Шел уже девятый час, и Чарли Уиттейкер собирался закрывать заправочную станцию на ночь, но тут на заправку подъехала полицейская машина из Барроу. Он увидел внутри двоих, это было необычно, местные полицейские всегда ездили поодиночке. Но при данных обстоятельствах, подумал он, пожалуй, ничего необычного в этом нет.
Чарли слышал о случившемся по местному радио, сначала в экстренном выпуске последних известий, прервавшем поток старых шлягеров, затем в периодических сводках новейших данных в течение всего вечера. Но еще до выпуска новостей он знал — что-то стряслось. Об этом ему поведала дорога, тот отрезок тридцать шестого шоссе, с которого он не сводил глаз в течение долгих, тоскливых часов своей смены. Так человек может сидеть, без конца глядя на море.
По дороге сновали патрульные машины — в основном полицейского управления Барроу и шерифского ведомства, но проехала и машина полиции штата. Пронеслась, завывая сиреной, «скорая помощь». Он беспокоился, не произошло ли серьезного несчастного случая или ограбления, пока не услышал о случившемся по радио.
Но без подробностей. А поскольку подробности ему очень хотелось узнать, он покинул стеклянную будку и пошел к полицейским, заправлявшим бензином свой «шевроле».
В слабом свете фонарей Чарли узнал в них Вуделла и Харта, время от времени заправлявшихся здесь. Харт всегда напоминал Чарли забияк, отравлявших ему жизнь в школе, но к Вуделлу он относился с симпатией.
Они негромко разговаривали, в их голосах и рваных клубах выдыхаемого пара чувствовалась напряженность. Шла речь о шефе Конноре, о том, какой он упрямый и что он, думает, будто возглавляет какую-то треклятую семинарию?
Это сказал Вуделл. Харт, видимо, не знал, что такое семинария, собственно говоря, Чарли тоже.
— Привет, ребята, — сказал он, подойдя близко к ним.
Харт лишь что-то буркнул. Вуделл с озабоченным лицом вяло улыбнулся ему:
— Привет, Чарли.
— По радио передают много новостей. — Чарли слышал мерное пощелкивание счетчика, отсчитывающего десятые доли галлона, этот звук почему-то действовал успокаивающе. — В лесу что-то стряслось?
Никто не ответил. Чарли испробовал более прямой подход:
— Они там говорят, ранен кто-то из полицейских. Это правда?
Харт, сгорбясь, отвернулся. Но Вуделл кивнул:
— Правда.
— Полицейский из Барроу?
— Да.
Сердце у Чарли слегка екнуло, и он понял, что страшится задать очередной вопрос, но, черт возьми, знать ему было необходимо.
— Кто? — прошептал он.
Вуделл поднял на него взгляд, полный боли.
— Вики, — ответил он. — Вики Данверз.
Мир пошатнулся.
— Ой, — прошептал Чарли. — Ой, Господи.
Именно этого он и боялся. С тех пор как услышал первое внятное сообщение по радио и жуткие слова о том, что ранен кто-то из блюстителей порядка.
— Чарли, тебе плохо? — спросил Вуделл.
Он понял, что оба полицейских смотрят на него.
— Нет, — ответил Чарли сквозь странную сдавленность в горле. — Сейчас пройдет. Просто… я боялся, что это она. Понимаете, Вики останавливалась здесь днем, и я знал, что она поблизости. — Собрался с мыслями. — Она выкарабкается? Выживет?
Полицейские переглянулись. На сей раз ответил Харт, такого мягкого голоса Чарли у него еще не слышал:
— Выживет, конечно. Вики сильная.
— Последнее, что мы слышали, — добавил Вуделл, — она в операционной медицинского центра. Врачи там хорошие, лучшие в округе.
— Очень надеюсь. — Горло у Чарли перехватило, пришлось сделать над собой усилие. — Подозреваемый есть?
— Да, черт возьми! — прорычал Харт. — Есть!
Вуделл дернул его за рукав. Но Харт терпеть не мог, чтобы его одергивали.
— Не будь Коннор таким размазней, этот сумасшедший сукин сын уже сидел бы в камере.
Чарли знал в округе только одного настоящего сумасшедшего, Роберта Гаррисона, отшельника из лачуги. Но не мог представить, чтобы Роберт причинил кому-то вред. Он был безобидным, во всяком случае, Чарли всегда так считал.
Заправочный пистолет щелкнул. Вуделл вставил его в гнездо, достал бумажник, потом глянул на Чарли.
— Говоришь, Вики останавливалась здесь?
Чарли кивнул.
— В какое время?
— После полудня. Точно не знаю. Думаю, за полчаса — минут сорок пять до того, как начали проезжать «скорая помощь» и другие полицейские машины.
— Она говорила тебе что-нибудь? Как-то обмолвилась, куда и зачем едет?
— Нет, я…
И тут Чарли вспомнил. Странно, как это вылетело у него из головы. Беспокойство из-за сообщений по радио, мучительный страх, что, возможно, ранена Вики — Вики с ее миловидной улыбкой, широким, открытым лицом и распятием на счастье, — отогнали все прочие соображения.
