Сидя в спальне и накручивая волосы на бигуди, Ринна кипела от негодования. Она пыталась выразить Трэвису свою благодарность, а он вновь оскорбил ее. Ринна яростно воткнула шпильку в бигуди. Как всегда он истолковывал ее мотивы так, как хотелось ему. Но ее гнев явно удивил его. Вспомнив выражение его лица в тот момент, когда она все высказала ему, Ринна улыбнулась. Вот и отлично! Он еще получит!

Ринна воткнула очередную шпильку в волосы. От этой пытки завтра у нее будет болеть голова. Неужели ее месть стоит таких страданий? Да, твердо сказала она себе. По крайней мере, у нее больше не будет ныть шея, как это случилось после их первой проведенной вместе ночи. Она точно знала, где будет спать на этот раз. Последнее время они проводили ночи в одной постели — ей не составит труда сделать это и сейчас. Она намерена устроиться в спальне со всеми удобствами. Однажды Трэвис заметил, что это ее комната, и она будет в ней вести себя как хозяйка. Повсюду на стульях разбросана ее одежда, среди вещей Трэвиса на туалетном столике лежит ее косметика, даже в ванной полно ее туалетных принадлежностей. По-прежнему раздосадованная, Ринна положила на дно ящика прозрачную ночную рубашку, которую надевала в последние дни, и снова вытащила свой безобразный фланелевый халат.

После этого она застегнула на шее жемчужное ожерелье. Подумать только — она обнаружила его в своей сумочке! Должно быть, Тельма положила его туда, когда укладывала ее вещи, или она сама по рассеянности сделала это. Да это и не важно. Надевая его, она просто хотела поддеть Трэвиса.

Ринна посмотрела на себя в зеркало, и в этот момент тревожная мысль осенила ее. Она готова поклясться, что Трэвис Мартин ей не безразличен. Иначе, с какой стати ей идти на все эти ухищрения, если не ради него? Отрицать бесполезно, она старается привлечь к себе его внимание. Но зачем? Почему она ведет себя так? Она должна признать, что иногда он бывает добрым, заботливым и весьма привлекательным. И потом, он ведь красивый мужчина: высокий, прекрасно сложенный, крепкий и сильный, благодаря выполняемой им нелегкой работе. Несмотря на его подчас кажущуюся грубоватость, в нем узнавался человек, привыкший к роскоши и знакомый со светскими манерами. Да это и не удивительно. Мартины были семьей, глубоко уходящей корнями в традиции аристократии южных штатов.

Погруженная в раздумья, Ринна начала накладывать крем на лицо. И все же Трэвис не такой, как остальные члены семьи. Он какой-то анахронизм, ему достались черты характера одного из его буйных предков — возможно, пирата или благородного разбойника. Наверное, поэтому он так сильно и отличается своим поведением от отца и братьев. Он постоянно раздражен, высокомерен и груб. Ринне не хватало эпитетов: список его недостатков можно было продолжать до бесконечности.

С удивлением она отметила, что испытывает легкое чувство вины за свою брюзгливость. Она вздрогнула, услышав скрип двери, и обернулась. Один короткий взгляд — и Трэвис заметил все: бигуди, фланелевый халат, крем, толстым слоем покрывавший ее лицо. Его брови поползли вверх.

— Смотрю, ты вновь достала свой сногсшибательный наряд. Перед ним бледнеют модели от Диора.

— Красивый, правда? — Ринна провела рукой по халату, стараясь не обращать внимания на его язвительный тон.

— Весьма. — Он вошел внутрь и закрыл дверь. — Жаль, что он напрасно пропадает. Ведь ты не забыла, что мы поженились отнюдь не из-за дикой страсти?

Ринна улыбнулась и с вызовом легкой походкой направилась к кровати. Откинув покрывало, она сказала:

— Кого из нас ты стараешься убедить, Трэвис? Я ничего не забываю. Меня интересуют только деньги и день, когда я смогу их получить.

— Несомненно. — С язвительной усмешкой он начал снимать рубашку, краем глаза наблюдая за ней. — Следует понимать, что ты собираешься спать в моей постели?

