На следующее утро платформа железнодорожной станции, откуда электрички следовали в Лондон, была переполнена пассажирами. Марджи ехала в Сити, где ей предстояло встретиться с поставщиком дамского белья Ли Доусоном в его фирменном демонстрационном зале. Ли обещал ей показать самые последние образцы своей продукции. Она не часто бывала в Лондоне, но, когда ей по делам приходилось приезжать туда, это всегда оказывалось маленьким приятным приключением.

Ник в этот день должен был дежурить в полицейском участке, но он смог договориться с начальством и отпроситься на полдня, чтобы поехать вместе с Марджи в Лондон. На всякий случай.

— Не думаю, что кто-то вздумает напасть на меня, когда я буду прохаживаться по магазинчикам на Оксфорд-стрит или около Пикадилли. Так что твои полицейские услуги вряд ли мне понадобятся, — очередной раз попыталась Марджи его отговорить, боясь, что, если Ник по прежнему будет ходить за ней по пятам, он в конце концов потеряет работу и останется без средств к существованию.

Ник бросил на нее раздраженный взгляд, и как раз в этот момент к платформе подошел поезд. Толпа пассажиров тут же ринулась к вагонам. Двери открылись, Ник помог Марджи подняться по ступенькам, и вдруг они услышали голос с платформы:

— Эй, Ник! Ник Райлэнд!

Марджи оглянулась и увидела очень элегантно одетого мужчину. Тот казался очень удивленным и махал Нику перчатками.

— Это твой знакомый? — спросила она Ника.

Ник словно бы нехотя помахал мужчине в ответ. Но ничего не сказал.

— В чем дело? Ты не хочешь говорить с ним? — спросила Марджи.

— Он садится в другой вагон. Не придавай этому значения. Это просто один старый знакомый, ничего серьезного.

Ник поднялся за ней по ступенькам в вагон, и они заняли первые же свободные места, которые оказались ближе к проходу. Электричка в сторону Лондона, как всегда, была переполнена.

— Ты учился с этим человеком в университете или у вас были какие-то другие общие дела? — почему-то стала настаивать на ответе Марджи.

Ник оторвался от газеты «Гардиан», которую купил на платформе, и взглянул на Марджи с некоторой досадой.

— Почему это тебя так заинтересовало? Это просто один знакомый, с которым мы иногда общались, когда я работал в Лондоне.

— Да, Джин упоминала, что ты когда-то работал в Сити.

— Неужели она сообщила тебе об этом? — Он удивленно посмотрел на нее. — Не думал, что Джин болтлива. Впрочем, работал я там уже давно, и ничего интересного в памяти об этом отрезке моей жизни не сохранилось.

— Пожалуйста, приготовьте билеты, — услышали они голос кондуктора, появившегося в проходе между сиденьями.

Марджи достала из кошелька билеты в обе стороны и показала кондуктору. Тот сделал прокол и отошел. Марджи снова взглянула на Ника, ее пальцы коснулись его руки, и он спросил:

— Ты хочешь что-то сказать?

Она промолчала. Ей не верилось, что в его памяти «не сохранилось ничего интересного» о том времени, когда он работал в Лондоне. А ведь он наверняка уже тогда был связан с полицейским департаментом. И она вдруг подумала: может быть, его работа была слишком интересной, и поэтому он не хотел ничего рассказывать ей о ней. Она снова прикоснулась к его руке. В черной тенниске, итальянском спортивном пиджаке и потертых, плотно сидящих джинсах он выглядел чертовски привлекательным. Она обожала его.

Потом Марджи вздремнула, и в полусне ей представилось, как они с Ником вышли в тамбур и стали заниматься любовью стоя, а электричка в это время мчалась в полуночной темноте, равнодушно покачиваясь в такт их стремительным и ненасытным движениям…

Ли Доусон встретил их очень радушно. Здание, в котором располагалась его фирма, не отличалось импозантностью, ибо оно было построено еще накануне Второй мировой войны, но зато атмосфера в кабинете Ли всегда была самая теплая и дружелюбная.

Он встретил хозяйку «Кружев, кружащих голову» с распростертыми объятиями и несколько удивился, когда она представила ему Ника.

— Он действительно твой друг? — с ноткой юмора поинтересовался Ли.

— Действительно, — ответила Марджи.

— Хорошо, Марджи, — широко улыбнулся Ли, — могу сразу сказать, что если вашему другу понадобится парочка приличных золотых колец, то пусть обращается ко мне. Всегда помогу.

