В последних числах мая, накануне очередной сессии Организации Африканского Единства, самолеты Аэрофлота, «Эр-Франс» и «Эр-Африк» доставили в страну многочисленный десант.

Сначала из разных стран Африки прибыли наши коллеги, которым предстояло обеспечить работу с агентами, находившимися в составе национальных делегаций.

Затем специальным рейсом прибыла советская правительственная делегация во главе с заместителем министра иностранных дел, а вместе с ней большая группа советских журналистов. В этой группе был и Саша Усалев, воспользовавшийся по своему обыкновению прикрытием корреспондента АПН. Глава делегации поселился в резиденции совпосла, а его свиту разместили по гостиницам, располагавшимся в центральной части города.

Я с удовольствием поселил бы Усалева у себя, благо я жил один и в квартире моей места было более чем достаточно. Но мы не могли позволить себе такой роскоши, поскольку Усалеву предстояло провести чрезвычайно сложное и ответственное мероприятие, а потому он поселился в маленькой уютной гостинице, находившейся в двух кварталах от бюро АПН. Отсюда он и должен был совершить свой набег на квартиру Франсуа Сервэна, здесь же и сам Сервэн мог при необходимости в любой момент вступить с ним в контакт.

И наконец последним, на второй день после открытия сессии, в посольство прибыл заведующий сектором отдела загранкадров ЦК — седовласый, немногословный, спокойный мужчина лет шестидесяти, бывший когда-то Секретарем Обкома, который занялся проверкой изложенных в нашей информации фактов о злоупотреблениях Дэ-Пэ-Дэ. Он представился Гладышеву, поговорил с ним минут десять, со мной, к большому моему удивлению, общаться не стал, занял на следующий день пустовавший кабинет Дэ-Пэ-Дэ и приступил к своей работе.

В течение рабочего дня к нему с интервалом в час заходили сотрудники посольства и других советских учреждений, руководители групп специалистов, секретари первичных партийных организаций, рядовые коммунисты.

Вел себя заведующий сектором тихо и скромно и своим присутствием никак не влиял на заметно оживившуюся жизнь посольства. Нам ничего не стоило узнать, о чем он беседует, потому что в числе его собеседников были и наши информаторы, но я категорически запретил Базиленко и другим сотрудникам, у кого они находились на связи, задавать какие-либо вопросы о характере этих бесед. Стоило одному из информаторов проговориться, что сотрудники КГБ расспрашивали его о содержании беседы с представителем ЦК, как на наши головы обрушился бы такой шквал партийных и административных взысканий, по сравнению с которым знаменитые шторма в Гвинейском заливе показались бы детской забавой!

Сессия шла своим чередом, каждый занимался своим делом.

В задачу резидентуры входило оказание помощи главе советской делегации, интенсивно общавшемуся с главами африканских делегаций, а потому часть наших усилий была направлена на получение интересующей его информации о подводных течениях в работе сессии, о расстановке политических сил, о борьбе различных группировок и влиянии на все эти процессы со стороны посольств и делегаций западных стран.

И вот здесь я почувствовал, как нам не хватает «Дожа»! После того, как его контакт с Лавреновым попал в поле зрения местной контрразведки и мы были вынуждены временно прекратить с ним связь, он находился не у дел, а мы лишились возможности из первых рук получать достоверную информацию о политических шагах местного руководства и стоящих за его спиной западных держав, прежде всего Франции.

Лавренов, регулярно бывавший на заседаниях сессии, периодически натыкался на «Дожа» и обменивался с ним многозначительными взглядами, но в контакт, естественно, не вступал.

Я уже подумывал о том, не пора ли поставить перед Центром вопрос о восстановлении прерванной связи с «Дожем», но потом решил потерпеть и дождаться завершения мероприятия с Сервэном: только он мог окончательно прояснить всю ситуацию и сказать, насколько безопасно продолжение работы с одним из самых ценных наших агентов.

Руководство деятельностью резидентуры по освещению работы сессии и оказанию помощи советской правительственной делегации отнимало у меня большую часть времени, но все же главной моей заботой была подготовка вербовочного подхода к Франсуа Сервэну.

