(Комната, где всё говорит о начатом ремонте. Входят стюардессы, Игорь Игоревич, Андрей, труп и – почему–то – Гиря. Все усаживаются, подхихикивают; стюардессы выставляют на стол бутылки с водкой, все пьют.)
Игорь : А Николай где?
Гиря : У Аркадия.
Андрей : Как?
Гиря : А так – я у вас, а он у Аркадия. Утром – обратно: я у Аркадия – а Николай у вас. (Из подъезда доносятся звуки вонючего похотливого вальса «В бананово–лимонном Сингапуре» и крики Николая о помощи.) Вы же сами ему щас на лестнице сказали – зайди, Николай, раз человек просит. А так вы не поняли – зачем? Мы же днём договаривались.
Игорь : Показывай дорогу, Штанга (достаёт пистолет).
Гиря : Да тут под вами. Да ведь я же у вас.
(Игорь Игоревич берёт Гирю за волосы, толкает её вперёд и выходит из комнаты; за ним со словами: «Бежим посмотрим!» – вскакивают стюардессы; за столом остаются Андрей и труп. Они смотрят друг на друга.)
Андрей (орёт в истерике) : Ну так теперь ты уедешь в Карпаты! (Хватает со стола нож для резки мяса и ловко и быстро расчленяет ненавистное ему тело на небольшие куски, затем заправляет эти куски в мясорубку и прокручивает их. Снизу раздаются вопли стюардесс, выстрелы; через пять минут входят Игорь Игоревич в пилотке одной из стюардесс, за ним Николай в педерастическом халатике с пустым стеклянным взглядом. У Андрея готов фарш, и он принимается лепить пельмени, плотно заправляя их «Сашкиным» мясом.)
Игорь : О, водичка закипела, сейчас пельмешков наварим, успокойся, Коленька.
Андрей : А где стюардессы?
Игорь : В рейс отправились. А Сашка где?
Андрей : Там же.
(Николай всё это время сидит за столом; заметив листок бумаги и ручку, он принимается что–то писать; Игорь Игоревич складывает на небольшой поднос вылепленные Андреем пельмени, подходит к кастрюле и – по одной штучке – скидывает их в кипящую воду.)
Игорь : Как варю еду какую–нибудь, так всегда детство вспоминаю. Любил я в детстве на кухне возиться. И всё мне хотелось удивить близких, что–нибудь необычное приготовить, такое блюдо, от которого бы всего тебя наизнанку вывернуло… Однажды я кисель на сале топлёном сварил, а ещё скорлупы яичной натёр, как будто это манка, и кашу родственничкам запарил. Никто даже и не удивился, только унитаз разнесло взрывной волной, и все мне ужимки недовольные строили.
Андрей : Всегда, когда хочешь сделать кому–нибудь лучше, только хуже получается.
Игорь : Поэтому делать надо наоборот.
Андрей : А вот взять эти пельмени, например…
Николай : Как вы мне все надоели, все – без исключения. Я мечтаю, чтобы началась атомная война или катаклизмы какие–нибудь в природе – чтобы все сгинули – и наконец–то никто не будет пердеть в трамваях и в высших учебных заведениях..
Игорь : А что, я бы тоже хотел поприсутствовать при чём–нибудь подобном. Все бегают, кричат и рассыпаются под воздействием проникающей радиации (ржёт). Други, я хочу раскрыть вам мою страшную тайну – на самом деле я – Галлина Бланка. Просто я об этом не говорю, а то надоедать будут – свари суп, да свари суп. О, а вот кстати и пельмени поспели (берёт половник и достаёт из кастрюли сварившиеся пельмени, выкладывая их в глубокую чашку; вдруг раздаётся скрип двери – в комнату входит пожилая женщина с сетками, полными свеклы).
Женщина : О, Валерка! Ну, прими сумки–то, прими – встречай мать (при этих словах из рук Игоря Игоревича – на пол – падает половник).
Игорь : Маменька, уже вернулись (Игорь Игоревич подходит к столу, кладёт на него чашку с пельменями).
Женщина : Уже, сынулик – а папка где? Ух, ну братьёв твоих бабке на всё лето сплавила – теперь отдохнём от шума–гама (садится за стол, начинает жрать пельмени). Да и им хорошо, молоко парное, тыква поспела – кисель теперь варить можно. А это кто? Опять друзей–наркоманов в дом навёл. Он ведь в прошлом году что удумал, когда мы с отцом–то уехали в Сочи. Детей маленьких, братьев своих, в милицию сдал, сказал, что нашёл их на улице. Они его кличут: «Брат, забери нас!» А он объясняет, что у детей шок, за брата его приняли, найдёныши. Детей сдал, и квартиру в аренду сдал – а деньги все на наркотики. Потом целый год детей по детдомам выуживали – одного так и не нашли, бедолагу.
Игорь : А сальца бабушкиного привезли?
Женщина : Какого сальца – вон, с самого Мариуполя свеклу тарабаню – салат под шубой наделаем, торт свекольный, твой любимый.
(Игорь Игоревич находит и одевает фартучек; изображая добропорядочного сына, он принимается за уборку в комнате, напевая: «Встану рано поутру, поутру, всё я в доме приберу, приберу – вымою посуду!».)
Андрей : Пойдём, Николай – лучше пойдём, уедем к твоим родителям в деревню – нам постелят вместе, и все будут смеяться.
Николай (он стал другим) : По–е–д–ем, по–едем!
Женщина : Во–во. Извиняйте за шутку сына и уматывайте. Валерик, а где ж отец, кормилец–то где?
Андрей : Тебя кормит – кормилец твой. Жуй, жуй – глотай (берёт под руки Николая – они уходят).
Игорь (смотрит им вслед, понимая, что навсегда расстаётся со своими лучшими друзьями) : Постойте, други, я с вами!
Женщина : Куда ты, купорос?
Игорь (доставая пистолет) : Вот, мама, возьмите, продадите и до зимы прокормитесь. С прошлым я всё равно завязал. Буду поступать в ВУЗ – это моё будущее! Выучусь на адвоката – как вы мечтали. Я ухожу, прощайте, – чтобы в жизни чего–то достичь – рано или поздно надо порвать с привычками и вязким домашним бытом.
Женщина : Ну беги, догоняй своих друзей, одним ртом меньше.
Игорь : Двумя, мама. Прощайте.
(Убегает. Мать вертит в руках пистолет, целится им в воображаемые мишени и делает: «Пух! Пух!», находит на столе письмо Николая.)
Женщина : О, что это? «Здравствуй, мама! Гав гав хрю хрю ква ква. Ваш Николай». Вот ведь, животное, а тоже мать есть. (Сидит с вытянутой вперёд рукой и пистолетом. Вбегают пятеро милиционеров. Все целятся друг в друга: они в женщину, женщина – по инерции – в них. Она встаёт, чтобы поздороваться: «Тык!». Милиционеры стреляют в неё, исполняя свой долг перед налогоплательщиками. Женщина падает – она убита. Милиционеры берут у неё отпечатки пальцев, один из них звонит по телефону: «Товарищ капитан! Так точно! Да, взяли! Оказалось женщиной! Оказала сопротивление! Пришлось сделать контрольные выстрелы! Да, скорее всего и соседей (пробует пельмени), и мужа – наварила из него пельменей и сожрала. Да, Аннибалка! (слушает и вдруг улыбается). На мотыля! В ночь с субботы на воскресенье! А Тосю брать?».)
(Занавес. )