Ники Домано сообразил это быстрее, чем я. Пока я размахивал своим пустым пистолетом, он вскинул руку и что-то прокричал. Я не понял, что именно, да и к чему мне было вникать. И все же сообразил — он вроде что-то приказывал своим подручным. Во всяком случае, выстрелов больше не последовало.

Очевидно потому, что Ники хотел оставить последний акт за собой. И, понятное дело, заполучить те самые двадцать пять штук.

Он направился ко мне.

— Вот так-так! — усмехаясь, проговорил он. — Как тебе это нравится? Счастливчику Скотту не повезло!

Он был прав. Конечно, я вывел из обращения даже больше чем надо головорезов и подонков вроде Домано, отправив их в тюрьму на долгие годы или на кладбище. Этого ему уже не изменить. Он же мог убить меня только один раз.

У меня не оставалось никакого шанса спастись. Домано был всего лишь в паре ярдов от меня, и три других слюнтяя все еще держались на ногах рядом с ним, направив на меня свои пушки. Седовласый мужик — теперь я вспомнил, что видел его за столом в «Джаз-вертепе» в ту ночь, когда все это началось — стоял на коленях, скорчившись, прижимая руки к животу.

На таком расстоянии они не промажут. Поэтому я и не пытался бежать. Если я должен получить свое, не буду подставлять им спину.

— Ты не желаешь попросить нас о чем-нибудь, Скотт? — спросил Домано приторно-сладким тоном, который я слышал уже раньше.

— Замучаешься, пока дождешься этого от меня, — на самом деле сказал я это гораздо грубее.

Домано покраснел, и кольт подпрыгнул в его руке, но он не выстрелил. Я понял, что он наслаждался моментом. Я же не собирался доставлять ему дополнительное удовольствие. Мне совсем не нравился его счастливый вид.

Он приподнял пистолет, направив ствол мне в лицо. Есть нечто отталкивающее в дуле автоматического пистолета 45-го калибра и в мысли о здоровенной пуле, проникающей в твой глаз. Я пытался смотреть на пистолет, но у меня не получилось.

— Могу заставить тебя встать на колени, ублюдок, — произнес он голосом, более подходящим для Ники Домано. — Достаточно прострелить тебе ноги.

С него может статься. Я соображал, есть ли у меня хоть малейший шанс прыгнуть на него и завладеть его пистолетом... Вероятно, нет. Но чем черт не шутит. Кольт все еще был в моей руке. Без патронов, но его можно швырнуть.

Позади мужиков я заметил какое-то движение, услышал кое-какие звуки. Может, остальные «мальчики» Ники спешили на эту забаву?

Домано продолжал наслаждаться:

— Мне рассказывали, что ты можешь заговорить кого угодно. Не хочешь показать свое умение, Скотт? Неужели у тебя даже не припасено последнего слова? Что-то вроде: я сожалею, что мне суждено прожить только одну жизнь...

— Ага, — отозвался я, — у меня есть последнее слово.

Я только что увидел, кто подбирался сзади, и готов уже был ухватить за штаны Домано и его свиту.

— Ну, давай, начинай, — подначивал Домано. — Мы с удовольствием послушаем.

— Да, вы получите удовольствие, — подтвердил я. — Оглянись, сзади тебя стоит огромный лев.

Ники было нахмурился, потом его порочное лицо расплылось в усмешке. Он даже хихикнул:

— Как вам это нравится, ребята? Самая старая хохма в мире, и это все на что способен знаменитый Скотт! — Он заржал во весь голос. — Спасибо, что ты не сказал, что сзади нас мужик с автоматом или гранатометом.

— Послушай, я не шучу. Клянусь, тебе лучше припустить отсюда. Твою задницу вот-вот откусят. Может, тебя даже съедят живьем. Там лев... нет там два льва! И медведь...

Тут уж они стали хохотать от души. Ники засмеялся первым, а остальные начали вторить ему, один даже перегнулся пополам и закашлялся.

— Черт возьми, это правда! — завопил я. — Два льва и медведь, а еще больная зебра по имени Этель!

Я вполне мог удрать от них в этот момент.