Несколько секунд он не мог говорить. Полицейские приблизились на шаг. Харт спросил, в чем дело.
— Кажется, я… — Чарли сглотнул комок в горле. — Кажется, я причастен к этому. То есть… она спросила, не видел ли я белый «мерседес», а я видел. И сказал ей.
— Ничего, Чарли. Ты правильно сделал.
— Да, но… она поехала за ним. В ту сторону, потому что я это сказал. Кто-то… кто-то стрелял в нее из-за этой машины? Из-за поисков «мерседеса» она и ранена?
Оба полицейских промолчали, но в их глазах можно было прочесть ответ.
— Черт возьми, — прошептал Чарли, никогда не чертыхавшийся, потому что родители так воспитали его.
— Это не твоя вина, приятель, — сказал Харт с чем-то похожим на грубоватое сочувствие.
— Послушай, она выкарабкается. — Голос Вуделла звучал так, словно он потратил все силы, чтобы убедить себя в этом. — Вики сильная, как мы сказали. А пуля не задела ни сердца, ничего такого.
— Она моментально поднимется на ноги.
— Готов биться об заклад.
Чарли кивнул, он был не способен говорить, ненавидел себя и глупую игру наблюдения за дорогой. Не наблюдай он за ней, не увидел бы этого треклятого «мерседеса». И Вики не лежала бы в операционной.
— Возможно, нам потребуются твои показания — сказал Вуделл, нарушая цепочку его мыслей. — Не сейчас. Дела торопят. Может быть, завтра. Тебя можно здесь найти?
Чарли собрался с силами, чтобы ответить:
— Само собой. Я работаю с двух до восьми. По утрам дома. Телефонный номер нужен?
— В справочнике он есть? — Чарли кивнул. — Тогда только скажи фамилию.
— Уиттейкер. С двумя «т».
— Понял. Не волнуйся.
Вуделл протянул двадцатку за бензин. Чарли машинально дал сдачи из собственного кармана.
Полицейские стали садиться в машину. Харт обернулся.
— Слушай, Чарли. Знаешь, мы… мы тоже волнуемся за нее.
Потом нырнул внутрь, Вуделл с силой включил зажигание и так нажал на стартер, что послышался жалобный визг.
Полицейская машина отъехала, и Чарли остался один на бетонном островке в свете фонарей, чувствуя себя испуганным, виноватым и потрясенным чудовищной несправедливостью мира.
Тонкая папка лежала в картотечном шкафу Элдера на дне нижнего ящика. Даже когда ящик был полностью выдвинут, падавшая тень скрывала ее из виду, и стоявшему на коленях Коннору, пришлось пристально вглядеться, чтобы прочесть сделанную от руки надпись: «Гаррисон».
Он вынул папку, по краям ее лежал тонкий слой пыли, пушистый, как фетр. Ее несколько лет не открывали. Это была старая, забытая вещь и потому гармонировала с домом Элдера, с рядами безделушек, привезенных из давних отпусков, мебелью под лоснящимися от времени чехлами, спертым воздухом и затхлым запахом частной лечебницы, ощущавшимся повсюду, словно предвестие смерти.
Коннор взглянул на часы. Дел у него было много. Прежде всего он хотел поговорить еще раз с Эндрю Стаффордом. До Грейт-Холла отсюда десять минут езды; надо пошевеливаться.
И нужно справиться о Вики Данверз. По последним имевшимся у него сведениям, она находилась в операционной, прогноз был неясен. Родных у нее в городе нет, и никого из сотрудников управления нельзя отправить на дежурство в медицинский центр. Но где-нибудь должен быть кто-то, могущий поехать. Коннор хотел заехать на радиостанцию, обратиться с просьбой и, раз уж он здесь, взять другую портативную рацию вместо той, что оставил Элдеру. Затем…
Может быть, вернуться в галерею Эрики. Провести более тщательный осмотр. Если понадобится, вызвать шерифских экспертов.
Так много дел, и явно нет времени на ознакомление с папкой, лежавшей в нижнем ящике пыльного картотечного шкафа.
Однако, встав, Коннор все-таки раскрыл папку и в косом свете лампы взглянул на первый лист.
То было письмо, аккуратно отпечатанное на бумаге полицейского управления Барроу. Датированное 4 марта 1983 года, за подписью Пола Элдера.
Коннор пробежал глазами письмо. Элдер писал некоему доктору Лестеру Кондреку в Балтимор. Без указания места службы; письмо было адресовано на дом.
Оно было почти бессодержательным. Элдер благодарил Кондрека за любезную помощь.
Помощь в чем? И с какой стати начальнику полиции Барроу — Коннор припомнил, что Элдер получил эту должность в начале восьмидесятых, — потребовалось содействие балтиморского врача в деле, связанном с семьей Гаррисонов?
Коннор перевернул страницу и обнаружил протокол вскрытия.
Он видел несколько таких протоколов за время службы, хотя поменьше, чем видят детективы. Этот был датирован 17 июня 1973 года, вскрытию подвергался Дункан Колин Гаррисон, белый мужчина пятидесяти трех лет.
Отец Роберта и Эрики. Коннор нахмурился.