Усалев занимался своей журналистской деятельностью, старался не привлекать к себе излишнего внимания местной контрразведки, и без того чрезвычайно озабоченной обеспечением безопасности нескольких десятков делегаций и проведением целого комплекса связанных с этим мероприятий, исправно посещал все пресс-конференции и прочие протокольные мероприятия и вообще вел, как говорится, светский образ жизни. В посольстве он появился только один раз вместе с остальными советскими журналистами на традиционном инструктаже. Тогда же мы перекинулись с ним парой слов и обсудили некоторые остававшиеся нерешенными проблемы, связанные с его участием в операции.

Вся подготовительная работа по организации его встречи с Сервэном легла на плечи резидентуры. К этому моменту мы уже хорошо изучили распорядок дня нашего французского коллеги, знали, как он проводит свое свободное время, в какой день недели чем занимается, где предпочитает бывать. Регулярный контроль его домашнего телефона позволил нам заранее узнать некоторые его планы на ближайшие дни. Так мы сумели определить, что вечером в четверг и в пятницу, если конечно не случится ничего экстраординарного, он будет дома: накануне он получил от адвоката отца документы на право наследования и намеревался с ними ознакомиться.

На четверг мы и назначили проведение мероприятия. На тот случай, если бы нам что-то помешало, в резерве оставалась пятница.

Нужно было вывести из квартиры жену Сервэна, чтобы она своим присутствием не помешала душевной беседе своего мужа с посланцем спецслужбы, борьбе с которой он посвятил свои лучшие годы. Сделать это помогла «Люси»: идя нам навстречу, она организовала у себя дома коллективное чтение нового романа, получившего Гонкуровскую премию.

И вот в течение нескольких вечеров жена Сервэна должна была находиться за рюмкой «Мари Бризар» или «Гранмарнье» в обществе таких же, как она, любительниц изящной словесности, не подозревая, что в это самое время коварный КГБ плетет сеть, которой намеревается опутать ее мужа!

В намеченный день к восемнадцати часам все участники операции заняли свои исходные позиции. С этого момента все наши дальнейшие действия были синхронизированы с точностью до минуты.

Примерно без четверти семь Колповский включил аппаратуру, поставил магнитофон «Ухер» на паузу, мы оба надели наушники и приготовились услышать то, что до нас донесут всепроникающие радиоволны.

В эту же самую минуту Усалев, находившийся в кабинете Лавренова в бюро АПН, тоже включил аппаратуру, вмонтированную в его кейс таким образом, что ее можно было обнаружить, только разобрав его до последнего винтика, и вышел на улицу.

Естественно, нам ничего не стоило предоставить в распоряжение Усалева автомашину, но мы решили, что будет лучше, если он воспользуется такси: если за ним ведется слежка, пусть видят, что он не пользуется ничьим покровительством, и эта его поездка носит сугубо личный характер.

Мы просидели с надетыми наушниками около десяти минут, вслушиваясь в специфическое потрескивание эфира, пока наконец в них прорезались звуки улицы, шум движущейся автомашины, чьи-то трудноразличимые голоса. Это означало, что Усалев подъехал к дому и вошел в зону уверенного приема.

Затем в течение примерно полутора минут мы слышали шаги, шум лифта, снова шаги, другие непонятные звуки, и вот наконец совершенно четко, как будто Усалев находился в одной с нами комнате, до нас донесся его голос:

— Добрый вечер, месье Сервэн! Меня зовут Александр Усалев. Я советский журналист и прошу вас уделить мне полчаса для частного разговора.

Чтобы осуществить наш замысел, полчаса было явно недостаточно. Но главное было — войти в квартиру и вовлечь Сервэна в разговор! А потом он сам не отпустит своего собеседника, пока не выяснит, с чем он к нему пришел.

Я представил себе удивленного Франсуа Сервэна, который открыл дверь своей квартиры и неожиданно увидел на пороге незнакомого человека, который к тому же назвался советским журналистом. В том, что это действительно так, Сервэн мог легко убедиться по висевшей на шее Усалева запаянной в пластик карточке, выданной всем аккредитованным на сессии ОАЕ иностранным корреспондентам.

