Относительную легкость, с которой «Ринго» согласился, находясь под наблюдением, встретиться с руководителями антиправительственного подполья, можно было толковать двояко.

Елагин склонялся к тому, что «Ринго» специально пошел на эту хитрость, решив таким образом ввести нас в заблуждение, выиграть время, а затем с помощью своих людей подготовить побег из страны. Он отвечал за результаты наблюдения, и его настороженность была вполне объяснима.

Я отвечал только за вербовку и поэтому на все происходящее смотрел совсем иными глазами. Не знаю почему, но я поверил в то, что «Ринго», как он выразился, будет вести честную игру.

Но вера верой, а предпринять необходимые меры предосторожности было просто необходимо. Поэтому наблюдением за «Ринго» занималась вся местная служба наружного наблюдения, усиленная к тому же сотрудниками кубинской военной контрразведки. Бригады, которые посменно вели слежку, поддерживали постоянную связь со штабом, в состав которого входили сотрудники представительства КГБ. В случае каких-либо непредвиденных осложнений они должны были дать команду немедленно арестовать «Ринго» и всех, кто попытается помочь ему скрыться.

Но, к счастью, все обошлось. В течение пяти дней «Ринго» на автомашине представительства компании «Тексако», в первую же ночь начиненной всевозможными штучками, значительно облегчавшими ведение слежки, в свободное от основной работы время объезжал городские виллы и пригородные фазенды, таская за собой «хвост» и давая местной контрразведке возможность зафиксировать все тайные адреса, где собирались заговорщики. При этом ни разу не дал повода заподозрить его в том, что он ведет двойную игру. Видимо, он отлично понимал, что на карту поставлена не только его свобода, но и жизнь, и предпочел не рисковать, а расплатиться с нами чужой свободой и чужими жизнями.

Все эти дни я преимущественно отсиживался в посольстве и ни разу не попадался ему на глаза, ожидая, когда он закончит все свои дела. Утром в день отлета я снова находился в номере, где размещался наш контрольный пункт. Когда «Ринго» вернулся с завтрака и стал собирать вещи в дорогу, я пошел к нему. На этот раз я постучал, и он открыл мне дверь.

— Ну как, вы довольны? — ответив на мое приветствие, спросил «Ринго».

Нам позарез было необходимо задокументировать то, что он работал под нашим контролем, чтобы впоследствии он не мог сказать, что просто прокололся, что его выследили, и потому он несет ответственность только за ошибки в работе, а не за добровольную помощь, оказанную советской разведке. И в этом смысле его вопрос оказался весьма кстати. Оставалось только поддержать начатый им разговор.

— Надеюсь, вы сумели выполнить всю предусмотренную программу? — спросил я, усаживаясь на свое привычное место.

— Практически всю, — подтвердил «Ринго», сев напротив меня и снова оказавшись лицом к видеокамере. — Я, правда, планировал еще побывать в двух провинциях, чтобы проинспектировать базы оппозиции, но подумал, что вы вряд ли захотите, чтобы я покидал столицу.

— Вы правильно подумали, — кивнул я головой. В наши планы действительно не входило выпускать его из-под контроля, и поэтому люди, которые вели за ним наблюдение, имели указание пресекать любые попытки выбраться за пределы города. Мы не исключали, что он может сговориться со своими друзьями, и те за городом попробуют его отбить, увезти в один из контролируемых ими районов, а затем переправить за пределы страны. А совместить наблюдение и охрану было немыслимо: это привело бы к провалу всей операции.

— Со стороны наблюдающих были какие-то накладки? — поинтересовался я. — Они вас не засветили?

— Нет, все было чисто. Должен признать, что советские инструкторы хорошо поработали. Если бы не ваше предупреждение, мне стоило бы большого труда обнаружить слежку.

Я представил, как его слова легли на магнитную ленту, и в душе возликовал. Это был отличный закрепляющий материал!

— К сожалению, — решив ему подыграть, развел я руками, — я не смогу передать моим коллегам вашу оценку их работы.