— В нашей постели, — поправила она его. — Да, именно в ней я и собираюсь спать. Она достаточно просторна для двоих. Если ты только не станешь тянуть одеяло на себя.

— Постараюсь поделиться, — лениво заметил Трэвис. Теперь он снимал сапоги. С шумом бросив их на пол, он продолжил: — Между прочим, я до сих пор не смог поговорить с адвокатом по поводу усыновления Энди. Боюсь, нам придется терпеть наши непримиримые противоречия еще несколько недель.

— Прекрасно. Планируй свое время сам. — Ринна одной рукой дотронулась до жемчужин на шее, а другой указала на окружавшую ее роскошную обстановку. — Мне очень нравится быть хозяйкой в доме и все такое… Мне необходимы новые туалеты, ведь теперь я занимаю здесь высокое положение. Отправлюсь за ними завтра. Я недавно в Лексингтоне. Есть здесь поблизости магазины модной одежды?

— Мне казалось, ты говорила, что твои сбережения слишком малы.

— О! — Ринна постаралась изобразить улыбку. — Я не стану платить наличными. Я попрошу прислать счет. Достаточно упомянуть твое имя. Ты случаем не знаешь, где хороший ювелирный магазин? Мне нужны серьги к моему жемчужному ожерелью.

— Неужели? А что, если я не стану платить за все эти безделушки?

— Ты забываешь, какой изворотливой я могу быть, Трэвис. В нашем положении муж несет ответственность за счета жены. Тебе это, конечно, известно… — Она мило улыбнулась и, изобразив удивление, продолжила: — Только не говори мне, что ты не знал об этом юридическом факте. Да, к тому же теперь я вспоминаю, что счета за заказы не оговорены в нашем брачном контракте. Очень жаль.

— До чего же ты непостоянна, Ринна! Совсем недавно ты твердила о своем бескорыстии. Помнится, ты сказала, что я могу убираться со своими деньгами ко всем чертям.

— Разве ты еще не понял, как я непостоянна? Это одна из женских привилегий. Я решила не пытаться дурачить тебя. О, — продолжила она тем же слащавым тоном, — с утренней почтой пришли несколько приглашений. Мы их примем?

— Пожалуйста, если считаешь, что справишься со своей ролью. — Он помолчал, затем повернулся к ней. — Помни, нам предстоит изображать из себя влюбленных.

Ринна пожала плечами, как ей представлялось, с видом полного равнодушия.

— Думаю, справлюсь.

— Уверен, что справишься. — И он начал снимать брюки с таким безразличием, словно ее не было в комнате. Ринна заворожено смотрела на него. Его ноги были длинными и стройными. Густые темные волосы покрывали его крепкие, мускулистые ляжки; он согнул одну, а затем другую ногу, и стало заметно, насколько гибки его мышцы.

Она подняла глаза, и их взгляды встретились. Он следил за ней, пытаясь оценить ее реакцию. Начался безмолвный поединок, каждый старался навязать другому свою волю: он — заставить ее продолжать наблюдение за ним, она — вынудить его продолжить раздеваться. Испытывая стыд, Ринна, однако, отказывалась отвести взгляд. Если она уступит, он сочтет ее поступок трусостью.

Через секунду, когда дело дошло до нижнего белья, Ринна пожалела, что не выбрала более скромный способ доказать превосходство своей силы воли. Она постаралась сосредоточить взгляд на его серых глазах и не замечать всего остального. Прошло мгновение, показавшееся ей вечностью, пока он стоял перед ней, бросая ей вызов. Затем, без единого слова, полностью обнаженный, он направился в ванную.

Ринна лежала на кровати, лицо ее горело от ярости. Черт бы его побрал! Пусть ей потребуется все ее самообладание, она не уступит ему. И даже если ей потребуется весь остаток жизни, она вернет ему деньги за больничные счета своего отца.

К тому времени, когда Трэвис, обернув торс полотенцем, вернулся в комнату, ей удалось немного успокоиться. Она притворилась, что зачиталась журнальной статьей, пока он ходил по комнате, готовясь лечь в постель. Но от нее не ускользали, ни одно его движение, ни один шаг. Наконец кровать заскрипела под тяжестью его тела. Ринна быстро погасила свет.

