Единственной загвоздкой было время года. На Гавайях волны выглядят наиболее впечатляюще во время зимних штормов, которые, проходя через Северо-Тихоокеанское течение, швыряют на цепочку островов огромные зыби. Выяснилось, что застать это великолепное зрелище можно в декабре и январе. Тут-то и возникла заминка, ведь подходил к концу февраль.
Тогда я решил познакомиться с волнами где-нибудь поближе к дому. Как оказалось, для этого никуда отправляться не надо, достаточно посмотреть в зеркало. Если вы думаете, что волны образуются «за тридевять земель», вы заблуждаетесь — они постоянно распространяются по нашим телам. Мы, люди, как и большинство животных, целиком и полностью от них зависим.
Именно волны находятся в основе, что называется, в сердце тех процессов, благодаря которым человек существует. Причем в буквальном смысле. Кровь циркулирует по телу, подгоняемая сокращениям сердца. Чтобы сердце перегнало 10 000 литров (примерная суточная норма), пропуская по артериям, венам и органам насыщенную кислородом кровь, оно должно сократиться 100 000 раз. Каждое сокращение сердца происходит ритмично, в какой-то мере напоминая волну.
Мышечные сокращения сердца так не похожи на волны, путешествующие по водной поверхности, что у вас возникнет вопрос: с какой стати называть их волнами? Что общего между биением сердца и рябью в набранной ванне, когда вы роняете в нее кусок мыла?
И мышечные сокращения, и океанические волны — формы колебательных движений. Когда одна область начинает колебаться между разными состояниями, она неизбежно затрагивает соседнюю область — возникает движение. Скользнувший в воду кусок мыла нарушил равновесное состояние водной поверхности, вызвав в ней колебания вниз-вверх — они пошли распространяться концентрическими кругами. Если взять сердце, то распространяющиеся колебания в нем вызывают мышечные клетки, которые сокращаются и расслабляются. Эти сокращения, как круги по воде, передаются из одной области мышечной ткани сердца в другую, хотя и совершенно иным образом.
Каждый удар сердца — не что иное, как в высшей степени скоординированная мышечная волна
Биение сердца происходит благодаря низковольтному разряду электрического тока, который постоянно проходит через клетки. Каждая клетка мышечной ткани под воздействием электрического импульса сокращается. Но чтобы сердце перегоняло кровь по организму эффективно, эти сокращения должны быстро проходить через стенки сердца в нижнюю часть, причем ритмично и согласованно. Сами электрические импульсы генерирует группа пейсмейкерных клеток в верхней части сердца. Импульсы распространяются вниз по мышце — каждая клетка сокращается, передавая импульс соседним клеткам.
После импульсации клетка вступает в период понижения возбудимости, при котором немедленное повторение действия становится невозможным — клетка будто бы устала и нуждается в отдыхе. Этот период пониженной возбудимости, длящийся от одной десятой до одной пятой доли секунды, называется рефракторной фазой — ловкий трюк природы, следящей за тем, чтобы волна прошла через мышечную ткань только однажды. То есть пока пейсмейкерные клетки не сгенерируют самопроизвольно следующий импульс, порождая очередной удар сердца.
Каждодневная безупречная работа «божественного очага» — а именно так назвал сердце живший в семнадцатом веке основоположник физиологии Уильям Гарвей — равна усилию, необходимому для поднятия тяжести в 1 кг на высоту, равную двум Эверестам. (Причем без помощи носильщиков-шерпов.) Для свершения такого трудового подвига крайне важно соблюдение временного режима. Чтобы все четыре камеры сердца наполнились кровью и прогнали ее дальше по кровеносной системе, они должны сокращаться и расслабляться синхронно, в согласии друг с другом. Две камеры в правой части сердца гонят кровь через легкие, насыщая их кислородом. Две камеры в левой части прогоняют насыщенную кислородом кровь через остальные органы тела. Синхронность их работы полностью зависит от электрических импульсов, распространяющихся через мышечную ткань. Причем, волна импульсов должна начинаться с ближнего конца камеры и продвигаться по мышечной ткани к клапану, через который кровь и прогоняется.