Затем он попросил свою жену Лайзу, исполнявшую обязанности секретарши, принести кофе «для владелицы «Кружев» и ее друга».

— Спасибо, Ли, но мне кофе не нужно. Я уже выпила свою дозу с утра, — сказала Марджи.

— А я с удовольствием выпью черный без сахара, и чуть-чуть молока, — попросил Ник.

Миниатюрная, как фарфоровая кукла, Лайза передвигалась по офису совершенно бесшумно. Через пару минут она вернулась и подала Нику чашечку кофе.

— Благодарю, — сказал гость.

Кофе оказалось довольно крепким, и он выпил его с удовольствием. После кофе Ли сказал:

— Марджи, а теперь я хочу показать тебе нашу новую продукцию. Мы стали заниматься не только нижним бельем, но и верхней одеждой.

Он пригласил ее и Ника в соседнюю комнату, а через минуту перед ними появились две модели в ослепительно белых, почти прозрачных платьях. Ник был поражен: в таких роскошных сексуальных одеяниях он не видел еще ни одной женщины. Фасон платьев, глубокое декольте, сама ткань — все возбуждало его настолько, что ему показалось, будто перед ним прохаживаются почти обнаженные дамы.

Марджи краем глаза взглянула на него и прошептала:

— В этих платьях они кажутся почти нереальными. Они как феи…

— Согласен…

Неожиданно в ней вспыхнуло чувство острой ревности. По его глазам, по тому, с каким вожделением он смотрел на этих молодых девушек, она поняла, что они не оставили его равнодушным. И вдруг у нее мелькнула мысль: может быть, она должна раскрыть ему правду — признаться, что любит его? Иначе… вдруг будет поздно?

Разумеется, не сейчас, не в присутствии Ли, его миниатюрной, похожей на куклу жены и этих двух моделей с безупречными фигурами, холодных и прекрасных, абсолютно равнодушных к тому, какие страсти могут кипеть вокруг них. И все-таки она должна отвлечь его внимание от этих белоснежных красавиц…

— Ник, — прошептала она ему на ухо.

— Ты только посмотри на эту ткань, — увлеченно отозвался он. — Даже не верится, что эти платья хлопчатобумажные. Скорее, они похожи на шелковые…

Ли посмотрел на лицо Марджи, понимающе улыбнулся и легким взмахом руки отослал манекенщиц.

— А вот еще один новый товар, — сказал он, переключая внимание «друга» его клиентки, и развернул перед гостями малоразмерные мужские трусики, которые были изготовлены из сверхтонкой ткани, напоминавшей пленку. — Эта ткань очень прочна, а, с другой стороны, она дышит и, кроме того, создает сексуальный вид изделию.

— Да, изделие очень интересное, — заметила Марджи и пощупала материал трусиков.

Одновременно она подумала о том, что с признанием в любви к Нику следует пока подождать.

Когда они вернулись во второй половине дня в Оксфорд, Марджи чувствовала себя изможденной. Ник подвез ее до дома на такси и распрощался. А Марджи, перед тем, как подняться к себе, заглянула в магазин. Ансельма работала весь день, и в магазине всё было в порядке. Надо будет только оплатить кое-какие счета и выбрать образцы тканей из тех, что привез драпировщик. Но сначала она должна выпить хотя бы чашечку чая.

Марджи поднялась в квартиру и, надев тапочки, которые снова чинно стояли у двери, дожидаясь хозяйку, прошла в кухню. Вскипятив воду, она взяла пакетик чая, положила его в чашку и залила кипятком. Может быть, попозже заглянет Ник, подумала она, наслаждаясь после утомительной поездки душистым напитком. Все-таки ей следует сказать ему о своих чувствах, причем сказать без особых отлагательств. Правда, сегодня это вряд ли удастся сделать: он дежурит на полицейском участке и наверняка устанет после работы. Возможно, он поедет прямо к себе домой, не заезжая к ней… Когда Ник выходил из ее квартиры, то напомнил, чтобы она не забыла запереться на ночь. Надо будет так и сделать.

Допив чай, она перешла из кухни в гостиную, уселась за стол, разложила на нем всю свою бухгалтерию и занялась проверкой банковских счетов. Когда эта операция была почти уже завершена, зазвонил телефон. Марджи сняла трубку и услышала голос своего второго брата Бертрана:

— Это я, сестричка. Звоню, чтобы просто поприветствовать тебя.

