Было около четырех часов, когда я встал и начал осторожно ходить взад и вперед по своей гостиной, пытаясь облегчить боль и уменьшить онемение в левой ноге.

Шейх привел мне «невероятные факты», теперь я знал уже всю историю, и мне было нетрудно понять его чувство нетерпения и почти лихорадочное желание заключить «обязывающее соглашение» с Девином Моррейном.

– Однако, – продолжал он, – есть еще вопрос гарема. И по отношению к ним, к моим цветущим женам, у меня было еще большее обязательство. Отвлекаясь от султанской потребности, следовало помнить о том, что эта часть моего гарема заблудилась или была похищена. И отголоски этого могли привести к бедам немыслимым здесь и в моей родной стране.

Он сложил пальцы в кулак. Это был темный, жесткий и крепкий кулак.

– Секретность должна быть абсолютной, – еще раз напомнил он. – Если вы собираетесь действовать, вы должны действовать с молниеносной быстротой, не говоря уже о предельной осторожности.

– Хорошо, согласился я. – Вы меня убедили, что это совершенно невозможно – сделать то, что вы хотите. Но я попытаюсь. И очень скоро... Есть еще одна вещь: я считаю, что Девин Моррейн предвидел ваше прибытие сюда – я знаю, что он ожидал звонка от какой-то очень важной личности, и думаю, что он имел в виду вас.

– Моррейн знает, что я здесь или вот-вот буду здесь. Неделю назад я звонил ему из Аздрака и назвал день, когда прилечу в Лос-Анджелес. Я собирался установить с ним связь и обсудить весьма серьезные вопросы, как только устрою моих шесть несравненных...

– Я так понимаю, что вы еще не связались с Моррейном – по той причине, что он только что вернулся из путешествия.

Собственно говоря, я собирался упомянуть, что встречался с Моррейном, и рассказать о том, что в нас стреляли, не сомневаясь, что Шейха очень заинтересует этот рассказ. Но он перебил меня, и его бронзовое лицо неизвестно отчего потемнело и нахмурилось.

– Да, он вернулся из Техаса! – почти выкрикнул он. Потом успокоился и заговорил, понизив голос, вполне нормальным тоном.

– Неделю назад, когда мы беседовали по телефону, мистер Моррейн упомянул о своем скором отъезде. Но он уверил меня, что предпримет отчаянные усилия, чтобы вернуться сегодня. Потому что ему было бы крайне неприятно, не говоря уже о том, что это было бы и неразумно, заставлять ждать шейха Кардизазана как простого смертного.

Я снова сел на диван рядом с Шейхом и сказал:

– Давайте-ка уточним следующее. Вы сказали ему, что обнаружили нефть во всех указанных им местах и потому готовы сделать его миллиардером за услуги, оказанные им с помощью его «дудлбага», который, как выяснилось, работает?

– Нет... не совсем.

– Нет? Тогда что же?

– Он не знает, что скважины закончены и результат в высшей степени удовлетворительный. Никто об этом не знает, а если знает, то...

– Ну?

– Вы, конечно, понимаете. Мы действительно предприняли все возможные усилия, чтобы держать эти сведения в секрете. Почему? Этого я никому не обязан объяснять, включая вас. Мистер Скотт, невозможно бурить скважины и держать под контролем всех, кто с этим связан. Мы старались соблюсти тайну в достаточной степени, но когда столько людей участвуют в делах, то не может быть полной уверенности, что хоть капля не просочилась наружу. Поэтому, учитывая, что это вопрос первостатейной важности для страны Кардизазана, правитель которой я, у меня есть некоторые опасения. Опасения, что другие могли узнать результаты нашего бурения и то, как мы их добились.

– Позвольте мне вставить слово, Шейх. Короче говоря, Моррейн не знает, что случилось с этими скважинами, место для которых он выбрал, и что у вас произошло в Кардизазане с тех пор, как он покинул ваш дворец и вернулся домой. Но знает, что сейчас вы здесь и хотите его повидать.

– Совершенно верно. Одно из моих опасений заключается в том, что и другие могут узреть свет, видимый мне. Узнают, что прибор Моррейна представляет огромную ценность, и захватят этого Моррейна в плен до того, как я смогу продемонстрировать ему мудрость, оставив его на свободе и предложив ему служить только мне.

