Вторник, 14 декабря (настоящее время)

Пока Роза убиралась в ванной, я воспользовалась возможностью поговорить с Мак с глазу на глаз. Прошло почти пять месяцев с тех пор, как Клевер похитил меня и бросил в подвал, но меня не покидала надежда – даже после того, как вчера мне исполнилось семнадцать лет. Никто о моем дне рождения не знал (хотя Клевер наверняка мог бы выяснить), и потому на эту тему не было сказано ни слова. Как бы то ни было, праздновать мне не хотелось.

– Мак, – еле слышно прошептала я. Она подняла глаза от книги. – Когда ты потеряла надежду выбраться отсюда? – Этот вопрос я собиралась задать ей уже тысячу раз, но не смела. С Мак я связывала последнюю надежду предпринять что-то, чтобы оказаться на свободе, и боялась услышать, что она этого не хочет. Пять месяцев – довольно долгий срок. Пять месяцев – почти достаточно, чтобы он «полюбил» и изнасиловал свой «цветок». Я не могла умолять Мак помочь мне с побегом. Прежде надо убедиться, что ей можно доверять и что она действительно хочет вырваться отсюда. Но время шло, и оставалось уже недолго до поры, когда он потащит меня в ту комнату.

Мак поерзала на диване, как будто я спросила о чем-то слишком личном. Вопрос чертовски прост, а ответ на него – «Я не потеряла надежду».

– Дело не в том, что я потеряла надежду, Лилия. Дело в том, чтобы выжить, – ответила она. – Не знаю, удастся ли нам отсюда выбраться, но единственный наш шанс – смириться с тем, что здесь происходит.

Мне казалось, должен быть и иной путь.

– Как думаешь, твоя семья тебя ищет? – спросила я.

Она покачала головой и уставилась в пол. Я знала, что отношения с родителями у нее были не очень теплые, но кто же откажется от поисков ребенка, особенно пропавшего ребенка?!

– Меня не ищут, я знаю. Мы очень сильно поссорились, и родители сказали, что, если я уеду, домой могу не возвращаться. Раньше я думала, что меня ищет брат. И он, наверно, действительно искал некоторое время, но сомневаюсь, что ищет до сих пор.

– Твои родители сказали так сгоряча. Иногда слова ничего не значат. – Я сама лет в двенадцать-тринадцать говорила родителям ужасные вещи. Чего бы я сейчас не отдала, чтобы взять свои слова обратно!

– Может быть, – Мак слабо улыбнулась. На нее нельзя было смотреть без слез. Каково это, когда твоим родителям безразлично, что с тобой происходит?! Я попыталась себе это представить и не смогла. – Но твоя-то семья тебя ищет. Как знать, может, нас и найдут.

Я кивнула.

– Да, будут искать. Льюис не откажется от поисков, пока не найдет… – Упорства ему не занимать. Мы с Генри и Тео, бывало, спорили, кто из нас самый упорный, держали пари, кто первым отступит в сложной ситуации. Обычно эти пари выигрывала я, но все равно считала, что Льюис упорнее. – Мы выберемся отсюда, – сказала я, обращаясь не столько к Мак, сколько к себе самой.

Она стиснула мне руку.

– Да.

Но когда? Мне надо выбраться до того, как он меня изнасилует.

– Почему ты ушла из дому? – Мак с трудом сглотнула, я видела, что ей по-прежнему тяжело даже думать об этом. – Извини, не отвечай, если не хочешь.

– Нет, все нормально. Просто дело в том, что здесь я никогда никому не рассказывала об этом в подробностях. В подвале не принято раскрывать душу, – сказала она и подмигнула. Я виновато улыбнулась. – Лет в двенадцать-тринадцать я связалась с дурной компанией. Меня брали на тусовки с наркотиками и алкоголем. Тогда мне казалось, что это все круто. Компания давала чувство уверенности в себе, и мне это нравилось. – Она улыбнулась и покачала головой. Я вполне понимала Мак во всем, кроме дружбы с дурной компанией. Мне не хватало уверенности в себе, выпив, я становилась общительней, но пила всегда очень мало, не больше, чем необходимо, чтобы немного расслабиться.

