Я сидел в своем «кадиллаке» со спущенными шинами рядом с «Джаз-вертепом», ощупывая шишки на голове и громко постанывая. Не из-за боли в голове и ребрах, практически во всем теле, а из-за мыслей о Зазу, вгрызавшихся в мой мозг, как термиты—людоеды.

И не только из-за мыслей о Зазу. Была еще и Сивана. Она больно измочалила мое ухо, когда я позвонил ей всего лишь с десятиминутным опозданием, чтобы отложить нашу игру в шарики из-за того, что я потерял свои шарики. Я узнал, что из себя представляет ирландско-египетский темперамент. Я правильно догадывался — в нем не было ничего приятного.

От ее голоса у меня чуть не лопнула барабанная перепонка. Мне не следовало выслушивать все, но я пытался вставить хоть слово. Поэтому жуткий шум от брошенной ею трубки почти не произвел впечатления. Уронив свою трубку, я стоял, держась за ухо и размышляя. Все, подумалось мне. Потом пришла в голову иная мысль: к черту ее вместе с пуговицей в пупке! Есть и другие пупки.

Прежде чем уйти из дома, я поговорил еще десять минут с Зазу, поглаживая ухо. Она действительно много знала обо мне. Например, раз я пообещал ей что-то, то выполню это, если только меня не убьют. Пусть даже она вырвала у меня заверение с помощью шантажа. Поэтому-то я должен быть очень осторожен со своими обещаниями. В конце концов, я согласился посвятить двадцать четыре часа ее делу, постараться навести ужас на Ники Домано и на всю банду Домино. Я, мол, приложу к этому максимум усилий. Но, само собой разумеется, она уже никогда не проникнет в мою квартиру. Уже никто не попадет сюда. Разве что только со свидетельством о рождении. Так что у нее другого такого больше шанса не будет. Хочешь, решайся, хочешь, нет. Она решилась.

Потом она сообщила, что шайка Домино ошивалась в «Джаз-вертепе», который одно время был штаб-квартирой папочки и его головорезов. Она знала, кто пытался убить Александера, но застрелил вместо него Старикашку. Я не согласился с ее логикой, но мне нужно было знать, кто прихлопнул Старикашку. По ее словам, Александер видел стрелявшего. Она назовет его, когда я вернусь. Если я вернусь...

Да, Зазу все еще находилась в моей квартире, одев, естественно, плащ.

Оставив «кадиллак» на месте, я вызвал такси, потом позвонил в круглосуточно работающий гараж, заказал новые шины и попросил сделать все побыстрей.

По пути домой я обкатывал в голове несколько идей.

Не очень-то ловок я оказался.

Я работал на мазурика. Мне это совсем не нравилось. И мне полагалось внушить ужас другим мазурикам. И ничего хорошего из этого не вытанцовывалось.

Когда я вошел в квартиру, Зазу рывком поднялась с дивана. Она осмотрела меня с ног до головы, вернее то, что от меня осталось. Широко раскрытыми глазами она изучила голову, перепачканный и измятый костюм, огромную шишку на лбу слева, потом сказала:

— Вы их нашли.

Как вам это нравится? Ну не милашка ли она?

— Уноси отсюда свой семнадцатилетний зад!

Я очень редко ругаюсь и не рычу на маленьких девочек. Даже на таких сверхразвитых, как Зазу. Но я был не в себе. Сегодня я пережил... может, слово «ад» было бы слишком сильно сказано. А, может, и нет.

— Уноси свой...

— Что случилось? Что случилось? — она казалась искренне взволнованной.

— А как ты думаешь? — ласково спросил я. — Они выспались на мне, вот что случилось.

— Очень жаль. Вы... убили кого-нибудь из них?

— Ха. Вот оно что! Ты хотела бы, чтобы я отправился туда с автоматом и перестрелял всех. Ты хотела бы, чтобы я изрезал их большущим ножом, извлек сердца и съел их. Ты...

— Мистер Скотт, я... — попыталась она прервать меня.

— Не смей звать меня мистером Скоттом. Я подарил тебе лучшую ночь моей жизни, я отдал тебе голову, по крайней мере одно ребро и, может быть, печень. Неужели непонятно? Мы теперь друзья.

— Шелл, — проговорила она. — Шелл, я надеялась, что все будет по-другому. Я же говорила, что считаю вас способным совершить то, что не в силах сделать никто в целом свете. Поэтому я пришла сюда. Я знаю: если кто-то...

— Лесть тебе не...

— ...и поможет папочке, так это вы.

— К черту папочку!

Это ее поразило.

— Что?!

— К черту папочку! Если мне удастся, я пришью твоего папочку.