О Дункане Гаррисоне он почти ничего не знал, кроме того, что этот человек внезапно умер, когда его двое детей еще учились в начальной школе. Женился он поздно, жена Ленора была намного моложе его — трофеем, как говорили люди.
В 1973 году, подсчитал Коннор, Эрике было одиннадцать лет. Она никогда не говорила о смерти отца, и Коннору в голову не приходило затрагивать эту тему в разговорах с Элдером. Он смутно догадывался, что смерть была внезапной и потрясающей. Ему представлялись автомобильная катастрофа или сердечный приступ.
Коннор полистал пожелтевшие страницы, нечеткие фотокопии протокола, взгляд его привычно выхватывал ключевые фразы.
«Цианоз… точечные кровоизлияния… истечение белой пены изо рта и носовых полостей… значительная травма сердца… сильный отек легких… вода в легких…»
В конце резюме коронера: «Все указывает на то, что у данного человека во время купания в одиночестве в Тертл-Понд случился сердечный приступ и он утонул в пруду».
Значит, причиной смерти был сердечный приступ, как и представлялось Коннору. Что ж, это не такая уж редкость. Он знал немало подобных случаев в Нью-Йорке.
Название пруда было знакомым. Коннор ненадолго задумался, потом сообразил, что был там однажды в холодный январский день. Пруд находится совсем рядом с земельным участком Грейт-Холла. Он посидел немного на камне у воды с плавающими льдинками, глядя, как под унылым белым небом пролетают утки.
Летом маленький пруд был довольно красивым. Человек мог пойти туда искупаться в одиночестве.
Коннор вернулся к протоколу вскрытия и нашел описание содержимого желудка. Колбаса и яйца, частично переваренные. Завтрак. Значит, Дункан скончался утром.
Он подумал об утреннем ритуале Эрики, бодрящей пробежке по лесу. Возможно, у ее отца был похожий режим, только он, если позволяла погода, начинал день с купания в Тертл-Понде. В то утро перетрудил сердце и поплатился за это.
К последней странице протокола был прикреплен скрепками лист с фотографиями вскрытия. Коннор смотрел на крохотные изображения, пока не разглядел голое, несколько обрюзгшее тело на металлическом столе, белую кожу, покрытую темно-красными трупными пятнами. Последовательный ряд фотографий представлял анатомирование трупа в клинических деталях.
Коннор рассматривал фотографии, когда в комнату донесся негромкий, дрожащий стон, словно вопль из могилы.
На какой-то миг ему показалось, что он слышит Дункана, лежащего на металлическом столе под лампами дневного света, Дункана, взывающего о помощи или, подобно призракам елизаветинских времен, о мести.
Чепуха. В глубине коридора находится спальня, которую занимает Лили Элдер, неспособная больше подниматься на второй этаж. Коринна, живущая в доме медсестра, больше часа назад уложила ее, но она, должно быть, проснулась. И в страхе перед темнотой нечленораздельно позвала на помощь. Ответом на ее зов явились торопливые шаги Коринны, и Коннор услышал обрывки мягких утешений нежным голосом. Эта маленькая драма, видимо, бесконечно разыгрывалась каждый день и каждую ночь.
Призраков не было. Однако в протоколе вскрытия что-то взывало на свой манер — взывало к Полу Элдеру о новом расследовании.
Судя по всему, Элдер ни с кем не делился подозрениями, пока не получил возможность заниматься этим делом самолично, без вмешательства начальства. И когда вновь начал расследование, сделал это неофициально. Только так можно объяснить отправку материала Кондреку на домашний адрес.
Дальше в папке шло ответное письмо врача. Датированное двумя неделями позже элдеровского, оно суммировало телефонный разговор краткими, тщательно составленными фразами.
«Что до нашей дискуссии 10 марта, — писал Кондрек, — я возвращаю присланные документы со своими выводами. Как я уже указывал, эти выводы предположительные и не могут быть подтверждены имеющимися в наличии данными. Тем не менее я полагаю, что причиной смерти в данном случае явилось цианидовое отравление».
Коннор вздохнул.
Цианид.
Ни о чем подобном никто даже не заикался. Он бы непременно услышал. Даже малейшее подозрение в убийстве сохранялось бы долгие годы как местный скандал.
Элдер в самом деле никому не показывал это досье.
Сделав над собой усилие, Коннор вновь сосредоточился на чтении.
«Основания для такого предположения следующие:
а) характерные темно-красные и темно-фиолетовые трупные пятна, упомянутые коронером и видимые на прилагаемых фотографиях;
б) разъеденное состояние желудка;
в) неестественно темно-алый цвет крови.
К тому же очевидный вред, причиненный сердцу, и истечение пены из носовых полостей хоть и согласуются с теорией сердечного приступа/утопания, точно так же согласуются с недавними отравлениями цианидом, которые я расследовал».
Коннор задержал внимание на последних словах. Недавние отравления, которые расследовал Кондрек. В таком случае он коронер. Фамилия как будто знакомая. Кондрек…
Коннор задумался, стоя совершенно неподвижно, двигались только его глаза, оглядывающие комнату. Она была маленькой, уютной, но запущенной, со старым диваном, перед которым стоял на подставке с колесиками телевизор, в углу был горшок с папоротником, большие листья его запылились. Уборкой занималась Лили; без нее дом Элдера понемногу пришел в упадок. Она также готовила и…
Готовила.