— Спокойной ночи, Трэвис, — сладким голосом произнесла она.

— Спокойной ночи, Ринна.

В тиши темной комнаты Трэвис постарался восстановить события прошедшего дня. Он всегда поступал так, и частенько эти долгие размышления помогали ему решить стоявшие перед ним проблемы. Но обычно они были связаны с лошадьми. Меньше всего его волновали высокие, красивые женщины, да к тому, же еще и упрямые. Ринна Уилльямсон-Мартин представляет собой такую головоломку, решить которую ему не под силу. У него было бесконечно много доводов не доверять ей. Но почему, черт возьми, ему так хочется ей верить?

Тяжело вздохнув, Трэвис схватил свой ночной халат, хлопнул дверью и направился по лестнице вниз.

Между ними было заключено негласное перемирие. Следующие две недели Ринна и Трэвис относились друг к другу, как цивилизованные противники: с подчеркнутой вежливостью, сохраняя внутреннюю враждебность. Старались по возможности избегать друг друга. Появлялись вдвоём на званых обедах и вечеринках, изображая из себя влюбленных. В отдельные моменты Ринна была готова поверить в это, но по возвращении домой холодная война возобновлялась.

Август выдался знойным и влажным. Ринна проведывала отца в больнице и готовила Энди к детскому саду. Список вещей, необходимых сыну, казался бесконечным: новые джинсы, гимнастические тапочки, куртки, рубашки, свитера. Отчаяние Ринны усиливалось по мере того, как уменьшался ее скромный счет в банке, с которого она снимала все новые и новые суммы. Что ей делать, если вдруг Энди заболеет? Как ей расплачиваться с врачами? Но пока Энди здоров, она отказывалась просить деньги у Трэвиса.

Вместо этого она делала вид, что оплачивает покупки, пользуясь банковским счетом Трэвиса. Она купила несколько новых платьев, но не на его деньги и отнюдь не в модных магазинах. Ринна укладывала свою старую вещь или что-то из приобретенного в отделе уцененных товаров в коробки с эмблемами дорогих магазинов, сохраненные Тельмой, и оставляла их на видном месте, чтобы они попадались на глаза Трэвису. Если он спрашивал ее о цене, она пожимала плечами и вела себя так, будто не имеет ни малейшего понятия, когда придет счет за покупку. И при каждом удобном случае надевала жемчужное ожерелье.

Напряжение, усиливаемое изматывающей жарой, становилось все сильнее. Решив не отказываться от удобств, она спала на широкой кровати, каждый раз надевая свой фланелевый халат и накручивая волосы на бигуди. Проследить за реакцией Трэвиса ей не удавалось, он появлялся в комнате, когда она уже спала, а уходил, прежде чем просыпалась.

Все дни Трэвис проводил в конюшне, работая со Стальным Кинжалом. Теперь, когда подковы имели мягкие прокладки, жеребец бежал с большей охотой. Хотя нрав его по-прежнему оставлял желать лучшего и отучить его от дурных привычек становилось все труднее, на дорожке он вел себя вполне прилично, подчиняясь поводу и шпорам. Вечерами Ринна отправлялась в конюшню проведать жеребца. Он по привычке тянул к ней морду в ожидании изюма.

Невозможно описать изумление Ринны, когда Трэвис предложил ей поехать на скачки в Санфорд. Несколько секунд она стояла, молча уставившись на него.

— Что? — наконец удалось ей вымолвить.

— Я подумал, что, может быть, тебе захочется съездить с нами в Саратога-Спрингс, — повторил он ей. Спокойно, без споров они могли касаться только двух тем: лошади и Энди. — Ты предложила эти прокладки для копыт Кинжала. Возможно, ты хочешь понаблюдать за его первой скачкой.

— Конечно, — сказала она, с готовностью принимая его предложение. Уже несколько лет она не была на скачках. — Только как быть с Энди?

— Мы будем отсутствовать всего пару дней. Я отправлю Кинжала самолетом в последний момент. Боюсь, он будет нервничать, находясь, все время на ипподроме, а котенок еще слишком мал для такого долгого путешествия.