– Точнее говоря, вы хотите заключить с ним контракт до того, как кто-нибудь, какой-нибудь Джон Генри, заполучит его подпись на соответствующей официальной бумаге.

– Кто еще? Какой Джон Генри?

– Давайте оставим Джона Генри. Вы опасаетесь, что кто-то другой перехватит у вас инициативу и заключит с ним соглашение, опередив вас. Так?

– Да, мистер Скотт. И я стал действовать. В частности после нашей беседы, состоявшейся по телефону неделю назад, я навел некоторые справки. И получил подтверждение того, что Моррейн действительно был в Техасе, как он сам мне сообщил. Составлял там карты территорий, где, по его мнению, следует бурить скважины. Он делал это для богатых техасских бизнесменов, связанных с нефтью. А таких, как я выяснил, немало. Но это был только предлог. Только прикрытие. Ложный след.

– Это значит, что Дев вовсе не занимался поисками мест для бурения?

– Да, и вы лучше этому не верьте. Это был только предлог для поездки в Техас. На самом деле он обсуждал с техасскими нефтяными магнатами плату за свои услуги и все остальное. А они, знаете ли, очень богаты.

– Ах...

– Да. Это даже хуже, чем «ах». И хуже, чем когда он наслаждался роскошью в моем дворце и всем прочим. Здесь он может ускользнуть от меня. И я должен продолжать действовать с незаурядной волей и целеустремленностью и не ошибаться. Я должен соблазнить этого Моррейна, трясти у него перед носом такой роскошью и богатством, чтобы он покорился мне полностью и велел этим богатым техасцам провалиться.

Он помолчал и добавил с видимым удовольствием:

– Это пожелание насчет «провалиться» я узнал от Моррейна.

– Ага. Теперь, Шейх, картина для меня проясняется. И ручаюсь, что если и есть человек, который может его заарканить, так это – вы.

– Я не совсем понимаю вашу манеру выражаться.

– О'кей! Ну, я так понимаю, что для Моррейна наступил очень интересный момент, потому что он знает, что вы здесь или где-то поблизости. А этот звонок, о котором он упоминал при мне, может быть из Техаса. Но я знаю еще одного парня, который...

– Еще одного? Кроме техасцев? – Шейх обнаруживал весьма заметное беспокойство и волнение. – Именно этого я и опасался. Что может быть естественнее того, что есть люди, которые захотят обойти меня в погоне за Моррейном? Но как это может произойти, если они не знают всего, что знаю я, и даже части этого?

– Успокойтесь, Шейх. Я не в курсе дел техасских нефтяных магнатов. А что касается другого упомянутого мной лица, то у него нет никаких шансов на успех. У него даже не предвидится его первого миллиарда. Но ведь, кроме техасцев, в этом могут быть заинтересованы люди из Оклахомы, Луизианы, Калифорнии...

– Постойте! Мне достаточно забот с одним Техасом – без Оклахомы и Луизианы. Не говоря уж...

– Прошу прощения. Это было только предположение. Но меня гораздо больше десяти тысяч золотых в день волнует другое – что кто-то пытается меня убить. И Моррейна.

– Моррейна? Кто-то пытается убить Моррейна?

Я посмотрел на Шейха Файзули снизу вверх, потому что его будто пружиной подбросило. Если он и казался обеспокоенным минуту назад, то это было ничто в сравнении с тем, что он испытывал сейчас. Сейчас он был воплощенное страдание.

– Не волнуйтесь так, – сказал я. – Я не вполне уверен...

Я осекся.

Вне всякого сомнения, кто бы он ни был, тот сукин сын, который стрелял в нас с Девом, он был тем же самым сукиным сыном, который дважды выстрелил в меня теперь и умчался на своей скоростной машине, проскрежетав по асфальту, а я эту машину даже и разглядеть не успел.

Но этот сукин сын, увидев, что я упал, вероятно, подумал, что стер меня с лица земли. По крайней мере не похоже, что он знает: я остался жив и даже не в больнице. Итак...

Я поднялся на ноги, постоял рядом с Шейхом, потом пошел к двери.

– В чем дело? – спросил Файзули. – Вы уходите?