– Родителям это, конечно, не нравилось. Они пытались запретить мне общаться с друзьями, прятали вещи, заставляли меня разговаривать с другими родственниками, но я никого не слушала. Мои новые друзья понимали меня, по крайней мере, так мне казалось. Всякий раз, как я, пошатываясь, являлась домой после полуночи, домашние приходили в отчаянье. В конце концов они, кажется, решили, что с них хватит. Мы поскандалили, от меня потребовали, чтобы я обратилась за медицинской помощью и перестала поддерживать отношения с нашей компанией. Я собрала вещи и ушла. Помню мамины слова: «Тебе нужна помощь, Бекка. Так что, если сейчас уйдешь, о возвращении даже не думай». Я и сейчас как будто это слышу. Надо было мне остаться. Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Лучше бы я завалилась тогда к себе в комнату, чем хлопнула дверью и ушла, – она вздохнула. – А теперь я здесь.

Странно, но имя Мак подходило ей больше, чем Бекка. Может, потому, что с самого начала я звала ее Мак. Легко вообразить, через что пришлось пройти ее родителям, особенно после такого расставания. Нам надо выбираться отсюда: Мак и ее семья должны наладить отношения, хотя бы попробовать.

– Так, – Роза закрыла за собой дверь ванной. – Готово. Посмотрим кино?

А что еще остается? Правда, все фильмы мы уже пересмотрели по два раза. Он раз в месяц обменивал диски. У нас их около сорока, но, поскольку делать тут почти нечего, мы их быстро просматривали, и я почти возненавидела даже свои самые любимые картины.

– Как скажешь, – я плюхнулась на диван, готовясь провести еще один вечер у экрана.

Среда, 15 декабря (настоящее время)

Я быстро вытерлась полотенцем и натянула на себя одежду на размер больше моего. Интересно, будет он когда-нибудь покупать мне одежду моего размера или слишком зациклен на мысли, что у меня должен быть десятый? Впрочем, разве это важно?

Я взялась за дверную ручку и открыла дверь. Мы сегодня припозднились, Розе еще предстояло принять душ. Едва я вышла из ванной, она бросилась туда. Глаза широко раскрыты, лицо бледное. Черт, что он сделает, если мы не успеем вовремя? Этого я не знала – никогда не спрашивала, – да и не хотела знать.

Мак энергично взбивала в миске яйца. Хорошо, подумала я, что наш псих так любит запеченный омлет на тостах – его готовить просто и недолго. Я разорвала пакет с нарезанным хлебом и выложила на сковороду восемь кусков.

– Все нормально, Мак?

Она закивала, пытаясь усердно убедить нас обеих, что с ней все в порядке. Волосы у нее взлетали и опускались.

– Поставь, пожалуйста, тосты в духовку.

Я так и сделала. Сердце у меня отбивало сверхурочные. Взвинченность девушек мне не нравилась. Обычно в его присутствии они держались раскованно и уверенно. Как Роза может мириться с происходящим здесь, если она явно испугана?

Дверь в подвал открылась, одновременно из ванной вышла Роза, и мы начали подавать завтрак. Я несла две тарелки и вдруг почувствовала прикосновение к спине. По слабому запаху лосьона после бритья поняла, что это Клевер.

– Пахнет невероятно аппетитно, – сказал он. Я напряглась и улыбнулась ему через плечо, стараясь скрыть отвращение. Потом повернулась, отступила от него назад и поставила тарелки на стол.

Сердце, бешено колотившееся в груди, стало успокаиваться. Сколько еще мне удастся избегать этого психа? Он сел, мы с Розой и Мак последовали его примеру, все в молчании принялись за еду. Он медленно жевал.

Наконец оторвался от тарелки и спросил:

– Как вам понравился вчерашний вечер?

Удручающе скучный, как и все остальные здесь.

– Понравился. Посмотрели несколько душевных фильмов, – ответила Роза. – А как прошел вечер у тебя?

