Подобно тому, как некоторые резидентуры КГБ начинают операции по проникновению в местные спецслужбы с вербовки какого-нибудь инспектора дорожной полиции, так и те в свою очередь начинают проникать в иностранные представительства с самого легкого и доступного — с вербовки местного обслуживающего персонала.

Работающие в посольствах, в резиденциях послов, на квартирах дипломатов и во всех других иностранных учреждениях местные граждане — это глаза и уши спецслужб. С их помощью они видят и слышат все, что происходит за стенами официальных зданий и частных квартир, и могут таким образом собирать массу интересующих их сведений, не прибегая к помощи технических средств. Да и не все спецслужбы имеют возможность использовать какие-то технические средства, а местные граждане в их распоряжении есть всегда!

Это азбука контрразведывательной работы, и ни для кого из нас, включая Базиленко, отвечавшего в посольстве за прием на работу местных граждан, а в резидентуре — за оперативное наблюдение за ними, эта сторона деятельности спецслужб, конечно, не являлась секретом. А потому не стала откровением и информация «Рокки» о том, что среди работающих в советских учреждениях местных граждан есть агенты специальной секции «Руссо», хотя, к нашему общему стыду, ни при Матвееве, ни при моем «чутком руководстве» мы, как оказалось, не уделяли должного внимания этому участку нашей контрразведывательной деятельности.

Только этим можно было объяснить, что местной контрразведке удалось создать неплохие агентурные позиции в наших учреждениях, и теперь нам ничего не оставалось, как срочно выправлять собственные промахи и упущения в работе.

Полученная агентурным путем информация только тогда чего-нибудь стоит, если ее можно реализовать. Разведка никогда не стремится добывать информацию (по крайней мере, в этом нет никакого смысла) ради самой информации, поскольку важен не сам процесс ее получения, а достигаемый при этом результат. Оставлять добытую информацию нереализованной — все равно, что в муках вырастить урожай, а потом не убрать и загубить в поле под снегом!

И вот, поахав, как и полагается, в душе по поводу собственной некомпетентности и сказав самому себе пару «ласковых» слов, по сравнению с которыми критические замечания со стороны Центра выглядели бы приятными комплиментами, я задумался над тем, какие неотложные меры следует предпринять, чтобы извлечь максимальную выгоду из информации «Рокки».

Набор этих самых мер тоже не является секретом для профессионалов. Все они есть в арсенале любой спецслужбы, и выбор наиболее подходящих для каждого конкретного случая — дело вкуса и темперамента того разведчика, которому приходится этим заниматься.

Если он чрезмерно осторожен или ленив, он выберет меры оборонительного характера: усилит наблюдение за обслуживающим персоналом, установит более жесткий режим работы, запретит заходить в служебные помещения или появляться в определенных местах. Ну и в самом крайнем случае, если ему совсем уж не хочется эти заниматься, уволит ко всем чертям тех, кто сотрудничает с контрразведкой!

А тот, кто трудолюбив и склонен к наступательным действиям, не ограничится только такими мерами, потому что все двери не закроешь и ходить, куда надо, не запретишь — обслуживающий персонал для того и принят на работу, чтобы работать там, где нужно, а не слоняться без дела и зря получать зарплату. И прежде, чем кого-нибудь уволить, он сто раз подумает, потому что на место уволенного все равно будет принят другой, и местные спецслужбы с таким же успехом завербуют этого другого, как и того, кто был так скоропалительно уволен. И все пойдет по новому кругу!

А потому тот, кто по-настоящему любит оперативную работу, умеет делать свое дело и больше озабочен действительной безопасностью своих представительств, а не личным покоем, получив данные о связях какого-то человека со спецслужбами, первым делом постарается с его помощью проникнуть в эту самую спецслужбу и хорошенько там пошуровать! А для этого надо перевербовать выявленного агента или при его прямом или косвенном посредничестве внедрить своего человека — подставу.

Конечно, наиболее ощутимых результатов можно добиться, если завербовать оперативного работника спецслужбы, но задача эта намного сложнее, чем перевербовка какого-то шофера или уборщика. Да к тому же надо сначала установить этого оперативного работника, а потом уже пытаться его вербовать. И вот с помощью какого-нибудь перевербованного агента можно не только выйти на сотрудника спецслужбы, у которого он находится на связи, но и изучить его, узнать слабости этого человека, а может быть, найти зацепку, позволяющую осуществить вербовку.

Все эти размышления отняли у меня всего несколько минут, пока я ехал домой после встречи с «Рокки».

