Три месяца пролетели как один день. Закончилась осень. Подоспела питерская зима. Странная зима Северо-Запада. Снега нет, но есть зеленая трава и наполовину покрытые начинающими желтеть листьями деревья. На асфальте лужи. Многие обувают резиновые сапоги.
Приходится подстраиваться. Вместо тулупа, привезенного с собой с Дальнего Востока, не раз спасавшего в суровые сорокаградусные морозы, пришлось прибарахлиться болоньевой курткой с капюшоном на «рыбьем» меху. Слякоть и грязь вместо снега и морозов пока вызывали недоумение.
На работе тоже наметились кое-какие перемены. Например, заведующий 4-й хирургией посчитал, что я уже достаточно постиг структуру больницы и пора меня выпускать в свободное плавание в качестве ответственного хирурга.
Тяжела ты, шапка Мономаха! Помня об этом, проштудировал все приказы и инструкции, имевшиеся в моем распоряжении. Каждое свое действие надо подкреплять официальным источником.
Отказывает тебе, к примеру, реаниматолог в месте реанимации. А ты ему приказ. Мол, не имеешь право, тяжелый панкреатит лечится у вас. Приказ номер такой-то, от числа такого-то. А он снова на дыбы! Нет у вашего больного тяжелого панкреатита на момент осмотра. А ты ему следующий приказ, где четко по полочкам разложено, какой панкреатит является таковым. И больного пристроишь, и недоброжелателя наживешь. Все как полагается. Никто не любит законников.
Но это поначалу. В процессе работы уже больше на личных контактах и связях все строится. И это, как правило, более надежный и эффективный способ уладить разного рода трения.
На каждый закон можно два комментария дописать. Везешь ты все того же больного с панкреонекрозом в реанимацию. Радуешься – пристроил. А они тебе – не возьмем! Поворачиваю обратно! У нас тоже приказ имеется. Без ЭКГ, рентгена, анализов и обследований не примем в реанимацию! Идите обследуйте дальше, консультируйте, тогда посмотрим. Как так? А вот так! Может, ему не в общую реанимацию надо, а кардиореанимацию? Вдруг у него инфаркт? Или нейрореанимацию! Вдруг у него инсульт? Делайте КТ головного мозга!
Этим, увы, должен заниматься ответственный хирург. Он должен найти общий язык со смежными службами. Порой только благодаря личным контактам удается избежать ненужной волокиты и неприятностей. Полагаю, что такая чехарда не только в медицине.
На работу шел без особого настроения. Перспектива целые сутки быть ответственным хирургом меня не услаждала.
Помимо всего прочего, старший смены обязан участвовать во всех утренних конференциях и обходах. В 9-00 у завотделения, в 9-20 на общебольничной конференции, в 10–00 – обход реанимации с главным врачом. Утром следующего дня все то же самое плюс в 8-00 обход реанимации с главным хирургом больницы и самостоятельные обходы реанимации утром и вечером. В дополнение к этому – руководство всей хирургической бригадой больницы в ночное время, включая врачей 1-й, 2-й и 3-й хирургий. Также необходимо консультировать в приемном покое больных, обратившихся по ДМС и с тупой травмой живота и груди, кроме автодорожек и падения с высоты, обратившихся к другим специалистам. И наконец, самое главное – ты обязан осмотреть всех пациентов, поступающих на нашу смотровую, и назначать операторов при необходимости лечения. В сложных случаях оперируешь сам. Уф! Вроде бы все! Если чего и забыл, потом добавлю!
Одним словом, скучать не приходится! Оттого и никто не высказывает особого желания дежурить ответственным хирургом. Головной боли очень много, отдачи очень мало. К слову сказать, за свою работу старший хирург смены дополнительно получает аж… 55 рублей 00 копеек. Хватит, чтобы туда и обратно на метро два раза съездить.
Проблемы не заставили себя долго ждать. Не успел завершиться обход в реанимации, как у меня в кармане противно зазвонил мобильный телефон и незнакомый женский голос очень недовольно произнес:
– Здравствуйте. Вы сегодня ответственный? Мне срочно нужен операционный стол! Я дежурный гинеколог, у нас «внематочная»!