– Немногим более часа назад кто-то четырежды выстрелил в меня или Дева Моррейна, а может быть, он метил в нас обоих. Но по крайней мере одна или две из этих пуль предназначались для меня, потому что кто-то не пожалел времени, чтобы снова попытаться убить меня. Вы это видели, Шейх. Возможно, он думает, что прикончил меня, и это оставляет ему прекрасный шанс разделаться с Девом Моррейном прямо сейчас...

Я вышел за дверь, бросив через плечо:

– Если, конечно, он уже этого не сделал.

Само собой понятно, что после этого я отправился к Деву.

Не знаю, почему я пошел в спальню. Да нет же, знаю. Я искал Дева живым или мертвым, а все остальные комнаты в его доме были пустыми. Поэтому я счел логичным пойти в спальню – что еще мне оставалось?

Войдя, я не сказал: «Хэлло» или чего-либо еще, думая, что Дев должен был услышать мои шаги в доме, хлопанье дверей и так далее. Кроме того, мне и не надо было ничего говорить, чтобы привлечь его внимание, потому что он уже медленно поворачивал ко мне голову. Наконец его взгляд упал на меня.

– Не верю, – проговорил он странным, высоким, почти писклявым голосом, не похожим на его обычный. – Я думал: неужели когда-нибудь такое со мной случится? Но никогда не верил, что это произойдет. Я...

Тут из сумрака возникла Петрушка.

– Привет, – сказала она весело.

– Привет, милая Петрушка.

Потом наступил момент тягостного молчания – о таких моментах вам, я думаю, приходилось слышать. На практике это еще тягостнее, чем когда вы об этом только слышите.

Я хотел, очень хотел сказать Деву что-нибудь приличествующее случаю, потому что он смотрел на меня так странно, и я боялся, что он повредит себе шею. Но вместо того чтобы обратиться к нему, я повернулся к Петрушке:

– Ну, что происходит? Что нового? Как дела?

– Прекрасно, – ответила она. – Просто великолепно. – Потом, после короткой паузы: – А чего вы хотите?

– О...

Вот все, что я произнес. Вероятно, при сложившихся обстоятельствах этого было достаточно. Иногда и на самый простой вопрос не найдешь ответа. Потом тягостное молчание наступило снова.

– Да так, – сказал я, – забежал по пути.

Тогда заговорил Дев Моррейн, и его голос теперь был на октаву с половиной ниже.

– Да.

– Дев, поскольку я уже здесь, думаю, я должен вам объяснить, почему я здесь, верно? То есть почему я здесь, в этом доме. Вам хотелось бы это узнать? Или нет?

– Я могу и подождать.

– Ну, как хотите...

Я решил не торопить события.

– Буду в гостиной, – промолвил я и вышел. Почему они называют это гостиной или жилой комнатой – для меня тайна. Но там я и ждал, и не так уж долго, пока Дев Моррейн не присоединился ко мне. Петрушки с ним не было, и я не спросил, что он с ней сделал.

– О'кей, – сказал он. – Пари держу, что разговор будет интересным.

Я тоже так думал. Объяснил, что случилось со мной. Соблюдая инструкции Шейха Файзули, я не сказал о нем ни слова, показал только повязки на руке и ноге. Дев откинулся на стуле и свистнул. И я понял, что он простил меня за вторжение.

Моей следующей задачей было убедить Дева немедленно выметаться из этого дома, а я уже знал, что он твердый орешек и утруждать себя не любит. Более того, если уж он решил не прибегать к помощи закона, я должен был убедить его, что он прав, не делясь с ним информацией, полученной от Файзули.

Во время нашей беседы в «Спартанце» Файзули достаточно ясно дал мне понять, что я никому, в том числе и Моррейну, не должен сообщать о его прибытии в Лос-Анджелес. Он опасался, что Моррейн, мягко говоря, удивится, почему его царственный друг первым делом кинулся к частному детективу, а не попытался сразу же связаться с ним. Кроме того, Моррейн мог проявить подозрительность в отношении истинных мотивов появления Шейха в Америке, и предположить и даже наверняка догадаться, что те самые места, которые он указал в Кардизазане как перспективные для нефтедобычи, оправдали прогнозы, и поэтому все козыри теперь у него, Моррейна.