Однако сердце не всегда работает как часы — если волна, распространяясь, отклоняется от нормальной формы, организм не снабжается кровью в полном объеме. Круговой волны вроде той, что образуется от шлепка мыла о воду в ванне, как раз стоит опасаться. То же самое можно сказать о спиральной волне, которая в водной среде представляет собой малоинтересную на вид полную воду — эта «приливная волна» перемещается вдоль стенок чайной чашки, когда вы ложечкой размешиваете сахар. Возникающие в сердечной мышце круговые или спиральные волны нарушают четко отлаженную работу всей системы, вызывая состояние, известное как аритмия. И хотя инфаркт чаще всего случается в результате закупорки артерий, снабжающих клетки сердца кислородом и питательными веществами, его причиной, влекущей за собой скоропостижную смерть, может стать и аритмия — при условии, что наблюдается не редкое, почти незаметное трепетание сердца, а серьезные хронические сбои в его работе. Бывает, пейсмейкерным клеткам не удается сгенерировать электрический импульс должным образом. В таком случае прибегают к помощи искусственного пейсмейкера — воздействующего на ритм сердца электрокардиостимулятора. Прибор в устойчивом ритме генерирует импульсы, посылая волну в нужное время.
Возникающие в нездоровой ткани сердца круговые и спиральные волны — следствие неравномерно проходящих через мышечную ткань электрических импульсов и последующих сокращений. Такие импульсы могут возникнуть по разным причинам. Иногда в группе нормальных мышечных клеток возникает «кризис самоопределения» — клетки начинают вести себя как пейсмейкерные, генерируя собственные, не попадающие в такт волны. Бывает, что распространение электрических импульсов блокируется или замедляется в результате повреждения ткани или из-за тромба — это напоминает свободный бег океанических волн, внезапно прерываемый встающим на их пути пирсом или причальной стенкой.
В любом случае результатом становится аритмия по типу реентри. В самых серьезных случаях она представляет угрозу для жизни — многочисленные и некоординированные волны распространяются по мышечной ткани сердца в качестве своего рода ответной реакции. Последствия такой аритмии катастрофические, поскольку нормальный ритм сокращений сердца нарушается. (В сериалах, показывающих будни клиники, это как раз тот самый эпизод, когда склонившийся над пациентом врач кричит: «Фибрилляция желудочков! Мы его теряем! Черт, куда подевался дефибриллятор?») Крайне важно в течение первых же секунд воздействовать на сердце одиночным кратковременным электрическим импульсом — устранить разрозненные, несогласованные сокращения отдельных групп мышечных волокон. Эта мера, по сути схожая с быстрой перезагрузкой компьютера, должна нормализовать работу сердца.
И все же биение сердца — лишь одна из множества мышечных волн, пронизывающих наши тела. Впрочем, завзятых серфингистов такие волны едва ли приведут в восторг. И напрасно — от них зависит наша жизнь. Чем наверняка и объясняется непроизвольность сокращения соответствующих мышц. Вот почему большинство из нас об этих волнах даже не догадывается.
К примеру, перистальтическая волна подхватывает пищу, которую вы глотаете, и направляет через пищевод в желудок. Эта же самая волна мышечных сокращений двигает пищу из желудка дальше в тонкий кишечник, где питательные вещества всасываются.
Все эти волны представляют собой внутреннюю транспортную систему тела. Где-то волновое движение совсем незаметно — например, легкое колыхание крошечных волосков, или ресничек, выстилающих трахею. Реснички, совер шая волнообразные движения, запускают самый «культурный», тонко организованный процесс, называемый мукоцилиарнои эскалацией. Звучит загадочно, но на деле все довольно прозаично: выстилающий трахею изнутри эпителий задерживает частички пыли и другой грязи, которую вы вдыхаете вместе с воздухом. Слой липкого эпителия проделывает очень важную работу — отлавливает инородные частицы до того, как они попадут в легкие. Но каким образом слизь и тот «груз», что налипает на нее, выводятся из трахеи, если только их не отхаркивать, уподобляясь неотесанному деревенщине?