Они хохотали, вскрикивали и кашляли, и их голоса разносились по холмам. Ники пришлепывал себя рукой — правда, левой, а не правой, в которой держал пистолет — по бедру и всхлипывал:

— Ну, ты даешь, Скотт. Ха-ха! Ну, Скотт, ты мне почти нравишься. Если бы не нужно было тебя пристрелить...

Потом он выпрямился, смахнул слезу с глаз, выставил пистолет вперед и — я был уверен в этом — собрался уже нажимать на спусковой крючок, но тут:

РРРООААРРР!

На самом деле это прозвучало вовсе не как РРРООААРРР! Это был кашляюще-ворчащий звериный рык, в который невозможно было поверить.

Ники Домано словно поразила молния.

Он просто откинул свой пистолет.

Без шуток, он отбросил его ярдов на пятнадцать, и сделал это не преднамеренно, а чисто подсознательно. Обе его руки разлетелись в стороны, а рот открылся шире, чем могут позволить законы анатомии. Ники стоял, словно каменный крест, то есть не двигалось ничего кроме его глаз, пытавшихся вывернуться назад и посмотреть на извергающийся вулкан или стадо диких бизонов, или какую там еще катастрофу, разразившуюся за его спиной.

Домано застыл, но остальные головорезы пришли в движение. Один из них обернулся и завопил в хриплой агонии человека, который видит, как у него откусывают самые ценные для него куски тела. Другой быстро взглянул через плечо, захныкал:

— Мамочки... — но не закончил и побежал, как сумасшедший. Он увидел двух львов, медведя и зебру по имени Этель, о которых я им говорил, а впридачу и маленького черно-белого скунса. И поскольку этот тип не смотрел, куда бежал, а кругом была масса деревьев, он тут же врезался в дерево и, очевидно, потерял от удара сознание.

Много чего там еще происходило, но, по правде говоря, я не стал наблюдать за происходящим. Я сам несся во всю прыть. Когда небо дарит тебе такую удачу, ты просто произносишь короткую благодарственную молитву и не просишь большего. Тебе уже не нужно, чтобы небеса разверзлись и молния поразила твоих врагов. Нет, ты благодаришь за то, что свершилось.

Я пробежал немного по склону и спрятался за выступом скалы. Но я вполне мог не делать этого или мог просто забраться на дерево или бежать по кругу — результат был бы тот же. Из-за скалы я видел, как улепетывали бандиты.

Один, два... три. Ага, четыре.

Они добежали до разбитого «империала», завели его и со скрежетом удалились по дороге к тому дому, что находился на другом конце проселка.

Седовласого типа, которому я прострелил живот, они бросили. Я протрусил обратно до деревьев, где видел его в последний раз стонущим на земле.

Эх-ма! Ну и вонища! Может, и по этой причине четверо подонков убрались отсюда так споро. По крайней мере один скунс — хотя мне казалось, что не меньше дюжины — выпустил все, что имел. Я не винил его в том, что он избавился от столь противного содержимого.

Но кроме вони в леске не было ничего и никого: ни раненого ублюдка, ни зверушек. Я не стал терять времени на поиски седовласого типа. Столь поспешно смотавшиеся гангстеры могли прийти в себя и кинуться в погоню за мной.

Я сбежал по склону холма к своему «кадиллаку», открыл багажник, достал запаску и инструменты, домкрат. Сменив колесо, я завел «кадиллак», развернул его и поехал в сторону города. Но на уровне вывески «Звероферма Эбена» я увидел Хоумера, идущего от дома к воротам.

Я остановился, проскользнул по сиденью вправо и опустил стекло.

Его звери спасли меня, и я мог, по крайней мере, указать ему, где они были только что.

Он подошел к машине и сказал:

— Неподходящее, похоже, место для зверофермы.

— Не отчаивайтесь, — подбодрил его я и рассказал, где видел его четвероногих.

Он кивнул:

— Далеко они не разбегутся. Они совсем ручные, привыкли находиться вместе, поближе к дому.

— Ручные? Не рассказывайте об этом никому, не советую.