— Вы хотите сказать, что нарушите свое слово?

— Нет. Я обещал тебе, что потрачу двадцать четыре часа на изничтожение шайки Домино. Я передумал. Я потрачу на это всю оставшуюся жизнь, если выживу сам. Не ради Сирила Александера, а ради себя самого. Если твой папочка обрадуется этому, прекрасно. Но ему тоже лучше не встречаться на моем пути. Я сделаю тебя сиротой. По крайней мере наполовину... — я умолк, припоминая, был ли Александер женат.

Я точно слышал что-то о миссис Александер. Обычная, старая боевая кобыла, как мне помнилось.

Я посмотрел на Зазу.

— Разве твоя мамочка не будет волноваться, что ты не дома так поздно? Да еще в квартире холостого мужчины?

— О, мамочка знает, где я. Это была моя идея, но мамочка помогла все вычислить.

Ну что мне оставалось? Приблизившись к одному из пуфов, я врезал по нему ногой так, что он пролетел до фальшивого камина под «Амелией». «Амелия» — неистовая обнаженная в квадратный ярд, которую я откупил в каком-то ломбарде, «Амелия», выглядывающая из-за своей восхитительной попочки. Но даже она меня не утешила.

Я подошел ко второму пуфу и бухнулся на него.

— Что я такого натворил? Что я сделал? Я ведь совершил что-то такое, за что расплачиваюсь сейчас. Может, все дело в этих многочисленных женщинах, что...

— Шелл, — Зазу приближалась по золотисто-желтому ковру. — Шелл, скажите мне одну вещь.

— Тебе не интересно послушать? Это обычно многим нравится. Их было...

— Шелл, вы ведь не оставите это дело?

— Я же уже сказал.

— О, я так рада, — она наградила меня сияющей улыбкой. — Это все. что я хотела узнать.

— Счастливого Рождества!

— Шелл, я так рада.

— Чудесно. Поедем куда-нибудь и отпразднуем. Рванем в «Трокадеро». Правда, его уже нет, но я все равно тебя отвезу в «Трокадеро». Я могу сделать все. Может, ты желаешь отправиться в Рай? Я способен организовать и это... Нет, кое-что не могу даже я. Но в пределах разумного...

— Шелл, вы просто восхитительны, — она стремительно нагнулась и поцеловала меня в губы.

Это вовсе не был поцелуй маленькой девочки. Разумеется, она же говорила, что начала развиваться с двенадцати лет.

— Пока, — пропела она и направилась к выходу.

Дверь со щелчком захлопнулась.

Я сидел, барабаня пальцами по краю пуфа. Потом медленно поднялся, дотащился до ванной и попытался смыть душем кровоподтеки и ссадины.

Некоторое время я лежал в постели без сна. Завтра предстояло многое сделать. Во-первых, нанести визит Сирилу Александеру. И, ей-богу, я забыл спросить у Зазу, кто убил Старикашку. Ничего удивительного. Теперь ничто уже не удивит меня. К примеру, то, что к пятидесяти годам, если она доживет до них, Зазу будет владеть всем миром.

Даже мои сны не потрясли меня. Но вам остается только догадываться, о чем они были.

Проснулся я злым и больным. Во всем теле было ощущение, что вот-вот наступит трупное окоченение. Было утро. Превосходное. Чудесное. Еще одно утро. Все та же старая хохма день за днем.

Я долго простоял в душе. Горячий, холодный, опять горячий под полным напором. Он не придал мне лучшего вида: я насчитал шесть разных мест — на боку, на спине, на груди — выглядевших гангренозными, но почувствовал я себя легче, и это самое главное. Затем, сидя у телефона в гостиной, я проглотил три чашки крепкого кофе.

За полчаса я уже запустил свои щупальца куда следует. Я поговорил с семью моими лучшими источниками информации: четырьмя бывшими уголовниками, одним отставным полицейским, — одной парикмахершей — женщины рассказывают чертовски занимательные вещи своим клиентам — и одним барменом. Пока достаточно. Они сообщат другим. К полудню уже человек пятьдесят будет работать на меня в расчете на выгоду. Они будут вознаграждены, только если сообщат нечто ценное. Таково свободное предпринимательство.

Уже пошла молва, что Шелл Скотт интересуется Ники Домано и членами шайки Домино, особенно тем, что они тщательно скрывают. Пусть знают, что я объявил им войну и что в дело вступили мои агенты.

Одновременно я запросил идентичную информацию о Сириле Александере и его головорезах. Был шанс, что я окажусь куском мяса между двумя стаями алчных гиен. Но если александеровцы решат отомстить доминовцам за смерть Старикашки, я должен знать об этом по возможности заранее.

