6
В каждом стоящем деле бывают свои ключевые моменты, после которых события приобретают совершенно неожиданный поворот. В том деле, которым мы занимались, этот ключевой момент совпал с приемом в китайском посольстве по случаю очередной годовщины образования КНР.
Это был первый дипломатический прием, на котором мне довелось присутствовать после приезда в страну, и я рассматривал его, прежде всего, как прекрасную возможность в один вечер составить себе некоторое представление обо всем дипломатическом корпусе, аккредитованном в стране, а заодно завести полезные знакомства.
К тому же примерно через пять недель должен был состояться прием в советском посольстве по случаю годовщины Октября, и было весьма полезно перенять китайский опыт и прикинуть, как лучше организовать это мероприятие у нас.
Только несведущему человеку может показаться, что дипломатические приемы являются всего лишь атрибутом светской жизни и устраиваются исключительно для того, чтобы выпить и закусить в изысканном обществе, а подготовка к ним ограничивается только приготовлением закусок, откупориванием бутылок и наглаживанием выходных костюмов.
Не берусь судить о том, как готовятся к ним в других дипломатических представительствах, но в советском посольстве каждый прием — это сложное и ответственное мероприятие, которому предшествует длительная и многосторонняя подготовка.
Начинается она с определения денежной суммы, которую посольство и другие советские организации, функционирующие в стране, готовы потратить на ублажение своих гостей. Иногда все расходы берет на себя какая-то одна организация, иногда договариваются и устраивают складчину, как это бывает в любой студенческой компании. Затем в зависимости от количества средств, имеющихся в распоряжении организаторов приема, определяется количество иностранцев и советских граждан, которые будут приглашены на прием, причем квота для каждого учреждения не всегда соответствует размеру его доли в «общем котле», а определяется совсем по другим критериям.
Чтобы не утомлять читателя, я не буду останавливаться на хозяйственной стороне приема, на том, кто, как и где готовит многочисленные и разнообразные закуски, закупает спиртные и безалкогольные напитки, готовит помещение и прочая и прочая. Попытаюсь лишь, исходя из сложившейся практики и кое-какого личного опыта, рассказать о том, какую роль в организации и проведении приема играет резидентура внешней разведки.
Все начинается с того, что руководители всех советских учреждений представляют в протокольный отдел посольства списки местных граждан и иностранцев, которых они хотели бы видеть в числе своих гостей. После того, как эти списки приводятся в соответствие с предполагаемой общей численностью приглашенных, они поступают на «обработку» в резидентуру, где из них вычеркиваются те, кого по каким-то соображениям приглашать нецелесообразно: это прежде всего объекты заинтересованности резидентуры (то есть лица, разрабатываемые с целью привлечения к сотрудничеству с разведкой), если их появление в советском посольстве нежелательно по причине возможной расшифровки; сотрудники и агенты спецслужб; лица, известные своими экстремистскими настроениями или связями с оппозиционными, террористическими или иными подрывными организациями, приглашение которых может скомпрометировать посольство перед официальными властями.
Да мало ли кто еще относится к числу «нежелательных иностранцев»!
Когда список приглашенных основательно почищен, в него вносятся фамилии тех, в чьем приглашении заинтересована резидентура. В их числе, как это ни парадоксально, могут оказаться и лица, разрабатываемые с целью привлечения к сотрудничеству с разведкой, если они поддерживают официальные контакты с посольством и такой визит не может иметь для них нежелательных последствий; известные сотрудники и агенты спецслужб, в знакомстве с которыми заинтересованы сотрудники внешней контрразведки — в общем, все определяется пресловутой оперативной целесообразностью, на которой и строится вся работа резидентуры.
Согласованный с резидентом КГБ и утвержденный послом окончательный список возвращается в протокольный отдел, сотрудники которого заполняют и рассылают соответствующие приглашения. Это, так сказать, видимая часть протокольной работы, выполняемая сотрудниками посольства и других учреждений.
Но есть еще невидимая часть, которую берут на себя сотрудники резидентуры и о которой протокольному отделу не известно, поскольку, помимо утвержденного списка, на прием приглашается много лиц, в этом списке не указанных, приглашения которым вручают сотрудники резидентуры или другие советские граждане, выполняющие их конфиденциальные поручения.
Но в формировании контингента лиц, посещающих дипломатический прием, принимают участие не только протокольный отдел посольства и резидентура КГБ, но и местные спецслужбы и резидентуры других разведок, которые явно и тайно вносят свои коррективы, опять-таки исключая из числа приглашенных тех, чье появление в советском посольстве нежелательно теперь уже по их оперативным соображениям, и заменяя их теми, чье присутствие с их точки зрения желательно по тем же самым оперативным соображениям, которые кардинально расходятся с заинтересованностью посольства и резидентуры КГБ.