Теперь, когда мы подвели итог совместно проделанной работы, можно было поговорить и о перспективах наших деловых взаимоотношений. Только я собрался произнести заранее заготовленную фразу, как «Ринго» опередил меня и сказал:

— У меня есть к вам одна просьба, мистер Вдовин. Мне следовало, конечно, выдвинуть ее в качестве условия, но в прошлый раз я был в некоторой растерянности и об этом как-то не подумал.

— И в чем же суть вашей просьбы? — спросил я, втайне надеясь, что он попросит заплатить ему за оказанные нам услуги. Такая просьба означала бы, что он согласен и впредь сотрудничать с нами.

— Я прошу вас не допустить расправы над людьми, сведения о которых вы получили с моей помощью. Я не хочу быть виновником их гибели.

Он попросил совсем не то, что я рассчитывал, но и такая просьба тоже многого стоила. Я молил Всевышнего, чтобы в эти минуты не отказал микрофон, не сломался магнитофон или не порвалась лента. А еще я благодарил судьбу, что «Ринго» забыл оговорить это условие до того, как согласился поучаствовать в наших мероприятиях. Принятие такого условия (а на этом он имел все основания настаивать) связало бы нам руки и ограничило свободу действий в таком непростом деле, как ликвидация антиправительственного подполья. Теперь ему ничего не оставалось, как только просить об этом!

Как все же устроен человек! Совершит предательство, а потом умоляет о снисхождении к преданным людям! И не столько милосердия ради, сколько чтобы не отягощать свою совесть, переложить на других хоть часть своего греха и затем спать спокойно!

Но отель «Мирамар» — не церковь! И мы с «Ринго» были не на исповеди! Да у меня и не было полномочий, чтобы отпустить его грех, даровав жизнь заговорщикам. Напротив, мне было нужно повязать его кровью, задокументировать его грех, чтобы была возможность в нужную минуту ему о нем напомнить, предъявить счет и заставить совершать новые грехи во славу представляемой мной разведки!

И я решил сразу отбить у него всякую охоту со мной торговаться.

— Мне очень жаль, но ваша просьба невыполнима. Единственное, что я твердо обещаю — мы не приступим к ликвидации вашей сети до тех пор, пока не будем абсолютно уверены, что на вас не падет ни малейших подозрений за ее провал. А судьбу заговорщиков будет решать трибунал, и каждому придется отвечать в зависимости от содеянного. На них слишком много крови, чтобы можно было гарантировать кому-либо из них жизнь!

Я произнес жесткие, но честные слова! «Ринго» и сам был одним из тех, кто содействовал расширению гражданской войны и нес за это прямую ответственность. В его положении просить о каком-то снисхождении, а тем более рассчитывать на какие-то уступки было по меньшей мере наивно.

Дав «Ринго» возможность полностью осмыслить услышанное, я приступил ко второй части беседы.

— В прошлый раз вы сказали, что подумываете о том, чтобы уйти из ЦРУ, — напомнил я. — Могу я узнать, почему?

«Ринго» помолчал, словно раздумывая, с какой степенью откровенности он может ответить, а потом сказал:

— Я попал в полосу ужасного невезения, из которой мне уже не выбраться. Моя карьера окончательно испорчена. Поэтому уход — самое разумное, что можно сделать в моем положении.

Мне было понятно, что он имеет в виду. Но чтобы наша беседа приобрела весомость юридического документа, нужны были не общие фразы, а конкретные детали, особенно, если в них содержится информация, имеющая отношение к Центральному разведывательному управлению.

— Что вы подразумеваете под невезением? Ваши неприятности в Заире? Или конфликт с Литманом?

Я специально задал эти наводящие вопросы, чтобы «Ринго» понял, насколько хорошо мы осведомлены о его прошлом и настоящем, а заодно втянуть его в разговор о будущем.

Но он явно не собирался откровенничать со мной о своих проблемах и ограничился одной короткой репликой:

— Все началось гораздо раньше, еще во Вьетнаме.

— Вас незаслуженно обидели или обошли при награждении? — продолжал я донимать его вопросами.