Наутро я вызвал Базиленко и передал ему суть того, что узнал от «Рокки»: вечером этого же дня Базиленко должен был встретиться с «Артуром», и я рассчитывал, что он сможет уточнить и дополнить полученную от «Рокки» информацию.

А на следующий день, заслушав отчеты работников о проделанной накануне работе и отдав необходимые распоряжения, я снова пригласил Базиленко и сказал:

— Ну, давай разбираться, что у нас получается…

Базиленко открыл толстый журнал, в котором в течение многих лет его предшественниками, а затем им самим регистрировались все работавшие в советских учреждениях местные граждане, нашел нужную страницу и стал читать:

— Итак, Вад: сорок два года, с неполным средним образованием, женат, принят на работу восемь лет назад в качестве шофера-механика по рекомендации заведующего протокольным отделом МИДа.

— А что о нем сообщил «Артур»? — нетерпеливо спросил я.

— Через свои старые связи в дорожной полиции «Артур» выяснил, что когда-то Вад был сержантом жандармерии, работал в президентском гараже. Затем уволился из жандармерии и несколько лет служил таксистом в частной компании, владельцем которой является его родственник — сотрудник МИДа…

— Опять МИД? — перебил я Базиленко. — Не тот ли это самый заведующий протокольным отделом?

— Возможно, но точнее «Артур» установить не смог. Но зато он выяснил, что, работая таксистом, Вад зарабатывал примерно в полтора раза больше, чем в нашем посольстве.

Тут надо заметить, что зарплата местных граждан, работающих в советских учреждениях, не говоря уж об учреждениях западных стран, была всегда в полтора-два раза выше, чем у работников аналогичных профессий в местных организациях. Поэтому работа в каком-то иностранном представительстве была вожделенной мечтой любого местного гражданина как из-за своей престижности, так и по причине более высокой зарплаты. Но таксисты, особенно имевшие собственные автомобили, по местным меркам входили в число наиболее обеспеченных граждан, чей заработок был намного выше среднего по стране.

— Выходит, после перехода к нам на работу он потерял в заработке? — удивился я его альтруизму. — В чем же тогда была его выгода?

— В этом-то все и дело! Видимо, контрразведка доплачивала ему разницу в зарплате, так что он не пострадал. К тому же и сам Вад, судя по всему, нашел возможность для «левых» заработков. «Артур» сообщил, что дорожная полиция неоднократно задерживала Вада, когда он на посольском автобусе с дипломатическим номером развозил своих сограждан по близлежащим поселкам.

— Но ведь это, насколько мне известно, категорически запрещено!

— Вот именно! — подтвердил Базиленко. — Но Ваду все сходило с рук, потому что каждый раз за него ходатайствовал какой-то большой чин из службы безопасности.

— Защищали, значит, своего информатора?

— Естественно, как же иначе! Кстати, по словам «Артура», аналогичное покровительство оказывается и шоферу представительства Аэрофлота Диалло. Отличие состоит в том, что того неоднократно выручали после различных дорожно-транспортных происшествий…

— О Диалло потом, — остановил я Базиленко. — Что еще мы знаем о Ваде?

— Это шофер высокого класса, не зря его держали в президентском гараже. За весь период работы не имел ни одной аварии. Как автомеханик достаточной квалификации не имеет, поэтому занимается только мелким ремонтом. В личном поведении безупречен, нарушений трудовой дисциплины не было, пользуется авторитетом среди работающих в наших учреждениях местных граждан.

— Ну ты, Павел Игнатьевич, прямо по типовой характеристике! — рассмеялся я. — Как на советского специалиста!

Базиленко тоже рассмеялся.

— Что поделаешь: привычка — вторая натура. Но Вад и в самом деле занимает лидирующее положение среди местного персонала.

— Это верно, — согласился я. — Я сам не раз видел, как он командует, покрикивает на всех, и никто ему не перечит.

— Попробуй, возрази! Моментально лишишься работы! К тому же он дольше всех работает в посольстве, да еще механик. Это, по местным меркам, все равно, что у нас главный инженер!

— А каковы его взаимоотношения с нашими гражданами?

— Вад несколько подобострастен, очень услужлив, охотно выполняет различные поручения. К тому же хорошо понимает русский язык.

Мне гораздо реже, чем Базиленко, приходилось сталкиваться с Вадом, но в оценке этого человека у нас не было расхождений.

— Ну хорошо, с Вадом все ясно. А что у нас есть на Диалло?