Так говорил Шейх, употребляя время от времени жаргон игроков в покер, разумеется, для того чтобы я его лучше понял. С той же целью он объяснил мне, что в определенном и вполне реальном смысле речь идет о «покере в международном масштабе» со ставками... и тут он опять употребил это слово «триллион»... со ставками в «триллион или два». Он закончил свое мягко выраженное, но не оставляющее у меня сомнений предупреждение, сказав, что в вопросе «такой необычайной щепетильности» каждое действие или слово, касающееся данной ситуации, будет чревато возможными последствиями.

Последствия эти, по мнению Шейха, могут быть как плохими, так и благоприятными, но, так или иначе, он считал, что мне незачем оказаться «причастным к делу». Это было еще одно ходячее выражение, которое он где-то позаимствовал. Короче говоря, во всех вопросах, касающихся Шейха Файзули, или его гарема, или его нефтяных скважин, или его присутствия и дел в Лос-Анджелесе, я должен был держать рот на замке.

Поэтому я решил, что, если Моррейн отринет мои рекомендации, продиктованные заботой о его благе, то, возможно, он окажется более уступчивым, если я попрошу его покинуть свой дом в качестве личного одолжения мне. Возможно, подумал я, это хороший способ воздействия на таких, как Моррейн, и, может быть, даже единственный способ. И вот, учтя все обстоятельства, я наклонился к нему и серьезно начал:

– Дев...

И вдруг услышал:

– Может быть, это хорошо, что я покидаю этот дом.

Я сделал вид, что ничего другого и не ждал, сказав:

– Конечно, это ваше право... Но все-таки в чем причина?

– Я уже упаковал все необходимое, что собираюсь взять с собой. Петрушку я отошлю обратно на ферму. Это, конечно, шутка, но перед отъездом я должен с ней попрощаться.

– Значит, вы всерьез собираетесь уехать отсюда? А надолго?

– Может быть, на день или два... Но уверен, что не хочу здесь оставаться.

– Что ж, иногда полезно сменить обстановку. Но почему так внезапно? Ведь вы собирались здесь остаться, вы ожидали важного звонка. Кстати, вам уже позвонили?

«Если позвонили, – подумал я, – то едва ли это был звонок от Файзули».

– Нет, – сказал он. – Да я и не хочу, чтобы звонили. Во всяком случае, по этому телефону. Он прослушивается.

Я замигал.

– Будь я проклят. Но... Да, это вероятно. А как вы узнали, Дев? И когда? Когда я был здесь раньше, вы ни словом не обмолвились о своих подозрениях на этот счет.

– Тогда я об этом не знал.

Он поскреб щеку, которая уже начала зарастать темной щетиной.

– Сначала кто-то вломился в дом, пока меня не было. Потом началась эта стрельба... Такое наводит на размышления. Поэтому я обшарил весь дом и нашел это чертово оборудование. Нашел эти маленькие кристаллики в телефонном аппарате.

Он указал на него, тот самый, по которому накануне я хотел звонить в полицию.

– Вот. Телефон у меня в доме один.

– А «жучок» еще там? Если там, то нас и сейчас могут подслушивать.

– Знаю. Но там больше ничего нет, не беспокойтесь. Кроме того, я немного поиграл с этой штучкой после того, как нашел ее, и не обнаружил в ней никакой активности, пока не был задействован телефон. Так, по крайней мере, определили мои приборы, а они точны и чувствительны. Но что это за штучка, я так и не разобрался. Думаю, она подсоединяется к магнитофону и включает и выключает его, но не знаю, где он расположен, этот магнитофон, на Голливудских Холмах, или где-нибудь еще, хотя Холмы – вполне подходящее место.

Дев поднялся на ноги.

– Это может удивить даже вас.

Он подошел к нефритовому бюсту полинезийской Мелюмы, наклонил его, скользнул рукой под основание и вынул что-то похожее на квадратный кусочек фольги.

– "Потайной карман", – улыбнулся он.

Я протянул было руку, но он отвел ее, качая головой, потом осторожно снял фольгу – и что-то крохотное скользнуло ему в ладонь.

– Не чихните, – сказал он, – а то мы никогда этого не найдем.