– Позвоните в операционную, если столы свободные, то занимайте, – ровным голосом ответил я.
– Я проверила! Все столы заняты! У меня женщина умирает от кровотечения! Вы понимаете, что такое внематочная беременность?
– Понимаю, и?
– Найдите нам стол! Вы, в конце концов, ответственный хирург, а не я.
– Отмените плановые гинекологические операции! Будет вам стол!
– Это невозможно! Я буду жаловаться на вас главному врачу.
– Послушайте, как вас зовут?
– Ирина Игоревна Попова, кандидат медицинских наук! – представилась незнакомка с особым нажимом на «кандидат медицинских наук».
– Ирина Игоревна, – стараясь не повышать голоса, попытался я объяснить, – это не мои личные операционные столы, я их не сдаю в аренду по сходной цене. У нас в наличии всего три стола для экстренной службы, три операционные медсестры и три анестезиолога. И все три заняты – идут операции, заметьте, не плановые!
– Для чего вы мне все это рассказываете?
– Для того, чтоб вы поняли, что у меня нет свободных столов!
– Будем разговаривать в другом месте! – пообещала кандидат медицинских наук и швырнула трубку.
Через минут пять последовал вялый звонок от главного хирурга клиники Игнатия Фомича Поташева. Повздыхав, он попенял гинекологов и для проформы спросил:
– Дмитрий Андреевич, ну, можно что-нибуть придумать?
– Павел Александрович, единственное, что можно придумать в этой ситуации, – отменить плановые гинекологические операции и оперировать внематочную в плане. Или встать в очередь в экстренную. Все!
– Ох-хо-хо! – вздохнул главный хирург Поташев и, ничего не ответив, мягко положил трубку.
Вскоре позвонили урологи и нейрохирурги. Им тоже позарез нужен был стол. Всех поставил в очередь и поднялся в операционную.
В коридоре выстроилась вереница из каталок. Нуждающиеся в операции пациенты буквально дышали в затылок друг другу.
– Так, сейчас на крайнем столе закончили оперировать, не занимайте его! Мы свою больную подадим! – рявкнула шумная костлявая женщина невысокого роста в серой медицинской робе.
– А почему? – задал ей вопрос.
– А мы давно здесь ожидаем! – ответила женщина и, повернувшись ко мне, блеснула бейджем: «Попова Ирина Игоревна. Врач-гинеколог. Кандидат медицинских наук».
– А вы и есть та самая Ирина Игоревна?
– Да, а вы тот самый Правдин?
– Да! Ну, убедились, что нет столов свободных?
– Убедилась! Но это безобразие!
– Согласен! Ваши предложения? Рассмотрю любые.
Но договорить не дал зазвонивший мобильник, который позвал меня в приемный покой. В приемнике ждали две консультации. Начал с ДМС.
В уютной смотровой приемного покоя добровольного медицинского страхования было тихо и комфортно. На кушетке сидела симпатичная юная особа лет 20. Свесив вниз ноги, непринужденно болтала ими, убивая томительные минуты ожидания.
«Глобусова Анжелика Васильевна – 20 лет. Диагноз – острый медиастинит» – прочитал в сопроводительном талоне и присвистнул. Никогда прежде не доводилось встречать человека, направленного в клинику с воспалением средостения, а именно это обозначали таинственные слова «острый медиастинит».
– Добрый день, Анжелика Васильевна, что беспокоит? – без промедления приступил к опросу больной.
– Тут болит! – указала Анжелика на грудину.
– Давно?
– Дней пять!
В ходе расспроса удалось выяснить, что Анжелика помешана на голодании. Желает иметь малый вес и осиную талию. Изнуряет себя разными диетами и биологическими добавками. Кто-то посоветовал ей принимать «линекс». С какой целью – непонятно. И первая же таблетка, бывает такое, застряла у нее в пищеводе. Попытки пропихнуть таблетку в желудок удались с трудом. Для этого девушка пила воду, ела хлебный мякиш, мама хлопала ей по спине.
