После ухода Титти я огляделся, камера, куда он меня доставил, оказалось небольшой, восемь на четыре метра. Вдоль стен стояло девять двухъярусных кроватей, они были расставлены так, что по центру образовался проход длиной шесть и шириной полтора метра. Над дверью висел телевизор и смотрел голубым экраном прямо на меня, рядом висели часы. По периметру располагались бетонные козырьки специальных полок и зарешеченные окна без стекла. На полу, я не верил своим глазам, стояли настоящие пластиковые столики и стулья.

Интересно, но здесь было два туалета, закрытых деревянной дверью и, как оказалось, один из них оборудован настоящим унитазом. И пол сиял непривычной чистотой, ни одного брошенного окурка или спички.

Но самым удивительным было то, что здесь на восемнадцать кроватей приходилось четырнадцать заключенных. То есть один человек спал на одной кровати! За полгода нахождения в пятой камере я практически и забыл, что на кровати можно спать одному.

Какое это наслаждение спать одному на кровати и есть за столом, сидя на стуле! А не как животное сидеть вокруг кормушки на полу и, не прожевывая, хватать пищу из бачка, а если зазевался, то оставаться голодным.

Странная, конечно, камера, но мне определенно пока нравилось. Спать одному на кровати, и никто не будет стягивать у тебя по ночам одеяло, совать грязные ноги в лицо и пускать зловонные газы.

Моя кровать оказалась спаренной и, насколько я заметил, соседа рядом не наблюдалось. То есть я на двух кроватях один! Все было настолько странным, что я на время забыл про голод.

Местные обитатели расположились на нижних ярусах кроватей, на стульях, и с неприкрытым любопытством изучали мою персону. Им уже сообщили, что новым соседом у них будет русский турист, полгода просидевший в пятой камере и одержавший победу почти в девятидневной голодовке, что направлен к ним по распоряжению мудира, с подачи доктора.

— Асаллям алейкум! Рахматуло ва баракетуха! — поздоровавшись, подошел ко мне невысокого роста, наголо стриженный крепыш с ужасным шрамом от сквозного пулевого ранения в проекции левого локтевого сустава и большой мозоли в центре лба.

— Алейкум салям! Рахматуло ва баракетуха! — ответил я на приветствие, сразу признав в незнакомце матерого ваххабита.

— Ана Мохаммед. Шисму? (Я Мохаммед. Как твое имя?)

— Иван мын Руси! (Иван из России), — в очередной раз я назвался Иваном, памятуя о том, как пытались произнести мое истинное имя «Евгений» арабы в соседней камере.

— Ахлен бика фи бит сааба! (Добро пожаловать в камеру семь), — радушно произнес моджахед и обнажил в широкой улыбке все 32 зуба.

— Шокран джазилян (большое спасибо)! — через силу поблагодарил нового знакомца.

Потом поинтересовался, какой я веры придерживаюсь, и, узнав, что не мусульманин, потерял ко мне всякий интерес и отошел в сторону.

Следующим подошел знакомиться высокий, под два метра парень, который назвался Бужней. Лишь спустя два месяца я узнал, что Бужня это фамилия, а имя Мухаммед. Просто так удобней, ибо этих Мухаммедов там видимо-невидимо, и если больше двух, то называют по фамилии.

Бужня являлся капраном камеры, ему было 32 года, успел закончить институт, прекрасно знал французский и итальянский языки. Родители его миллионеры, владели собственным бизнесом и виллой в Ницце.

Будущее обещало быть прекрасным, но в один прекрасный момент Мохаммед Бужня решил, что он самый умный и не хочет сидеть на родительской шее. Подделав пять банковских чеков, получил 50 тысяч долларов, но, как водится, кто-то его сдал.

За каждый чек в Тунисе по пять лет начисляют, пять на семь — равно 35. Вот 35 лет ему и намотали, как говорится на полную катушку. В тюрьме он уже шестой год, из них два в паханах ходит. За ударную «службу» по амнистиям уже скосили 20 лет, осталось еще 10. Если и дальше амнистировать будут, то года через два освободится.

Бужня представил других обитателей камеры и рассказал о здешних порядках.