Ну и на каждом приеме всегда есть определенное количество «зайцев» — любителей пошляться по иностранным посольствам без всяких приглашений, которым неведомо какими путями удается проникать на самые закрытые протокольные мероприятия.
Но подготовка к дипломатическому приему не ограничивается только проблемами, связанными с приглашением гостей желательных и отводов гостей нежелательных. Как и на рядовом дне рождения, так и на самом пышном посольском приеме гости бывают всякие: официальные, обязательные, полезные, бесполезные, нейтральные, приятные и не очень, а также самые дорогие, которых надо окружить особой заботой и пристальным вниманием.
А потому каждому сотруднику резидентуры перед приемом ставится конкретная задача: один заводит полезные знакомства; другой укрепляет отношения со специально приглашенным для этого на прием человеком; третий собирает информацию в беседах с гостями; четвертый наоборот ее «разглашает», чтобы она дошла до ушей тех, кому предназначена; пятый контролирует действия известных сотрудников местной контрразведки и иностранных разведчиков, которые тоже пришли не просто так, а чтобы решать свои профессиональные задачи; шестой наблюдает за теми, кто пришел на прием, чтобы вести наблюдение; седьмой фиксирует контакты своих соотечественников с лицами, подозреваемыми в связях со спецслужбами, чтобы потом выяснить цель и характер этих контактов; восьмой… это если в резидентуре есть этот самый восьмой, поскольку не в каждой из них, особенно в Африке, есть даже седьмой, шестой или пятый.
Там же, где их нет, все эти задачи выполняют первые четверо, а то и трое, если четвертый болен, в отпуске или как раз в этот день проводит какое-то оперативное мероприятие, пока внимание всей контрразведки приковано к приему, а потому вертеться этим троим приходится основательно.
Особо хотелось бы отметить действия тех, кто ведет наблюдение за американскими разведчиками, потому что именно с их стороны всегда отмечается наибольшая активность. Причем наблюдение это осуществляется не бессистемно, не вообще, а каждый сотрудник резидентуры отвечает за «своего» сотрудника ЦРУ и обязан непрерывно держать его в поле зрения.
В том, насколько иногда полезно бывает понаблюдать со стороны за некоторыми американскими разведчиками, и к чему может привести небрежение этим золотым правилом, убеждает одна очень поучительная, хотя и на удивление банальная история, приключившаяся с помощником советского военного атташе в одной из африканских стран за несколько лет до описываемых событий.
Это была его вторая командировка, однако он, похоже, так и не уловил разницы между сибирской глухоманью или провинциальными городками Нечерноземья, где ему довелось служить до зачисления в Военно-дипломатическую академию, и пусть плохонькой, но все же заграницей, а потому так и не избавился от повадок гарнизонного ловеласа. Говоря другими словами, он был одним из тех офицеров, у которых влечение к женскому полу отнимало не меньше времени, чем исполнение воинского долга, что и было впоследствии зафиксировано в материалах его уголовного дела.
Я не буду вдаваться в некоторые технические детали, чтобы не уводить повествование в сторону от существа дела, однако те же самые материалы позволяют сделать вывод, что о его избыточных сексуальных потребностях хорошо знала американская разведка, которая, и до этого не отличавшаяся особой изобретательностью в выборе средств, решила на этом сыграть.
К тому времени, когда американцы разработали свой не слишком изящный план, военный атташе на три месяца отнял у своего любвеобильного помощника служебную автомашину. Поводом для этого послужили несколько мелких автоаварий, но дело было не столько даже в их количестве, сколько в том, что совершил их помощник в состоянии когда легкого, а когда и среднего подпития, и потому военный атташе прибег к этой воспитательной мере.
За эти три месяца, дарованные им строгим военным атташе, американцы и успели реализовать свой замысел.
Однажды, когда в обеденный перерыв помощник пешком направился домой, возле него остановилась автомашина, и миловидная женщина на хорошо ему понятном французском языке предложила его подвезти.
В этом благородном поступке прекрасной незнакомки не было ничего экстраординарного, потому что в Африке существует такое понятие как «белая солидарность», обязывающая всех европейцев, независимо от пола, возраста и национальной принадлежности, оказывать друг другу всяческие мелкие услуги.
Расчет оказался верным: езда в машине в обществе прекрасной дамы была гораздо приятнее пешей прогулки под палящими лучами полуденного солнца, и потому помощник принял предложение.
А дальше все пошло по многократно всеми спецслужбами использованной схеме, не знать которую выпускник Военно-дипломатической академии не мог, — он мог ею только сознательно пренебречь!