Но после этого начали тревожить ноющие боли за грудиной. Она обратилась к врачу. Выполнили гастроскопию, обнаружили повреждение слизистой пищевода. Невероятно, что таблетка так зверски оцарапала пищевод бедной девушки. Прописали лечение в… таблетках. Анжелика не лечилась, остерегалась пить таблетки, боли сохранялись.
При вторичном осмотре врач поликлиники, не раздевая и не осматривая девушку, выписала упомянутое направление, вызвала «Скорую» и отправила с чистой совестью в нашу больницу со столь страшным диагнозом.
В ходе осмотра не нашел хоть какой-то зацепки, указывающей на мрачный прогноз. На гастроскопии обнаружили старую заживающую царапину на пищеводе. Назначил девочке лечение в жидкой форме и отправил домой с миром.
В урологической смотровой осмотрел женщину, страдающую болями в животе. Непонятно, как она очутилась у урологов? У нее при осмотре определялся классический аппендицит. Сделал запись, направил в операционную удалять аппендикс.
– Дмитрий Андреевич, нужна ваша помощь! – догнал меня Игнатий Фомич Ржев, наш сегодняшний хирург по шоку. – Травматологи на операции, а по шоку доставили падение с высоты. Я живот исключил, что с позвоночником – неясно. Вы, я знаю, разбираетесь в травме опорно-двигательного аппарата. Может, глянете? Скажите свое мнение.
– Где пострадавший?
– В смотровой травматологов!
– Идемте!
На каталке посередине тесной комнаты, битком набитой наэлектризованными людьми, лежал крепкий парень в камуфляже. Он оживленно разговаривал с седоусым полным мужчиной, стоявшим у его изголовья.
– Вы доктор? – бросился ко мне полный мужчина. – Прошу вас, скажите, что с моим сыном?!
– Вначале я должен узнать, что произошло?
– Мы живем на даче! Сын полез на крышу поправить антенну! Лестница подгнила, и Сеня упал на спину. Мы его сразу к вам! – бойко, в лапидарном стиле отрапортовал отец Сени.
– Что беспокоит? – справился я у Сени.
– Да ничего, доктор!
– Говори всю правду, Семен! – выделился из окружения высокий парень в красной бейсболке.
– Да правду говорю! – возмутился пострадавший. – Упал на спину. Когда вставать начал, сильно в позвоночник отдавало, живот болел. Пока до больницы доехали, все уже и прошло! Доктор, можно мне сесть?
– Лежи, лежи! Не вставай! – удержал парня друг в красной бейсболке. – Вдруг у тебя позвоночник сломан? Как, доктор?
– Ну, вы знаете, по этим снимкам я ничего определенного ответить не могу, – с умным видом я вгляделся в рентген. – Весьма низкого качества! Плохо читаемы!
– И что делать?
– Ждать травматолога! Мы живот и грудь исключили, пускай они позвоночник исключают.
– А где травматологи? Долго ждать?
– Часа полтора, не меньше! – ответил за меня доктор Ржев.
– Да вы что! – заломил руки отец Сени. – А вдруг у него правда позвоночник сломан?!
– Ну, хуже не будет! Он лежит на щите, не шевелится! Все нормально!
– Доктор, ну можно мне хоть на бок повернуться? – снова спросил Сеня.
– Лежи, дорогой! Пока не ясно!
– Да сколько можно лежать? Четыре часа на спине лежу!
– Сеня, не скандаль! – тоном, не терпящим возражений, приказал я. – Лежи!
– Доктор, ну помогите! Что парень будет за зря мучиться?
– Игнатий Фомич, – обратился я к Ржеву, – чем можем им помочь?
– Надо качественные снимки сделать. Хороший рентгеноаппарат имеется на пятом этаже, но там лифт ремонтируют.
– Да мы без лифта, сами на руках поднимем! Только покажите, где.
– Ну, пойдемте со мной, – вздохнул Ржев. – Только аккуратно несите, не уроните!