Теперь он вспомнил.
В свое время эта история нашумела. В одном балтиморском ресторане помощник шеф-повара всыпал цианид в рыбный суп. Во время обеда его ели тридцать постоянных посетителей, потом замедленное действие яда вызвало головокружение, конвульсии, коллапс. Умерло восемь человек, в том числе и шеф-повар, который пробовал суп перед тем, как разрешил его подавать. Подозревали обычное пищевое отравление, пока главный медицинский эксперт Балтимора не обнаружил наличие цианида. Следователи установили связь помощника шеф-повара с женщиной, работавшей в аптечной лаборатории. Оба сознались. Мотивом помощника являлась злоба на ресторан. Ему отказались повысить зарплату.
Кажется, это преступление произошло в начале восьмидесятых. Примерно в восемьдесят третьем. В том году Элдер отправил свое письмо. И разумеется, бдительным медицинским экспертом был Лестер Кондрек. Какое-то время этот человек являлся знаменитостью. Впоследствии он написал книгу об этом деле.
Стало быть, Элдер, заподозрив, что Дункан Гаррисон был отравлен, решил связаться с экспертом, в высшей степени компетентным, для проверки этого диагноза.
Но не для доказательства. В письме Кондрека содержалось признание, что доказательство невозможно.
Поскольку коронер округа Барроу не провел необходимых токсикологических анализов, писал Кондрек, прямых свидетельств о наличии в теле цианида нет. И эксгумация останков по прошествии столь длительного времени не даст их из-за химического разложения цианида на углерод и азот.
Заканчивалось письмо сухим «Искренне ваш» над неразборчивой подписью Кондрека.
Доказательств нет. Поэтому Элдер хранил полученные выводы в тайне? Это объяснение казалось неубедительным. По меньшей мере дело можно было открыть вновь. У Дункана осталось двое детей, к 1983 году ставших взрослыми. Эрика с Робертом имели право узнать правду о смерти отца.
Коннор не спеша перевернул страницу, не рассчитывая обнаружить в папке еще что-то. Но там оказался еще один документ.
Сморщенная вырезка из «Реджистера» от 17 июня 1973 года. Заголовок гласил громадными буквами: ПОТОМОК ГАРРИСОНОВ УТОНУЛ ВО ВРЕМЯ КУПАНИЯ.
Коннор изучил это сообщение и приложенную к нему зернистую фотографию. Неторопливо кивнул.
Ему стало понятно, почему Пол Элдер молчал столько лет. На его месте он поступил бы так же.
Коннор положил папку на место, но газетную вырезку сунул в карман куртки. Когда он вышел из комнаты, Коринна все еще монотонным шепотом утешала Лили в спальне, тень медсестры была большой на поблекших цветочных обоях.
Коннор вышел из дома, ночной воздух, холодный и чистый, никогда еще не казался ему таким приятным.
Сев в машину, он услышал по радио свой позывной номер. Нажав кнопку передачи на микрофоне, ответил:
— А-один слушает. Говорите.
— Шеф, лейтенант Магиннис просит связи по рации.
Коннор ненадолго задумался. После того как новости просочились на радио, местные репортеры и всякая любопытная публика будут контролировать полицейские диапазоны. Тактическая частота не обеспечит секретности.
— Сотовый телефон у нее при себе?
— Одну минуту… Да, сэр.
— Скажи, что я сейчас с ней свяжусь.
Он включил свой сотовый телефон и набрал номер Магиннис. Та ответила после второго гудка:
— Магиннис слушает.
От накопившегося раздражения голос ее звучал брюзгливо, хотя, возможно, это объяснялось невысоким качеством дешевой трубки.
— Это Коннор. Что случилось?
— Ничего не случилось. Мы с Хозеном руководили прочесыванием территории вокруг места преступления, обыскали целую квадратную милю, и никто ни черта не нашел. Прошу разрешения прекратить поиски.
— Можете расширить периметр?
— Черт… Бен, ее здесь нет. Понятно? Ее увезли в треклятой второй машине. Вы знаете это. И я знаю. Поиски здесь — пустая трата времени.
— Это мне решать. Узнайте, расширит ли периметр Хозен.
— Не расширит. Он уезжает и берет подчиненных с собой.
Черт. Без них людей будет недостаточно, чтобы увеличить район поисков.
— Даже гнусные репортеры убрались, — добавила Магиннис. — Гейнз с радиостанции, Бергхофф из «Реджистера». Они увязались за одной из наших машин и долго путались под ногами. Потом… — голос ее пресекся, — потом получили сообщение, что раненая скончалась на операционном столе в медицинском центре. И поехали туда.
Коннор расслышал в ее голосе вопрос, задать который мешало чересчур гордое упрямство.
— Должно быть, это ложная тревога, — сказал он с надеждой, что так оно и есть. — Меня уже поставили бы в известность, если… если Вики…
— Я тоже так подумала. — Голос ее дрогнул. — Очередной нелепый слух.
— Когда я последний раз наводил справки, она была еще в операционной.
