеживаться здесь, восстанавливая дыхание. От края дороги меня отделяли шесть-семь футов, но я не мог карабкаться вверх, как альпинист.

И мне ни в коем случае нельзя было стронуть с места ни один камень или ком земли — любой шум насторожил бы моих «приятелей». Я покрутил головой. Фонарь светил футах в двадцати ниже по склону и футах в пятнадцати — двадцати в стороне от меня.

Давай, Скотт, наверх!

Началось восхождение на вершину, а вместо альпинистского снаряжения у меня были зубы и ногти. Я вгрызался в склон, помогая себе коленями, мысками туфель и сломанными ногтями, и каким-то чудом преодолел несколько футов. Немного земли протекло струйкой вниз, но Датч и Флем сами производили столько шума, что не обратили на это никакого внимания. Я откатился от края до середины дороги, ухитрился подняться на ноги и запрыгал к машине.

Машина стояла в дюжине ярдов от меня. Но я не мог сделать больше двух прыжков, не грохнувшись лицом или боком на дорогу. Невозможно было контролировать падения, и каждый удар о бетон отнимал немало сил.

В конце концов я поумнел и покатился, как перекати-поле. Машины я достиг в полном изнеможении. Ухватившись за ручку дверцы, я поставил себя на ноги и тут же увидел вспышку света на холме позади себя.

Они возвращались назад!

Последним, казалось, усилием я запихнул себя за руль и подумал: «Что теперь?» Это был «бьюик» старой модели, черт бы его побрал! Многое бы я дал за машину с автоматической коробкой передач, но делать нечего. Я повернул ключ в замке зажигания, вытянул ручку газа до упора, выжал педаль сцепления обеими ногами, неуклюже протянул руки под рулевое колесо и перевел рычаг переключения передач на первую скорость. Потом поискал глазами на приборной доске кнопку стартера.

Чертовой кнопки просто не было!

Тут я вспомнил, что в этом проклятом «бьюике» чертов стартер расположен под педалью газа. Мне оставалось только расслабиться и заснуть; увы, я знал, что никогда не проснусь, если не буду действовать, и притом быстро. Держа ногу на сцеплении, я ухитрился нагнуться достаточно низко, чтобы нажать руками на акселератор — как раз в тот момент, когда луч фонаря осветил машину.

К счастью, мотор еще не остыл и завелся моментально. Поскольку ручка подсоса была вытянута полностью, мотор оглушительно заревел, а я начал отпускать педаль сцепления прежде, чем выпрямился и положил руки на рулевое колесо. Я стукнулся головой о руль и одновременно услышал треск выстрела. Пуля пробила заднее стекло и шлепнулась о спинку переднего сиденья справа от меня в тот миг, когда внезапное ускорение машины вжало меня в спинку сиденья.

Да хоть бы меня снесло начисто с сиденья, лишь бы убраться отсюда. Так я думал в ту минуту, однако я быстро поумнел. Что толку удирать от этих мазуриков, если я растеряю свои мозги, свалившись с машиной в пропасть.

Двигатель продолжал разгоняться, и было уже поздно жалеть, что я не выдвинул ручку газа лишь наполовину. Машина ускоряла бег, а впереди уже виднелся крутой поворот вправо, в который я ни за что бы не вписался, если бы не снизил скорость. Это было бы чистое самоубийство.

Я пытался рулить связанными руками, и машина металась от одной стороны узкой дороги к другой, набирая бешеную скорость с каждой секундой, и мотор ревел все более оглушительно. Я мчался на первой передаче быстрее, чем когда-либо в жизни, а проклятый поворот был уже совсем близко.

Завопив, как ненормальный, я вцепился в руль и оторвал ноги от пола, потом ударил ими по педали газа, опустил ступни на педаль тормоза и крутанул руль вправо. По тормозам я жахнул от души и почувствовал, как шины вгрызлись в дорогу и заверещали, но не видел даже, куда меня несло. Резкий поворот швырнул меня на дверцу, однако я удержал ступни на тормозе Я сумел остановиться. Левое крыло врезалось в каменистый склон холма, и машина замерла на обочине дороги с заглохшим мотором. Внезапная тишина показалась мне почти сверхъестественной, впрочем ненадолго. Раздался выстрел, и по ветровому стеклу прямо перед моим лицом разбежались трещины. Мои «приятели» не отказались от намерения достать меня.

Я бросил взгляд в зеркало заднего вида, но ничего не смог разглядеть на извивавшейся позади меня дороге. Однако, посмотрев через правое плечо, я заметил свет, мечущийся по дороге в сотне футов от меня. Пока я разглядывал его, рядом с лучом света возникла вспышка, и тут же послышался треск выстрела. Пуля не попала в машину, но парни приближались, и в следующий раз…

Я проделывал привычные движения, все время чувствуя бесполезность своих усилий. Левое крыло за что-то зацепилось, и мне пришлось бы как следует повертеться, чтобы высвободиться. Но времени на выкрутасы не было, даже если бы я не был связан.

Я все же привел «бьюик» в движение, проделав то же самое, что и раньше, но только включил заднюю передачу.

Вцепившись в руль, я обернулся, чуть отпустил педаль сцепления и стал ждать, а стремительно возраставший рев двигателя все сильнее бил меня по ушам.

Парень с фонарем — наверняка это был Датч — уже приближался, а в прыгающем свете фонаря я разглядел мощную фигуру Флема, бегущего по пятам.

Когда Датч был уже футах в пятнадцати от машины я полностью отпустил сцепление.

Обернувшись и следя за обоими, я судорожно сжимал руль; машина прыгнула назад. Датч уже не мог остановиться Он мчался во всю прыть, вероятно, с одной мыслью в голове: «Достать Скотта». Я видел, как он вскинул перед собой руки и как его рот раскрылся в крике, потом он шмякнулся о багажник моей машины со звуком, от которого мне стало не по себе. Однако я не остановился. Я продолжал ехать, пока Флем не издал жуткий вопль почти бабьим голосом. Во второй раз послышался глухой удар, и вопль прекратился.

Я ухитрился остановить машину, не скатившись с дороги и не заглушив мотор, переключил передачу и медленно поехал вперед. Два помятых неподвижных тела лежали в десяти футах друг от друга на дороге.

Я оставил их там.