– Не беспокойтесь, доктор! Все будет о`кей! – заверил человек в красной бейсболке и дал команду группе поддержке нести больного. Сильные мужские руки подхватили носилки и бережно понесли Сеню на пятый этаж.
Очередная консультация увела меня от кабинета травматолога в сторону. Вернулся только через час. Травматолог так и не появился. Вокруг кабинета образовалась огромная очередь. Из толпы отделился Сенин папа:
– Дмитрий Андреевич, снимки готовы. На столе лежат!
– Отлично, сейчас поглядим! Так! Так! – приговаривал я, внимательно всматриваясь в пленку. И в первый раз было ясно, что у парня ничего нет. Я специально затягивал время до прихода травматолога. А тут как вышло. Кто же знал, что они не поленятся его на пятый этаж носить на руках!
– Ну что, доктор? – вытянул шею седоусый. – Как?
– Похоже, все замечательно! – решился я сказать им правду. – Перелома нет!
– Спасибо! Спасибо, доктор! – полезли обнимать Сенины родичи.
– Ну, теперь-то можно сесть? – измаявшимся голосом поинтересовался виновник торжества.
– Теперь – да! – улыбаясь, объявил я. И пока они радовались, потихоньку выскользнул из кабинета.
Больше всех ликовал Сеня. Он слез с носилок. Легко встал на ноги, размялся и едва не пустился вприсядку. Вовремя остановили.
Пригласили в операционную. Надо решить, кого вперед оперировать. Внематочную беременность или носовое кровотечение? И там и там истекает кровь. Стол свободный один. Больных подвезли одновременно. Приглашают быть третейским судьей.
– Вы не понимаете, что это женщина! У нее продолжается кровотечение в брюшную полость! Она может погибнуть! А у нее дети! – вопит гинеколог.
– Что же это получается? Если мужчина, то можно помирать? – не уступает лор-врач. – А у него, знаете ли, тоже кровотечение! Только из носа!
– Ну-ну, коллеги! Остыньте! – пытаюсь примерить спорщиков. – Вы оба правы, но носовое кровотечение можно остановить тампонадой. Так уж сразу надо оперировать?
– Я два часа уже бьюсь! – недовольным тоном сообщил лорик. – Что только не делал! И переднюю тампонаду, и заднюю! Все равно кровит! Надо оперировать! Необходимо перевязать сосуды, питающие нос. Где я, по-вашему, должен это производить?
– В операционной, разумеется! – киваю я.
– Вот, в операционной! – победоносно вскричал лор-врач, глядя на гинеколога.
– Дмитрий Андреевич, вы посмотрите на больную! – взмолилась женский врач. – Она же вся бледная. Кровь сейчас вся вытечет, пока мы с вами тут рассусоливаем!
– Да, Дмитрий Андреевич, взгляните и на моего больного! Он тоже, между прочим, как полотно!
Тяжело принимать решение, когда перед тобой два человека, одинаково нуждающиеся в помощи. Но выбрать надо одного!
– Артем Александрович, – обращаюсь к лору, – будем оперировать в первую очередь женщину.
– Вот как?
– Да, так! У нее внутрибрюшное кровотечение, его можно остановить только оперативным путем. А носовое можно попытаться остановить, положив лед, ввести тампон. Не мне вас учить!
– Какой лед? Какой тампон? Я все перепробовал! Только операция! – сорвался на визг Артем Александрович.
– Хватит визжать, – тихо шепнул лору. – Не позорьтесь. Капайте кровь. Как только другой стол освободится, он – ваш!
– Спасибо! – поблагодарила гинеколог. – А то я с этим психом ничего не могла поделать! – кивнула она в сторону притихшего лорика.
– За что спасибо? В этой ситуации по-другому никак иначе не поступить!
Бесконечной чередой потекли консультации и осмотры поступающих хирургических пациентов. В конце концов мне все это надоело, и к полуночи я решил спрятаться в операционной. Благо определился подходящий больной.
