Дети, а не окровавленные трупы на полу вспоминались ему впоследствии.
Шел обычный сентябрьский вечер, зима уже напоминала о себе первым холодком, а в старом полицейском управлении захолустного города Барроу переносной черно-белый телевизор был настроен на бейсбольный матч, проходивший в семидесяти милях, в Питсбурге. Шестой иннинг, базы заняты, двое игроков запятнаны, отбивающий с битой наготове, и тут на столе дежурного зазвонил телефон.
— Клод, тебя, — произнес сидевший на вращающемся стуле Пол Элдер.
— Тьфу ты, черт. — Клод Уилк потащился к телефону. — Ну, если кто-то звонит по пустякам…
Отбивающий промахнулся по мячу, иннинг окончился, и сквозь шум разочарованной толпы послышался странно дрожащий голос Уилка:
— Лейтенант. Это по вашей части.
В 1974 году пятидесятидвухлетний Пол Элдер носил это звание. Вверх по служебной лестнице его вели обстоятельства, а не честолюбивые устремления. Он был доволен должностью патрульного лейтенанта в захолустном городишке.
Элдер нажал кнопку, поднял трубку и услышал пронзительный женский крик.
В те дни автоматических определителей номера абонента не существовало, и Элдеру пришлось попросить женщину говорить внятно.
— Успокойтесь, мэм. Мы вас слышим. Успокойтесь. — Кто-то выключил звук телевизора. — Успокойтесь, прошу вас…
Женщина продолжала кричать или почти кричать, голос ее прерывался, будто слабый радиосигнал. В этой невнятице Элдер мог разобрать лишь одну фразу, повторяемую с маниакальным упорством: «Это ужасно».
— Назовите свое имя, мэм.
Ему пришлось трижды повторить просьбу, прежде чем она ответила:
— Мэри Бет Сквайрз.
Имя показалось Элдеру знакомым, но он не мог вспомнить, кто эта женщина.
— Мэри Бет, откуда вы звоните?
— Из Грейт-Холла.
Элдер оцепенел, а Уилк, слушавший по своему аппарату, вскинул голову, глаза его были широко раскрыты.
Мэри Бет Сквайрз немного успокоилась, уже не кричала и, хотя дыхание ее оставалось частым, неглубоким, обрела способность произносить законченные фразы.
— Я здесь домработница. У Леноры Гаррисон. Она убита. Ленора убита. И доктор Уайетт тоже… Кейт Уайетт — ее жених. Они собирались пожениться в октябре. И оба убиты. Миссис Гаррисон и доктор Уайетт, оба убиты.
Уилк стал продолжать разговор с Мэри Бет Сквайрз, а лейтенант Элдер повел трех патрульных полицейских к выходу.
1974 год оказался скверным для Барроу и для всей страны. Президент Никсон ушел в отставку в августе, и страна, дезориентированная этим позорным падением, все еще пребывала в растерянности. Десятилетняя война во Вьетнаме завершилась без победы. Погибли многие, но мало кто мог объяснить, во имя чего. Люди говорили о революции. Время было тяжелым, мучительным, исполненным дурных предзнаменований. Кассандры на улицах и перекрестках предвещали конец.
Эти события задели Барроу лишь вскользь. От происходящего в большом мире городок большей частью отгораживался. Однако даже здесь в последнее время творилось нечто странное. Началось с прошлогодней трагедии, тоже в Грейт-Холле. И вот теперь еще одна.
По пути к гаррисоновскому имению Элдер прихватил с собой еще две патрульные машины. Подъезжая к кованым железным воротам, он возглавлял уже целый отряд.
Большинство окон особняка ярко светилось. На подъездной аллее не было чужих машин, и Элдер не обнаружил на парадной двери следов взлома. Она была заперта, но поскольку полицейское управление оказывало миссис Гаррисон любезность, проверяя ее дом всякий раз, когда она бывала в отъезде, у Элдера имелся запасной ключ.
С пистолетом в руках Элдер и пятеро полицейских вошли в холл, потом остановились у порога гостиной.
Убийство произошло здесь, в огромной, напоминающей пещеру комнате, по которой дом получил свое название. В камине пылал огонь, изгоняя осенний холод. Отсветы его плясали на высоких балках и хрустальных люстрах, трепетали на двух больших, причудливой формы лужах крови.
Кровь была различима только по блеску. Цветом она не отличалась от темно-пурпурного ковра. Элдер несколько секунд смотрел на блестящую, словно лакированную лужу крови, медленно впитывающуюся в густой ворс ковра. Потом перевел взгляд на лежавшие в неестественных позах трупы.