Через две минуты незнакомка поведала ему, что является женой иностранного специалиста, который бурит нефтяные скважины в нескольких сотнях километров от столицы, а поэтому она страдает от одиночества. Еще через две минуты она придумала великолепный повод, чтобы встретиться с помощником еще раз: он неосторожно обмолвился, что интересуется книгами, описывающими обычаи и правы коренного населения страны.
Незнакомка и тут пришла ему на помощь, сказав, что у нее есть одна замечательная книга (что стоит американской разведке найти подходящую книгу, если это очень нужно для дела!), однако ее взяла почитать подруга. Она предложила навестить ее через несколько дней и дала адрес.
На этом невинная беседа была закончена, потому что они подъехали к дому, где проживал потерявший бдительность помощник.
Несмотря на столь многообещающее начало, американская разведка не стала полагаться на инициативу помощника и, как только была найдена нужная книга и проделана кое-какая подготовительная работа, организовала ему «случайную» встречу с прекрасной незнакомкой. Впрочем, к тому времени она уже успела сообщить ему свое имя, так что на этот раз они встретились, как старые друзья.
Итак, она привезла помощника к себе домой, включила приятную музыку, налила рюмку французского коньяка… в общем, не прошло и пятнадцати минут, как коварная соблазнительница успешно справилась с заданием американской разведки.
Провожая профессионально обласканного помощника, она напомнила ему о том, чтобы он не забыл вернуть книгу, поскольку она принадлежит ее мужу. После всего, что случилось, эта просьба могла показаться по меньшей мере странной, но только на первый взгляд: повторный визит помощника в напичканную специальной аппаратурой квартиру-ловушку мог понадобиться в том случае, если бы эта аппаратура по каким-либо причинам подвела.
Но к счастью для американцев и к несчастью для помощника, аппаратура сработала безотказно, а потому ждать, когда он надумает вернуть книгу, не было никакой необходимости. Незнакомку вывели из игры, и через несколько дней почти в то же время и почти на том же месте, где помощник садился в ее машину, его перехватил прилично одетый господин европейской наружности и, действуя по однажды оправдавшей себя схеме, снова предложил подвезти.
Самое удивительное заключается в том, что и на этот раз помощник согласился: какая-то злая сила упорно толкала его к трагическому концу!
Ну а дальше все было, как говорится, делом техники.
Резидент ЦРУ (а это в его машину угораздило сесть помощника!) не стал терять времени на пустые разговоры, свернул в тихую улочку, остановил машину и бросил изумленному помощнику на колени пачку фотографий, на которых он был запечатлен вместе с незнакомкой в таких откровенных позах, что и ребенок догадался бы, что за этим последует вульгарный шантаж.
Дав помощнику налюбоваться акробатикой в собственном исполнении, резидент ЦРУ представился, чтобы тот знал, кому он обязан любовным приключением, а потом с отеческими нотками в голосе спросил:
— Как вы собираетесь выпутываться из этой ситуации?
Я умышленно опускаю детский лепет помощника и его жалкие попытки уговорить резидента ЦРУ простить ему несанкционированные сексуальные прегрешения. Опускаю потому, что не уважаю неучей и дилетантов, забывающих азбучные истины, коими для всех разведчиков, в том числе и для военных, являются меры по обеспечению их личной безопасности.
Ведь мог же помощник врезать как следует шантажисту, благо по своим физическим кондициям ни в чем ему не уступал, и уйти с гордо поднятой головой от осознания своей безнаказанности, не опасаясь, что он попытается его догнать или когда-нибудь использовать эти фотографии для его компрометации!
Ведь обязан он был знать, что ни одна разведка никогда не будет использовать эти так называемые компрометирующие материалы, потому что ничего стоящего в этом случае не добьется: и объекта своих устремлений не вернет, так как его немедленно откомандируют из страны и выгонят с работы, после чего разведка потеряет к нему всяческий интерес, и методы своей работы раскроет, поскольку по этому факту будет проведено расследование, которое выявит и соблазнительницу, и конспиративную квартиру, где она охмурила помощника, и вербовщика, — в общем, никаких дивидендов, одни неприятности!
Но не нашелся помощник, что сказать резиденту ЦРУ в ответ на его неинтеллигентное поведение, и пообещал на следующий день прийти по указанному ему адресу для деловой беседы.