За последние дни Кинжал очень привязался к котенку. Сколько бы этот огромный серый конь ни брыкался и ни бил копытами в стойле, котенку он не причинял никакого вреда. Обычно тот, мурлыча, терся о его ноги, а ночами они вместе спали на охапках свежего сена.

— Дэвид едет с нами. Втроем поедем. Ну, и Чарли, конечно.

— Ты не боишься, что Кинжал плохо перенесет перелет?

Трэвис отрицательно покачал головой.

— У него полно дурных привычек, но дорогу он переносит хорошо. И потом, это займет всего два часа, а на машине заняло бы два дня.

Весь следующий день Ринна провела в приготовлениях. В пятницу, за день до скачек, она попрощалась с Энди и вместе с Трэвисом и Дэвидом поехала в аэропорт. Кинжал нервничал и упирался при погрузке в самолет, и Ринна подумала, что он испортит им всю дорогу. Однако Чарли, подмигнув ей, дал коню пригоршню изюма. Менее чем через три часа они уже приземлились в Нью-Йорке.

Трэвис отправился с Кинжалом в конюшню, а Ринна пошла, осматривать ипподром. Она надеялась, что вот-вот встретит отца. Она представила, как он вышагивает по ипподрому, перекидываясь шутливыми колкостями с приятелями, и обсуждает достоинства лошадей.

Расположенный в Кэтскиллс саратогский ипподром раскинул трибуны среди густых деревьев, на земле, известной целебными источниками. Здесь, среди тихой природы, обычно лихорадочная жизнь пестрого мира людей, связанных со скачками, замедляла бешеный темп. Над главной трибуной возвышались купола, с балконов второго яруса свешивались гирлянды цветов герани и петунии. Часть трибун была выкрашена в красно-белую полоску. Заразительное возбуждение царящей атмосферы скачек тут же передалось Ринне. Она просто бродила по ипподрому, наслаждаясь картиной происходящего.

Ночь они провели в гостинице, расположенной по соседству с ипподромом. Ринна захватила с собой уже ставший привычным «ночной набор», но мало что из привезенного пригодилось ей. Трэвис был погружен в собственные мысли, а она так нервничала, что едва замечала его присутствие. Они поднялись с рассветом. Наступил решающий день для их серого жеребца, и только сейчас Ринна поняла, как ей хочется, чтобы Кинжал выиграл.

Ей казалось, что скачка не начнется никогда. В напряженном ожидании она стояла у изгороди рядом с тем местом, где под величественными вязами Дэвид и Трэвис седлали коня. Весь предыдущий день они работали с Кинжалом, стараясь приучить его к беговой дорожке. Наступил самый ответственный момент. В забеге были заявлены еще восемь чистокровных рысаков, имеющих наивысший в стране рейтинг среди двухлеток.

Когда прозвучал стартовый гонг и лошади сорвались с места, Ринна почувствовала, как от волнения у нее застрял комок в горле. Каждый шаг животных совпадал с ударом ее бешено стучавшего сердца. Кинжал хорошо начал скачку, заняв место за лидером, прекрасно сложенной кобылой по кличке Линдас Прайд. К сожалению, это место так и осталось за ним: их огромному жеребцу не удалось обойти лидера. Они бок о бок пересекли финишную черту, но Кинжал отстал, и более того, Ринна заметила, что он не старался бежать в полную силу. Что же произошло? По-видимому, этот вопрос мучил и Трэвиса, но в отличие от нее он совсем не мог скрыть досады.

— Кобыла, — с отвращением пробормотал он. — Проиграть кобыле!

В тот же вечер они отправились назад в Кентукки. Во время полета, пока Кинжал бился и ржал в хвосте самолета, между Дэвидом и Трэвисом разгорелся спор. Трэвис с яростью доказывал, что конь оказался неудачником; Дэвид же, наоборот, его защищал.

— Он бежал за кобылой, — настаивал младший брат. — Уверяю тебя, она была «в охоте».

— Я продаю его, — не унимался Трэвис.