Они лежали вместе — Ленора Гаррисон, владелица Грейт-Холла, и доктор Уайетт, ее жених. Там, где раньше царили изысканность, утонченные разговоры, остроумные пикировки, теперь была лишь путаница сплетенных конечностей и слипшихся от крови волос. На Леноре была только ночная рубашка и одна туфля, другая, как у Золушки, потерялась. Через несколько часов она отыщется, однако найдет ее не прекрасный принц, а лысый очкастый эксперт из шерифского ведомства. Туфля лежала у двери в библиотеку, вся в ярких брызгах крови.
На Кейте были нелепые синтетические брюки и свитер. Лежал он с голыми ступнями. Мэри Бет Сквайрз впоследствии сказала, что Кейт любил ходить по дому босиком даже в холодную погоду. Где-то, скорее всего в одном из журналов по нетрадиционной медицине, которые любил читать, он почерпнул убеждение, что обувь оказывает неестественное давление на ступни и оно может привести в старости к болям в пояснице.
Старость, разумеется, теперь не грозила ему.
До этого вечера лейтенант Пол Элдер за двадцать шесть лет службы в полиции Барроу видел только три убийства. Одно произошло во время неудавшегося ограбления банка, кассир получил в лицо заряд дроби. Два других явились итогом домашних ссор. Его поразило, что способна натворить кухонным ножом женщина, выйдя из себя. Элдер счел и это домашней ссорой, но иного порядка. Ножи здесь в ход не шли. Он много охотился на оленей, навидался огнестрельных ран и не удивился, когда эксперты, разъединив тела, обнаружили в правой руке Леноры Гаррисон «кольт» тридцать восьмого калибра.
К тому времени Элдер уже разговаривал с Мэри Бет Сквайрз, найдя ее на кухне, сидящей на корточках с телефонной трубкой в руке, — она не заметила, что вся обвита длинным спиральным проводом, словно майское дерево лентой.
В начале вечера она ушла по своим делам, вернулась в десять часов, вошла в боковую дверь для прислуги. Странная тишина насторожила ее. В доме редко бывало тихо, сказала она. Кейт и Ленора вечно скандалили, он упрекал ее за то, что пьет слишком много, она велела ему заткнуться при этих чертовых детях…
Тут выражение лица Мэри Бет изменилось, она взглянула на Элдера с новым ужасом и прошептала:
— О Господи… дети.
— Мои люди уже ищут их, — сказал Элдер.
Мэри Бет горько разрыдалась. Элдер взял ее за руку и больше не спрашивал ни о чем.
Потом она дорассказала и остальное, немногое. Обеспокоенная тишиной, Мэри Бет принялась осматривать дом и в большой гостиной обнаружила Ленору и Кейта. В страхе бросилась оттуда и позвонила из кухни в управление полиции, найдя его телефон в списке номеров срочного вызова, написанном мелом на доске возле аппарата. О детях даже не вспомнила.
Они являлись первой заботой Элдера, и он отправил своих людей на поиски. Полицейские очень долго звали детей, но не получали ответа.
Потом со второго этажа из глубины дома донесся крик молодого полицейского Бланшара:
— Нашел!
Элдер взбежал по лестнице, преодолевая две ступеньки в один шаг — в те годы это ему было еще по силам, — и промчался по коридору в заднюю спальню, где находились остальные полицейские.
Дети Гаррисонов, двенадцатилетняя девочка и девятилетний мальчик, забились в дальний угол большого стенного шкафа среди висящей одежды и сложенных одна на другую картонных коробок.
Как и те двое внизу, они жались друг к другу, безмолвные, неподвижные. Но были живы.
— Я займусь ими, — сказал Элдер. Бланшару велел спуститься и дожидаться треклятой санитарной машины, которая никак не приезжала. — Врачей быстро веди сюда.
Юношей Пол Элдер участвовал в боях на тихоокеанском театре военных действий в последние яростные месяцы большой войны. Повидал не один шок. Дети Гаррисонов были сильно травмированы, последствия могли оказаться затяжными, даже непроходящими.
Элдер вошел в шкаф и пригнулся, чтобы выглядеть не таким высоким, менее угрожающим. Лампочка под потолком была слабой, и смутно различимая одежда отбрасывала тени. Он двинулся дальше в полумрак.
— Не бойтесь, дети. Никто вас не тронет.
Ответа Элдер не ждал и не получил.
Дети были в пижамах. Девочка в голубой с изображением цветка, похожего на гвоздику. Ее братишка в костюме супермена, стилизованная буква «С» четко выступала на эффектно сужавшейся книзу курточке.
— Дети! Успокойтесь. Все хорошо.
Мальчик смотреть на взрослого не хотел. Уткнулся лицом в плечо сестры. Пижамная курточка его пропиталась потом и липла к телу.