Правда, он оказался необязательным человеком, обещание свое не выполнил и на обусловленную встречу не явился. Но вместе с тем ничего не предпринял, чтобы пресечь дальнейшие домогательства со стороны резидента ЦРУ. А для этого ему, раз уж не хватило смелости рассказать обо всем военному атташе, было достаточно под любым самым безобидным предлогом прервать командировку, найти повод, чтобы вернуться в Москву, а затем попросить направить его служить туда, где американская разведка никогда не сумеет его найти, благо таких мест в нашей необъятной стране сколько угодно.
Но он этого не сделал, забыв, что ни одна уважающая себя разведка не останавливается на полпути, когда речь идет о завершении вербовки. Вот и в этом деле наступил закономерный финал!
Не дождавшись обещанного визита, резидент ЦРУ явился в советское посольство на прием по случаю дня Советской. Армии, отлично зная, что на нем он наверняка встретит помощника военного атташе.
И вот тут мои коллеги, отвечавшие за безопасность, явно опростоволосились: они не только не придали значение тому, что резидент ЦРУ без приглашения (!) пришел на прием, на который американские дипломаты, как правило, вообще не ходят, потому как не испытывают больших симпатий к Советской Армии и ее славной истории, но и не организовали тщательное наблюдение за каждым его шагом, за каждым его контактом.
А понаблюдать за ним стоило!
Войдя в зал, резидент ЦРУ взял стакан виски с содовой, а затем, не мешкая и не особенно конспирируя свои действия, подошел к помощнику и, не разводя особых церемоний, в довольно грубой форме пригрозил, что если он завтра же не придет по указанному ему адресу, порнографические снимки с его участием окажутся на столе у советского посла.
Если бы кто-то в этот момент наблюдал за их беседой, он вне всякого сомнения сразу же обратил бы внимание на ее необычность, на растерянный вид помощника военного атташе, и тогда удалось бы предотвратить и его предательство, и выдачу американской разведке государственных секретов, и много всяких других неприятностей.
Но все были заняты своими делами, и этот кратковременный разговор, после которого, получив клятвенные заверения помощника, резидент ЦРУ столь же неожиданно, как появился, покинул прием, остался незамеченным.
Через четыре года помощник военного атташе был задержан в Москве во время встречи с сотрудником ЦРУ, работавшим под прикрытием американского посольства, и приговорен к высшей мере наказания.
Находясь на приеме в китайском посольстве и внимательно присмотревшись к тому, что происходит вокруг, я невольно позавидовал тому, как у них организовано наблюдение за гостями.
Конечно, китайцы в этом отношении располагали значительно большими возможностями, чем мы, поскольку большинство сотрудников посольства и других учреждений не владели иностранными языками и потому не отвлекались на пустую болтовню с иностранцами. К тому же то ли по причине экономии, то ли опять-таки для того, чтобы заниматься делом, а не набивать себе желудки за государственный счет, китайцы на своем приеме практически не пили и не ели. А если еще учесть, что, кроме посла и первого советника, все сотрудники китайских учреждений находились в командировке без жен, становилось понятным, почему все их внимание было приковано к гостям.
Оценив по достоинству организацию наблюдения и переняв на будущее кое-что полезное и для нашей практической работы, я занялся тем, чем и положено заниматься на дипломатическом приеме.
Должен отметить, что, помимо чисто профессионального интереса (о выпивке и закуске не говорю, потому что, особенно в Африке, имею обыкновение приходить на приемы сытым, а спиртные напитки употреблять не удовольствия ради, а исключительно ради дела), само нахождение в разноязыкой и многонациональной толпе чрезвычайно интересно.
Особое удовольствие я всегда получаю, наблюдая за жестикуляцией иностранцев и стараясь по ней определить их национальность.
Давно известно, что наши жесты говорят не хуже речи. Но разным людям они скажут о разном. Движения головой, плечами, руками, прикосновения, походка, взгляд означают далеко не одно и то же, например, во Франции, Англии, России или Америке. В них, как и в языке, выражаются национальные особенности народа, его темперамента, характера, обычаев.
Еще в разведшколе, где преподавались едва ли не все более или менее распространенные языки мира, я обратил внимание, как даже внешне различается между собой преподавательский, преимущественно женский состав языковых кафедр. Строгие, педантичные, неулыбчивые «немки», несколько чопорные, спокойные, но с тонким чувством юмора «англичанки», всегда веселые, жизнелюбивые «француженки», темпераментные и чрезвычайно контактные «испанки» и «итальянки» являли собой лучшую иллюстрацию на тему влияния языка на внешние проявления и поведение личности.
Даже у одного и того же человека могут меняться манеры, жестикуляция и темперамент в зависимости от того, на каком языке он в данный момент говорит. Ну, а что касается жестов, то можно смело утверждать, что в каждой стране — свое немое кино, причем один и тот же жест может иметь самое неожиданное значение.