— Так. Так… — Он понял, что Магиннис усилием воли подавляет эмоции. — Послушайте, Бен, мы насквозь промерзли, вели поиски четыре с половиной часа и больше ничего сделать здесь не можем. Поэтому, повторяю, прошу разрешения уехать.
Коннор помедлил, ему требовалось время подумать.
— Как эксперты? Приезжали?
— Были и уехали. Притащили всякие штуки, приблизительно измерили следы колес, но слепков не делали.
— Могут это быть следы грузовика?
— Да, они довольно широкие, но, как я сказала, измерения были приблизительными, точно сказать нельзя. Однако оставлены они не «мерседесом».
— А где теперь «мерседес»?
— На окружной стоянке задержанных машин. Отбуксировали после отъезда экспертов.
— Вы уверены, что патрульные хорошо прочесали район?
— Да, Бен, хорошо. Говорю вам, здесь ничего нет.
— Я все-таки думаю, она там. Где-то поблизости.
— Черт возьми, почему вы твердите это?
Ответ у Коннора был. После допроса в лачуге он уверился, что похитителем был Роберт. Однако в его жилище не было крови или других улик — как и в грузовике, как противозаконно установили Харт и Вуделл. Значит, маловероятно, что Роберт увез Эрику с места преступления. Должно быть, оставил ее в лесу, где-то неподалеку от лесной дороги.
Но он не мог поделиться своими соображениями, во всяком случае, по телефону. Этот разговор труднее подслушать, чем радиосвязь, но все же возможно.
— Бен? Куда вы делись?
— Минутку, — резко ответил он.
Надо подумать. Проблема в том, что он не самый подходящий человек для таких обстоятельств. Полицейский из большого города. Что он знает о поисках в лесу? Он не в своей стихии. В Нью-Йорке он знал бы, что делать. Если жертва, живая или мертвая, предположительно находится в здании, то обыскиваешь его этаж за этажом, комнату за комнатой, лестницу за лестницей. А если в здание опасно входить или в нем слишком много ниш и закоулков для обыска силами патрульных?
Тогда это работа для подразделения К-9. Для собак.
— Марджи, вы когда-нибудь использовали здесь ищеек?
— Ищеек? О Господи.
— Отвечайте на вопрос.
— Использовали. Редко. Не при таком положении дел, когда совершенно ясно…
— Ничего не ясно. Много времени потребуется, чтобы доставить собак?
Гневная пауза. Затем:
— Могу позвонить Эрлу Кэшью. Он живет неподалеку, разводит гончих.
— Много времени потребуется? — снова спросил Коннор.
— Часа два, пожалуй. Эрл уже немолод.
— Но он согласится?
— Если заплатим по его обычной ставке, да.
— Заплатим. Вызовите его по телефону. И оставайтесь на месте, пока он не приедет. Продолжайте поиски. Проверьте каждое место дважды. Она там. Поблизости.
— Нам потребуется какая-то ее вещь, чтобы дать понюхать собакам.
— Я об этом позабочусь. — Он мог взять что-то из одежды Эрики в Грейт-Холле, когда приедет к Эндрю. Интересно, как Эндрю среагирует на такую просьбу? — Если…
Магиннис заговорила снова, голос ее звучал резко, гневно:
— Я хочу официально заявить, это пустая трата средств управления. Денег и людских сил.
— Протест принят к сведению.
— Я изложу его письменно. Другую историю тоже.
Случившуюся с Данверз. Коннор скривился от холодного укола вины.
— Делайте то, что должны, лейтенант, — спокойно сказал он. — Вызовите того человека с собаками. Это приказ. Конец связи.
Он выключил телефон и несколько секунд сидел, надеясь, что поступает правильно.
Потом завел мотор и отъехал от дома Элдера, направляясь на юг, к Грейт-Холлу.
* * *
— Черт бы его побрал!
Магиннис произнесла это, когда клала телефон в карман, не ожидая, что кто-то услышит.
Потом ощутила чей-то взгляд, повернулась и увидела капитана Рона Хозена из шерифского ведомства, стоявшего в ярде от нее.
— Есть проблемы? — спросил Хозен, приподняв брови.
Это был крупный человек, весивший на тридцать фунтов больше, чем следовало, значительная часть их собралась под подбородком. Магиннис слышала его шутку, что он переделал столько бумажной работы, что теперь даже подбородок подшит в трех экземплярах.
— Нет, — ответила Магиннис, пожав плечами. — Ничего. Только…
Она не договорила. Не была уверена, что об этом стоит говорить. Но черт возьми, поблизости никого нет. Полицейские продолжают бессмысленные поиски, люди Хозена ушли к машинам. Они вдвоем на темной лесной дороге.
— Только? — мягко напомнил ей Хозен.
— Коннор. Только чертов шеф Бен гнусный Коннор.
Ну вот. Она высказалась и с этими словами наконец ощутила облегчение после месяцев недовольства, выплеснула снедавшее ее негодование.
— Он требует ищеек, — добавила Магиннис, прежде чем Хозен успел ответить. — Требует, чтобы я вызвала Эрла, черт возьми.
— Пожалуй, неплохая идея.