Дев не слишком преувеличил. Я знаком с микроминиатюрными микрофонами, передатчиками, усилителями и тому подобным, но никогда не сталкивался ни с чем похожим. Это было как пара сероватых кристалликов соли, один побольше, другой поменьше, соединенных тонким «мостиком» из блестящего белого материала.

– Ого, это СВ, а это маленький NBC.

– До 1984 года это можно было спокойно достать, – сказал Дев. – Но вскоре шпионы начали собирать аудио-, ТВ-блоки на пылинках и разметали их по всему миру и через океан. – Он показал пальцем: – Это касается подслушивания и передачи сигналов или голоса, а вот та красавица, что поменьше, это высокоэффективный усилитель.

– Не валяйте дурака, это сахарный песок из сахарницы миссис Уилфер.

Мне приходилось делать хорошую мину при плохой игре, и я был вынужден подкидывать ему вопрос за вопросом:

– Как же вы узнали, что это чудо шпионской техники функционирует только при задействованном телефоне, если вам никто не звонил?

– Я звонил. Но не потому, что хотел проверить, как работает это устройство.

Он завернул эти кристаллики в фольгу и направился к бюсту Мелюмы.

– Эта штука начинает действовать, как только вы снимаете трубку, а когда кладете, перестает.

Он спрятал фольгу в тайник, вернулся ко мне, сел и сказал:

– Как только я выявил подслушивающее устройство, я позвонил главному диспетчеру и попросил все звонки по этому номеру переводить на телефон моего «CMG». – Он замолчал. Хмурясь, посмотрел на потолок.

– Стоит, может быть, проверить и тот телефон тоже.

– Прекрасная мысль. А когда я хотел позвонить копам, вы уже знали, что телефон прослушивается?

– Конечно нет. Я сказал, Шелл, что нашел эту штуку через несколько минут после вашего ухода.

– Да. Ну давайте совместим эти две вещи. Чтобы поставить «жучок», некто должен был, как минимум, попасть в дом. Значит, на прошлой неделе, когда вас не было, кто-то тут побывал...

– Не думаю. У меня есть подозрение, что эта штучка была поставлена раньше. Пару недель назад, может быть, девять-десять дней назад. Я заметил, что телефон как-то больше обычного блестит. Его начисто вытерли. Я вообразил, что это сделала девушка, которая приходит сюда убирать. Они ведь, как вы знаете, двигают мебель, поправляют картины, чтобы те висели ровно, и так далее. И я решил, что она вымыла аппарат или по крайней мере как следует вытерла с него пыль. Но теперь... я уже не так в этом уверен. Теперь телефон грязный.

Он пожал плечами.

– Возможно, я ошибаюсь. Надеюсь, чертовски надеюсь, что ошибаюсь.

– Вы попросили, чтобы все звонки переводились в ваш «дом на колесах»? Это означает, что вы временно там поселитесь?

Он кивнул.

– Место не хуже любого другого. Вполне уютно.

– Может быть, вы дадите мне номер вашего телефона на случай, если мне понадобится с вами связаться? А если вы решите пуститься в странствия, я могу вас сопровождать милю-другую в качестве профессионального телохранителя.

– Согласен, – ухмыльнулся он. – Если кого-то из нас подстрелят, то, надеюсь, это будет тот, кого уже наполовину уничтожили.

Когда я вошел с черного хода в свой отель и направился к лестнице, Эдди окликнул меня из-за конторки:

– Эй, Шелл, какой-то парень десять минут назад оставил для тебя пакет.

– Сказал откуда?

– Из какого-то детективного агентства.

– Должно быть, от Веттермана.

– Да-да, от Веттермана, он так и сказал.

Я взял у него пакет – это был большой конверт из плотной коричневой бумаги полдюйма толщиной – и отправился к себе в номер.

Я гадал, ждет ли меня еще Шейх Файзули, или, утомившись ожиданием, вернулся в отель «Касакасбах», или, еще больше утомившись и отчаявшись, сам пустился на поиски своего гарема.

Но оказалось, что он не только ждал меня в моей гостиной, но, по его собственным словам, страшно беспокоился, и с каждой минутой все больше.

После того как я рассказал ему об успехе своей миссии, о том, что Моррейн в порядке и что я могу установить с ним контакт в любую минуту, когда пожелаю, – правда, я не сказал ему, где Моррейн находился сейчас, да он и не спрашивал, – Файзули сжал свои сильные руки и воскликнул со страстью:

– Хвала Аллаху, все хорошо, все отлично!