Прежде чем решить, приглашать Усалева в квартиру или нет, Сервэн раздумывал довольно долго. По крайней мере, мне так показалось. И его можно понять: не каждый день к сотруднику французской контрразведки приходят советские журналисты, да еще без предварительного уведомления! Но мы рассчитывали, что профессиональное любопытство обязательно возьмет верх, тем более что Сервэн ничем особенно не рисковал: он находился на своей территории. А заранее уведомлять его о визите — значило обречь весь наш замысел на заведомую неудачу.

— Входите, — наконец сказал Сервэн, и вслед за приглашением раздался звук закрываемой двери.

Итак, первый этап мероприятия прошел успешно!

— Чем могу быть вам полезен? — довольно прохладным тоном произнес Сервэн банальную фразу, из которой вовсе не следовало, что он и в самом деле искренне желает оказать какую-то услугу.

— Сейчас я все объясню, месье Сервэн, — спокойно ответил Усалев, и по некоторым звукам я догадался, что он сел в предложенное ему кресло. — Формально я являюсь членом советской делегации на проходящей сейчас сессии ОАЕ. Пишу репортажи: Но для меня это не более чем предлог. Я приехал, чтобы повидаться с вами, поскольку мы в некотором роде являемся побратимами.

Если вам нужно добиться расположения собеседника и заставить его выслушать вас, лучший способ — сразу заинтриговать, ошеломить его какой-нибудь фразой или словом. Причем желательно, чтобы это было последнее произнесенное вами слово!

— Как вы сказали? Побратимы? — переспросил Сервэн.

— Да, не удивляйтесь, месье Сервэн! Дело в том, что побратимами были наши отцы.

Усалев специально в каждую фразу вставлял слова «месье Сервэн»: это было необходимо, чтобы при прослушивании любого фрагмента записи было ясно, кто является его собеседником.

Видимо, Сервэн от удивления окончательно потерял дар речи, потому что после довольно продолжительной паузы в наушниках опять раздался голос Усалева.

— Видите ли, в годы второй мировой войны мой отец возглавлял советскую разведывательную группу, действовавшую на территории фашистской Германии и оккупированной Франции. Активными членами этой группы являлись также ваш отец и ваша мать. Одно время на их квартире даже хранился советский радиопередатчик…

— Вы что-то путаете, — перебил его Сервэн. — Мои родители входили в подпольную группу Фабиена.

— Верно, — подтвердил Усалев. — Но одновременно с этим они выполняли функции связников между группой Фабиена и группой, которую возглавлял мой отец. После провала ваша мать была арестована, а наши отцы оказались вместе в отряде «Коммунар», сражались с фашистами и в одном бою были ранены. Вот так они стали побратимами!

— Но почему мой отец никогда не рассказывал мне о вашем отце? — с сомнением сказал Сервэн.

— В этом нет ничего удивительного. Ваш отец знал, что после окончания войны мой отец еще довольно длительное время работал в разведке. В шестьдесят пятом он ушел на пенсию по состоянию здоровья, а три года назад умер.

— И что же из всего этого следует? — настороженно спросил Сервэн.

Этот вопрос подвел итог первой — вступительной — части беседы и дал Усалеву возможность ненавязчиво и плавно перейти ко второй, наиболее ответственной ее части.

Как и было предусмотрено планом беседы, Усалев рассказал, что после смерти отца получил возможность ознакомиться с его дневниковыми записями и непубликовавшимися до истечения срока давности воспоминаниями, а также с некоторыми архивными материалами и решил написать книгу о деятельности советских разведчиков и французских патриотов в годы войны. В процессе сбора материалов для этой книги он неоднократно бывал во Франции, встречался со многими бывшими бойцами французского Сопротивления, работал в архивах и в конце концов ему удалось разыскать «Маркиза».

— Вы встречались с моим отцом? — с нескрываемым интересом спросил Сервэн.

— Да, месье Сервэн, — ответил Усалев. — Я специально ездил для этого в Тулон.

Далее Усалев рассказал, что, к большому его разочарованию, эта встреча не оправдала его надежд: «Маркиз» был не то чтобы осторожен, но вел себя очень сдержанно, неохотно отвечал на его вопросы, объяснив, что его откровенность может повредить карьере сына.

— Конечно, я сразу же поинтересовался, кто его сын, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал Усалев.

— И что он вам ответил? — моментально отреагировал Сервэн.

— Ваш отец сказал, что вы офицер, — ничем не выдав своей осведомленности, успокоил его Усалев.