— О, я давно привык к тому, что в нашей профессии нижних в лучшем случае благодарят, а награждают высших! — грустно улыбнулся «Ринго». — Все было намного хуже. Мало того, что мои заслуги присвоили себе негодяи, которые отсиживались в Сайгоне! На меня еще свалили ответственность за некоторые наши неудачи. Вот тогда у меня и начались первые неприятности.

Наконец-то мне удалось вытянуть из него некоторые подробности! Чувствуя, что лед тронулся (где он в Африке, этот лед?), я задал ему следующий вопрос:

— Но почему вам обязательно надо уходить?

— А что мне остается делать? — как о чем-то давно решенном, сказал «Ринго». — Теперь, после контакта с вами, моя дальнейшая работа в ЦРУ вообще потеряла всякий смысл!

— Вы так считаете? — усмехнулся я. — А мне думается, напротив. Теперь у вас появились новые возможности.

«Ринго» не уловил ход моих мыслей и недоуменно спросил:

— Новые возможности для чего?

— Разве у вас никогда не возникало желание отомстить вашим обидчикам? — с мефистофельскими нотками в голосе спросил я. — Оставаясь в ЦРУ, вы могли бы с нашей помощью крупно им насолить и расквитаться за испорченную карьеру.

— И сесть на электрический стул?

Этот вопрос не был лишен смысла и слышать его мне приходилось не только от «Ринго». И отвечать на него тоже приходилось.

— Не надо преувеличивать опасность, Майкл. Сейчас за это не сажают на электрический стул. И потом — вы же всегда любили и умели рисковать. Тем более что риск будет хорошо оплачен, и это даст вам возможность существенно улучшить ваше финансовое положение.

— А зачем мне его улучшать? — с обидой в голосе спросил «Ринго», словно я публично объявил о его неплатежеспособности. — Мне и так вполне хватает на жизнь!

Я посмотрел на него, как на пришельца из другого мира. И в самом деле, в первый раз в жизни мне повстречался американец, которому хватает на жизнь и который в этой жизни не хочет большего! И я решил показать ему, чего на самом деле стоит прожитая им жизнь.

— А что вы в ней видели хорошего? Пока вы воевали во Вьетнаме, ваши более удачливые коллеги жили в Париже, Лондоне, Стокгольме, в Москве. Об ужасах вьетнамской войны они читали в газетах. Они даже представить себе не могли, что кто-то, вроде вас, под пулями тащит на себе труп убитого товарища. Они наслаждались благами цивилизации, ходили в рестораны и театры, их жены покупали украшения и одежду в лучших магазинах мира! А вы в это время месили грязь в боливийских или вьетнамских болотах и кормили москитов! Они имели возможность отдать своих дочерей в балетные и музыкальные школы. А что вы сумели дать своей жене и дочерям? Многолетнюю разлуку? Тревоги и ожидания? Теперь те, кто не имеет и половины ваших заслуг перед Америкой, выбились в руководство, заняли высокие посты в ЦРУ, стали вершителями судеб таких беззаветных тружеников, как вы. А вас после Вьетнама и Заира направили сюда! Снова заставили заниматься грязными делами и пачкать руки в крови…

Мой монолог явно произвел на «Ринго» нужное впечатление! По его лицу я видел, что мои слова попали в самое больное его место. Он даже непроизвольно глянул на свои руки, словно на них и в самом деле была кровь. Спохватившись, он вцепился руками в подлокотники кресла и спросил:

— А разве вы занимаетесь не тем же самым?

Я мог бы ответить на этот вопрос, но воздержался: не хотелось отвлекаться от основной темы. Но чтобы ему неповадно было впредь ставить себя со мной на одну ступеньку, все же заметил:

— В вашем положении задавать подобные вопросы по меньшей мере бестактно.

Чтобы скрыть возникшую неловкость, «Ринго» потянулся за пачкой сигарет и, открыв ее, спросил:

— Почему вы считаете, что я приму ваше предложение?

Настала пора от критики в его адрес перейти к комплиментам. Главное здесь было соблюсти меру и не переборщить.