Дедушка, благообразный старикан 80 лет, сидел три дня дома с ущемленной паховой грыжей. Боялся, говорит, что резать станете. Надеялся, что само пройдет. Не прошло. Вызвал «Скорую».
Дедушка стонет, грыжа красная, как помидор, анализы – хуже некуда. Не избежать старичку серьезной операции. Подняли в операционную. Немного подкапали растворов и принялись его избавлять от мучений, чтоб встретил наш дедушка 81-й и последующие годы.
Сложный случай. Ущемленной оказалась слепая кишка. Омертвела. Пришлось убрать половину толстой кишки и часть тонкой. Сшиваю, что осталось.
– Вот вы где! – ликующе заглядывает в операционную Виктор Афанасьевич Капуста, вечный ответственный по больнице. – Дмитрий Андреевич, я вас обыскался! Звоню, звоню, а вы трубку упорно не берете. Наверное, думаю, в операционной спрятался! Подымаюсь. Точно, вы здесь!
– Виктор Афанасьевич, сложный случай, я все же старший хирург! А телефон у меня во-он, в халате висит. Я звук выключил, чтоб не мешал. Освобожусь – разберусь со звонками.
– Ах, коллега! Что вы оправдываетесь! Я вас прекрасно понимаю! Ходить ответственным хирургом – далеко не сахар!
– Но, поверьте, я не прятался. Работа у меня такая. А вы почему меня ищете?
– Вы на каком этапе?
– Скоро заканчиваем!
– Замечательно! Тогда, голубчик, как здесь управитесь, наберите меня. Имеется деликатный разговор.
Капуста так заинтриговал меня, что как только выполнил основной этап операции, сам не стал зашивать операционную рану, а поручил ассистентам. Традиционно поблагодарил операционников, вышел в коридор и набрал старшего врача больницы. Тот пригласил меня к себе в кабинет на пятый этаж.
– Проходите, присаживайтесь! – широким жестом разрешил Капуста, когда я вошел в шикарно обставленный кабинет.
– Слушаю вас! – удобно устроился я на широком кожаном диване.
– Не знаю прямо с чего начать, – задумчиво произнес Виктор Афанасьевич.
– С начала! – посоветовал я.
– Короче говоря, один ветеран набил другому ветерану морду! – выдохнул он.
– Как?
– Да так! На урологии, понимаешь, есть палата для ветеранов Великой Отечественной. Среди них много простатитчиков и аденомщиков! Ну, вы понимаете?
– Дальше.
– Так вот, в городе имеется специальный госпиталь для ветеранов войн. Там они и лечатся. Но он не работает в круглосуточном режиме, многие по «Скорой» поступают к нам. Вот главный врач и придумал выделить для них отдельную палату.
– Отменная идея! А в чем криминал?
– В том, что сегодня произошло в этой палате.
– Ну, что же? Не томите!
– Палата четырехместная. В ней уже лечились три ветерана. А сегодня на ночь глядя привезли четвертого. Тот пьяненький, с острой задержкой мочи. Выпил, и его заклинило. Ну, ему катетер поставили, мочу вывели и положили до утра понаблюдаться. В палате он начал скандалить, повздорил с Войтенко. Не слышали о таком?
– Нет. Никогда.
– Продолжаю. Тот то ли храпел громко, то ли воду открыл, она сильно журчала, не поймешь уже. В общем, Войтенко новенького, кажется, Агафонов его фамилия, огрел костылем, а тот дал в глаз Войтенко.
– Да, дела! – приоткрыл я от удивления рот. – Такого я еще не встречал. Чтоб два ветерана друг друга побили! Да!
– Вы знаете, что это такое? – неожиданно протянул мне Капуста папку у с надписью «Войтенко В.И. – 1920 года рождения» и большой красной звездой на обложке.
– Да! Амбулаторная карта! Только не пойму, зачем вы меня сюда пригласили? Я тут при чем?
– Минуточку терпения, Дмитрий Андреевич! Вы знаете, что это за звезда?
– Это карточка участника войны.
– Не совсем верно! Она обозначает, что ее владелец – Герой Советского Союза!