Так, для испанца прикосновение собеседника к мочке уха — оскорбление, а для грека оскорбление означает поднятие руки с открытой ладонью в его сторону. Даже в различных местностях одной и той же страны «код» жестов различен. В Париже и Марселе, в Риме и Неаполе идентичные жесты имеют совершенно разный смысл!
Возьмем, к примеру, самые простые жесты, означающие «да» или «нет». Говоря «да», грек, турок или болгарин будут поворачивать голову справа налево, что для большинства европейцев равнозначно «нет».
Африканцы и азиаты считают на пальцах не так, как это делают в Мадриде или Вашингтоне. Японец начинает с открытой руки, загибая большой палец на счет «один», указательный — на счет «два» и так далее. Когда все пальцы загнуты, начинается обратный отсчет: отогнутый мизинец — «шесть», безымянный палец — «семь», и так до десяти.
Или такой популярный во многих странах жест, имеющий, однако, разнообразное толкование: большой и указательный пальцы, сложенные в виде кольца. Для американца — это «о'кей», для жителя французского Средиземноморья — «ноль» или «ничто», для тунисца — «я тебя убью», а для японца — «деньги».
Указательный палец, приложенный к виску, выражает глупость во Франции и ум в Голландии. Тот же палец, приложенный к носу, в Шотландии означает «знаю секрет», а в соседнем Уэльсе — обыкновенное любопытство. А палец у века в Италии выражает проявление доброжелательности, в Испании — недоверие, а француз посчитает, что его принимают за лжеца. Махать рукой при прощании можно в любой стране, кроме Греции: там подумают, что вы их посылаете куда подальше.
Если на приеме разговаривают англичанин и итальянец, то наблюдательный человек сразу определит, «ху из ху». Англичанин сдержан в жестах, не пожимает руки, голову держит высоко, свое восхищение выражает редкими и легкими хлопками, никаких бурных аплодисментов! Если ему во время беседы сказали какую-нибудь гадость или проявили явное неуважение, англичанин выразит свое отношение к обидчику типично по-британски: молча поднимет два пальца, что в переводе на русский означает нечто похожее на наше «ну, погоди!»
В противовес англичанам итальянцы слывут «королями мимики и жеста», этой своеобразной речи без слов.
Американцы и англичане, беседуя с кем-либо, предпочитают находиться от него на расстоянии вытянутой руки. Немцу же такое расстояние покажется явно недостаточным, он будет считать, что в его «личную сферу» осуществлено несанкционированное вторжение, и обязательно отступит на полшага.
Напротив, итальянец или испанец постараются подойти к собеседнику еще ближе. Вот почему иногда на каком-либо приеме можно наблюдать такую забавную сцену, когда один из гостей все время отступает от наседающего на него собеседника, а тот с непостижимым упорством преследует его. Так и ходят они друг за другом по залу, только один пятится, а другой догоняет, чтобы соблюсти нужную ему дистанцию.
Француза всегда можно выделить из толпы гостей по плавным жестам, запоминающейся мимике и привычке сидеть в кресле или на стуле, скрестив ноги. Американец же, независимо от происхождения и социального положения, в состоянии расслабленности, которое обычно наступает после нескольких порций крепких напитков, положит ногу на ногу, а то и на стол, руки скрестит за головой, чем приведет в замешательство даже, казалось бы, ко многому привычных французов и итальянцев.
Естественной жестикуляцией, характерной для представителей той или иной страны, пользуются, как правило, обычные люди, к коим относятся те, кто не имеет никакого отношения к спецслужбам. Что касается кадровых разведчиков, то, в отличие от дипломатов, бизнесменов или, скажем, журналистов, они в силу специфики их профессиональной деятельности стараются «раствориться» в окружающей их среде, не привлекать к себе излишнее внимание, а иногда и специально скрыть свою национальную принадлежность. А потому стремятся избавиться от характерных привычек, жестов и других примечательных особенностей, указывающих на их национальность, нивелируют или обезличивают свою манеру поведения, адаптируясь к той среде, в которой им приходится работать.
Зная такие нюансы и улавливая несоответствие в жестикуляции, манере держаться и говорить у того или иного иностранца с привычками и обычаями, присущими гражданам представляемой им страны, можно достаточно обоснованно заподозрить его в принадлежности к разведке.
Каждый прием, особенно организованный по случаю национального праздника какого-нибудь крупного государства, становится примечательным событием и долго потом обсуждается в тех самых кругах, которые принято называть «дипломатическими».