Это высказывание Сервэн никак не прокомментировал, а только спросил:

— И что же было дальше?

— Я попросил «Маркиза» показать мне возможно сохранившиеся у него документы, письма и фотографии, имеющие отношение к подпольной группе и отряду «Коммунар». Но ваш отец ответил, что предварительно должен посоветоваться с вами, и предложил встретиться через несколько месяцев. Но когда я месяц назад снова приехал во Францию, я с прискорбием узнал, что ваш отец скончался.

— Да, это, к сожалению, так, — дрогнувшим голосом подтвердил Сервэн.

— Примите мои запоздалые соболезнования, месье Сервэн, — посочувствовал ему Усалев.

— И что же вы теперь от меня хотите? — заметно волнуясь (так мне во всяком случае показалось), спросил Сервэн.

— Видите ли, месье Сервэн, во время нашей беседы ваш отец проговорился, что встречался с моим отцом после войны. Это меня заинтриговало, и по возвращении в Москву я через друзей отца выяснил, что действительно мой отец после войны восстановил деловой контакт с «Маркизом» и снова вовлек его в негласную работу. Между прочим, оказалось, что «Маркиз» поселился в Тулоне по совету моего отца и, как я сейчас понимаю, не случайно приобрел кафе неподалеку от военно-морской базы. Да и деньги на приобретение кафе он получил от советской разведки, поскольку она была очень заинтересована иметь возле этого стратегического объекта своего человека. Я выяснил также, что вашему отцу пришлось развестись со своей второй женой, потому что она оказалась недостаточно надежной и могла помешать ему в работе.

— В какой работе?! — воскликнул ошеломленный Сервэн. — Вы хотите сказать, что после войны мой отец работал на советскую разведку?!

— Выходит, так, месье Сервэн, — спокойно констатировал Усалев.

— И вы явились, чтобы шантажировать меня? — возмутился Сервэн.

— За кого вы меня принимаете?! — в свою очередь возмутился Усалев. — Я пришел к вам совсем с иной целью. Я хотел узнать, не попал ли к вам после смерти отца его личный архив. Он помог бы придать моей книге большую достоверность.

— Теперь мне понятно, почему отец незадолго до своей смерти настоятельно просил меня приехать в Тулон! — задумчиво произнес Сервэн. — И почему он отказался обсуждать этот вопрос по телефону.

Ни у Усалева, ни у меня сейчас не было ни времени, ни возможности разбираться, как Сервэн пришел к умозаключению, что его телефонный разговор с отцом каким-то образом был связан с историей, услышанной от Усалева. Но, независимо от хода его мыслей, это было именно то, на что мы рассчитывали при планировании нашего мероприятия!

И вот теперь, когда наш расчет оправдался, самое время честно признаться в том, что вся эта история (вернее, почти вся!) являлась тем, что в обычной жизни называется «чистейшей воды вымыслом», а в практике спецслужб — «легендой».

Не было ничего удивительного в том, что Сервэн поверил в эту легенду. Да и как он мог не поверить, если в ее основу были заложены реальные и хорошо ему известные обстоятельства, в канву которых мы вплели некоторые дополнительные элементы, в корне изменившие их суть и значение? Притом сделали это так, что при всем желании он ничего не мог ни оспорить, ни опровергнуть!

Ну откуда ему было, например, узнать, что отец Саши Усалева во время войны был помощником машиниста, водил на фронт железнодорожные составы, неоднократно попадал под жестокие бомбежки, был дважды ранен, но не имел никакого отношения к разведке, ни разу не бывал за границей и, естественно, никогда не был знаком с «Маркизом»?!

Или как он мог опровергнуть утверждение, что его отец был связан с советской разведкой?! Он мог бы попытаться это сделать, но для этого ему потребовалось бы перевернуть вверх дном все архивы французских спецслужб! И мы были уверены, что Сервэн никогда не пойдет на это, поскольку не менее нас будет заинтересован в том, чтобы сохранить в тайне визит Усалева и содержание состоявшейся с ним беседы!

Когда я впервые изложил эту легенду начальнику африканского отдела, он покачал головой и сказал:

— А тебе не кажется, что ты повторяешься? «Рокки» ты завербовал на том, что на нас, якобы, работал его брат. А теперь ты хочешь выдать за нашего агента отца Сервэна.