– Настоящий Герой?
– К сожалению, да! Войтенко – Герой Советского Союза! Понимаете, какой скандал получится, если пресса пронюхает?
– Да! В 25-й многопрофильной больнице Герой получил в глаз! – Улыбка сама по себе расползлась на моем лице.
– А мне вот не до смеха! Стыдобища-то какая!
– Так, и что? Этот Войтенко грозит расправой?
– Вы знаете, нет! Даже посмеялся! Говорит, давненько не дрался! Молодость вспомнил! А у самого бланш, простите, на пол-лица! А ему смешно!
– Так и замечательно! А в чем проблема?
– Во втором! Агафонов как узнал, что дал в глаз Герою Советского Союза, чуть со страха рассудка не лишился. Требует перевести его в другую палату. На урологии мест нет! Прошу вас забрать его к себе, поместите в цивильную палату до утра, потом мы его в госпиталь ветеранов войны переправим.
– Не вопрос!
Дебошира Агафонова, который оказался всего на два года младше своего визави, подселили в палату с больными, поступающими по ДМС. Там как раз одна койка оставалась свободной. Дедок Агафонов оказался поджарым пожилым человеком с виноватым взглядом и опущенными плечами. Никогда бы не подумал, что такой человек способен кого-то ударить, тем более Героя Советского Союза.
Когда улеглись страсти с ветеранами, решил немного прилечь. Но поспать не удалось. Приглашали в блок экзогенной интоксикации посмотреть какого-то пьяницу.
– Дмитрий Андреевич, вы его вечером смотрели и написали, что данных о травме живота нет. А сейчас он на живот жалуется, бледный какой-то. Взгляните на него.
– А УЗИ делали?
– Да, но ничего не нашли!
– Так чего мне смотреть?
– Ну не нравится он мне, – настаивал врач блока экзогенной интоксикации. – Гляньте, а?
Выругавшись про себя, тащусь в блок. УЗИ же делали, чего еще надо? Скриплю, но иду.
Действительно, картина удручающая. Больной бледный, весь в синяках, живот, как доска, пульс нитевидный, давление низкое. Налицо клиника внутрибрюшного кровотечения. Не откладывая в долгий ящик, в операционную!
Операцию закончил только под утро. У пациента оказалось травматическое повреждение селезенки. Пришлось удалить орган. Вот тебе и УЗИ!
На автопилоте отправился на сдачу дежурства. Первый же нагоняй получил в реанимации у пострадавшего с травмой селезенки.
– Как это вы не распознали повреждение селезенки? – кипятился главный хирург.
– УЗИ ничего не показало! – щебетал я в свое оправдание.
– Вы что, не знаете, что и УЗИ ошибается? Компьютерный томограф и то ошибается! А вы на УЗИ понадеялись! – начал выходить из себя Игнатий Фомич.
– Случается, и на вскрытии точный диагноз не могут определить, – вставил я реплику.
– Бывает! – согласился Поташев. – Но если патологоанатом ошибется, то больному хуже не будет! Зарубите это у себя на носу.
– Зарубил! – вяло ответил я, так как сил оправдываться уже не было. Да и прав Поташев! Чуть не проворонил разрыв селезенки. Надо сделать выводы, а не спорить.
Дальнейшая цепочка сдачи дежурства проходила как во сне. Доложил о поступивших больных, рассказал о выполненных операциях. Меня что-то спрашивали, я отвечал. Похоже, что все правильно. В памяти не отложилось, чтоб кто-то еще меня ругал.
Кстати, ветеран Агафонов так и не был переведен в госпиталь ветеранов войны. Как только рассвело и начал курсировать общественный транспорт, пенсионер убежал вместе с катетером.
На ватных ногах и кое-как доплёлся до метро, плюхнулся на свободное место в вагоне, развернул свежую газету, купленную заранее еще в газетном киоске на первом этаже больницы. Понадеялся, что чтение отвлечет меня от сна и я вылезу точно на своей остановке. Зря! Все рано безнадежно проспал.