Я искренне поверил, что он не шутил, говоря о своем беспокойстве и мучительных переживаниях, которые этот день принес ему.

Файзули продолжал, все так же пламенно, но уже более членораздельно:

– Это Божье благословение, что он жив, что он благополучен, цел и невредим. Ах, если бы все мои печали можно было бы прогнать столь быстро. Техасцы, другие беды, эта отвратительная стрельба... И жены, эти мои жены, эти сочные и сладострастные плоды, мои прекрасные жены, мой гарем – о, они могут зачахнуть и умереть от старости, прежде чем...

– Поговорим и об этом, Шейх. Это следующий вопрос моей повестки дня, как раз следующий. Вы должны признать, что у меня ведь тоже есть проблемы. Но как только я просмотрю отчеты, которые мне прислали, я сразу же примусь за дело. Думаю, не составит особого труда разыскать шестерых крошек в «шхазиках» и «гуп-гупах».

– "Гхазиках" и «шуп-шупах».

– Ну, в таком случае, дело еще легче, чем я думал. А что касается Дева, и его «дудлбага», и соглашения, и так далее – к чертям! Не заработайте себе на этом язву. В конце концов, если смотреть в корень, становится ясно, что все сводится к деньгам.

– Что вы хотите сказать этим «только просмотрю»? – спросил Шейх, томясь в нетерпении.

В течение пяти минут или около того я изучал отпечатанный на машинке отчет и приложенные к нему копии документов, с таким рвением подобранные и так оперативно мне присланные Редом Веттерманом. Первым делом бегло прошелся по всем страницам, отмечая про себя попавшиеся на глаза любопытные факты, затем вернулся к началу отчета. На четырех его страницах содержались сведения, которые Агентству Веттермана удалось откопать насчет прошлого Трапмэна, Баннерса и Риддла, причем, как я и полагал, большая часть информации касалась Арнольда Трапмэна. И гут Шейх Файзули поднялся с места.

– Я ухожу, – сказал он. – Ухожу.

Оторвавшись от бумаг, я тоже встал.

– И я ухожу минут через пять, Шейх. Не волнуйтесь. По крайней мере не теряйте надежды... Ну, иногда, если мне повезет, я прямо способен чудеса творить. И если мне повезет в этот раз...

Я замолчал, потом повторил свои слова, чтобы ободрить его. Я так недавно принялся за работу для Шейха, и единственное, что мне удалось пока сделать, – это добиться от него максимального доверия.

Но Файзули, вероятно, уже несколько разочаровался во мне. Поэтому я ему улыбнулся, и моя улыбка была полна тайного значения.

– Куда, – спрашивал я его, – куда мне доставить ваш гарем?

– В «Касакасбах», конечно, – сказал он, несколько скованно. – Если вам по плечу его найти...

– А теперь, Шейх...

Но его уже не было в комнате.

Я вернулся к присланным бумагам.

«Черт с ним, – думал я. – Что он о себе воображает?»

Мне пришлось потратить на эти бумаги не пять, а целых десять минут, пока я их прочитал, но они того стоили. Прежде всего я принялся извлекать данные об Арнольде Трапмэне. Там было много информации о его компании «Трапмэн Ойл энд Гэз». А также подробный перечень всех его вложений, главным образом в недвижимость.

Трапмэн владел парой небольших многоквартирных домов, у него был интерес в торговом центре «Коста Меза» и в четырех других зданиях.

Лишь одно из этих четырех, в Глендейле, оправдывало понесенные на него расходы, но три других относились к категории убыточного имущества, стоили массу денег, не принося никакого дохода: какое-то из них располагалось в самой мертвой (в смысле торговли) зоне Голливуда, и пустовало, а два других, определенные в документе как «гараж» и «супермаркет», также находились не в самых лучших местах Лос-Анджелеса. Остальная недвижимость, значившаяся под именем Трапмэна, не принадлежала ему и состояла из земельных участков, которые он арендовал у независимых или корпоративных владельцев, предоставивших ему право вести изыскания на предмет нахождения нефти или газа. Он арендовал эту землю только на время, обычно на год.