— Сходство, конечно, есть, — согласился я. — Но оно чисто внешнее, поскольку одна ситуация совершенно не похожа на другую. «Рокки» был в трудном положении, и мы помогли ему найти выход, который он искал. А Сервэн в полном порядке, никаких проблем у него нет. Но они могут возникнуть, если он не найдет приемлемое для нас решение. Сходство таким образом только в том, что они оба должны сделать выбор!

— Но в принципе-то это один и тот же трюк, — стоял на своем начальник отдела.

— Я бы сказал по-другому: фирменный прием! — с неменьшим упорством защищал я выстраданную мной идею. — Почему не повторить то, что однажды уже неплохо сработало? Разве вы во время игры в теннис не использовали какие-то излюбленные приемы?

Я неспроста напомнил ему о теннисе. Дело в том, что начальник отдела был отличным теннисистом, и это очень помогало ему в оперативной работе.

Когда мы вместе с ним работали в азиатской стране, где он был резидентом, а я его заместителем по контрразведке, он был, бесспорно, сильнейшим среди любителей, да и из местных профессионалов его мало кто обыгрывал. Но особенно он был силен в паре с наследным принцем, который, дорожа своей репутацией, выбрал его в партнеры, поскольку ужасно не любил проигрывать.

Дружба с наследным принцем явилась лучшей рекомендацией и открыла ему доступ в самые высшие сферы. Каждый почитал за честь оказать услугу человеку, с которым играет в теннис сам наследный принц! Ну, а услуги, как известно, бывают разные, в том числе и такие, которые весьма полезны разведке!

— Да я ничего не имею против, — засмеялся начальник отдела, вспомнив, видимо, как вместе с наследным принцем выигрывал теннисные турниры. — Был бы результат!

И вот этот результат достигнут: Сервэн поверил в то, что ему рассказал Усалев, а значит и оценил все возможные для него последствия! А последствия эти заключались в том, что издание подобной книги во Франции неизбежно приведет к краху его личной карьеры и неблагоприятно отразится на судьбе и благополучии его детей!

Если участие «Маркиза» в Сопротивлении, даже в той его части, которой руководили коммунисты, было давно и всем известно и не могло скомпрометировать его сына (мало ли кто боролся с фашистами в рядах коммунистического Сопротивления!), то сотрудничество «Маркиза» с советской разведкой в годы «холодной войны» являлось несомненным криминалом не только для него самого, но и для всех его родственников! Кто же, узнав об этом, будет держать его сына в спецслужбе?! И дадут ли после этого внуку «Маркиза» закончить такое престижное военное учебное заведение, как Сен-Сир?! А личный секретарь крупного политического деятеля, мечтающий о собственной карьере? Захочет ли он взять в жены внучку агента советской разведки?!

Таким образом, безобидная (во всяком случае, для большинства людей!) легенда об издании книги для сотрудника контрразведки Сервэна представляла скрытую угрозу, устранить которую самостоятельно он никак не мог! Отныне он попадал в прямую зависимость от последующих действий «журналиста» и должен был искать компромиссное решение, одним из вариантов которого, как мы рассчитывали, могло стать сотрудничество с советской разведкой!

Мы также предполагали, что Сервэн решит обратиться непосредственно к Усалеву, который специально упомянул о своих контактах с друзьями отца: при необходимости это давало ему возможность сыграть роль посредника и естественно ввести в разработку Сервэна вербовщика, оставшись при этом как бы в стороне от основных событий. Таким образом, в дополнение ко всем своим достоинствам, легенда в достаточной мере обеспечивала личную безопасность Усалева, так как в случае каких-либо нежелательных действий со стороны Сервэна не давала спецслужбам повода обвинить его в недозволенной деятельности. Никому ведь не возбраняется писать книги на любую тему!

Теперь, когда я раскрыл весь наш замысел, необходимо сделать еще одно важное признание.

Конечно, слово «легенда» звучит красиво! Слова «обман», «вранье», «фальсификация» звучат менее благозвучно, хотя по смыслу мало чем отличаются одно от другого.

Без сомнения, наша легенда была построена на элементарном обмане. То обстоятельство, что за счет обмана мы поставили Сервэна в трудное — да что там трудное, в безвыходное положение! — кому-то наверняка покажется не только малопочтенным, но и недостойным порядочных людей занятием.