— Дай ему еще один шанс, — возразил Дэвид. — Он уже заявлен в «Призе надежд». Пусть пробежит еще раз. Теперь, когда копыта не доставляют ему хлопот, он по-другому себя ведет.

— Конечно, раз ноги не болят, можно ходить пешком и вынюхивать кобыл.

— Пусть им займется Маркос.

— Дело не в жокее. Этот конь — неудачник. Все. Точка.

Дэвид вздохнул и посмотрел на огромного жеребца.

— А вы как думаете, Ринна?

Ринна не находила ответа.

— Кобыла Линдас Прайд весьма привлекательна. По крайней мере, Кинжалу не откажешь в хорошем вкусе.

Она хотела добавить, что женщина создана мужчине на погибель, но не стала. Трэвис и так был вне себя от ярости.

Когда они вернулись в «Мартин Оукс», вся семья уже знала о неудаче. Беседа Трэвиса с мистером Мартином продолжалась несколько часов. Ринна поднялась наверх, чтобы уложить Энди, затем направилась в свою комнату. Она чувствовала усталость. События сегодняшнего дня не прошли для нее бесследно. Ринна уже собиралась ложиться, когда в комнату вошел Трэвис. Он был вне себя от ярости, мельком взглянул на нее и с силой захлопнул дверь.

— Твое лицо становится похожим на нефтяную скважину, Ринна.

С чего бы это он решил сорвать зло на ней? Она отвернулась к зеркалу, но Трэвис не унимался:

— А на голове от этих чертовых бигуди скоро будут сплошные кудри.

Оскорбительный тон, которым это было сказано, заставил ее ответить:

— Собственно, какое тебе до этого дело? По-моему, мое лицо и мои волосы — это моя забота.

— Но я вынужден спать рядом с тобой.

— Не спи, — бросила она, злобно посмотрев на него. — Ты всегда можешь воспользоваться стулом.

Не обращая внимания на ее реплику, Трэвис указал пальцем на ее халат и продолжал:

— Если ты собираешься, все время носить эти ужасные халаты, то могла бы, по крайней мере, купить что-нибудь поновее, меня уже тошнит от этой проклятой расцветки в желтый цветочек.

— Цветы не желтые, а зеленые, — съязвила Ринна. Их препирательства лишены здравого смысла. В конце концов, какое значение имеет расцветка халата? Но она уже не могла остановиться. — Кроме того, у меня два одинаковых халата. Не нравится — не смотри.

— Это слегка затруднительно, учитывая, что ты мозолишь мне глаза в них каждый вечер.

— Мозолю глаза? — повторила она, чувствуя, что теряет самообладание. — Мозолю глаза! Да этим занимаешься ты, завернувшись в полотенце, или вообще раздеваешься наголо, словно меня тут нет! — Потеряв над собой контроль, она проговорилась: — Да будет тебе известно, в моем нынешнем «особом» положении в этом доме у меня нет денег, чтобы купить новый халат. Теперь я не занимаюсь с Дженни, и мне не платят. А то немногое, что у меня было, я истратила на школьную одежду для Энди.

— Пусть присылают счет, — рявкнул Трэвис. — За все остальное ты же платишь с моего счета. По всему дому разбросаны твои коробки. И уж наверняка у тебя есть что-нибудь поприличнее этого отвратительного халата! Простой мешок, и тот лучше бы смотрелся.

— Да! — с жаром воскликнула Ринна. — Да, у меня есть кое-что еще. — В бешенстве она швырнула расческу и скинула с себя халат. Затем с яростью схватила прозрачную ночную рубашку, подаренную Тельмой, и надела ее. После этого, сорвав с волос бигуди, гневно посмотрела в его сторону. — Ну как? Никаких цветочков! Ни зеленых, ни желтых!

Трэвис с открытым от удивления ртом уставился на нее. Но уже через мгновение удивление в его глазах сменилось нескрываемой страстью. Медленно, словно лаская ее, его взгляд скользил сквозь прозрачную ткань по ее телу: вдоль мягкого изгиба ее груди, затем ниже к черному треугольнику между ног. Длинные локоны Ринны рассыпались по плечам, ее грудь тяжело вздымалась.