Официально она имела статус «Камеры для больных», но под этой вывеской скрывалось помещение для изоляции особо привилегированных персон. Дети тунисских миллионеров, по воле случая попавшие за решетку, собственно миллионеры, лидер местных моджахедов, крупный уголовный «авторитет», бывший полицейский чин, родственники и знакомые тюремных эскулапов составляли костяк «бит сааба».

Попадались и истинные больные, но они здесь надолго не задерживались. Как только появлялась возможность, то сразу же переводили в новую тюрьму, где для них была выделена большая камера. Постоянными были и два зэка, которые считались больными, но на самом деле давно поправились и выполняли роль «обслуживающего персонала», драили камеру, выбрасывали мусор и т. п., одним словом, выполняли всю «черновую» работу. Правда, все, кроме меня, выплачивали им по одному динару в неделю.

Я не платил, так как относился к ним по-человечески, общался, как с равными, и не старался унизить их достоинство, как остальные, которые считали, что если они платят им динар в неделю, то стоят минимум на голову выше. Я предложил деньги, но услышал отказ, мол, с тебя, русский, мы денег брать не будем.

Интеллектуальные способности большинства моих новых сокамерников разительно отличались от предыдущих. Кроме озвученных Мохаммеда и Бужни, в тот период мне составляли компанию следующие лица.

Ахмед Фарах, 19-летний долговязый оболтус, не женат, получил год за курение гашиша. Его отец владел кожевенной фабрикой, подарил сынку два магазина и автомобиль. Хорошо знает французский и итальянский языки, отсидел 10 месяцев. Папа нанял трех адвокатов, но все усилия их были бесполезны, год пришлось отсидеть, хотя мог бы и пять, так как в его кармане нашли приличный кусок этого наркотика. Статью хранение замяли, пошел только за курение.

Ахмед Муржен, 45 лет, странноватый тип, невысокого роста с большими пышными усами, больше похожий на курда, чем на араба. Работал на хорошей должности в солидном банке. Еще в начале 90-х годов прошлого столетия разработал какую-то сложную схему по умыканию денег из собственного банка. На ворованные деньги построил дом с бассейном, купил себе и жене по автомобилю, открыл счет во Франции. Его так и не вычислили, но живя в постоянном страхе быть разоблаченным, не выдержал, сдали нервы, пошел в полицию и чистосердечно во всем признался, не забыв, правда, все имущество переписать на жену. В итоге получил десять лет, но сохранил деньги и недвижимость. Отсидел пока четыре года, отлично владеет французским.

Хабиб Хавас, 50 лет, «владелец заводов, газет, пароходов», мультимиллионер, имеет 14 фабрик по переработке металла, сеть ресторанов и магазинов во Франции, Монако, Ливии, Марокко и Казахстане. Его компания занимала 40-ю строку французского журнала «Капитал», который ему доставляли в камеру. Имел тройное гражданство — Франции, Туниса, Монако и собственные виллы в этих государствах соответственно, а также несколько автомобилей, в том числе и «Ламборджини» за 600 тысяч евро и собственную яхту. Обладал огромными связями в деловом мире, но перешел дорогу клану Бен Али.

Надо заметить, что в Тунисе нет такого рэкета в прямом смысле этого слова. Всем заправляет президент Бен Али и его шесть братьев. Все, кто хочет заниматься бизнесом, обязаны платить какой-то процент Семье. Не знаю, как точно происходят эти выплаты, может, под видом спонсорской помощи, может, под видом займов, которые никогда не вернут, может, еще как. Но факт остается фактом — платят все! Страна маленькая, поэтому все богатые люди на виду.

Поговаривают, что сам Бен Али является долларовым миллиардером и имеет поместье с виллой в Аргентине. Косвенным доказательством тому является тот факт, что президент Аргентины Кристина Киршнер дружит с местным президентом и частый гость в Тунисе. Каждый ее приезд отмечается с большой помпой и высокопарно освещается в тунисских СМИ. Не знаю, что может быть общего у североафриканского Туниса и южноамериканской Аргентины? Но похоже, Бен Али уже подготовил себе «запасной аэродром» в Аргентине на случай потери власти.

А как можно сколотить такой капитал, когда Тунис не обладает ни большими запасами нефти, газа, полезных ископаемых? Да очень просто — «доят» местных деловых людей.

Хабиб больше пяти лет не был на родине и потерял бдительность. Как он сам признавался, французский язык освоил лучше родного и уже начал думать на нем.