— Рада слышать тебя.

Но она сразу насторожилась. Бертран Мерано никогда не звонил просто так, «чтобы просто поприветствовать» ее. Напряженный ритм его жизни не позволял ему тратить время на такие пустяки, как, например, телесериалы, прогулки на морском берегу перед закатом солнца или болтовню со своей сестричкой. Работая следователем в Комитете по валютным резервам, он всегда был занят ответственными, даже порой сверхважными делами. Бертран не мог позволить себе иметь семью или хотя бы постоянную любовницу, и для него не существовало ни больших, ни маленьких праздников. Работа настолько поглощала его, что, казалось, он не замечал даже смены времен года.

— Бертран, выкладывай начистоту, зачем ты звонишь мне, — сказала Марджи. — Что случилось? У тебя какие-то неприятности?

— Никаких. Все в порядке. Сейчас у меня обеденный перерыв, и я вдруг решил позвонить тебе, потому что мы с тобой уже давненько не общались.

— Не пудри мне мозги, братец. Ведь ты же знаешь свою сестру. Меня не проведешь. Я знаю, что ты ничего не решаешь вдруг. У тебя все просчитано до мелочей на десять лет вперед. — Марджи засмеялась и мягким тоном добавила: — Даже какие носки ты будешь носить через десять лет — об этом ты тоже наверняка подумал заранее.

После короткой паузы Бертран тоже мягким тоном сказал:

— Ты, как всегда, права, сестричка. Я действительно звоню не просто так, а потому что…

— Потому что тебе звонил Хауэлл?

— Отчасти и поэтому. — Бертран опять помолчал. — Да, он беспокоится о тебе…

— Но вопрос с этими злосчастными пеньюарами, похищенными из моего магазина, по существу уже урегулирован. Этим делом занимается агент сыскной полиции Ник Райлэнд.

— Именно он-то и есть главная причина моего звонка, — сказал ей брат.

— Бертран, пожалуйста, пойми меня правильно. Я давно уже вышла из детского возраста. Мне тридцать, и я полагаю, что могу позаботиться о себе сама. Между прочим, у меня были мужчины и до Райлэнда, — как бы мимоходом заметила она и подумала: «Впрочем, не так много».

— Когда Хауэлл упомянул имя Ника Райлэнда, я провел маленькое расследование и выяснил, что в свое время он возглавлял Объединенный фонд менеджмента в лондонском Сити и был настоящим виртуозом своего дела.

— Ник возглавлял фонд в Сити? — Марджи была поражена. — О чем ты говоришь? Он живет в маленькой квартирке над гаражом у своих друзей и ездит на каком-то допотопном грузовике.

— Я не располагаю информацией о его нынешних жилищных условиях, но позволь мне сказать следующее. Богатство — понятие относительное. А личных сбережений Ника Райлэнда, по имеющимся у меня данным, с лихвой хватило бы оплатить национальный долг какой-нибудь небольшой страны, не имеющей выхода к морю.

Ее стало слегка трясти. В глубоком волнении Марджи встала из-за стола, подошла к окну и, выглянув на улицу, увидела внизу Джеймса Болдуина, сидевшего в своем патрульном автомобиле. Затем она вернулась к телефонному аппарату и спросила брата:

— Тогда зачем такому богачу понадобилось служить в полиции? Кого он из себя разыгрывает?

— Хороший вопрос, на который у меня нет ответа. Вряд ли он умудрился за такое короткое время спустить все состояние. По существу, он имел репутацию безукоризненного финансового дельца. Плохо, если твой знакомый оказался мотом и транжиром. Но еще хуже, если он скрывает свое истинное состояние из каких-то тайных соображений. Будь осторожна с ним, Марджи. Ты знаешь, я не являюсь оптимистом в отношении людской благонадежности…

— Конечно, знаю. Ты подозревал даже собственную бабушку. А ведь она скончалась еще до твоего рождения.

Тут на другом конце линии зазвучали какие-то нетерпеливые посторонние голоса, и Бертран поспешно прервал разговор:

— Послушай, сестричка, меня срочно вызывают в офис. Я должен бежать. — После коротенькой паузы он добавил: — Будь осторожна. Целую тебя и люблю.

— Я тоже. Удачи тебе на профессиональном поприще.

Марджи положила телефонную трубку и уставилась отсутствующим взглядом на красочно оформленный листок бумаги, лежавший на столе. Это было приглашение на благотворительный ужин с целью сбора средств для Проекта в защиту женщин. Хотя само мероприятие уже состоялось, она сохранила пригласительную карточку.