Базиленко перевернул несколько страниц и прочитал:

— Диалло: тридцать пять лет, с начальным образованием, имеет двух жен и семерых детей. Впрочем, эти сведения могли устареть, так что и жен, и детей у него может быть больше. В представительстве Аэрофлота работает три года, до этого работал на станции технического обслуживания помощником автомеханика. Водит микроавтобус, занимается перевозкой экипажей наших самолетов, выполняет различные хозяйственные поручения. Водитель неважный: за время работы совершил несколько мелких аварий и наездов, однако все обошлось без последствий.

— Еще бы! Кто же даст в обиду своего информатора! А что говорят о нем аэрофлотчики?

— Они говорят, что Диалло проявляет большой интерес к работе представительства и их частной жизни. Он быстро освоил русский язык и всегда прислушивается к разговорам. Да и вообще он очень любопытен.

— Ну что ж, судя по всему, Соу завербовал неплохого информатора! — заключил я. — А сколько местных граждан работает в бюро АПН?

Чтобы ответить на этот вопрос, Базиленко не потребовалось заглядывать в регистрационный журнал.

— Всего два человека: переводчик Акуфа и ротаторщик Кейта. Так что на «Руссо» может работать кто-то из них.

— А почему не оба? — спросил я.

— А зачем им два информатора в одном учреждении? — удивился Базиленко. — Я думаю, что для этой роли больше подходит Кейта. Ему двадцать два года, холост, принят на работу три года назад после окончания курсов русского языка при СКЦ. Занимается размножением информационных и пропагандистских материалов. Лавренов характеризует его как общительного, несколько легкомысленного человека. Его старший брат был унтер-офицером национальной армии, поддержал антиправительственное выступление, после чего его разжаловали и уволили.

— Ты считаешь, что участие брата в попытке переворота могло явиться предлогом для вербовки этого ротаторщика? — спросил я. — Но брата разжаловали и уволили недавно, а документы из бюро АПН стали поступать в контрразведку намного раньше.

Базиленко покачал головой.

— Я рассуждаю по-другому: брат ротаторщика избежал уголовного преследования потому, что тот связан с контрразведкой.

— Может, ты и прав, — в рассуждениях Базиленко была своя логика. — А этот, как его?..

— Акуфа, — напомнил Базиленко. — Ему двадцать восемь, он свободно владеет французским, английским, русским и несколькими местными языками. Выходец из соседней страны. Закончил в СССР три курса сельскохозяйственного института. А потом в его стране произошел государственный переворот, из-за этого Акуфа был вынужден прервать учебу, и, опасаясь репрессий, вместе с родственниками перебраться сюда. Долго не мог найти работу, неоднократно обращался за помощью в наше посольство. Два года назад Лавренов оформил его на работу в бюро АПН по временному договору, который возобновляется каждый год.

— Так Акуфа находится на положении политэмигранта?

— Да, — подтвердил Базиленко.

— А тебе не кажется, что в подобной ситуации завербовать его — пара пустяков? Ведь его же есть, на чем прижать. Например, на получении местного гражданства.

— Я как-то об этом не подумал, — признался Базиленко. — И потом Лавренов о нем очень хорошего мнения. Акуфа мечтает завершить образование, но на его беду, в местном университете нет сельскохозяйственного факультета. Так что он надеется когда-нибудь снова поехать в СССР.

— Ну хорошо, — подвел я итог этой части нашего разговора. — Будем выяснять, кто из них и на кого работает… Кого еще мы можем подозревать в связях со спецслужбами?

Базиленко снова заглянул в регистрационный журнал.

— В аппарате экономсоветника работает шофер Туре. Принят на работу два года назад по рекомендации Вада. И вот что интересно, Михаил Иванович: я выяснил, что работавший до Туре шофер неожиданно уволился по собственному желанию. При этом сослался на семейные обстоятельства. А спустя какое-то время его встретил в городе эксперт Соловьев, и тот пожаловался, что его заставили уволиться, а теперь он, не может найти работу.

— В этом случае возможны два варианта, — высказал я свое предположение. — Или Вад устроил Туре по заданию контрразведки, или действовал в своих личных интересах.

— А для нас какая разница? — пожал плечами Базиленко. — И в том, и в другом случае Туре на него работает!

— Это верно… Ну, кто там еще в твоем регистре?

— Есть еще садовник посольства, сторож клуба, несколько уборщиков, — ответил Базиленко, листая журнал. — Но все это либо малограмотные, либо совсем неграмотные люди. Так что по своим интеллектуальным возможностям они вряд ли годятся в осведомители.

— Ну, не скажи! — возразил я. — Среди этих неграмотных людей встречаются такие хитрецы, что только диву даешься!