После этого я позвонил в гараж и справился, поставили ли уже на ноги мой «кадиллак». Он-таки был там. Мне необходимо также было повидать Сэмсона.

Отдел по расследованию убийств полицейского управления Лос-Анджелеса расположен на третьем этаже. Увидев там пару ребят из дневной смены, пьющих кофе из бумажных стаканчиков, я помахал им рукой и подошел к закрытой двери кабинета капитана. Кто-то за моей спиной произнес:

— Привет, Шелл. Что привело тебя...

Он умолк, когда я повернул к нему свое лицо. В самом деле я был не так уж и плох. Шишка на моем лбу еще не уменьшилась в размерах и прямо-таки светилась всеми цветами радуги; правое ухо было красным и немного поцарапанным, а правая щека припухла и уже синела; я уж не говорю о фингале под глазом.

— Доброе утро, Билл, — поздоровался я.

Это был лейтенант Ролинс, еще один добрый друг в отделе. После Сэмсона, который уже редко выбирался сам на задания, Билла Ролинса я считал наиболее профессиональным сыщиком. Он был в штатском: отутюженный темный костюм, накрахмаленная белая рубашка и серо-голубой галстук. Красивый мужчина на два года старше меня.

— А ты что делаешь здесь? — поинтересовался я. — Я и не думал, что ты в дневной смене.

— Нет, я не в дневной. Просто прихватываю сверхурочные после вчерашней стрельбы.

— Ты имеешь в виду Старикашку?

— Ага. Его настоящее имя — Гарри Дайк, если тебя это интересует.

— Интересует. Что-нибудь стало известно?

Он покачал головой: ничего, мол, стоящего.

— Может, у меня будет что-нибудь попозже.

Но точно не уверен.

Билл приподнял одну бровь.

— Узнаешь, кто его прикончил?

— На это пока не рассчитывай. Но, возможно, узнаю его имя... э-э-э... от одной ведьмочки.

Он давно меня знал, так что почти не отреагировал, сказал только:

— Ага. Чудесно. Сообщи мне, когда будет что. Ты так и не объяснил, кто это так поработал над тобой?

— Ники Домано и пара его горилл.

Он сразу посерьезнел.

— Без шуток. Я полагаю, ты сам напросился?

— Я посетил трущобы.

— Мы поняли, что Старикашка — его рук дело, но не можем навесить это на него. Пока. Но чем ты так ему не понравился? — Он наклонился, разглядывая мое лицо, и добавил: — Он тебя случайно не прикончил?

Я рассмеялся.

— Заходи и послушай, что я расскажу Сэму. Он у себя?

Билл кивнул, мы постучали в дверь и вошли.

Сэмсон сидел за своим письменным столом, выглядя таким же широким и твердым, как этот стол. Крупный и крепкий мужчина, с солидной челюстью, которая, казалось, вышла бы победителем в столкновении с грузовиком. Таков капитан Фил Сзмсон, лучший мент, которого я когда-либо знал.

Он поднял глаза от заваленного бумагами стола и остановил свой острый взгляд на моем лице. Потом взял из пепельницы незажженную черную сигару и сунул в рот.

— Так, — пробурчал он, — смотришься ты прекрасно.

— Чувствую себя еще лучше, — я наклонился и пригляделся к нему так же, как минуту назад приглядывался ко мне Ролинс. — Ты никак забыл сегодня побриться, Сэм?

Конечно же, он ничего не забыл. За годы нашего знакомства только дважды я видел щетину на его розовом лице. А ведь вполне могло быть, что он провел всю ночь за своим столом.

— Сломал свое лезвие из нержавейки, — хрипло ответил он. — Какого черта тебе здесь нужно?

Я сел верхом на деревянный стул, а Ролинс прислонился к стене, пока я рассказывал, что произошло прошлой ночью, касаясь основных моментов и упомянув кое-какие детали. Закончил я так:

— Отсюда я собираюсь поехать к Сирилу Александеру. Если повезет, то повидаю и его дочь-чудовище и узнаю у нее имя парня, который продырявил Старикашку. Дьявол, она и сама могла это сделать!

Сэмсон засмеялся. Чего он нашел смешного?

Затем он поскреб свои серо-стальные волосы, хохотнул еще пару раз и немного успокоился.

— Вот так хохма! — Он еле сдерживал смех. — Классно! — Казалось, он снова расхохочется, но все же удержался.

Сэм выдвинул ящик стола, достал плотный пакет, открыл его, нашел нужную страницу и пробежал по ней толстым пальцем.

— Ага. Вот оно. Я так и думал. Шелл, ты осчастливил меня. Я-то был в унынии, а ты... Ха-ха!