— Да нет ее здесь, черт возьми. Подозреваемый увез миссис Стаффорд во второй машине. Будь она где-то поблизости, мы бы уже ее отыскали. Твои и мои люди осмотрели тут каждый дюйм.
— Он обоснованно скрупулезен.
— Он дурак.
— Нет, Марджи. Тут ты ошибаешься.
— Тебе откуда знать? — вызывающе спросила Магиннис и сейчас же пожалела об этом. Черт, не умеет она разговаривать с людьми.
Но Хозен как будто не обиделся.
— Возможно, Коннор упрям как черт, возможно, зануда, но не дурак. По крайней мере в Нью-Йорке никто так не думал.
— Ты знаешь о его службе в Нью-Йорке?
— У меня есть там друзья.
— Ладно, если Коннор был в Нью-Йорке таким замечательным, то почему оказался здесь? Ответ только один. Пошел по кривой дорожке, и нью-йоркское начальство поставило его перед выбором: отставка или тюрьма.
— Нет, — сказал Хозен, — дело совсем в другом.
Голос его, совершенно спокойный, почти задумчивый, остудил ее горячность.
— Нет? — переспросила она. — Тогда что же там случилось?
— Не знаю, следует ли говорить об этом мне. Пожалуй, будет лучше, если он расскажет сам.
— Я его уже спрашивала. Он ушел от ответа.
Хозен ничуть не удивился:
— Он не любит говорить о себе.
— Значит, ты сам расскажешь, или как?
Рация на поясе Хозена затараторила, он склонил голову, послушал, потом кивнул, словно стало ясно, что вызывают не его.
— Времени, пожалуй, у меня немного есть, — сказал он. — И рассказать труда не составит. Видишь ли, Коннор был начальником патрульной службы в Гарлеме, и ему пришло в голову, что двое его людей стали нечестными. Слишком уж на широкую ногу жили. В том районе процветала торговля наркотиками, и было много возможностей для нечестного полицейского присвоить часть товара.
— Ну так что же? Сообщить в отдел внутренней безопасности, пусть его сотрудники занимаются этим.
— Он так и сделал. Но, как ни странно, там не приняли никаких мер. Видимо, потому, что один из этих двоих был сыном комиссара полиции.
Магиннис хмыкнула.
— Ну, тут Коннор выходит из себя. Ему плевать на политику. Полицейский-преступник — это полицейский-преступник и точка, независимо от того, чей он сын. Коннор вызывает обоих, говорит, что раскусил их и им лучше бросить это дело.
— Но они не послушались.
— Нет, слишком уж втянулись. Как потом выяснилось, сынок комиссара — фамилия его Кортес — наделал карточных долгов. А другой, Лоумакс… в общем, это был тупой болван, любил предприимчивость и терпеть не мог, чтобы ему указывали, что делать.
Хозен сунул большие пальцы за пояс, и брюшко его выпятилось еще на дюйм-другой.
— После этого большинство людей на его месте, наверное, махнули бы рукой. Чего, мол, я собираюсь добиться? Мир спасти? Но Коннор не из тех, кто опускает руки. Он не может мириться с тем, что у него под началом два негодяя. Никто не хочет вмешиваться, значит, нужно заниматься этим самому. Он сообщает по телефону, что заболел, потом останавливается неподалеку от участка на собственной машине. Кортес с Лоумаксом едут на патрулирование, он следом. В первый вечер ничего не происходит, он снова сказывается больным. Сильный грипп. Получает отпуск по болезни на неделю. Но каждый вечер следует за той патрульной машиной.
— Они не замечали слежки? — спросила заинтригованная неожиданно для себя Магиннис.
Хозен покачал головой:
— Коннор хитроумен. Мог бы стать детективом, только не хотел оставлять патрульной службы. Он понимал, что они заметят одну и ту же машину, ездящую за ними два вечера подряд, поэтому стал одалживать тачку у приятеля, брать напрокат, нанимать такси на целую смену. Иногда ездил впереди этих типов, наблюдал за ними в зеркало заднего вида. Иногда по параллельной улице. Шел на всевозможные уловки, те двое подонков даже не догадывались, что начальник висит у них на хвосте.
— Так. И чем же все кончилось?
— На пятый или шестой, седьмой вечер Коннору наконец повезло. Кортес с Лоумаксом задерживают торговца наркотиками, часть товара забирают. В ближайший перерыв едут за пределы своего участка на какую-то темную улочку. Там закрытая лавочка, химчистка или что-то в этом роде. В общем, неработающая. У этих типов откуда-то есть ключ от задней двери. Они входят, выходят, а Коннор снимает все это на видео. Теперь он знает положение вещей…
— Они не хотели класть отобранный наркотик в свои шкафчики, — догадалась Магиннис, — так как знали, что находятся на подозрении у Коннора. Поэтому использовали ту пустую лавочку как склад.
— Верно.
— А что ж сразу не сбыли товар?
— Видимо, хотели свести риск к минимуму. Накопить побольше, продать оптом. Меньше сделок — меньше шансов попасться.
— Но все же попались. Да, Коннор поработал неплохо. Молодец, — равнодушно сказала Магиннис.
— Это еще не все. Я говорил тебе, этот Кортес был сынком комиссара.