Открыв ее и бегло пробежав глазами текст приглашения, она вновь сняла трубку, позвонила в справочную службу и попросила сообщить ей номер офиса «Кокберн и Уоллес». Получив его, Марджи тут же перезвонила в офис и через секретаршу пригласила к телефону Джин. Когда миссис Кокберн взяла трубку, владелица «Кружев» сказала:

— Привет, Джин, это звонит Марджи Мерано. Если у тебя найдется минутка, я хотела бы задать тебе один вопрос.

— Минутка найдется, но не больше, Марджи. Я опаздываю на одно совещание в пригороде Оксфорда, которое началось полчаса назад.

— Скажи, знала ли ты, что Ник когда-то был известным финансистом и заработал приличное состояние?

Джин Кокберн молчала.

Через несколько секунд прозвучал ее ответ:

— Да, знала. Но это не то, о чем ты думаешь.

— Не то? Тогда что же? Почему он скрыл это от меня? Может быть, он считает меня женщиной, которую интересуют только деньги, которая только и ждет случая, когда можно будет выжать из мужчины все до последнего фунта?

Марджи не могла представить себе никакого другого логического объяснения позиции Ника Райлэнда по отношению к ней. Никакого положительного объяснения. Любое объяснение было оскорбительно для нее. Он не хотел впускать ее ни в свою прошлую жизнь, ни в настоящую, потому что не доверял ей, а это для нее было равносильно пощечине. Да, этот человек дал ей пощечину. Он нарушил основной ее принцип в отношениях с людьми: быть честной. Для нее такая позиция Ника была невыносима. Теперь ни о каком признании в любви к нему не могло быть и речи. Он сам сжег все мосты.

— Не переживай так, пожалуйста, — сказала Джин. — Хотя, разумеется, каждый из нас в этом мире вправе испытывать любые чувства. Я неоднократно советовала Нику рассказать тебе обо всем начистоту, без обиняков. Дело не в тебе, Марджи, ты ни в чем не виновата; у тебя открытая душа. Все дело в нем. Он живет, как в скорлупе. — Она вкратце описала его потрясающие успехи на деловом поприще в Лондоне, рассказала о его женитьбе и разводе и о том, как он решил пустить всю свою прежнюю жизнь под откос. — Ник даже не тратит свой баснословный капитал на себя. Он тратит его анонимно на других людей, через благотворительный фонд.

— Ты имеешь в виду «Трест-невидимку»? — Марджи вспомнила ужин в строгих вечерних костюмах и награду, полученную Джин от треста. — Ты — главный управляющий «Невидимки», не правда ли?

— Да, это так. — Джин вздохнула. — Послушай, Марджи, я должна ехать, но нам надо поговорить обо всем этом поподробнее в следующий раз.

— Спасибо, Джин. После беседы с тобой мне стало гораздо легче. Но ты не права. В следующий раз со мной должна говорить не ты, а Ник Райлэнд. Впрочем, я тоже не права. Он должен был поговорить со мной раньше, гораздо раньше.

Марджи положила трубку и тут же связалась по телефону с полицейским участком, где служил Ник. Представившись начальнику участка, она попросила его освободить детектива Райлэнда от расследования случая с кражей в ее магазине и вместо него поручить завершение дела Джеймсу Болдуину.

— Когда произошла кража, патрульный Болдуин быстро прибыл к месту преступления, эффективно оценил обстановку, и, я думаю, столь же эффективно сможет довести это дело до конца, — сказала она, завершая разговор с начальником участка.

В этот вечер Марджи решила проигнорировать ужин. Ей не хотелось есть. Вместо этого она выпила три баночки джина с тоником, положив в них по кусочку льда, и сразу отправилась спать. Среди ночи она проснулась и, поняв, что ей надо зайти в ванную, направилась туда. Ее голова кружилась и была налита тяжестью. Никогда нельзя пить на пустой желудок, подумала Марджи, отдав дань природе, и медленно зашагала обратно в спальню.

Марджи уже приготовилась было вновь нырнуть под одеяло, как вдруг услышала осторожные шаги за дверью. Кто-то поднимался по лестнице. Кто бы это мог быть? Может быть, Джеймс Болдуин? Однако ее мысли будто покачивались и расплывались во все стороны, и в них отсутствовали ясность и быстрота реакции; алкоголь и нарушенный сон делали свое дело. В полусонном состоянии она накинула халат, с трудом добралась до входной двери и вялым ударом ноги наполовину распахнула ее.