Душевных? Для подвала больше всего бы подошли «Зомби» и «Техасская резня бензопилой». Нет ничего хуже, чем оказаться запертой у придурка Клевера.

Он слегка улыбнулся, глаза потемнели, бровь подергивалась. От его зловещего взгляда я похолодела. Что он сделал? Опять убил кого-то? Получил ли удовольствие от убийства или просто «выполнил свой долг»? Вряд ли я смогу понять, что им движет, даже если бы он объяснял до конца света. Хотя он очень сообразительный. Если Мак и Роза правы, что он действительно хочет изменить мир к лучшему, то мог бы действовать иначе. Все в его наружности вызывает доверие. Он кажется нормальным, добрым, надежным. Я не могла постичь, откуда при этом у него такой сдвиг по фазе.

Я покачала головой. Что толку пытаться понять эту гниду? Психиатры нашли бы у него немало интересных заболеваний.

– Что такое? – спросил он. От этих слов я подскочила на месте и через плечо посмотрела туда, куда был направлен его взгляд. О нет! Темно-красные маки в вазе безжизненно поникли. Сердце у меня учащенно забилось. Лилии и розы выглядели тоже неважно, концы стеблей внизу под водой у них стали коричневыми. Цветы понемногу увядали – иначе и быть не могло!

Он встал, резко оттолкнув стул, и тот упал на пол. Я сжалась. Роза и Мак быстро поднялись со своих мест. Я замерла от ужаса, понимая, что за этим последует.

– Что… такое? – глаза у него остекленели, он стал похож на доктора Джекилла и мистера Хайда. Настроение у него менялось моментально. Он вообще не в состоянии контролировать себя, когда видит увядшие цветы? – спрашивала я себя. Не может же он не знать, что происходит со срезанными цветами. Почему тогда он не остановится?

– Прости, Клевер. Они завяли, – проговорила Роза тихим, умиротворяющим голосом, моля его понять то, что ей не следовало объяснять и за что не следовало извиняться.

– Они умерли, – медленно произнес он и задышал глубоко, но прерывисто, будто стараясь овладеть собой. Неужели же он снова не сможет сдержаться?

– Да, они завяли. Они умерли, потому что вы не умеете за ними как следует ухаживать! – он ударил кулаками по столешнице так, что стаканы с апельсиновым соком подпрыгнули, опрокинулись и сок потек по столу на пол.

Естественно, завяли. Ведь это же цветы! Как мог такой сообразительный человек не понимать этого? Или он понимал, но не мог принять? Все в нем непрямо и непросто. Я раньше считала, что хорошо разбираюсь в людях, но такого человека, как он, понять не могла.

Он сделал шаг, и мы с ним оказались по одну сторону стола. Я попятилась. Роза и Мак придвинулись ко мне и встали плечом к плечу. Если бы мы действовали заодно, мы бы выбрались отсюда. Правда, сейчас, когда он в таком состоянии, я бы не рискнула что-либо предпринять.

– Можете сказать что-нибудь в свое оправдание? – тихим и ровным голосом спросил он. Но это было даже страшнее, чем крик. Казалось, Клевер вполне владеет собой, но я понимала, что в любой момент он может сорваться. Он походил на собаку, играющую с воздушным шариком: ясно, что шарик лопнет, непонятно только, когда.

Все мы молчали. Наверное, от этого Клевер разозлился только еще сильнее. Он пошел вдоль стола. Между мною и им стояли Мак и Роза. Он ударил Розу по щеке. Она ахнула и сделала неверный шаг в сторону. Мак поддержала ее, все мы отступили на шаг назад. Я слышала свое учащенное дыхание и пыталась его успокоить.

Оттолкнув с дороги Розу, он схватил за руку Мак и притянул к себе. Нет! От пощечины она повалилась на стол, вскрикнула и ухватилась за живот, которым, видимо, ударилась.

– Вы все научитесь! – проревел он и, бросившись вперед, прижал меня к стене.

Я затаила дыхание и закрыла глаза, ожидая удара.