В начале июля 2008 года ему по дешевке предложили купить несколько списанных кораблей ливийского ВМФ, он согласился, так как сделка могла принести пятикратную выгоду. Продай он эти ржавые посудины, мог бы неплохо подзаработать. Но решил их распилить на территории Туниса.

Для начала ему предложили заплатить приличную пошлину, куда входил и президентский процент. Пошлину заплатил, но без отката для Семьи. Груз арестовали, но нашлись «добрые» люди, которые за взятку в миллион долларов решали его проблему, но он уперся и решил действовать по закону.

Через месяц он уже сам предлагал им три миллиона, но никто уже помочь не мог, так как время было упущено и дело находилось под личным контролем президента, а тот, видимо, решил «попотрошить» незадачливого бизнесмена по полной.

По собственному заверению Хабиба, его компания за полгода понесла около 30 миллионов убытков, так как были сорваны многие выгодные контракты, требовавшие его личного присутствия. Он уже проклинал тот день, когда вернулся в Тунис, и обещал, что ноги его больше не будет в этой стране после освобождения, пока у власти находится Бен Али.

Статья у него была подходящая, «миллионерская» — «неуплата налогов» и сулила до семи лет. Рота адвокатов из кожи вон лезла, чтоб вытащить его на свободу, но пока положительных результатов не добилась.

С директором тюрьмы он был на «ты», часто бывал в его кабинете и, насколько я знаю, систематически звонил с «сотового», общаясь с внешним миром. Даже главный тюремщик страны, которому подчинялись все тюрьмы Туниса, был его другом, часто навещал Хабиба в заключении, приезжая специально из столицы, но и он ничего не мог сделать против воли Семьи.

Хабиб был единственным зэком, который курил «Мальборо» и читал доставляемый ему еженедельно толстый цветной журнал «Капитал» на французском языке по 4 евро за штуку. Мужик он был с юмором, не унывал, ко всему относился спокойно, а после Нового года и вовсе стал молиться и читать Коран, считая, что раз светские связи не помогают, то надо задействовать силы небесные.

Абдуразак Сакрауи, 35 лет, закончил медицинский факультет, учился вместе с доктором Ибрагимом, но работу по специальности найти не сумел. Объяснял, что для приличного места нужна приличная взятка, а нужной суммой он не располагал. Абдуразак имел жену и четверых детей, но так как его родители умерли, вынужден был жить в семье жены, где арабская теща на пару с супругой вили из него веревки. Уехал на пять лет в Ливию, где в качестве гастарбайтера строил дома. Денег посылал мало, уж не знаю, куда он их девал, только, вернувшись к жене, не дал ей ни копейки.

Вот так, «настрогал» четверых детишек, пять лет где-то пропадал и снова без денег вернулся в лоно семьи. Заподозрив неладное, жена по-хорошему попросила отдать деньги. Абдуразак не дал, а затеял бракоразводный процесс. Я так понял, что для этого он в Тунис и вернулся, видимо, в Ливии нашел новую жену, менее сварливую.

По местным законам, если муж не дает жене денег, та пишет заявление в прокуратуру, и ее благоверному дают для начала три месяца. Абдуразак сидел уже два, и ему пригрозили, что если не отдаст деньги, то продлят заключение еще на полгода.

Моном Абес, 42 года, атлетически сложенный араб с правильными чертами лица, сын арабского миллионера, постоянно проживающего в Ницце. Получив прекрасное образование, он свободно говорил на пяти европейских языках, увлекся компьютером и из честного предпринимателя превратился в обыкновенного хакера. Как сам мне признавался, дело было не в деньгах, в них он не нуждался, не хватало адреналина. Взломать чужой сайт, скачать с него информацию — вот тот экстрим, которого ему не хватало. Правда, со временем он остепенился.

Два месяца назад женился, объехал в свадебном путешествии пол-Европы и решил с молодой женой-итальянкой навестить историческую родину, показать ей красоты Туниса. Он уже и думать забыл про свои компьютерные шалости, но, оказывается, здесь его давно поджидали, так как он взламывал сайты исключительно своих земляков.

При пересечении границы был арестован и препровожден в тюрьму, а плачущая жена одна вернулась домой. К слову сказать, папа прилагал титанические усилия, чтоб вытащить сынка-балбеса, нанял лучших адвокатов, и вроде дело потихоньку продвигалось.