Таким образом, в его распоряжении находилось несколько тысяч акров земли, где он мог искать нефть, но, как я заметил, у большинства договоров срок истекал. Во многих случаях через пару месяцев или даже меньше.

Но доходы от его нефтяной и газовой компании, включая значительные поступления от функционирующих скважин, были хорошими – на его счастье, потому что в противном случае потери и расходы, связанные с остальными капиталовложениями, не позволили бы Трапмэну удержаться на плаву. Кроме того, ему принадлежала пара тысяч акций самых разнообразных предприятий, большая часть которых и прежде не слишком высоко котировались, а теперь и вовсе упали в цене.

Информация об Изи Баннерсе была менее обширна, зато более впечатляюща.

Я вспомнил, что говорила Сайнара Лэйн о Трапмэне:

«Я сказала бы, что он мошенник».

Сейчас я без гороскопа, основываясь только на информации, которую для меня раскопал Ред Веттерман, мог с уверенностью сказать: да, Изи Баннерс – мошенник. Он отсидел два года в тюрьме Сан-Квентин, и теперь, читая краткий отчет о его похождениях, я вспомнил, где его видел раньше.

Сегодня, когда я был у него в офисе, я уже чуть было не узнал его. Десять лет назад, когда он был стройней и моложе, его лицо смотрело на вас со всех газет, где шли материалы об украденных или подделанных акциях, облигациях из брокерских контор и сертификатах на собственность, которые использовались для получения ссуд в миллионы долларов.

В те времена его звали И. Зейн Баннерс, а вовсе не «Изи».

И он был связан с Арнольдом Трапмэном. Что, конечно, совсем не обязательно означало преступную деятельность.

Даже Реду эта связь с Трапмэном показалась невинной. И он собственноручно нацарапал записку, чтобы я знал: это единственный компромат, какой он смог выявить в отношении интересующих меня лиц в упомянутый период времени. А ведь о тех годах в архивах еще полно материалов.

Среди других присланных мне документов я обнаружил упоминание о судебном иске, предъявленном Арнольду Трапмэну как одному из ответчиков. Но до суда не дошло – все было улажено в самом начале. Иск был предъявлен неким Дайксом, одним из совладельцев скважины, пробуренной компанией Трапмэна. Скважина не оправдала надежд, и поскольку Дайкс был единственным, кто финансировал все работы, он и обратился в суд. Суть его иска заключалась в том, что, хотя бурение завершено почти год назад, до настоящего дня из скважины не было добыто ни одного барреля нефти, отсутствует контракт на продажу продукции и, следовательно, он не получает выплат и никакой прибыли, несмотря на то, что вложил в дело сорок тысяч долларов.

Сам иск не имел достаточно законных оснований, так что, по всей вероятности, у Дайкса у самого было рыльце в пушку. Был ли между ними какой-либо сговор, неизвестно, но Веттерман сообщал, что ему удалось установить: мистер Дайке выкупил долю Трапмэна и Баннера в скважине и уплатил при этом, как я догадываюсь, не более шестнадцати центов за доллар. Что, естественно, представлялось крайне любопытным в свете печального опыта Джиппи Уилфера и Дэна Кори. Эти два случая удивительно походили друг на друга, во всяком случае, в той части, которая относилась к Дайксу. Такое безусловно следовало взять на заметку...

Наконец Бенджамин Риддл: бесцветная жизнь, ничего примечательного. Под судом и следствием не был, инженер, сейчас на пенсии, пятьдесят девять лет, разведен, двое взрослых женатых сыновей, живущих в другом штате. По мнению Реда, он стоил двести или триста тысяч, не слишком богат, но состоятелен. Ни в одной из строк, посвященных Бенджамину Риддлу, я не нашел ничего полезного для себя...

Я бросил взгляд через комнату на своих резвых рыбок, потом выписал адреса «убыточных» домов Трапмэна, один из которых находился в Голливуде, а два других в Лос-Анджелесе, потом – даты, когда И. Зейн Баннерс поступил в тюрьму Сан-Квентин и когда оттуда вышел, ниже написал: «Дайке, скважина», захлопнул свою записную книжку и остался сидеть на месте. Я просто сидел. Просто сидел на своем диване шоколадного цвета и размышлял. И даже не смотрел на рыбок. Но вот я выпрямился, потянулся с улыбкой и сказал сам себе: та интересная ситуация, в которой я оказался, или чудовищно сложна, или смехотворно проста, и я уже почти не колебался, выбирая последнее...