— Потому что у нас, как мне, кажется, есть все возможности понять друг друга и договориться. Судите сами: мы придерживаемся схожих взглядов по многим вопросам, прежде всего по отношению к проблеме войны и мира, к угрозе развязывания термоядерной войны. Ваше понимание сложившейся международной обстановки и происходящих в мире процессов очень близко целям нашей внешней политики. Поэтому мы имеем все основания рассчитывать на вашу помощь в сохранении мира…

— Не стоит так беспокоиться о мире, мистер Вдовин! — перебил меня «Ринго», закуривая. — Не думайте, что мир нужен только вашей стране и вся ответственность за него лежит только на вас. Я знаю нашу систему. После Вьетнама в ней многое изменилось. Мы никогда больше не вернемся к тем порядкам, которые привели нас к этой бездарной войне. Поверьте мне, в США это никогда больше не повторится!

Я посмотрел на него скептически.

— Вам я готов поверить, Майкл. Но я не могу поверить вашему президенту и всем тем, кто подталкивает его к новым военным авантюрам. Неужели вы забыли, что после Вьетнама был еще Ливан, была Гренада, а сейчас готовится вторжение в Никарагуа?! Подумайте, разве вам стоит идти одной дорогой с «ястребами» из нынешней администрации США?

«Ринго» стряхнул пепел и удивленно поднял брови.

— Но вы тоже воюете в Афганистане! Чем ваша война лучше тех, в которых участвовали мы?

Я ждал, что рано или поздно он попрекнет меня этой войной!

До нашего вторжения в Афганистан ни один наш самый ярый противник никогда не посмел бы поставить нас на одну доску с американцами. Вооруженное вмешательство в венгерские и чехословацкие события, безусловно, серьезно подорвало наш международный престиж, но все же это была не война! А потому критика военных акций США в различных регионах мира всегда была нашим козырем в любой полемике по международным проблемам. Теперь у нас не осталось никаких козырей!

Конечно, если бы не велась запись нашего разговора, я нашел бы, что ему ответить. Но я не был уверен, что моим начальникам понравится то, что я считал бы нужным сказать и по поводу нашего вторжения в Афганистан, и по поводу его последствий для позиций СССР во всем мире.

И еще я опасался, что наша беседа превратится в словесную перепалку, в которой каждый из нас начнет с пеной у рта доказывать правоту своего государства в неправом деле, и эта перепалка заведет нас в такие дебри, из которых и ему, и мне будет очень трудно выбраться. Поэтому, рискуя впоследствии заслужить упрек в том, что я не дал «Ринго» отповеди за его антисоветский выпад, я поднял руку и примирительным тоном сказал:

— Оставим это! У нас не так много времени, чтобы доказывать друг другу, от кого исходит реальная угроза миру. Поговорим лучше о вас. Мне кажется, судьба дает вам превосходный шанс одним ударом решить все ваши проблемы.

— Но какой ценой?! Вы понимаете?!

— Еще бы! Вот поэтому и выбирайте, что вам дороже в сложившейся ситуации: обязательства перед Центральным разведывательным управлением, которое обошлось с вами, прямо скажем, далеко не лучшим образом, или ваше личное благополучие!

«Ринго» сделал какое-то движение, и мне показалось, что он хочет что-то сказать. Но он молчал, переваривая услышанное, и тогда я голосом лектора по распространению добавил:

— Что же касается целей нашего сотрудничества, то заверяю вас — оно будет направлено исключительно на укрепление отношений между Советским Союзом и Соединенными Штатами в интересах дела мира!

«Ринго» довольно рассеянно выслушал мою последнюю фразу, и, похоже, она не оставила никакого следа в его сознании. Я и сам понимал ее абсурдность, поскольку сведения, которые мы от него рассчитывали получать, никак не могли упрочить отношения между нашими странами! Скорее наоборот! И сказал я ее только для того, чтобы те, кто будет в Центре анализировать наш разговор, не упрекнули меня в том, что я пренебрег возможностями оказать на «Ринго» нужное нам идеологическое воздействие.