И почти ни один прием не обходится без какого-нибудь приключения или происшествия, поскольку это одно из немногих мест, где одновременно собирается достаточно много самых разнообразных мужчин и не менее разнообразных женщин, причем как среди первых, так и среди вторых, несмотря на различие пола и кажущуюся респектабельность, хватает и любителей напиться за чужой счет, и устроить какой-нибудь бытовой, а то и политический скандальчик, и вообще «повеселиться» не в меру.
Вот и на этот раз, на приеме в китайском посольстве, не обошлось без такого происшествия, о котором потом много говорили и которое вполне могло закончиться не слишком приятным инцидентом или даже скандалом. И самое для меня примечательное заключалось в том, что одним из «героев» этого происшествия оказался я.
В какой-то момент, примерно через час после начала приема, я очутился в компании западных журналистов, на время оставивших своих жен и прочих прекрасных дам в шикарных вечерних туалетах и собравшихся вместе, чтобы обсудить различные международные проблемы. Очутился я в этой компании, прошу мне поверить на слово, с совершенно невинной целью, поскольку к тому времени уже выполнил намеченную программу и теперь просто хотел немного расслабиться в приятном мужском обществе, К тому же, по распределению обязанностей в резидентуре всеми иностранными журналистами занимались Хачикян и Лавренов.
Пробежавшись галопом по «горячим» точкам необъятного африканского континента и обсудив события в Западной Сахаре и в районе Огадена, где разгорался конфликт между Эфиопией и Сомали, журналисты-международники обратили свои пытливые взоры к противоположной оконечности материка, где уже много лет продолжались гражданские и национально-освободительные войны.
После обсуждения ситуации в Анголе и Зимбабве, которая в ту пору еще не добилась независимости, а потому называлась Северной Родезией, разговор зашел о взбудоражившей весь цивилизованный, да и не только цивилизованный мир информации, в которой, со ссылкой на данные американской разведки, утверждалось, что Южно-Африканская Республика намеревается в ближайшее время провести испытания собственного атомного оружия.
Правда, вслед за этой сенсационной информацией последовала целая серия опровержений со стороны правительства ЮАР, но они никого не могли ввести в заблуждение, а тем более успокоить: собравшиеся на приеме журналисты работали не первый день и давно усвоили один из законов своей профессии, гласивший, что любой информации можно верить, как только она официально опровергнута.
И вот в самый разгар этой волнующей беседы, когда мнения журналистов относительно возможных последствий испытания атомной бомбы в ЮАР разделились в зависимости от того, средства массовой информации какого противостоящего блока они представляют, корреспондент агентства Франс Пресс, известный своей зловредностью по отношению к представителям стран социалистического содружества, неожиданно обратился ко мне. Ехидно улыбаясь, он попросил меня прокомментировать обстановку в ЮАР и высказать свое отношение к ее экспансионистским устремлениям по отношению к так называемым «прифронтовым государствам».
Честно говоря, мне совсем не хотелось высказываться на эту тему, и не потому, что я в ней не разбирался, а именно потому, что разбирался слишком хорошо: как раз накануне я получил из Центра ориентировку об обстановке в южноафриканском регионе, и, стало быть, квалифицированный комментарий мог навести моих собеседников на мысль, что я пользуюсь не только открытыми источниками информации.
По этим соображениям я решил уклониться от ответа, сославшись на то, что Советский Союз не поддерживает дипломатических отношений с ЮАР, и поэтому мне не слишком удобно высказываться по этому поводу.
Продолжая ехидно улыбаться, корреспондент оглядел своих коллег-журналистов, и по его глазам я понял, что сейчас он сделает мне какую-нибудь гадость.
Так и случилось: не слишком громко, но так, чтобы его услышали все, кто стоял рядом, он сказал:
— Напрасно вы скромничаете, месье Вдовин. Я уверен, что отсутствие дипломатических отношений не может помешать офицеру КГБ знать все, что происходит в ЮАР.
Конечно, с его стороны это было откровенное хамство, извинить которое не могло даже то обстоятельство, что к концу приема корреспондент был уже в приличном подпитии. Но самое интересное, что он не только правильно определил мою ведомственную принадлежность (представляемое им агентство вполне могло пронюхать что-нибудь о событиях, произошедших около года назад в натовской стране, после чего я так стремительно уехал), но и высказал совершенно справедливое суждение относительно моей осведомленности: из той самой ориентировки Центра следовало, что наша разведка тоже не сидела, сложа руки, и сумела добыть кое-какие сведения о создаваемом в ЮАР атомном оружии.
Но в тот момент, когда корреспондент заявил о моей принадлежности к КГБ, мне было не до выяснения причин его необыкновенной проницательности. Если бы мы были с ним наедине, все было бы значительно проще, и мне не составило бы никакого труда нейтрализовать его выпад. Да и он, если бы мы были наедине, никогда не решился бы сказать то, что сказал.