Потом я взялся за телефон.

Я набрал номер телефона Агентства Веттермана и посмотрел на часы. Было двадцать минут шестого. Это меня удивило. За последние два или три часа случилось так много всякого, что я почти не сомневался: лимит событий, отпущенных на сегодня, уже исчерпан, и в оставшиеся до ночи часы вряд ли случится что-либо интересное. Но не прошло и трех минут, как стало ясно, что я заблуждался.

Именно столько времени потребовалось секретарше Реда, чтобы разыскать босса. Когда он взял трубку, я поблагодарил его за быструю и блестяще выполненную работу, а затем продолжал:

– Возможно, для тебя, Ред, информация об этом, как его... (я поглядел в свои записи) Дайксе не представляет интереса, тем более что все это было семнадцать лет назад, но для меня она, я думаю, важна. Я хотел бы побольше узнать о его скважине, особенно когда она начала функционировать. Сколько добывалось в день, сколько шло на продажу. Сделаешь?

– Конечно. Судя по твоему голосу, на этот раз ты не поскупишься. Так что готов хоть год работать, пока не добуду всего, что требуется.

– Постарайся управиться с этим до весны. Кстати, нет ли чего новенького о Трапмэне и Баннерсе?

– О них ничего, но вот о Риддле...

– О Риддле? А что с ним?

– Он мертв. Ты должен бросить свою привычку смотреть телевизор, лучше слушай радио. Это передавали в программе новостей в четыре часа. Его нашли в...

– В скважине? Не говори мне, что он захлебнулся нефтью, такого не может быть.

– Если ты не замолчишь, я сдеру с тебя дополнительную плату. Нет, он упал в колодец, рядом с собственным домом. Но он не упал бы, если бы ему в грудь или в сердце не попала пуля.

Я отстранил трубку и внимательно посмотрел на нее. Почему я это сделал, мне и самому неведомо. Потом снова приложил ее к уху и сказал:

– У полиции есть какая-нибудь версия на этот счет?

– Если и есть, то по радио они об этом не сообщили. Но предполагал, что ты об этом спросишь, поэтому позвонил кое-кому и поинтересовался. Нет, никаких подробностей им пока неизвестно. Может быть, пуля подскажет...

– Какая пуля?

– Которую они извлекли из Риддла. Тридцать второй калибр. Но она слишком сплющена, поэтому ничего нельзя сказать. Да там кругом их много...

Много пуль 32-го калибра. Прекрасно. Даже Джиппи заполучил одну. После того как своей ранил дерево. Что тоже было достаточно скверно. Кто знает, может, и деревьям бывает больно? И хотя Бен Риддл ничего для меня не значил, в моей памяти выплыло: «...инженер, сейчас на пенсии, пятьдесят девять лет, разведен, двое взрослых женатых сыновей...»

Это были все новости, которые Ред мог мне сообщить на данный момент, поэтому я еще раз его поблагодарил и повесил трубку. Затем, поскольку на мне были теперь яркие штаны цвета электрик, я надел жизнерадостного цвета синюю куртку, не столько для тепла, сколько для того, чтобы скрыть спрятанный под ней кольт и все, что к нему полагается, и, как сказал бы Шейх Файзули, отправился восстанавливать справедливость. Устранять причиненную ему обиду и докуку, искать восхитительных молодых дикарок. Или, выражаясь его языком, непревзойденный букет этих сладостных мышек. Полдюжины горячих, страстных пышных булочек, колеблемых ветрами пустынь...

А проще – как можно скорее выполнить обещание, данное Шейху Файзули.

Ибо сейчас я счел своей первоочередной задачей то, в чем до сих пор никак не продвинулся вперед.

Да, я отправился искать гарем Шейха Файзули. Мчась в «кадиллаке» по Голливуд-Фриуэй, в начале своего путешествия, вспомнил, как сказал Шейху: «Иногда, если мне повезет, я прямо способен чудеса творить».

Конечно, это было шутка. Но на сей раз...

На сей раз совершение чудес отняло у меня всего лишь полчаса.