«Льюис, Льюис, Льюис!» – мысленно кричала я, мечтая оказаться где-нибудь в другом месте. Он ударил меня кулаком в подбородок, и я упала. Боль охватила половину головы. Прижав руку ко рту, я несколько раз глубоко вдохнула через нос.

«Не кричи, пусть делает что хочет», – твердила я себе. В челюсти пульсировала боль, в глазах стояли слезы, но я не плакала. Не подам вида, что мне больно.

Во рту появился металлический вкус крови, внутренняя поверхность щеки саднила: должно быть, ее поранили зубы. Я сглотнула, зная, что, если он увидит кровь, станет еще хуже. Я осела на пол и закрыла глаза. Долго я этого не вынесу.

– Уберите тут. Живо, – приказал он. Я открыла глаза. Он поднимался по лестнице. Вскочив на ноги, я побежала в ванную и прополоскала рот. Теперь, когда он ушел, я позволила себе выплакать слезы, стоявшие в глазах. Я села на пол, мне было так страшно и одиноко, что заболело сердце.

Четверг, 16 декабря (настоящее время)

Я сидела на диване с Розой и Мак. Телевизор был включен, но никто из нас не смотрел его. Мы с тревогой ждали возвращения Клевера. Сегодня он не приходил завтракать. Мысль о его возвращении пугала, но мысль о том, что он больше не вернется, пугала еще сильней. Если он покинул нас, мы обречены на голодную смерть.

Челюсть у меня отекла, на месте удара остался синяк. Раны от зубов на внутренней стороне щеки так болели, что я могла есть только мягкую пищу. Красный след на лице напоминал о том, в каком состоянии находился Клевер и какой опасности я избежала. Всякий раз, как он расправлялся со мной или с кем-то еще, я всерьез сомневалась в возможности побега. Именно поэтому Мак не хотела ничего предпринимать: она ни на секунду не допускала мысли, что у нас может что-то получиться.

– Что будем делать? – спросила Мак, обращаясь к Розе. – Терпеть его становится все труднее, и ты это знаешь.

Их тревога приводила меня в ужас. Они так много повидали здесь, так привыкли к жизни в подвале, но теперь напуганы. Уж не из-за меня ли? Он выбрал меня и привел в подвал, а у меня семья. А что если вокруг него сжимается кольцо? Даже когда Роза и Мак смотрели телевизор, судя по глазам, они постоянно думали о чем-то своем.

Роза покачала головой.

– Не знаю, но не сомневаюсь, что все будет хорошо. Будем, как обычно, держаться друг друга.

Меня уже тошнило от этих постоянных уверений, что все будет хорошо. Зачем они это повторяют? Они явно смирились с такой жизнью, а она вовсе не хороша. Что-то внутри у меня взорвалось, и я вскочила на ноги. Кровь во мне закипела.

– Роза, да посмотри вокруг! Мы заперты в подвале у психа. Как, черт возьми, все может быть хорошо?! – кричала я. – Может, наконец проснетесь?

– Ш-ш, Лилия. Ты не знаешь, где он сейчас, – прошептала Роза.

Я глубоко вздохнула и не стала говорить ей, что я не Лилия. Лилия – кто-то в его больной фантазии, а я – не она.

– О боже мой! Ну подумай же ты, Роза: пока дверь закрыта, мы не слышим этого говнюка. Ты всерьез думаешь, что он нас слышит? Вместо того чтобы изображать здесь сумасшедшую, может, начнешь вести себя как нормальный человек? Нас по-хи-ти-ли!

– Я в курсе, Лилия, но чего ты от меня хочешь?

Непохоже, что она в курсе. Я сжала кулаки. Да что, черт возьми, с ней такое?

– Хочу, чтобы ты вытащила голову из песка и подумала, как нам бежать отсюда. Хочу, чтобы ты перестала делать вид, что все это нормально. Почему вы не хотите выбраться отсюда? Если действовать вместе, мы с ним сладим.

– Это уже пробовали, – вступила в разговор Мак.