Но девочка как будто отвечала Элдеру взглядом. Глаза ее казались огромными на худеньком личике. И все же она была не совсем ошеломленной. Элдер уловил в ее взгляде осмысленность и, мало того, боль, резкую, мучительную, как при открытой ране.
— Эй, маленькая леди, — сказал Элдер с деланной улыбкой, причинявшей ему страдания, — ничего страшного нет.
Девочка принялась покачивать братишку.
— Он выстрелил в нее, — произнесла она монотонным голосом сомнамбулы.
— Ладно-ладно. Не нужно об этом говорить.
— Выстрелил в нее. Доктор Уайетт. Дядя Кейт. Он говорил, чтобы мы называли его дядей Кейтом.
Она нежно покачивала братишку, держа его в объятиях.
— Выстрелил из пистолета. В маму. Выстрелил, и она громко закричала.
Элдер надеялся, что девочка не видела этого, только слышала стрельбу издали.
Она умолкла. Снаружи доносилось громкое завывание. Наконец-то приехала санитарная машина.
Элдер не думал, что девочка пострадала еще и физически, но уверенным быть не мог. И осторожно потянулся к ней.
— Болит что-нибудь? — спросил он и коснулся ее руки.
Девочка вздрогнула, покачивание прекратилось.
Элдер ощутил тепло, влажность.
Кровь.
И тут разглядел ее — красные брызги на пижаме — узор, который принял за набивное изображение гвоздики.
И на пижаме Роберта был тот же узор, трудно различимый на синем фоне.
Кровь пропитала их одежду. Не своя. Этого не могло быть. Им бы не выжить, потеряв столько крови.
Они находились в одной комнате с Ленорой и Кейтом. И когда началась стрельба, их обдало горячим красным дождем.
— Ой, дети, — прошептал Элдер, — бедные вы мои детишки.
— Кейт и нас бы застрелил, — прошептала девочка. — Я знаю. Но…
Элдер, вспомнив «кольт» в руке Леноры, завершил ее мысль:
— Она выхватила у него пистолет.
Кивнув, девочка закрыла глаза и долго не открывала их.
— Мама спасла вас от смерти, — сказал Элдер. — Она любила вас. Не забывайте этого. Вам это будет поддержкой. Мама очень, очень любила вас обоих.
Никакой реакции не последовало. Кроме одного — по щеке мальчика скатилась прозрачная капля, единственная слезинка, мерцавшая в неверном свете.
* * *
Санитарная машина увезла детей и трупы, сирена ее рыдала в ночи, словно потерявшийся ребенок. Элдер остался в большом старом доме с полицейскими, экспертами и горьким запахом крови.
— Что такое с этим домом? — недоуменно произнес фотограф. — В прошлом году скверная история. А теперь и подавно.
— Люди говорят, все дело в Гаррисонах, — ответил один из полицейских. — Слишком много денег, слишком много власти.
Кто-то сказал ему, что он не на митинге.
— Я не про политику веду речь, — возразил полицейский. — Тут, как бы это сказать, воздаяние. Если тебе привалило счастье, жди какой-то беды. Все должно уравновешиваться.
— Этим детям большого счастья не привалило, — сказал фотограф. — Что уравновешивается у них?
Полицейский-фаталист пожал плечами.
— Я не говорю, что это справедливо.
Другой полицейский сказал, что знает, как воспримут горожане случившееся.
— Они назовут это проклятием, вот как.
Его Предсказание встретили возбужденными возгласами.
— Я просто говорю, что люди скажут.
— Ну и что же проклято? — спросил какой-то скептик. — Дом? Он что, с привидениями? Или весь гаррисоновский клан?
— Ленора не гаррисоновской крови, — сказал кто-то. — Она не всегда носила эту фамилию.
— А проклятие можно получить, выйдя замуж? — поинтересовался фотограф, и послышался смех.
Говоривший о воздаянии полицейский спросил у Элдера, что думает он.
Элдер стоял у одного из высоких окон, разглядывал, подняв голову, лунный серп, свет его был ясным, холодным.
— Раньше я думал, за всем кроется какой-то смысл, — заговорил он, и что-то в его тоне изгнало из комнаты шутливость, напомнило всем, что это место смерти. — Считал, если видеть то, что видит Бог, все бы казалось разумным. Теперь не знаю. В наши дни нет ничего разумного.
Но все это было несущественно. Все эти поиски высшего смысла, философские споры не стоили выеденного яйца.
Важна была судьба детей. Детей в окровавленных пижамах, с бледными лицами, на которых застыл ужас.
Глядя на луну, Элдер задумался, что станется с ними, какое будущее может их ожидать. Но знал одно.
Злую судьбу, проклятие, нелепую случайность — чем бы ни объяснять то, что стряслось здесь сегодня вечером, — искупать придется детям.