А поводом для такого заявления послужила одна давняя история, приключившаяся со мной в азиатской стране.

Работал у нас в посольстве садовник — абсолютно неграмотный и на вид довольно забитый и угрюмый человек. Однако дело свое он знал хорошо, до этого работал в муниципальном парке, так что посольский двор, благодаря его трудам, выглядел, как один из садов Семирамиды.

И вот однажды иду я в консульский отдел, а садовник поджидает меня у входа и, сложив руки на груди, нижайше просит выслушать его по неотложному делу.

Завожу я его в кабинет, и он рассказывает мне, что несколько дней назад два сотрудника службы безопасности предложили ему за небольшое вознаграждение информировать их о режиме работы посольства и вести наблюдение за его сотрудниками. Садовник, по его словам, попытался отказаться, но ему пригрозили жестокой расправой не только над ним, но и над его родней, если он откажется стать осведомителем, после чего тот был вынужден согласиться.

Рассказ садовника выглядел довольно убедительно: нам было хорошо известно, что служба безопасности пачками вербовала осведомителей среди обслуживающего персонала иностранных посольств.

— А где проходила эта беседа? — на всякий случай уточнил я. Садовник указал на располагавшуюся неподалеку от посольства чайхану и добавил, что правдивость его слов может подтвердить привратник посольства, который как раз заходил в чайхану, когда с ним беседовали сотрудники службы безопасности.

Проверять, так ли это было на самом деле, я не собирался, да это не имело смысла: привратник был его родственником и мог подтвердить, что угодно. Но даже если привратник действительно стал невольным свидетелем такой беседы, это еще не означало, что в ней принимали участие сотрудники службы безопасности. С таким же успехом они могли быть обычными посетителями, тем более что по внешнему виду первые от вторых ничем не отличались.

— Ну и что вы от меня хотите? — спросил я садовника, когда он закончил свой рассказ.

— Если вы мне заплатите больше, чем они, — кивнул садовник в сторону чайханы, — я буду работать на вас и сообщать обо всем, что интересует службу безопасности.

В другой ситуации предложение садовника, возможно, выглядело бы заманчиво: всегда полезно знать, чем и кем интересуется служба безопасности! Но меня поразило не то, что этот не отмеченный печатью большого интеллекта человек вдруг решил подзаработать на двойном сотрудничестве, а то, что он не испугался засветиться перед службой безопасности, которая и с честными-то людьми не слишком церемонилась, а уж с двурушниками и подавно.

И я решил прощупать, насколько соответствует действительности вся эта история.

— Я, конечно, ценю вашу откровенность, но мы не нуждаемся в подобных услугах. И держать на работе человека, связанного с полицией, нам тоже нет никакого резона. Мы не имеем к вам претензий, но, к большому нашему сожалению, вас придется уволить.

Надо было видеть реакцию садовника на мои слова! Плача и проклиная собственную жадность, он для начала попытался поцеловать мне руки, а потом упал на колени и потянулся к моей обуви.

Из его сбивчивых объяснений я уразумел, что никакие сотрудники службы безопасности с ним не беседовали, никаких предложений ему не делали, а все это он придумал, чтобы подзаработать немного денег, потому что у него тяжело больна жена и нужно оплатить услуги хорошего врача.

Я потерзал его еще немного, чтобы окончательно убедиться, что на этот раз он не врет, а потом великодушно простил, пригрозив, что если он еще хотя бы раз попробует меня обмануть, то будет немедленно выброшен за ворота.

С трудом отбив его попытки отблагодарить меня за проявленное великодушие и снова поцеловать сначала руки, а затем ноги, я подумал, что надо бы и в самом деле оказать ему материальную помощь. Но предварительно я все же навел справки относительно болезни его жены. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что его жена находится в полном здравии, а вся история с ее болезнью — такая же выдумка, как и история с его вербовкой!

Оставалось только подивиться находчивости и артистизму, с которыми этот, казалось бы, ни на что особенное не способный человек превзошел в своей изобретательности знаменитого Бубу Касторского!..

— Давай не будем спешить и по порядку разберемся со всеми, — сказал я, вспомнив эту поучительную историю. — Безусловно, «Рокки» прав: самым ценным информатором является Вад. К тому же он у них, видимо, за групповода и потому представляет для нас особую опасность. Я думаю, нам придется от него избавляться.

— А может, попробовать его перевербовать? — предложил Базиленко.

Я с сомнением покачал головой.