Конечно же, благодаря волнообразным движениям реснитчатого эпителия. Крошечные реснички постоянно совершают скоординированные колебательные движения, похожие на движения ног поспешно удирающей многоножки. Благодаря этим согласованным микроскопическим волнам слизь и налипшие на нее частички выводятся вверх по трахее к гортани. На этом волны реснитчатого эпителия свою работу завершают. А то, как распоряжаются плодами их трудов дальше — культурно сглатывают или невоспитанно отхаркивают, — не имеет к волнам никакого отношения. Тут уж все зависит от воспитания.
Волны внутренних мышечных сокращений слишком важны для организма, чтобы оставаться подконтрольными сознанию. Представьте на секунду, что вам надо следить за согласованной работой перистальтических волн и волн мукоцилиарнои эскалации, одновременно поглядывая за «моторчиком» — как бы не пошли спиральные волны. Все равно, что проходить уровни самой сложной компьютерной игры в мире. Постоянно держа в уме все эти задачи, на званом ужине вы окажетесь крайне скучным собеседником — будете весь вечер сидеть, как в рот воды набрав, с болезненно сосредоточенной физиономией. Вряд ли вас пригласят еще раз.
Любой истинный наблюдатель за волнами должен знать три основные формы волн и уметь их различать. Волны классифицируют по направлению колебаний частиц среды — например воды, через которую распространяется океаническая волна, или воздуха, через который распространяется звук. Таким образом, волны разделяют на продольные, поперечные и крутильные.
Хотя сами волны на вид довольно интересны, названия их, к сожалению, навевают скуку. Чтобы хоть как-то исправить положение, я продемонстрирую их отличия на примере животных, в основе движения которых лежит та или иная волна.
Я имею в виду не тех животных, которые лихо катаются на волне океанической, хотя дельфины и белухи, вне всяких сомнений, самые ловкие серфингисты в мире.
И не этого пса:
Джек-Рассел терьер по кличке Бадди соревнуется в группе маленьких собак на Третьем ежегодном заплыве серфингистов-собак возле Дель-Мара, Сан-Диего, Калифорния
Вовсе нет. Я о тех созданиях, которые извиваются, сопровождая свои движения волнами мышечных сокращений. Классический пример этого — движения змеи. Очевидно, что такой способ передвижения никаких неудобств им не доставляет — змеи отличные охотники. По счастливому стечению обстоятельств, змея особенно хорошо демонстрирует первый тип — вольту поперечную.
Поперечные волны очень похожи на движения змеиного тела — колебания совершаются перпендикулярно, то есть под прямым углом по отношению к направлению распространения волны. Волна распространяется вперед за счет среды, двигающейся вверх-вниз или из стороны в сторону. Такой способ передвижения называется «змейкой», и хотя для змеи он не единственный, но, тем не менее, основной: «змейкой» должна овладеть всякая хоть сколь-нибудь уважающая себя змеиная особь, будь то королевская кобра или песчаный уж. При таком движении все тело рептилии прижато к земле; она последовательно описывает телом волнообразные кривые, напоминающие букву S. Волна мышечных сокращений пробегает от головы к кончику хвоста — змея, отталкиваясь телом от неровностей почвы, скользит вперед. Волновые колебания представляют собой проекцию непрерывной синусоидальной кривой на земле; каждая точка змеиного тела повторяет путь предыдущей точки, поскольку волна тела проходит сверху вниз по всему телу с такой же скоростью, с какой змея скользит вперед.
Такой тип движения змея использует, когда передвигается по твердой земле, встречая на своем пути множество твердых предметов: ветки, камни и прочее, — поверх которых ей легко извиваться. Однако большинство видов змей используют несколько способов передвижения — совсем как лошади, переходящие с рыси на легкий галоп, сменяющийся шагом. Выбор змеи зависит от характера поверхности, по которой она передвигается, и требуемой скорости передвижения.
На особенно неустойчивой поверхности — например вязком песке барханов или заливаемой приливами и отливами прибрежной полосе — многие змеи двигаются поперечными волнами, но гораздо более эффективным образом, уподобляясь полноприводному внедорожнику; этот способ передвижения называется скручиванием, или боковым ходом. Так проще всего преодолевать скользкие или ровные поверхности, от которых трудно отталкиваться. Наверняка вы уже догадались, что этой техникой передвижения в совершенстве овладели пустынные змеи, особенно представительница подсемейства ямкоголовых — рогатая гремучая змея.