— Джеймс, — позвала она патрульного полицейского.

Наружная дверь была слегка приоткрыта, и в коридоре будто шевелился густой полумрак. Может быть, если бы она надела очки, то смогла бы что-то разглядеть в этом тумане; но очки остались на тумбочке около кровати. Тогда Марджи прищурилась и все-таки попыталась что-нибудь различить около двери с наружной стороны. И различила очертания движущейся к ней фигуры. Мужской фигуры.

— Джеймс, это вы? — спросила опять она. Фигура остановилась. Наступила мертвая тишина.

Ее полусонное состояние моментально как рукой сняло. Марджи резко захлопнула дверь, заперла ее на засов и помчалась звонить в полицию. И сразу же дозвонилась. Но что ожидало ее дальше? Ей стало страшно.

Джеймс подъехал к ее дому буквально через три-четыре минуты, а несколько минут спустя появился еще один полицейский. Они тщательно обследовали коридор, главный зал здания, автостоянку, боковую улицу. Но никого нигде не обнаружили. Затем детективы задали несколько вопросов Марджи. Потом она приготовила им кофе и ответила еще на ряд вопросов. Но они так и не нашли никаких следов или признаков присутствия ночного гостя в ее доме.

Когда полицейские уехали, Марджи упала на кровать и тотчас заснула как убитая. А в шесть часов утра ее разбудил пронзительный звонок в дверь запасного выхода. На кнопку звонка изо всех сил нажимал Ник; а через несколько секунд он пустил в ход кулаки, подняв жуткий грохот, который разбудил бы и глухого.

— Марджи, немедленно впусти меня в квартиру! — услышала она его громкий и требовательный голос.

— И не подумаю, — пробормотала она про себя.

Но тут Ник вспомнил, что у него есть запасные ключи, которые она дала ему на всякий случай, и открыл дверь сам. После чего стремительно взбежал по лестнице и буквально ворвался в комнату. Его квадратная челюсть и впалые щеки были покрыты двухдневной щетиной, а темно-зеленые глаза, казалось, метали молнии.

— Черт возьми, Марджи, что происходит? — рявкнул он на нее. — Сначала я узнал от своего шефа, что ты отказалась от моих услуг по расследованию кражи в твоем магазине. Затем ты звонишь в полицию и говоришь, что кто-то среди ночи открыл наружную дверь твоего обиталища и проник в коридор!

— Ник, я тоже желаю тебе доброго утра, — съязвила Марджи и, прикрыв за ним входную дверь, посмотрела ему прямо в глаза.

— Извини. — Он потер пальцами лоб и уже более спокойно спросил: — Марджи, в чем дело? Твое отношение ко мне так резко изменилось. Я ничего не понимаю.

— Я тоже ничего не понимаю.

Ник нахмурился. Будучи человеком далеко не глупым, он всем нутром чувствовал, что между ними что-то произошло, лопнуло, оборвалась какая-то связующая нить.

— Марджи, объясни мне, пожалуйста, что случилось, — расстроенным голосом произнес он. — Я дорожу отношениями с тобой. Ты мне нравишься. Очень нравишься.

— Извини, пожалуйста. — Она говорила насмешливым тоном. — Но откуда мне знать, как ты ко мне относишься? Ведь я ровно ничего не знаю о тебе. К примеру, как я могла догадаться, что ты обладаешь таким богатством, какого у меня не будет никогда в жизни? Я не знала даже о том, что ты был женат.

— Ах, вот оно что! — В его голосе послышались нотки ожесточенного разочарования. — Ты узнала о моих деньгах от Джин?

— О твоих деньгах? Конечно же, ты подумал в первую очередь о них. Разве в деньгах все дело, Ник? И не пытайся обвинить в чем-то Джин. Она лишь подтвердила то, о чем мне сообщил мой брат.

— Хауэлл?