—— Забавно, — сказал я.

Сэм заморгал и вгляделся в место, прижатое его пальцем:

— Зазу Александер, все верно. Это его дочка прошлой ночью... посмотрим... ей было семнадцать дней и двадцать два года.

— Нет, Сэм, семнадцать лет. Ты перепутал. Ей только семнадцать, она сама сказала...

Я замолк.

Сэм снова захохотал.

— Фуй, — сказал я. На самом деле я сказал не «фуй», а жутко отвратительное слово, о котором даже вспоминать не хочется. — Фуй, фуй, фуй! — повторил я несколько раз.

Я думал, что Сэм свалится со своего чертова стула. Когда он немного поостыл, я сказал:

— Я ее сделаю.

— Мне кажется, — хихикнул Ролинс, — ты уже упустил свой шанс, Шелл.

— А ты помолчи, понятно?

— Самая лучшая новость, какую я когда-либо слышал, — радостно ухмыльнулся Сэмсон. — Ты работаешь на мафиози против самой кровожадной — есть все основания так считать — шайки бандитов, которая когда-либо появлялась в нашем городе, и тебе даже не светит вознаграждение.

— Конечно, нет, — отозвался я. — Мне нравится моя работа. Я ею занимаюсь из чисто спортивного интереса.

Ролинс вставил:

— Что будет, когда ребята узнают об этом!

Он меня определенно достал.

— Ты, сукин сын, — сказал я. — Не смей ни слова никому говорить!

— Слишком хороша хохма, чтобы скрыть ее.

— Я тебе всыплю. Да поможет мне Бог, я всыплю тебе!

— Попробуй, усмехнулся он. — Пока дышу, не устану говорить: «Скотта заделала девочка из банды, а он даже не рёхнулся...»

Вмешался Сэмсон:

— Ролинс, сообщи всем ребятам. Отделы ограблений, наркотиков, хозяйственный...

— Бригада по охране нравственности. — Ролинс аж хлопнул в ладоши.

— ...взломов, дорожного движения, по работе с подростками — нельзя забывать про подростков...

— ...и связи.

— Точно. Особенно связи. И это приказ, лейтенант.

Меня чуть не стошнило.

— Спасибо, друзья, — я замороженно улыбнулся. — Вы хотите погубить мою жизнь. Но для чего еще годятся друзья?

Только минут через пять мы добрались до дела, и в заключение я сказал:

— Все, ухожу. Ты не против, Сэм, если я воспользуюсь твоим телефоном? Мне хотелось бы позвонить Александеру именно отсюда.

— Неплохая мысль. Такой тупой парень, как ты, нуждается в полицейской охране.

Предчувствие говорило мне, что они долго еще будут насмехаться надо мной. Сэмсон предложил:

— Я сам соединю тебя с ним.

Вот, молодец. Он не был таким уж занудой. В конце концов, у людей, постоянно имеющих дело с изнанкой жизни, вырабатывается несколько грубоватое чувство юмора.

Сэма соединили с имением Александера — так это называлось: десять акров, тридцать с чем-то комнат, три акра одной только травы. Сэм назвался и попросил позвать к телефону Сирила Александера. Послушав с минуту, он протянул трубку мне:

— Он сейчас подойдет. Вчера мы его несколько часов продержали здесь.

— Что-нибудь узнали?

— Обычный треп и четыре адвоката.

Тут в моем ухе прозвучал гнусавый голос, который я сразу узнал, ибо слышал его уже несколько раз:

— Капитан Сэмсон?

— Он только соединил нас. С вами говорит Шелл Скотт. Просто я звоню из кабинета капитана.

Воцарилось молчание. Потом он спросил:

— Скотт? Привет. Чем обязан такой чести? — Да, он выражался высокопарно, но все же обычно его можно было понять.

— Я хотел бы посетить вас сегодня утром и поболтать. Вы не против?

— Ax... Конечно же. Разумеется, вы можете приехать. Поболтать о чем?..

— Скажу, когда приеду, хорошо? Примерно через час?

— О’кей.

— Скажите своим мальчикам, что я — блондин с синяком под глазом на случай, если у вас есть новенькие, которые еще не знают меня. Не хотелось бы быть подстреленным.

— Быть чего? Я не понял...

— Дай мне поговорить с ним, — Сэм отобрал у меня трубку.

— Мистер Александер? Здесь капитан Сэмсон. Я буду очень благодарен вам за тесное сотрудничество с мистером Скоттом.

С минуту он слушал, потом добавил:

— Я уверен, что вы не менее нас жаждете, чтобы был схвачен убийца мистера Дайка.