Салах Фарх, 55-летний темнокожий араб, имеющий впалую грудь, жидкие усы и хитрые, пробивающие человека насквозь, лучше всякого рентгена, глаза. Салах 35 лет прослужил в полиции, последняя его должность — заместитель начальника городской полиции города Кайруан. Ехал пьяный со своим шефом на машине, кто из них был за рулем, неясно, по официальной версии — он. Сбили насмерть пешехода, был бы кто другой, получил бы двадцатку, а тут подтасовали факты и получилось, что бедняга сам под колеса бросился. Впаяли 8 месяцев за управление автомобилем в пьяном виде и от греха подальше отправили отбывать срок сюда, в Сусс, хотя в Кайруане и своя тюрьма присутствует.

Эссамир Баби, легенда воровского мира Туниса, 42 года. Жилистый высокий молодчик с изрезанными руками и животом, покрыт многочисленными татуировками. В свое время, в начале 90-х, сколотил банду, промышлявшую в порту и грабившую моряков, обложил данью людей, занимавшихся незаконным вывозом эмигрантов в соседнюю Италию. В драке убил главаря конкурирующей банды и получил 20 лет.

Прошел практически все тюрьмы маленькой республики, так как отличался дерзким характером и полным отсутствием страха. На самом деле этот человек абсолютно ничего и никого не боялся или так искусно прятал свой страх, что никто этого не видел. Он, пожалуй, один из немногих, кто не боялся ваххабитов, даже странно, почему они его не убили? В свое время он организовывал тюремные бунты, сопровождавшиеся массовым вскрытием вен и голодовкой. Он был головной болью всех тюремщиков, и его постоянно отфутболивали из одной тюрьмы в другую. В нем было столько энергии, что хватило бы на пятерых. В каждой камере имел сахби, готовых за него пойти в огонь и в воду. Его авторитет в тюрьме был непререкаем.

В 2007 году его амнистировали, не дав досидеть пять лет. И вот в мае 2008 года — снова за решеткой, уже за драку, избил какого-то торговца на рынке и получил два года. Для того чтоб снова не баламутил народ, его отделили от общей массы уголовников и посадили к нам.

Упомянутый выше Мухаммед Авери тоже был «авторитетом», вернее «амиром» для ваххабитов. В каждом вилаяте (области) был свой амир. Авери был амиром вилаята Сусс. Он считался политическим заключенным, в свое время прошел подготовку в Ливии, где были специальные лагеря для подготовки исламских боевиков, но потом Муаммар Каддафи закрыл их, и Мухаммад был в числе последней партии, прошедшей подготовку.

В 2003 году воевал в Ираке, с удовольствием рассказывал, как отрезал головы живым пленным американским солдатам, как снимали все это на видео. В бою с англичанами за Басру был ранен, тайно вывезен в Сирию, где его передали тунисским властям. После трех месяцев следствия его выпустили под обещание отойти от Аль-Каиды. Он женился, построил дом, работал строителем. Родился сын, жена была беременна дочкой, когда в 2006 году его повторно арестовали.

Он и не думал бросать свои делишки, просто глубже законспирировался, но, как обычно, нашелся очередной предатель. Дали 15 лет. Отличается бесстрашием и агрессивностью, бывший чемпион вилаята по кикбоксингу, он, несмотря на увечье, лез в драку, и если ему в камере кто-то был не по душе, то его быстро выживал.

Ему было запрещено общаться с другими ваххабитами, перевести же в другую камеру его тоже не могли, для этого надо было получить подтверждение из столицы. В прошлом году попытался поднять восстание, захватил заложников, но остальные зэки моджахедов не поддержали, и они проиграли. По натуре своей был прирожденный лидер, хитрый и коварный, он был менее опасен, когда его отделяли от своих.

Мохаммед Турки, 30 лет, мускулистый, юркий ливийский араб, приехал по каким-то своим делам в Сусс, повздорил с местными ребятами и троих «пописал» ножичком. Сидит с июня 2008 года, все остались живы, и «светит» ему до 7 лет. Но у этого Турки папа, начальник полиции города Триполи, лично приезжал сюда и просил мудира предоставить отпрыску условия поприличнее. До этого он три месяца провел в камере «вахед» (один), где перегрызся буквально со всеми, раз пять побывал в карцере. Ливийцы, горячие и смелые парни, чуть что — за нож или пистолет, если нет — то хватают все, что под руку подвернется. Тунисцев считают «бабами», надсмехаются над ними даже в тюрьме.