Мы обменялись еще несколькими словами, и я начал было скользить по сиденью влево, к рулю, но остановился. Я унюхал кое—что. Я вылез из машины и потянул носом. Хоть запах был и слабым, он явно исходил от скунса. Даже одной молекулы было бы достаточно, чтобы отличить его от любого другого. Меня заинтересовал не только он, но и откуда дул ветер.

Скорее он дул в обратном от леса направлении: или один из черно-белых любимцев Хоумера был уже дома, или это был седовласый.

Я все еще опасался, что Ники Домано и его подручные вернутся в любой момент. Поэтому попробовал свой радиотелефон, даже нанес по нему несколько ударов ногой. Но ничего не получилось.

Эбен пошел к своему дому. Я позвал его:

— Можно воспользоваться вашим телефоном?

Он оглянулся через плечо:

— Пока его у меня нет. Поставят на следующей неделе. Он зашел в дом.

Следующая неделя меня не устраивала.

Мне очень не хотелось оставаться здесь. Но несмотря на напряжение, ощущаемое мною в позвоночнике, я вылез из машины и отправился на поиски типа с моей пулей в брюхе. И нашел его только по запаху.

У старой развалюхи было крыльцо, и раненый головорез спрятался под ним. Я с трудом вытащил его наружу. Он стонал, прижимая руки к животу, и кровь струилась между его пальцами. Выглядел он неважно, а запах от него шел и того хуже.

Я обыскал его карманы. Оружия не оказалось. В бумажнике было несколько банкнот и удостоверение личности. Артур Силк, сорока девяти лет, пяти футов семи дюймов, ста тридцати фунтов. Поскольку он лежал на спине, я проверил его рану. Она не казалась смертельной. Он потерял немного крови, но кровотечение почти остановилось. Одним словом, должен выжить.

Но я ему этого не сказал.

Он застонал, закатил глаза и произнес:

— Я убит, я умираю.

Сидя рядом с ним на корточках, я покачал головой и сказал траурным голосом:

— Всех нас когда-то ждет это.

— Найди мне врача.

— Найду. Но сначала ответь на несколько вопросов.

Он принялся материться, заверяя, что ничего не знает.

— О’кей, — сказал я, — ползи обратно под крыльцо. — Я встал и направился к машине.

Он дал мне сделать три шага:

— Подожди. Вернись.

Я вернулся и наклонился над ним:

— Колись до конца.

— Да-да, только позови мне врача. Какой же ты сукин... — Он застонал. — Помираю, кончаюсь. Я вижу большой яркий свет...

— Это солнце, идиот. Теперь слушай и не трать времени на ответы. Я не намерен ошиваться здесь и ждать когда нагрянет твой босс Домано с корешами.

— Они не приедут, — он остановился и пробежал языком по губам. Похоже, он все же не желал выкладывать все, что знал.

Я опять поднялся на ноги.

— Они не вернутся, — быстро повторил он. — Который час?

Я заморгал — вопрос был странный. Все же я сверился с часами и сказал:

— Четверть третьего.

— He-а, не бойся. Все ребята будут сидеть у телевизора, начиная с двух тридцати, — он снова застонал. — Я должен был быть вместе со всеми, черт. Поэтому мы и возвратились домой.

— Вся шайка в доме, что примерно в полумиле отсюда по проселку?

— Ага.

— Сколько всего?

— Шестнадцать... Ан нет. Теперь четырнадцать, раз Джея и меня не будет там. Вызови мне доктора.

— А что такое важное произойдет в два тридцать?

Он заколебался. Но, почувствовав приступ боли, сказал:

— Как же, в это время рванет Старикашка.

Я понял, что он имел в виду время, когда кореша Старикашки соберутся, чтобы попрощаться с ним, проводить его в последний путь с цветами и прочими почестями. Мысль о цветах напомнила мне «посыльного» у «Спартана» и его смертоносные гладиолусы, и что-то шевельнулось в моей голове. Шевельнулось на короткий миг. Но неприятное ощущение осталось.

— Кто из парней Ники пришил Старикашку? — спросил я.

— Джей. Черт, Александер смотрел прямо на него, когда он сделал первый выстрел. Он знает, что это был Джей.

