Уходивший, 2001 год, на Святой земле был очень «богат» на теракты. Всего же, в результате израильско-палестинского противостояния, продолжавшегося с сентября 2000 года, были убиты не менее 776 палестинцев и 233 израильтянина.
Столкновения, естественно, не могли миновать и Святые места – Иерусалим, Галилею. Однако наиболее интенсивно они проходили вокруг Вифлеема – города, где, согласно преданию, родился Иисус Христос. Входившие в Вифлеем израильские танки разрушили несколько зданий на въезде в город. Серьезно пострадали и расположенные рядом с Вифлеемом арабские христианские поселки – Бейт-Джала и Бейт-Сахур. Активисты радикальных исламских организаций периодически вели оттуда обстрелы района Гило в Иерусалиме. Израильтяне отвечали выстрелами из танковых пушек, в результате чего пострадало здание православной церкви.
К концу года накал противостояния несколько снизился. Произошло это, по многим оценкам, в том числе и благодаря телеобращению Ясира Арафата к населению, в котором он призвал палестинцев к прекращению вооруженной борьбы с Израилем. Вслед за телеобращением последовали аресты отказывавшихся подчиниться указаниям Арафата командиров радикальных группировок.
Однако в последние дни уходившего года ситуация снова оказалась на грани «взрыва». Обстановка накалилась опять же вокруг Вифлеема, а точнее, в связи с решением Израиля запретить участие Арафата в проходивших в этом городе мероприятиях по случаю Рождества Христова. На Рождественской мессе Арафат как представитель власти присутствовал ежегодно начиная с 1995 года, то есть с тех пор, когда Вифлеем официально перешел под контроль Палестинской национальной администрации. На этот же раз израильские власти запретили палестинскому лидеру приехать на праздник.
Запрет, наложенный израильтянами на выезд Арафата из Рамаллы, из его резиденции Муката, где он находился все последние недели, «вроде бы» не имел никакого отношения к Рождественской мессе в Вифлееме. Израиль в принципе заявил палестинскому лидеру, что он никуда не выедет из Рамаллы до тех пор, пока не будут арестованы все террористы, причастные к убийству в Иерусалиме министра туризма Рехаваама Зееви. А они, дескать, на тот момент уже более двух месяцев спокойно проживали в Рамалле, то есть чуть ли не в соседних с резиденцией Арафата домах.
Однако Арафат все равно незримо присутствовал в Вифлееме. Его изображения красовались на стенах домов, а на Ясельной площади, возле Церкви Рождества Христова, портретов Арафата, по некоторым подсчетам, было даже больше, чем изображений Сына Божьего и Девы Марии. На кресле, на котором палестинский лидер восседал во время Рождественской мессы все последние годы, лежала черно-белая куфия, считающаяся многими палестинцами «символом борьбы против израильской оккупации».
У многих палестинцев возникло четкое впечатление, что израильтяне оскорбили Арафата. И «ответ» не заставил себя долго ждать: сразу последовали вооруженные нападения. Опасаясь терактов, израильтяне привели свои воинские части на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа в повышенную боевую готовность.
В связи со всем происходившим наблюдатели всерьез задавались вопросом: а стоило ли в принципе израильским властям устраивать такую шумиху вокруг поездки Арафата в Вифлеем? К тому же, как подчеркивали некоторые израильтяне, с пропагандистской точки зрения Арафат только выиграл, представ перед всем миром «миротворцем и жертвой израильских оккупантов». То есть получалось, что израильтяне помимо своей воли организовали для палестинского лидера неплохую рекламу.
Вот такие события предшествовали Новому году на Святой земле. Надо сказать, не веселый, и даже печальный, был тогда праздник. Тем не менее, встречая его, и израильтяне, и палестинцы все-таки верили в то, что Новый год станет годом примирения. К этому, в частности, призывал во время Рождественской мессы в Вифлееме католический Патриарх.
А Панов с Соней снова встречали Новый год вместе, в «Андромеде». Девушка уже несколько успокоилась после гибели брата, но все равно была довольно печальной. Алексей Константинович, как мог, пытался развеселить ее, сказать ей что-то приятное. Он почти каждые пять минут произносил тосты «за любовь» и красоту девушки.
В кровать они улеглись уже часов в пять утра. И, занимаясь любовью с Соней, Панов на этот раз уловил какую-то проявляемую девушкой осторожность. Казалось, она уже не отдавалась любви полностью, а была несколько сдержанна, чего-то опасалась.
– С тобой что-то происходит? – спросил Панов, когда они уже лежали почти обессиленные, встречая рассвет.
– Да, я беременна, – ответила Соня. – И ничего мне не говори. Я оставлю нашего ребенка, что бы это мне не стоило. Вот увидишь, это будет мальчик, и я назову его Натаном. Но ты не беспокойся. Никаких обязательств передо мной у тебя нет. Ты полностью свободен. Хочешь, признавай ребенка, не хочешь, не надо. Хочешь, возвращайся в Россию, хочешь, можешь оставаться со мной в Израиле.
– Я точно не останусь жить в Израиле. Что мне здесь делать? К тому же я никогда не уйду из родного Агентства. Там прошла вся жизнь.
– Ну, ладно, еще посмотрим, как будет, – сказала Соня. – У нас впереди целых полгода.
– Ты хочешь сказать, что ты беременна уже три месяца.
– Да, двенадцать недель. Так сказал врач. Сначала я не понимала, что со мной происходит, а потом, вдруг, все стало ясно…
– Ничего себе «вдруг», – протянул Панов. – Ну, надо сказать, ты меня сегодня поразила.
– И порадовала?
– Да, и порадовала, – после некоторых раздумий произнес Алексей Константинович. В тот момент он отлично понимал, что надо говорить девушке только приятное, поскольку ничего изменить в складывавшейся ситуации он все равно уже не мог.
– Ну, тогда, может быть и я скажу одну приятную для тебя вещь. Я долго думала и решила, что все же нам вместе возможно и будет лучше перебраться жить в Москву. Я имею в виду нас с тобой и будущего ребенка. Не хочу им рисковать. К тому же, и это я говорю совершенно честно, в последние годы израильские реалии меня серьезно разочаровали. Для меня как-то потерялась главная идея жизни здесь. Во имя чего мы все должны так сильно рисковать? Во имя чего погиб мой брат? Я, в отличие от него, никогда не была уж очень убежденной сионисткой. Правда когда-то, еще в Москве, разговаривая с братом и его, как мне казалось, уже очень взрослыми друзьями, я ловила себя на мысли, что все они, ратуя за «возвращения евреев на свою землю», «алию в Иерусалим», правы. В этом была романтика. Но позже она обернулась убийствами и кровью. Сейчас я четко поняла, что эта земля является родной и для миллионов арабов. Они здесь родились и не понятно почему люди, типа моего брата, требуют от них отсюда уйти.
– О Боже, Соня, мне кажется, что сейчас со мной говоришь не ты, а Азиза. Кстати и она недавно говорила мне, что вполне может случиться, что решит вернуться в Москву.
– Вот мы там и будем снова дружить. И вместе ходить по магазинам и парикмахерским. Как тебе такой вариант?
– Это был бы в принципе шикарный конец противостояния между израильтянами и палестинцами. Вы можете показать пример всем остальным.
– Нет. Мы могли бы дружить в Москве, но не здесь. На Ближнем Востоке мы по разные стороны баррикад.
– Ну, значит баррикады эти не такие уж и высокие?
– Не знаю, не знаю. Может быть они даже и выше того, какими мы их себе представляем. Ну, ладно, давай спать. Как говорится, утро вечера мудренее.