Все змеи мастерски владеют приемами использования поперечных волн тела, помогающими им выживать, однако истинной вершины мастерства достигли особи, научившиеся боковому ходу
Движение напоминает скручивание в трех плоскостях, совмещаемое со «змейкой». В то время как змея совершает боковые волнообразные движения, само ее тело извивается мелкими волнами вверх-вниз. Сочетая вертикальные и горизонтальные волны, змея грациозно передвигается, уподобляясь ввинчивающемуся штопору. В любой момент движения она касается поверхности только в двух-трех точках, что бывает очень кстати, когда песок сильно нагревается. Змея, перемещающаяся таким способом, двигается под непрямым углом по отношению к направлению своего движения; при этом она оставляет на песке отчетливый след — косые параллельные полосы с крючками на конце. Из всех движений змеи это — самое примечательное. Такое проявление поперечных волн в животном мире можно отнести к наиболее вычурным.
Многие виды змей умеют еще и плавать, хотя в воде им вроде бы и отталкиваться-то не от чего. Но они одновременно с боковой «змейкой» прибегают к другому виду скручивания — так плавают угреобразные. Водный способ передвижения имеет несколько важных отличий от способа наземного. К примеру, волновые колебания расширяются к хвосту змеи. Другими словами, амплитуда волн возрастает по мере того, как они проходят через змеиное тело — получается, что хвост извивается гораздо быстрее, чем голова. Поскольку змее в воде не от чего отталкиваться, волны проходят через ее тело со скоростью, заметно превышающую скорость продвижения змеи вперед.
Морские змеи, живущие в теплой воде прибрежных районов Индийского и Тихого океанов, отлично плавают. Если вам доведется наткнуться на такую змею во время купания, лучше изменить направление движения на прямо противоположное, улепетывая любым доступным вам способом, потому как морские змеи — одни из самых ядовитых. Поначалу обитая на суше, они затем приспособились к жизни в воде. У всех морских змей плоский хвост, некоторые змеи — например двухцветная пеламида — обладают туловищем, высота которого чуть больше ширины. Такие особенности строения способствуют лучшему передвижению в воде. Морские змеи — единственный вид змей, замеченный в исполнении эффектного маневра, напоминающего танцевальное движение Майкла Джексона — они поворачивают в воде вспять, совершая туловищем волнообразные движения от хвоста к голове. Но в каком бы направлении эти волновые колебания ни шли, они принимают форму поперечных волн.
Кстати, не только змеи находят такой способ плавания удобным. Угри, миноги и миксины передвигаются в воде так же — через их тела, от головы к хвосту, проходят волны, толкающие их вперед. Скаты совершают волнообразные движения крыльями: иногда это изящные, широкие взмахи, в других случаях — серии быстро пробегающей волновой ряби.
Скат волнообразно двигает крыльями вверх-вниз, а не из стороны в сторону, но, тем не менее, это все те же поперечные волны. Рыбы же в большинстве своем производят волнообразные движения из стороны в сторону при помощи мышечных сокращений хвоста, за счет чего и плывут. Водные млекопитающие — киты, дельфины, морские котики — обычно молотят хвостом вверх-вниз; русалки наверняка тоже.
Независимо от типа волновых движений — из стороны в сторону или вверх-вниз — волны остаются поперечными, поскольку перпендикулярны направлению распространения волны.
* * *
Итак, волны в теле человека распространяются без его над ними сознательного контроля. Но что можно сказать о самом сознательном контроле? Участвуют ли волны в работе не только тела, но и разума (эти две категории — тело и разум — Рене Декарт четко разделял), играют ли какую-либо роль в мыслительном процессе?
Безусловно — работа вашего мозга не обходится без участия волн. Но это не волновые сокращения мышц, а крошечные, длящиеся всего долю секунды электрохимические реакции — импульсация нейронов.