Но сейчас вокруг нас стояли люди, притом в большинстве своем его единомышленники, а это исключало любые неджентльменские поступки, в том числе откровенную грубость и рукоприкладство. Из подобных ситуаций надо выходить интеллигентно, но при этом желательно, конечно, раз и навсегда указать оппоненту его место в этом мире, где спецслужбы играют не менее значительную роль, чем средства массовой информации.
Я заметил, как стоявшие вокруг нас журналисты и прочая публика замерли и с интересом уставились на меня, ожидая ответной реплики с моей стороны.
А один из них даже вздрогнул, когда корреспондент произнес слово «КГБ», что навело меня на мысль, что он, возможно, в силу профессиональной солидарности или особых симпатий принял этот недружественный выпад так же близко к сердцу, как и я.
Отметив для себя это обстоятельство и решив, когда позволит время, соответствующим образом это проверить, я лихорадочно стал искать достойный ответ. В подобных случаях раздумывать некогда: продолжительная пауза может погубить все дело, и поэтому лучше ответить не слишком складно, но сразу, чем очень правильно, но спустя какое-то время.
Вообще-то в этой ситуации не было ничего сверхъестественного. Подобные случаи имели место не только со мной, но и с многими моими коллегами, которым в той или иной обстановке приходилось выслушивать скрытые или явные намеки, а то и прямое обвинение в принадлежности к разведке.
И те, кому приходилось попадать в такие ситуации, выходили из них по-разному, в соответствии со своей находчивостью, быстротой реакции и темпераментом.
Так, во время моей предыдущей командировки сотрудник нашей резидентуры Лавров накануне Нового года по поручению торгпреда посетил фирму, заинтересованную в расширении сотрудничества с советскими внешнеторговыми организациями, чтобы, по установившейся традиции, вручить ее руководителям «русские сувениры».
Один из сотрудников фирмы, видимо, несколько разочарованный тем, что ему досталась не водка с икрой, а всего лишь балалайка, обратился к Лаврову с просьбой научить его играть на этом экзотическом для иностранцев инструменте.
Когда Лавров ответил, что, к сожалению, и сам не умеет играть на балалайке, сотрудник фирмы, являвшийся, видимо, по совместительству еще и штатным шутником, изобразил «недоумение» и заявил:
— А я слышал, что всех офицеров КГБ специально обучают пить водку, танцевать казачок и играть на балалайке!
Сотрудник фирмы не учел, что и среди разведчиков тоже водятся люди, которые за словом в карман не лезут, а потому стал жертвой собственной «шутки», в которой юмора было меньше, чем пропагандистских штампов.
Реакция Лаврова на его выпад была мгновенной:
— А я слышал, что в вашей фирме не держат людей, которые своими плоскими шутками наносят вред деловым отношениям с торговыми партнерами!
Я не знаю, стал ли этот «шутник» профессиональным юмористом, но только после этого инцидента в этой фирме он больше не работал.
Нельзя сказать, что руководство фирмы симпатизировало нашей стране, а уж тем более КГБ, но бизнес есть бизнес, и когда дело касается крупных сделок, тут уж учитываются не какие-то там абстрактные симпатии или антипатии, а совсем иные, и притом более конкретные факторы!
Знание тонкостей «большого бизнеса» не раз выручало наших разведчиков в сложных ситуациях.
Как-то раз одна из западных фирм организовала прием по случаю успешного и весьма выгодного завершения поставок в СССР оборудования для строительства газопровода. А надо напомнить, что эта эпопея, вошедшая в историю международного сотрудничества как «контракт газ-трубы», сопровождалась большими осложнениями, связанными со стремлением США любой ценой не допустить строительства газопровода из Западной Сибири в Европу.
Но газ и трубы, по которым он идет, как и торжества по случаю завершения «сделки века», для настоящего разведчика всего лишь повод, позволяющий решать стоящие перед ним задачи. И один мой коллега, работавший под прикрытием торгпредства, пришел на этот прием, чтобы завести полезные контакты в Ассоциации промышленников, представлявшей большой интерес для научно-технической разведки, поскольку, наряду с фирмами, выпускающими компрессоры для газопроводов, в нее входили и такие, которые имели отношение к новейшим видам вооружений и самым современным технологиям.
Ему повезло, и он не только познакомился с одним из деятелей этой ассоциации, но и после дружеской беседы обменялся с ним телефонами и договорился о встрече в неофициальной обстановке.