— И что?
— Коннор в тот же вечер звонит приятелю из ОВБ. Рассказывает о видеопленке. Просит устроить официальный обыск в лавочке, где Кортес с Лоумаксом хранят свой запас. Приятель говорит, что ему надо сперва посмотреть пленку, назначает встречу на вторую половину следующего дня, раньше не хочет. Утром Коннор запирает пленку в ящике своего стола. Минут на пять выходит, а когда возвращается, догадываешься что?
— Пленки нет, — сказала Магиннис.
Кивок.
— Ящик стола был взломан. Произошло это в здании полицейского участка, среди бела дня, можешь себе представить?
— Приятель Коннора раскрыл все Кортесу.
— Единственное объяснение. Дружба дружбой, а от услуги комиссарскому сынку выгоды больше.
Магиннис думала, что знает кое-что об интригах, бюрократии, ее перегибах. Но ошибалась. Ничего подобного в Барроу не было.
— Так, — неторопливо произнесла она. — Судя по всему, это еще не конец.
— Конечно. Коннор не допустил бы такого конца. Само собой, он остался с пустыми руками. Пленки нет, никаких доказательств нет, оснований просить ордер на обыск нет, да и получи он ордер, сама понимаешь, Кортес с Лоумаксом должны были продать товар или перепрятать. А помощи от ОВБ ждать нечего. Да и доверять ему нельзя. Но он все равно намерен посадить этих типов, поэтому начинает вести разговор с последним торговцем, которого они взяли.
— В камере?
Хозен кивнул.
— Само собой, тот парень не хочет идти на сотрудничество. Кортес с Лоумаксом, забрав большую часть товара, оказали ему услугу. Поскольку наркотика при нем было обнаружено меньше пятисот граммов, он не получает положенных пяти лет. Адвокат сказал ему, что он может свести свою вину к хранению наркотика, а не торговле им. Но поскольку то был кокаин, даже хранение является преступлением, и тот парень с его репутацией получает срок. Поэтому Коннор предлагает сделку. Если парень скажет правду в показаниях под присягой, Коннор добьется в прокуратуре снятия всех обвинений. Торговец хочет подумать до утра. Коннор едет домой.
Хозен сделал паузу, он видел, что Магиннис с жадностью слушает его, и явно наслаждался этим.
— Коннор едет домой, — напомнила она ему. — А дальше?..
— Так вот, в этой тактике Коннора имелся определенный риск. Если разговариваешь с арестованным в участке, кто-нибудь да узнает об этом. Узнай Кортес с Лоумаксом, что происходит, они могли запаниковать, пойти на какое-то безрассудство. Именно так и вышло.
— Рассказывай.
— Они уже поняли, что Коннор рано или поздно найдет способ их уличить. И что больше опасаться им некого. Все остальные не настолько упрямы или, может, не настолько глупы, чтобы ковырять эту болячку. И Кортес счел, что если не будет Коннора, не будет и проблем. Поэтому в ту ночь они решили убрать его.
— Господи…
— Они мастерски вскрывают дверь квартиры Коннора отмычкой и входят с оружием в руках. Но Коннор просыпается — слышит, как они входят, или просто чувствует их появление. Не знаю. Оставляет жену в постели, велит ей, чтобы она легла на пол, и выходит из спальни с личным оружием. Эти подонки открывают огонь, он стреляет в ответ — и начинается перестрелка в его гостиной.
Магиннис несколько секунд молчала. Ей не приходилось участвовать в перестрелках. Она не могла представить себе, что это такое, разве что по фильмам, а в кино все бывает не так, как на самом деле.
— Коннор убил их? — спросила она наконец.
— Ранил одного. Оба подонка приходят в панику и бегут. Коннор невредим и находит кровавый след, ведущий к лестнице. Он знает — в лаборатории установят, что это кровь либо Кортеса, либо Лоумакса.
— И на этом все?
— Да. Только возвратясь в спальню, он видит, что шальная пуля прошла через стену и убила его жену.
Магиннис отвернулась. Ее словно ударили.
— Его жену…
— Звали ее Карен. Она не легла на пол, как велел муж. Схватила телефон, стала набирать девять-один-один, и тут пуля попала ей в горло. — Хозен устало пожал плечами. — Сама знаешь, как строятся эти квартиры. Стены — просто перегородки из гипсобетона. Пуле ничего не стоит пройти сквозь них.
— Долго они прожили вместе? — спросила Магиннис.
Опять пожатие плеч.
— Несколько лет. Детей у них не было, но брак был прочным. Так все говорили.
Магиннис молча кивнула.
— И это еще не самое страшное, — сказал Хозен. — Самым страшным стало заключение баллистической экспертизы.
Магиннис ощутила в желудке холодное шевеление рвоты.
— Видишь ли, пуля, убившая миссис Коннор, вылетела из его ствола.
— Черт…
— Он не стрелял в сторону спальни, но сама знаешь, как пуля может срикошетить. Вины Коннора тут не было. Он стрелял в состоянии самообороны. Никто не мог его обвинить.
Но он сам винил себя, подумала Магиннис. Большим знатоком человеческой природы она не была, но все же представляла, что пришлось вынести Коннору — бессмысленное чувство вины, непреходящую ненависть к себе.