Но это только в том случае, если на минуту забыть, что Франсуа Сервэн был таким же профессионалом, как и мы, и жил по законам одной с нами профессии, которые неподвластны некоторым постулатам общечеловеческой морали! И если уж он занимался этим ремеслом и ввязался в эту драку, то должен быть готов ко всему, в том числе и к тому, что когда-нибудь нарвется вот на такую легенду!

А что касается порядочности, то хотелось бы напомнить, что и бокс, и самбо, и карате — тоже не для уличных драк! Этими видами единоборств занимаются профессионалы, причем в строго отведенных местах, коими являются ринг, ковер или татами! Если профессиональный каратист ударит беззащитного, неискушенного в тонкостях этого древнего искусства человека, его могут отдать под суд, а уж конец спортивной карьеры и презрение коллег ему обеспечены наверняка!

Но если он вступит в спортивный поединок, регламентированный соответствующими правилами, и при этом даже нанесет своему сопернику травму, никому не придет в голову в чем-нибудь его упрекнуть! Более того, если он одержит победу, его наградят медалью или ценным кубком!

Так чем же одни профессионалы отличаются от других? Только тем, что спортсменам рукоплещут трибуны, а шпионам нет? Ну так ведь еще неизвестно, что лучше: громкая слава или полная безвестность! Слава иногда тоже калечит и даже убивает!

А тем временем беседа между Усалевым и Сервэном шла своим чередом. Наступил не менее ответственный этап: Сервэн стал задавать уточняющие вопросы, от ответов на которые зависело, какое окончательное решение он примет.

— А как вы меня разыскали?

— Поверьте, это было несложно. — По голосу Усалева я понял, что в этот момент он улыбнулся. — Ваш отец сказал, в какой стране вы служите. А здесь я обратился к знакомому журналисту, и он узнал ваш адрес.

— Вы сказали ему, для чего я вам нужен? — насторожился Сервэн.

— Ну что вы, месье Сервэн! — успокоил его Усалев. — Тем более что и он меня об этом не спрашивал. Между коллегами не принято задавать лишние вопросы, не так ли?

В последнем вопросе прозвучал какой-то намек, который можно было истолковать по-разному.

— А когда вы виделись с моим отцом? — задал Сервэн следующий вопрос.

— Я был в Тулоне в начале января. Зашел прямо в кафе «Маркиз». Кстати, кафе мне очень понравилось. Жаль, если теперь вы его лишитесь.

Это был еще один намек. На этот раз на ожидающие Сервэна финансовые потрясения, если он не сделает из этого разговора надлежащих выводов. Это должно было направить его мысли в том направлении, которое вело к поиску компромисса.

Впрочем, Сервэн мог задать Усалеву любое количество подобных вопросов и на каждый из них получил бы исчерпывающий и точный ответ, потому что Усалев скрупулезно выполнил все мои рекомендации и соответствующим образом подготовился к этому разговору. И если бы Сервэну захотелось услышать имена членов «Ассоциации участников движения Сопротивления», в том числе и тех, кто хорошо помнил его отца, Усалев сумел бы их назвать.

Но после намека на возможные неприятности Сервэна интересовало другое!

— И когда вы собираетесь издать вашу книгу?

— Сначала надо ее закончить, — уклончиво ответил Усалев. — Но надеюсь, что в конце года она будет издана.

— Скажите, месье?.. — замялся Сервэн, вспоминая фамилию своего нежданного гостя.

— Усалев, — напомнил ему Саша.

— Скажите, месье Усалев, а вы не могли бы воздержаться от публикации?

— Воздержаться? — удивился Усалев. — Но почему?

— Потому что я хочу попросить вас об этом! — в голосе Сервэна послышались железные нотки. — Сколько вы рассчитываете заработать на этой книге? Я мог бы возместить ваши убытки!

Поскольку у Усалева не было никакой перспективы получить гонорар за книгу, которую он даже не собирался писать, предложение Сервэна было весьма заманчиво. И тем не менее он от него отказался!

— Это абсолютно исключено, месье Сервэн! — твердо сказал он. — Во-первых, это мой профессиональный и сыновний долг! Во-вторых, у меня есть обязательства перед советским и французским издательствами!