Страстное желание в его глазах одновременно пугало и возбуждало ее. Их взгляды встретились, и в ту же секунду ярость ее исчезла, словно сухие листья, унесенные порывом ветра. У нее перехватило дыхание. Казалось, на мгновение они стали одержимы одним чувством. Ринна уже была готова к тому, что в следующий момент он бросится к ней и, заключив в объятия, начнет целовать.

Но Трэвис резко отвернулся и швырнул несколько банкнот на туалетный столик:

— Энди — моя забота. Когда тебе что-нибудь для него нужно, просто скажи мне.

После этого, не взглянув в ее сторону, он, молча, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Ринна посмотрела на оставленные им деньги, скомкав, схватила их со столика и засунула в сумочку вместе с жемчужным ожерельем. Она не истратит ни гроша из его денег, но будь она проклята, если признается в этом.

Всю ночь она не находила себе места, ей не хватало Трэвиса. Часто ночами, лежа рядом с ним в постели, во сне она оказывалась в его объятиях. Проснувшись, она быстро отодвигалась. Было уже совсем поздно, когда она услышала, как он вернулся. Коротко взглянув на нее, он тяжело опустился на стул.

Притворившись, что спит, Ринна вслушивалась до тех пор, пока по ровному дыханию Трэвиса не стало понятным, что он уснул. Открыв глаза, она обнаружила, что проникающие через окно первые серые лучи наполнили комнату причудливыми тенями.

Трэвис спал, сидя на стуле: его поджарое тело неестественно изогнулось, одна рука свесилась в сторону, длинные ноги вытянуты на ковре. Он не разделся, даже не снял сапог. Он выглядел осунувшимся и усталым; обычно суровые черты его лица несколько смягчились, от этого он казался беззащитным. Прядь волос упала ему на лоб, появившаяся щетина несколько смягчила его тяжелую нижнюю челюсть. Во сне его грубоватая мужская красота стала заметна еще отчетливее. Теперь Ринна ясно поняла, почему на вечеринке пять лет назад он привлек ее внимание. Интересно, не могла удержаться она от мысли, каково быть влюбленной в него… заниматься с ним любовью? Она тихо лежала на кровати, наблюдая за тем, как ровно вздымается и опускается его грудь. Он навсегда останется для нее загадкой, этот незнакомец, ставший ее мужем.

Любая женщина согласилась бы стать женой такого мужчины, как Трэвис Мартин: сильного, надежного, обаятельного. Конечно, он был упрям, частенько до обидного ироничен, но вместе с тем он бывал рассудительным и добрым. Если быть до конца честной, то во многих случаях она сама провоцировала его сарказм. Ей иногда удавалось вывести его из себя, но он сдерживался. И, кроме того, необходимо признать, что он очень, очень привлекателен.

И, наконец, призналась она себе, она очень привязалась к нему. Нет, совсем не то: она влюблена в него. Испугавшись собственных мыслей, Ринна в изумлении взглянула на спящего Трэвиса. Да, она влюбилась в Трэвиса Мартина, и случилось это давным-давно.

Что же ей теперь делать? Что ей от него ждать? Она не находила ответа. Она как женщина тоже привлекает его. Здесь не может быть никаких сомнений. Стоило лишь вспомнить бешеную страсть в его глазах вчера вечером. Сумеет ли она сыграть на этом? Сможет ли соблазнить собственного мужа? Сможет ли заставить его влюбиться в себя? Ведь актриса она никудышная.

Нет, она не станет разыгрывать спектакль.

Когда он начал просыпаться, она поднялась с кровати и притворно потянулась. Краем глаза она наблюдала, следит он за ней или нет. Неторопливо направляясь в ванную, она продолжала чувствовать на себе его обжигающий взгляд. Через секунду она услышала, как дверь с силой захлопнулась. Звук от удара эхом раскатился по комнате. На этот раз уже Ринна в удивлении подняла брови. Она долго стояла под душем, на ее губах играла ироничная усмешка.

Днем она отправилась в центр и отыскала магазин, торгующий дорогим нижним бельем.