Месье Рени, 70-летний француз, убеленный сединами, владелец картонной фабрики в Лионе, миллионер. В этом году отошел от дел, передал управление бизнесом сыновьям, а сам купил виллу в Суссе на берегу моря и решил позажигать по полной.

Несмотря на свой возраст, месье Рени любил красивых женщин, хороший коньяк и хороший… гашиш. На последнем он и погорел. Месяц пил коньяк, пользовался услугами проституток и покуривал гашиш. Во время употребления последнего его и повязали, как говорится с поличным.

Ворвались полицаи к нему в дом, а он лежит в конопляном дыму на полу и через кальян дурь посасывает. Эстет, через кальян! К гадалке не ходи, проститутки и сдали старикана. Дали ему год, он все плевался, что надо было в Марокко ехать, там, мол, за это не преследуют. Отсижу срок — и в Марокко, гори синим пламенем этот Тунис.

Британский лорд Эдгар действительно был отпрыском знатной английской фамилии. В тридцать лет он имел внешность лысеющего розовощекого бутуза и губительную страсть к гашишу. Закончив Кембридж, он ни дня не работал, а пустился во все тяжкие на родительские деньги. Он и сам не помнил, как очутился в Тунисе, только в августе этого года был застигнут полицейским нарядом на берегу Средиземного моря в предзакатный час в обществе двух шлюх выпускающим изо рта клубы дыма со специфическим запахом.

Надо отметить, что к подданному Франции консул явился через два дня после ареста и навещал почти каждый месяц, к Эдгару прибыл на следующий день и также не забывал беднягу.

Ну вот так выглядел основной состав того коллектива, среди которого мне пришлось провести оставшиеся полгода заключения. Было еще два уголовника — Али и Фаузи, «обслуживающий персонал». Первому было 45 лет, он вор-рецидивист, мотал то ли седьмой, то ли восьмой срок, статья все одна — «сирка» (кража).

Фаузи же был жулик, получил восемь месяцев за то, что организовал липовый хадж в Мекку, собрал с верующих деньги, пообещал сделать необходимые документы, а сам скрылся. Далеко не ушел, был схвачен и водворен в хабс, деньги, почти в целости и сохранности, вернули владельцам.

Свободными оставались еще три места, возле самого туалета, на них периодически помещали истинных больных, но, как правило, они все почему-то не нравились Авери, тот их лупил, после чего их переправляли в новую тюрьму.

Коллектив уже был сложившийся, люди худо-бедно притерлись друг к другу, поэтому к моему появлению тут отнеслись настороженно. Я пока ничего этого не знал, мне было так плохо, что было абсолютно наплевать, кто меня окружает и какие мысли у них в головах. Где-то на подкорке понимал, что моя жизнь будет зависеть от того, как я себя сейчас поведу, но проклятая слабость не давала принять бодрый вид.

По-видимому, видя мое ужасное состояние, сокамерники решили дальнейшие расспросы оставить до лучших времен. Капран Бужня предложил поесть и попить, я согласился, но предупредил, чтоб много не давали. Угостили макаронами с курицей и бутылкой минеральной воды без газа.

Стараясь не жрать, судорожно проглатывая пищу, а не спеша, с достоинством прожевывая каждый кусок, я опустошил тарелку и выпил стакан воды. Чего мне это стоило! Если б не 28 глаз, неотрывно наблюдавших за мной, то, наверно, опустил бы лицо в тарелку и урча, подобно дикарю, проглотил содержимое в два приема. Но даже при таком жутком желании кушать я старался не уронить своего лица!

Не скажу, что наелся, чувство голода притупилось, но не прошло окончательно. От предложенной добавки отказался, она уже могла пойти во вред. Мало пройти и выдержать голодовку, надо еще технично выйти из нее.

Лежал, тупо смотря в телевизор, а в голове сверлила одна мысль — попросить добавки, которую всячески от себя прогонял. В тот вечер вопросами не доставали, незаметно, под бормотание телевизора и уснул. Снились горы колбасы, сыра и сгущенного молока.