Это совпадало с тем, что сказала мне Зазу. Но она также уверяла, что убийца охотился за ее отцом, а Старикашка был убит по ошибке. Я не был в этом уверен. Джей всадил в Старикашку четыре пули и промазал по Александеру. Мне же казалось, что он хотел убить именно Старикашку. Но я ошибался.

— Как получилось, что Верм попал в Старикашку и не попал в его босса?

— Александер двигался слишком быстро, вот и все. Понял, в чем дело, и нырнул за машину. Поэтому Джей удовлетворился толстяком, раз уж ему не удалось пришить обоих. — Силк прикрыл на секунду глаза, потом продолжил: — Но получилось даже лучше, если принять во внимание огромное брюхо Старикашки. У Александера совсем нет живота.

— Александер, стало быть, знает, что Джей Верм пытался прикончить и его. Поэтому Домано скрывается вместе со своими ребятами?

Я едва расслышал его ответ, потому что размышлял над тем, что он мне только что сказал. Кажется, я начинал наконец понимать, о чем шла речь.

— Нет, они просто ждут сегодняшнего большого события, — ответил Силк. — Зачем рисковать без необходимости. Они просто ждут до... уже сейчас, пожалуй. — Он замолк, потом тихо выругался. — Вызови мне врача. Ты хочешь, чтобы я подох?

Он продолжал упрашивать, но меня охватывала все большая тревога. Я схватил его за пиджак и притянул к себе.

— Быстро скажи, что ты имел в виду, говоря о большом животе Старикашки?

Его глаза опять закатились вверх:

— Ники нашпиговал его динамитом. Он взорвется, как вулкан.

— Динамит? В Старикашке? Как...

— Это было нетрудно. Ники послал Ирландца и двух ребят с ним в заведение, где обряжали Старикашку в «Вечный покой». Они проделали это сегодня на рассвете. Они располосовали его, заложили бомбу, зашили снова, подсоединили часовой механизм. Так что все готово. Не очень опрятно получилось, но одеждой все прикрыто.

Бенни Кахн упомянул, что видел Пита Питерса по кличке Ирландец Пит в машине вместе с Домано сегодня утром. Специалист по взрывным работам, которого этот седовласый гад назвал Ирландцем.

— Динамит? — переспросил я. — И часы? То есть бомба с часовым механизмом?

— Ага. Он стал настоящей бомбой. Они очистили его брюхо и начинили динамитом вместо кишок. В нем достаточно взрывчатки, чтобы разнести все это похоронное заведение и полквартала вместе с ним.

— О Боже, столько народа...

— В этом и заключается идея. Ники решил устроить это прошлой ночью, когда был убит Джей. Когда Старикашка взорвется, то утащит с собой в могилу и всю банду Александера.

Я бессознательно ослабил свою хватку, и он упал на землю.

— Но там ведь будут не только Александер и его подручные, — сказал я скорее про себя. — Придут священник, женщины, дети...

— Как говорит Ники, нельзя приготовить омлет, не разбив яйца...

— Когда?

— Чего?

— На какое время поставлен часовой механизм

— А, Старикашка рванет... — он заворчал, сильно зажмурился и повернул голову в сторону... — вот-вот.

— Скажи когда, ублюдок!

— Он заведен... на два тридцать. Когда все они соберутся в часовне.

Я взглянул на часы. Пальцы у меня дрожали. Было восемнадцать минут третьего — оставалось двенадцать минут до двух тридцати, и шестнадцать миль отделяли меня от «Вечного покоя». Ощущение близкое к панике замедлило мои мысли. Телефон? Но у Хоумера Эбена его не было, а мой радиотелефон не работал. И я не успею туда доехать вовремя. Но ведь надо же как-то предупредить!..

Внезапно сердце мое дернулось, как если бы в груди разорвалась маленькая бомбочка. Я думал о тех невинных людях, которые окажутся в «Вечном покое» или поблизости. Кроме того, там будут и полицейские. Может, не внутри, не рядом с телом, но поблизости.

И капитан Сэмсон. Сэм!

— Эй! Ты же не оставишь меня...

Как же! Я его тут же оставил.

Я сидел уже в «кадиллаке», запустил двигатель и газанул по Кипарисовой дороге.