– Знаю, вы мне говорили, но еще ни разу на него не нападали одновременно втроем или вчетвером. С одной он, конечно, справится, но что он сможет сделать с тремя сразу? Подумайте: мы можем напасть на него и сбежать. Это может получиться. – Что я несу?! Еще две минуты назад это было невозможно, а теперь я произношу вдохновляющую речь перед своим войском.

Послышался скрип, заставивший меня вздрогнуть, и дверь подвала открылась.

– Может получиться, если сразу всем вместе, – прошептала я, умоляюще глядя на девушек.

– Нет, Лилия, – ответила Роза. Я отвернулась, чтобы не закричать на нее.

Что-то бормоча себе под нос, Клевер нес три букета цветов. Я не могла разобрать всего, но расслышала только слова «тела́» и «верблюд», хотя, скорее всего, мне это показалось. По крайней мере, с какой стати ему говорить о верблюде?

Роза глубоко вздохнула и тепло ему улыбнулась. Она казалась уверенной в себе, но опущенные руки слегка ударялись о бедра: она дрожала.

– Добрый день, Клевер.

Он вздрогнул, как будто не ожидал нас здесь увидеть.

– Д-добрый день! – ответил он, заикаясь. Раньше он никогда не заикался. Если только не бесился по поводу цветов, говорил всегда очень уверенно и гладко. Как могло получиться, что он, увидев нас, удивился? Уж не думал ли он, что мы пришли из магазина на углу?

– Ты приехал пообедать? – спросила Мак, мельком взглянув на часы. В это время, то есть около двенадцати, он должен был быть на работе.

Держался он странно: говорил сам с собой и, казалось, не замечал окружающих. Лихорадочно осматривал комнату, как будто видел ее впервые. Я затаила дыхание и заметила, что Мак сделала шаг назад.

– Цветы, – сказал он и протянул их нам.

– Прекрасные цветы, Клевер, спасибо, – Роза выступила вперед и приняла у него из рук все три букета. Что ж, мы делаем вид, что все это нормально? Ни у кого не возникает никаких вопросов?

Вслед за Розой и Мак я перешла на кухню и наполнила вазы водой. Краем глаза я наблюдала за ним. Его взгляд метался по комнате, то и дело останавливаясь на двери в подвал. Кого он ждет? Полицию? Я еще не видела, чтобы он держался так странно. На себя непохож, и непонятно, как себя с ним вести. Может, лучше всего просто не обращать на него внимания?

– Клевер, не хочешь ли поесть? – спросила Роза.

– Нет, спасибо, – быстро проговорил он и улыбнулся.

Ни говоря больше ни слова, он поцеловал в щеку Розу и Мак и посмотрел на меня. Я снова затаила дыхание. Он подошел ко мне и тоже поцеловал в щеку. Мои ладони болели, и, только когда он пошел от меня к лестнице, я осознала, что вонзила в них ногти.

– Доброй ночи, цветы, – сказал он уже на лестнице, и забормотала что-то себе под нос. Я разобрала слова «телефон» и «тела́».

– Доброй ночи? – повторила Мак, обращаясь к Розе. Значило ли это, что он уже больше сегодня не придет или что понятия не имеет о времени?

Роза пожала плечами и взглянула на него, как раз когда он выходил за дверь.

– Сделаю всем нам горячего шоколада.

Точно! От этого, Роза, все станет хорошо!

Обжигая язык, я быстро выпила горячий шоколад, едва почувствовав его вкус. Я снова и снова переживала прикосновение его губ к своей щеке. Постаралась отвлечься от этого ощущения, но мне все время казалось, как что-то слегка прикасается к лицу. Я чувствовала себя грязной.

– Приму душ, – сказала я. Мне надо было снова стать чистой, если это только возможно.

Включив душ, чтобы спустить холодную воду, я быстро сняла одежду. Вода была слишком горячая, но я терпела. Сколько я ни терла себя губкой, отвратительное ощущение не проходило. Как будто он оставил свои следы внутри кожи. Сколько же Роза терла себя губкой, да и терла ли вообще? Кажется, ей здесь нравится. Со мной такого никогда не случится. Никогда.