Решив эту локальную задачу, мой коллега не стал форсировать события и переключился на корреспондента крупной местной газеты, объективно освещавшей ход реализации контракта на поставку оборудования в СССР и негативно высказывавшейся по поводу навязанных США ограничений. Едва он успел изложить ему свою точку зрения на перспективы дальнейшего сотрудничества, как к нему вновь подошел представитель ассоциации, извинился и заявил, что аннулирует договоренность о встрече и просит никогда не пытаться возобновить с ним знакомство.
После этих слов моему коллеге стало ясно, что казавшийся ему столь перспективным контакт навсегда загублен, тем более, что они были сказаны не наедине, а в присутствии журналиста. Но профессиональное любопытство взяло верх, и он спросил, чем все же вызвана такая перемена в его взглядах на возможность содействовать развитию торговых отношений между СССР и его страной.
Тот ответил, что присутствующий на приеме местный предприниматель, которому он рассказал о знакомстве с сотрудником торгпредства, по-дружески предупредил его, что его новый знакомый на самом деле никакой не внешторговец, а сотрудник КГБ.
После такого заявления несколько заскучавший было журналист встрепенулся в предвкушении сенсации и включил свой диктофон.
Времени на раздумье не было: это не КВН, где доброжелательный ведущий отпускает на подготовку ответа аж целых тридцать секунд. Западные журналисты — народ острый, в таких случаях своего не упустят и могут умело обыграть любую заминку.
— Вы знаете, — громко сказал мой коллега, — мне тоже расхотелось с вами встречаться!
И когда на его голос обернулись стоявшие рядом гости, он продолжил:
— Потому что, видимо, и ваш знакомый, и вы из тех, кто делал все, чтобы помешать нашему взаимовыгодному сотрудничеству, а теперь, когда из этого ничего не вышло, пришел сюда, чтобы испортить наш праздник!
На следующий день в местной газете появилась пространная статья, в которой нашлось место и описанию этого инцидента, причем незадачливый представитель Ассоциации промышленников был подвергнут такому осмеянию, что его деловая репутация была бесповоротно испорчена.
Вот и я оказался в подобной ситуации, только у меня не было поддержки в виде газа, труб, бизнеса и заинтересованности деловых кругов в расширении торговых отношений с нашей страной. Но зато на моей стороне была моя специфическая профессия, о принадлежности к которой столь неосторожно упомянул нагловатый корреспондент агентства Франс Пресс.
И я решил ему подыграть, но так, чтобы это обратилось против него.
— Сколько раз я объяснял вам, — назидательным тоном сказал я, — что агент не должен афишировать свои отношения с сотрудником разведки, у которого находится на связи и который ему платит деньги! В следующем месяце я вас накажу и не заплачу вам за информацию!
Услышав это, корреспондент застыл от изумления и только жадно хватал воздух широко открытым ртом.
Прежде, чем до остальных окружающих дошел смысл сказанного, у меня за спиной раздались те самые редкие и легкие хлопки, которыми обычно выражают свое восхищение англичане.
Я оглянулся, рассчитывая, в соответствии с моими представлениями об обычаях и нравах англичан, увидеть одного из сотрудников британского посольства.
Однако, к моему большому удивлению, этим человеком оказался не англичанин, а американец, и к тому же не какой-то там рядовой дипломат, а резидент ЦРУ Гэри Копленд. Не успел я подумать, откуда у него такие повадки, как вспомнил, что он по происхождению англосакс, и сразу проникся к нему еще большим уважением: приятно, когда встречаешь истинного профессионала, способного хоть на мгновение отрешиться от идеологических разногласий и традиционной враждебности и по достоинству оценить находчивость своего противника.
Наконец, коллеги корреспондента тоже переварили мои слова (все же до журналистов некоторые мысли доходят медленнее, чем до разведчиков!) и дружно расхохотались. Думаю, никто из них сейчас не захотел бы оказаться на его месте!
Если бы в этот момент я знал, чем для француза закончится этот инцидент!..
Вернувшись после приема в свою холостяцкую квартиру, я принял душ и лег спать.
По наследству от Матвеева мне досталась квартира, состоявшая из холла и двух спален, причем в той из них, которая была предназначена для взрослых, кондиционер шумел так, словно его сотворили не в Японии, а на одном из советских заводов. Первое время я никак не мог уснуть и собирался поэтому его заменить. Но сначала в посольстве не оказалось резервного кондиционера, а потом я привык и перестал обращать на него внимание.
Вот и в этот вечер я заснул под привычный скрежет кондиционера, не предполагая, что именно в эту минуту совсем неподалеку от моего дома начинают разворачиваться события, которые самым непредсказуемым образом отразятся на обстановке в стране, а значит и на условиях, в которых придется работать нашей резидентуре…