— Не Хауэлл. Бертран, мой второй брат, который живет в Лондоне. Но не имеет значения, какой из братьев просветил меня относительно некоторых страниц твоей биографии. Я и сама кое-что замечала. Меня, например, удивило, почему ты не захотел пообщаться при мне со своим старым знакомым, который поприветствовал тебя на платформе. Я задавалась вопросом: откуда у тебя такие дорогие костюмы при зарплате полицейского? Я уже не говорю о твоем благотворительном «Тресте-невидимке». — Она глубоко вздохнула и, помолчав, продолжила: — Ник, если я тебе так нравлюсь, как ты говоришь, почему ты не рассказал мне, кто ты есть на самом деле? — Марджи выжидательно посмотрела на него, но он не проронил ни слова. — Если ты дорожишь нашими отношениями, почему не захотел поделиться со мной своими воспоминаниями о годах, проведенных в Лондоне? Почему не объяснил мне причины своего решения отказаться от прежней жизни? Ты мог бы рассказать о своей женитьбе и о разводе. Но нет, ты ни во что не посвящал меня. Я получала лишь крохи информации о твоей жизни, твоем характере, твоих интересах и устремлениях. Тот факт, что ты учился в Оксфордском университете, стал известен мне совершенно случайно. Как-то ты упомянул мимоходом, что родился в Шеффилде. И все… Ник, неужели ты не понимаешь, что дело не в деньгах, а в доверии? Ты никому ничего не поверяешь, никому не веришь, даже мне. — Она снова посмотрела на него так, будто ждала каких-то слов, пусть даже опровергающих ее доводы. Но он опять промолчал. — О Боже! Да ты просто не хочешь или, что еще хуже, не способен делить свою жизнь с кем-то еще. Не хочешь никого впускать в нее. Не хочешь, чтобы кто-то стал частью твоей жизни подобно тому, как я хочу, чтобы ты стал частью моей. В этом весь смысл любви, Ник. — Марджи сделала долгую паузу. — А я люблю тебя.

Вот наконец-то она и призналась ему в любви. Спонтанно, неожиданно для самой себя. Теперь уже ничего больше не надо ждать, не надо ловить удобного момента, чтобы произнести эти самые важные слова в жизни. Теперь время остановилось.

По всему было видно, что Ник включил работу своего рассудка на все обороты, чтобы осознать и оценить сказанное ею. Наконец он произнес:

— Знаешь, давай оставим наши отношения прежними. Пусть они будут такими же, какими были до вчерашнего дня. Я прошу тебя об этом, потому что не хочу терять тебя. И потому что, мне кажется, я тоже начинаю влюбляться в тебя.

— Вот именно: тебе это только кажется, а на самом деле ни о какой влюбленности говорить не приходится. — Марджи нервно рассмеялась. — Тебе просто понравилось иметь установившиеся отношения. Еще бы, масса плюсов — безопасный секс и загнанное в угол одиночество.

Его реакция на ее признание в любви вызвала в ней горькое разочарование и душевную боль. Марджи закрыла глаза и постаралась взять под контроль дыхание, которое стало глубоким и прерывистым. В одном она была уверена: у нее хватит сосредоточенности и воли, чтобы не расплакаться. Ей ни в коем случае не следует демонстрировать перед ним свою слабость.

Однако его присутствие в квартире, его близость усугубляли ее муки, и она, открыв сухие глаза, сказала:

— Послушай, я чувствую себя так, будто только что завершила многочасовое восхождение на Эверест. Я жутко устала. — Ее голос был вялым и каким-то отстраненным. — Этой ночью я мало спала, а ведь мне сегодня придется работать. К тому же я не вижу смысла в продолжении нашей беседы.

Ник молча стоял перед ней. Казалось, он был в полной растерянности.

Марджи кивнула в сторону двери и сказала:

— Я уверена, что ты знаешь, где выход из квартиры. Просто закрой за собой дверь.

Она даже не оглянулась в его сторону, когда он уходил, а сразу направилась в спальню и закрылась в ней, как закрывалась когда-то, если братья начинали выводить ее из себя.

Тогда они жили все вместе, и еще не поумневшие братья терзали ее довольно часто. Закрываясь от них в спальне, она ложилась в кровать и подолгу смотрела в потолок. В такие моменты она начинала думать о том, как проучить несмышленышей, издевавшихся над ней. Обычно она мысленно уезжала на Шетландские острова и проводила там несколько дней, совершая долгие прогулки по берегу. Когда она возвращалась из своего «путешествия» домой, братья встречали ее со счастливыми улыбками и клялись, что больше никогда не будут вести себя как тупоумные негодяйчики. Взрослея, они начинали осознавать, что без старшей сестры им не обойтись.

Сейчас, как и много лет назад, ей тоже было жалко себя. Но, лежа в кровати и уставившись в потолок, она уже не строила никаких планов возмездия. Она просто плакала.