— Вряд ли это нам удастся. Судя по всему, он достаточно надежный агент и давно сотрудничает с контрразведкой. И, кроме того, я не вижу реальной основы для его перевербовки. Можно, конечно, использовать угрозу увольнения, но, я думаю, в отличие от других информаторов, Вад не боится остаться без работы. Он может вернуться в такси или с помощью контрразведки устроиться в какое-то другое посольство.

— А где гарантия, что контрразведка не завербует того, кого мы примем на место Вада?

Никаких гарантий, конечно, я дать не мог. Но зато мне пришла в голову одна конструктивная идея.

— А вот тут мы должны опередить контрразведку! Увольнять Вада будем не сразу, а после того, как найдем ему подходящую замену, привлечем этого человека к сотрудничеству с нами и убедимся в его надежности. Причем искать надо на стороне, чтобы он был вне поля зрения контрразведки и не оказался подставой.

— У меня есть на примете такой человек! — сразу оживился Базиленко.

— И кто же это?

— Да вы его знаете, — сказал Базиленко. — Помните, когда мы получали на фирме «Пежо» вашу новую автомашину, ее готовил высокий такой механик. Он вам еще понравился своей расторопностью и смекалкой…

Я прокрутил в памяти эпизод, когда вместо доставшегося мне в наследство от Матвеева «Пежо-504» получал «Пежо-505», и из пяти или шести африканцев, занимавшихся его предпродажным обслуживанием, вычленил того, которого имел в виду Базиленко.

— Помню, — подтвердил я. — А что тебе о нем известно кроме того, что он работает на фирме «Пежо»?

— Ему тридцать два года, женат, имеет двоих детей, отлично водит автомашину, несколько раз стажировался во Франции. Отношения у меня с ним отличные.

— Когда это ты успел? — удивился я.

— Три месяца назад он сильно поранил руку и это грозило ему длительной потерей трудоспособности. Да и расходы на лечение немалые…

— Какие расходы? А социальная страховка?

— Травму-то он получил не на фирме, а когда подхалтуривал в одной частной мастерской. Так что ему даже за время болезни ничего не заплатили. А я через наших врачей организовал ему бесплатное лечение, так что теперь он мой должник.

— А он согласится уйти с фирмы?

— А как же! — уверенно заявил Базиленко. — У нас же зарплата намного выше. Да если мы еще ему добавим за сотрудничество!

Идея в самом деле стоила того, чтобы над ней как следует поработать.

— Хорошо, — одобрил я, — давай попробуем. Только без суеты, чтобы преждевременно не засветить наш интерес к нему, не то вся эта затея пойдет насмарку, С чего думаешь начать?

— Можно предложить ему частным образом ремонтировать наши автомашины. Или доплачивать за техобслуживание и постепенно приучить его к дополнительному заработку.

— Согласен, — заключил я и заглянул в шпаргалку, которую написал, слушая Базиленко. — Так, теперь Диалло. Вот его, я думаю, вполне можно перевербовать. Но спешить с этим тоже не будем. Сначала как следует его изучим. Остальное будет зависеть от того, удастся ли нам заменить Вада нашим человеком или нет. За количеством гнаться не будем. Не тот случай!

— Понимаю, Михаил Иванович, — улыбнулся Базиленко. — А как поступим с Кейта?

— Подождем, что выяснит «Рокки», — решил я. — Может, придется заниматься не им, а Акуфой. А пока подготовь запрос в Центр с просьбой собрать на Акуфу подробные данные по периоду учебы в СССР, а также через нашу резидентуру в сопредельной стране.

— А что будем делать с Туре и остальными? — спросил неугомонный Базиленко.

Но у меня уже созрело решение по всем местным гражданам, и я без особых раздумий был готов ответить на все вопросы.

— Пока не заменим Вада, Туре трогать не будем. Это его человек, и проблему надо решать в комплексе. Остальные тоже пусть работают. Но тебе следует держать под постоянным контролем все, что касается приема местных граждан на работу в наши учреждения. И особенно соблюдение ими установленного режима работы. Организуй за ними постоянное и тщательное агентурное наблюдение, изучай поведение и скрупулезно фиксируй все факты, свидетельствующие о возможном использовании местными спецслужбами для проведения враждебной деятельности.

— Да я и так фиксирую, Михаил Иванович, — с обидой в голосе стал оправдываться Базиленко.

— Плоховато, Павел Игнатьевич, — укоризненно сказал я. — Ты не обижайся, а делай выводы. Сведения-то об их сотрудничестве с контрразведкой получены от «Рокки», а не от тебя. Так что мы оба не досмотрели…