Через несколько секунд она спросила:
— Кортеса и Лоумакса по крайней мере взяли?
— И да и нет. — Хозен скривился. — На полу оказалась кровь Лоумакса. Он получил пулю в руку. Мерзавец понял, что влип, поехал в Филадельфию и хотел вылететь из страны, но полиция аэропорта задержала его. С его кровью на месте преступления, с заклеенной пластырем раной в левом бицепсе отрицать вины он не мог. Однако отказался назвать сообщника. Кортеса арестовали, но он не признался на допросе. От проверки на детекторе лжи по совету адвоката отказался. Никто не смог ни в чем его уличить.
— Там же был торговец наркотиками, которого они взяли.
— От него ничего не добились. Он узнал о перестрелке в квартире Коннора и решил, что лучше отсидеть небольшой срок, чем восстанавливать против себя Кортеса и Лоумакса. Возможно, Кортес все еще служил бы в полиции, считался незапятнанным, если б не карточные долги. Противозаконные азартные игры. Это вскрылось на следствии, поэтому Кортеса выперли. Неподобающее поведение и все такое. — Хозен сделал паузу. — А через несколько дней Коннор сдал свой значок.
— Почему? Он же одержал верх. Пусть не отправил в тюрьму Кортеса, но все равно одержал верх.
— Видимо, он так не считал. Взять хотя бы его приятеля. Тот явно предупредил Кортеса, но этого никто не мог доказать, поэтому его лишь перевели в отдел борьбы с квартирными кражами. Коннор не мог торжествовать по этому поводу. Но я думаю, подлинная причина в чем-то другом.
Вдали на гребне, где лес подступает к обочине тридцать шестого шоссе, показались зажженные фары. Машина остановилась, и Магиннис разобрала на ней опознавательные знаки полицейского управления Барроу.
— В чем-то другом, — негромко повторила она, задаваясь мыслью, что еще пришлось вынести Коннору.
— Я говорил, что Кортес с Лоумаксом запаниковали. Лоумакс умишком не блистал, но у Кортеса мозги были. Однако в испуге можно допустить небрежность.
— Не понимаю, о чем ты, — сказала Магиннис.
Дверца полицейской машины хлопнула, в темноте появились двое и быстро зашагали вниз по склону. По походке Магиннис узнала Харта и Вуделла.
— Так вот, прошел слух. — Хозен теперь говорил быстрее, понимая, что нужно закончить рассказ до прихода тех двоих. — Неподтвержденный. Может, и ложный. Но, видишь ли, по квартире Коннора были разбросаны гильзы, не один десяток. И поговаривали, что кое на каких были обнаружены отпечатки пальцев. Некоторые из них принадлежали Кортесу.
Магиннис понимающе кивнула. Осторожный преступник, заряжая пистолет, наденет перчатки. Но в панике человек способен совершить критическую ошибку.
— Его отпечатки, — сказал Хозен. — Полностью уличающие. Но этого факта почему-то не оказалось в заключении. Официально Кортеса с местом преступления ничто не связывало.
Магиннис хмыкнула.
— Официально. Понятно.
Ей в самом деле было понятно, и впервые в жизни она почувствовала себя подлой — только потому, что служит в полиции.
— В общем, — продолжал Хозен, — сама понимаешь, начальство в участке не особенно огорчилось оборотом дела. Расплачиваться пришлось в основном Лоумаксу, а он был никем, пешкой. Скандал погашен. Дело закрыто. Комиссар в долгу перед ними. Все довольны.
— Кроме Коннора.
— Да. Кроме него.
Вуделл и Харт были уже близко, в пределах слышимости.
— Я только одного не пойму, — сказал Хозен, понизив голос до шепота, — почему он приехал сюда. Вся эта история на слуху. Он мог бы устроиться в управление любого большого города — Бостона, Филадельфии, Балтимора. С какой стати ему было забираться в центр Пенсильвании, в самую глушь?
Но Магиннис знала ответ. Коннор сказал ей, правда, она ему не поверила.
— Видимо, ему захотелось уехать от больших городов, — негромко сказала она. — Подышать свежим воздухом.
Хозен пожал плечами.
— Объяснение, по-моему, не хуже любого другого. Всего доброго, Марджи.
— Всего доброго, Рон. Спасибо.
Хозен откозырял ей и с достоинством грузно зашагал прочь, разминувшись с Вуделлом и Хартом, подошедшими к лесной дороге.
Магиннис взглянула на верхушки деревьев, потом на небо. Она чувствовала себя очень жалкой.
— Лейтенант! — Голос Вуделл. Они с Хартом остановились перед ней. — Мы должны присоединиться к поисковой группе?
Она не сразу поняла, что нужно ответить.
— Планы переменились. Мы вызываем ищеек.
— Собак? — Вуделл глянул на Харта, тот издал негромкий звук, похожий на сдавленный смешок. — Это идея шефа?
— Его, — ответила Магиннис и улыбнулась, внезапная сдержанная улыбка причинила ей боль. — Надо сказать, замечательная. Честно говоря, жалею, что она не пришла мне в голову.