— Вы не знаете, что такое лай-детектор! — неожиданным образом отреагировал «Ринго» на мои слова. — Меня разоблачат на первой же проверке!

Это и в самом деле было очень существенное замечание!

Лай-детектор или, по-нашему, «детектор лжи» появился еще в ту печальной памяти пору, когда в нашей стране в самом разгаре были гонения на генетику, кибернетику и прочие «буржуазные» извращения в науке. И пока мы громили метафизику, потешались над лженаукой, а наша пропаганда зубоскалила по поводу попыток американцев с помощью научных методов определять, когда человек говорит правду, а когда лжет (у нас для этого существовали другие методы!), американцы доводили до ума конструкцию аппарата, совершенствовали методику его использования, накапливали результаты исследований и постепенно достигли такого уровня, который позволил превратить «детектор лжи» в надежный барьер на пути тех, кто, полагаясь на свой честный взгляд и умение не моргать глазами, пытается обмануть представителей власти. Его стали широко использовать при проверке лояльности государственных служащих, при допросах подозреваемых и свидетелей, в судопроизводстве и, разумеется, в деятельности спецслужб.

В ЦРУ пошли еще дальше и разработали систему бесконтактного использования детектора, что позволило внедрить его в оперативную работу и определять искренность людей, не ставя их заранее об этом в известность. Одно дело, когда тебя подсоединили десятком датчиков к аппарату и ты знаешь, что он сейчас будет анализировать твои ответы на задаваемые вопросы, и совсем другое, когда ты даже не подозреваешь, что тебя проверяют, а анализ твоего поведения осуществляется по тембру твоего голоса, естественным реакциям на стрессовые ситуации и другим параметрам, о которых ты и понятия не имеешь!

Так «детектор лжи» стал широко применяться для проверки агентов, причем проверка эта проводилась в процессе обычной встречи, ничем не отличающейся от десятков других подобных встреч.

Несколькими годами раньше наша резидентура в одной из африканских стран проводила мероприятие по внедрению в агентурную сеть американской разведки переводчика советской военной миссии Стороженко. Его изучением занимался сам резидент ЦРУ Логан, и дело поначалу продвигалось довольно успешно как с американской, так и с нашей точки зрения.

Но внезапно Логан без какого-либо видимого повода и каких-либо объяснений прекратил встречи со Стороженко и потерял к нему всякий интерес.

Наша резидентура вполне резонно предположила, что это обычная рутинная проверка, рассчитанная на то, что Стороженко, если он является нашим агентом, сам проявит инициативу и будет искать встречи с Логаном. Стороженко дали соответствующие инструкции, и он терпеливо ждал, когда Логан сам начнет его искать.

А тем временем в провинциальном порту встал под разгрузку советский теплоход, доставивший военную технику, боеприпасы и прочее снаряжение для национальной армии. Естественно, резидентура ЦРУ проявила большой интерес к этому событию и сделала все возможное, чтобы выяснить, что и в каком количестве поступило на вооружение национальной армии.

По просьбе министерства обороны страны консульский отдел МИДа отказал американскому посольству в выдаче разрешений на поездку дипломатов в провинциальный городок, чтобы не дать им возможности наблюдать за разгрузкой и считать танки, бронетранспортеры, зенитные ракетные комплексы и другую технику.

И вот, когда разгрузка теплохода была уже закончена и он готовился покинуть порт, с помощью микрофона, установленного в кабинете американского посла, был зафиксирован такой разговор.

— А почему вы не можете получить информацию о поставках вооружения из СССР через того советского переводчика, которого вы собирались привлечь? — спросил посол.

— Мне пришлось прекратить с ним связь, — ответил Логан.

— А в чем дело?

— Мы проверили его на детекторе и пришли к выводу, что он связан с КГБ!

Так прояснилась причина резкого прекращения контакта Логана со Стороженко. Оставалось выяснить, когда и где американцы сумели посадить нашего агента под этот проклятый детектор!