«Браво, Саша!» — сказал я про себя и с интересом приготовился выслушать, что на это скажет Сервэн.

— С каким французским издательством вас связывают обязательства? — ухватился Сервэн за призрачную возможность хоть как-то помешать публикации неугодной ему книги.

— Извините, месье Сервэн, но это коммерческая тайна, — пресек Усалев его попытку копнуть глубже, чем нам того хотелось.

— Ну хорошо, я понимаю, — вынужден был уступить Сервэн. — И вам обязательно нужно писать о моем отце?

— Конечно! — разбил его последнюю надежду Усалев. — Я хочу, чтобы вся Франция знала, каким, героем он был!

Усалев ударил в самое чувствительное место Франсуа Сервэна, потому что как раз в этом он был менее всего заинтересован!

— Но вы могли бы изъять из вашей книги главу о моем отце? — попытался выторговать хоть какую-то уступку Сервэн. — Или хотя бы не упоминать о послевоенной деятельности отца?

— Простите меня, месье Сервэн, но я не могу понять, почему вы не заинтересованы в том, чтобы я об этом написал? С той поры прошло столько лет!

— Поверьте, у меня на этот счет есть свои причины. И отец был совершенно прав, когда не стал рассказывать вам о своем участие в Сопротивлении.

— Еще раз простите меня, месье Сервэн, но мне трудно это понять! — дожимал его Усалев. — Какие могут быть основания, чтобы стыдиться своего участия в борьбе с фашизмом? Во всяком случае, во имя памяти героев Сопротивления и всех павших в той войне я не имею права ни умалчивать, ни тем более искажать правду!

Наступила длительная пауза. Почти минуту бобины магнитофона вращались вхолостую.

— К сожалению, — снова раздался голос Сервэна, — я ничем не могу вам помочь. Я не знаю никаких подробностей о прошлом моего отца и не располагаю его личным архивом. Думаю, такого архива вообще не существовало никогда!

Трудно было не поверить Сервэну! Такого архива действительно не существовало, как не существовало и всего, что было связано с мнимым сотрудничеством его отца с советской разведкой!

Последняя фраза была откровенным сигналом к окончанию беседы.

Так оно и случилось. Последовали обоюдные заверения в совершеннейшем почтении, пожелания творческих и служебных успехов, после чего Сервэн проводил Усалева к выходу…

На следующий день, а это была пятница, глава советской правительственной делегации устроил пресс-конференцию для советских и иностранных журналистов. Пока пришедшие в совпосольство журналисты слушали заместителя министра иностранных дел, мы с Усалевым уединились в моем кабинете и подвергли состоявшуюся накануне беседу с Франсуа Сервэном всестороннему анализу.

Мы, как пишут в коммюнике, с удовлетворением констатировали, что беседа в целом прошла по намеченному плану, хотя ее конечный результат оказался не совсем таким, как мы ожидали.

— Почему он все-таки не завел разговор о моем посредничестве? — недоумевал Усалев.

— Видимо, уж очень убедительно ты сыграл роль журналиста, — предположил я. — И потом Сервэн — мужик осмотрительный. Ему нужно подумать, все взвесить. Я уверен — он обязательно встретится с тобой еще раз!

— Но он даже не спросил, где я живу! — заметил Усалев.

— Не волнуйся. Если ты ему понадобишься, он тебя найдет!..

Мы писали шифртелеграмму в Центр, не догадываясь, что в четверг произошло еще одно событие, которого мы давно ждали, но повлиять на сроки которого при всем желании никак не могли.

За два часа до того, как Усалев позвонил в квартиру Франсуа Сервэна, «Мека» вызвали в дорожную секцию комиссариата полиции, обслуживающего район, где располагалось совпосольство. Беседовавший с ним офицер дорожной полиции (как потом оказалось, это был сотрудник специальной секции «Руссо» капитан Соу) детально интересовался порядком оформления на работу в совпосольство, его служебными обязанностями, взаимоотношениями с советскими гражданами, а в конце беседы без лишних церемоний обязал «Мека» периодически приходить к нему в комиссариат и докладывать обо всем увиденном и услышанном на территории совпосольства.

Так в течение полутора месяцев «Мек» стал агентом-двойником: теперь он работал на две спецслужбы сразу!