И вот оказалось, что обычно Логан встречался с ним в разных местах на берегу океана, где они делали вид, что ловят рыбу. Но одна из последних встреч по настоятельной просьбе Логана состоялась в маленькой загородной гостинице, причем, как всегда, они беседовали в номере вдвоем, и ничего необычного во время встречи Стороженко не заметил.

Проанализировав эту встречу, резидентура КГБ пришла к выводу, что именно тогда американцы смогли бесконтактным способом проверить Стороженко на детекторе и сделать вывод о том, что он является подставой.

И все же находились люди, которые, несмотря на несомненную эффективность «детектора лжи», научились обманывать это чудо американской техники и скрывать от проверяющих то, что им хотелось скрыть, будь то употребление наркотиков, прелюбодеяние, финансовые злоупотребления или продажа иностранной разведке государственных секретов. Я не исключал, что подобное случалось и с «Ринго», а потому спросил:

— Вам что, никогда не приходилось обманывать детектор? Неужели вы всегда были абсолютно искренни, когда вам залезали в душу?

«Ринго» прикурил очередную сигарету, сделал несколько затяжек и сказал:

— Поверьте, мистер Вдовин, скрывать какие-то факты, относящиеся к личной жизни, и пытаться отрицать связь с противником — не одно и то же!

Мне трудно было оспаривать это утверждение. Я ни разу в жизни не проходил проверку на детекторе, потому что такие проверки в КГБ никогда не проводились, и тем более мне не приходилось отрицать связь с противником, потому что меня никто и никогда в этом не подозревал.

«Ринго» сделал глубокую затяжку, прикрыл глаза рукой и погрузился в глубокое раздумье.

Возникшая пауза не показалась мне очень продолжительной. Но когда мы потом отхронометрировали запись нашей беседы, оказалось, что «Ринго» думал более трех минут. А точнее — двести шестнадцать секунд! Наконец, он отвел руку от лица, поднял на меня глаза и спокойно, но решительно сказал:

— Нет, мистер Вдовин, можете делать со мной, что хотите, но пока я служу в компании, на сотрудничество с вами я не пойду!

Когда мужчина, находясь в здравом уме и будучи совершенно трезвым, делает такое заявление, я не могу ему не верить! Я уже собрался поставить крест на нашей затее и приготовился перейти к той части беседы, которая должна была убедить «Ринго» в нецелесообразности каких-то неразумных шагов, как он заговорил снова.

— Но когда я уволюсь из компании, у меня, возможно, появится потребность в деньгах, чтобы начать свое дело. И тогда я смогу продать вам кое-какую полезную для вас информацию. На этот случай я хотел бы иметь возможность безопасно и быстро установить контакт с вашим представителем. Разумеется, не в Штатах, а в более подходящей для этого стране.

Такой неожиданный поворот после решительного отказа от сотрудничества заставил меня задуматься.

Когда имеешь дело с искушенным и готовым на все профессионалом, следует полагаться исключительно на здравый смысл, а не на интуицию. С точки зрения здравого смысла, его слова были или элементарной отговоркой, или попыткой с наименьшими потерями выйти из затруднительного положения, а заодно получить сведения о том, как внешняя разведка КГБ осуществляет связь с потенциальными источниками информации. И вообще, все это здорово попахивало провокацией!

Но, вопреки здравому смыслу, я почему-то поверил в то, что это не пустые обещания, что «Ринго» поступит именно так, как говорит, и рано или поздно установит с нами связь.

Чтобы выиграть время для обдумывания и прощупать, насколько серьезны его намерения, я, правда, без особого нажима, попробовал уговорить его не увольняться из ЦРУ. Но «Ринго» твердо стоял на своем и мои уговоры ни к чему не привели.

Что мне оставалось делать? Как говорят в таких случаях, принять за основу его предложение, дать несколько полезных советов, где, когда и каким образом войти с нами в контакт, и высказать надежду на новую встречу…

Заканчивая беседу с «Ринго», я и предположить не мог, что спустя всего несколько лет передо мной остро встанет тот же вопрос: уйти или остаться?! И что я так же мучительно, как он, буду искать на него ответ.