Хорошо известно, что информация от органов чувств в мозг передается проходящими по нервной системе электрическими импульсами. Однако движение это двустороннее — мозг, в свою очередь, посылает сигналы через нервную систему, контролируя деятельность мышц и желез. Нервная система состоит из групп особых клеток, называемых нейронами; каждый нейрон обладает длинным отростком — аксоном, который с одной стороны связан с телом клетки, а с другой разветвляется на дендриты. Каждое ответвление ведет к соседнему нейрону или другой клетке; место контакта между двумя нейронами или между нейроном и получающей сигнал иной клеткой называется синапсом. Чаще всего аксоны не достигают в длину и миллиметра, однако порой могут довольно сильно вытягиваться, например, в седалищном нерве, который задействуется при вытягивании ноги. Сигналы передаются от нейрона к нейрону в виде электрохимической волны.
Представьте проходящий через нейрон импульс как волну от всплеска на воде, двигающуюся по узкому руслу ручья. И стенки аксона, и берега ручья выступают в качестве волноводов — направляют импульсы по заданному маршруту. Может показаться, что волны этих двух типов ничем друг от друга не отличаются. Однако импульсы, без которых невозможно распространение сигналов по всему телу, представляют собой не физические колебания, а изменение напряжения в результате химических реакций в нейронах.
Но эти электрические волны характеризуют действие не только нейронов нервной системы, посылающих импульсы мозгу и получающих его команды, но и нейронов самого мозга. Ваш мозг, будучи средоточием центральной нервной системы, представляет собой сложную сеть нейронов, каждый из которых является волноводом, проводящим электрохимические импульсы из одного конца в другой.
Правда, существуют и гораздо менее осязаемые мозговые волны. Это не связи между нейронами, а полосы активности, проходящие через широкие области мозга — точь-в-точь волны, бегущие по пшеничному полю в ветреный день. Полосы активности представляют собой не импульсацию нейронов, а ее предварительную фазу.
Когда нейрон деполяризуется, вероятность его импульсации увеличивается. Возникает ассоциация с перевозбужденным человеком, который вот-вот сорвется на крик. В ходе исследований возникло предположение: работа мозга млекопитающих в определенной мере зависит от проходящих через мозг волн возбуждения. Волны проходят через участок мозга, приводя нейроны этого участка в состояние, близкое к импульсации. Можно сравнить это с волнами оживления, пробегающими среди публики в концертном зале перед появлением на сцене музыкальной группы: каждый готов крикнуть музыкантам слова приветствия, выбросить в воздух руку, задвигаться в танце…
Но почему волны деполяризации возникают в мозгу животных? И как испускаемые возбужденными нейронами волны выглядят?
* * *
Поразительный факт: нейробиологи могут наблюдать эти волны, которые, проходя через совсем небольшие участки мозга при вскрытом черепе подопытного животного под анестезией, вызывают изменение цвета. Волны становятся видимыми благодаря контрастному веществу. Контрастное вещество вступает в связь с нейронами и меняет оттенок в зависимости от потенциала поля — электрической величины, демонстрирующей степень готовности нейронов к импульсации. Это контрастное вещество и делает видимыми волны возбуждения, распространяющиеся по поверхности мозга. Высокая скорость волн фиксируется цифровой камерой, которая регистрирует изменение оттенка контрастного вещества на области мозга шириной около 3 мм (череп животного при этом вскрыт). Само контрастное вещество используют уже более тридцати лет, однако фотографическое оборудование только недавно достигло такого уровня чувствительности, при котором стало возможным изучение движения волн. Оказывается, волны, распространяясь через мозговую ткань, принимают уже знакомые нам формы.
«В результате наблюдений мы пришли к выводу, что по своей форме волны делятся на два основных типа», — пояснил профессор У Цзяньюн из Медицинского центра Джорджтаунского университета в Вашингтоне. Он использовал контрастное вещество для изучения мозговых волн крыс. «Первый тип — круговая волна, второй — вращающаяся, или спиральная, волна».
Погодите! Разве не эти же волны, распространяясь по мышечной ткани сердца, вызывали аритмию? Похоже, в случае с мозговой тканью они не представляют опасности, уж слишком они слабы. Более того, профессор У считает, что волны этих двух типов лежат в основе мозговой деятельности млекопитающих. Волны были замечены на поверхности многих областей неокортекса — внешнего слоя мозга животных. Неокортекс участвует в высшей деятельности головного мозга, например в обработке информации, поступающей от органов чувств, в движении тела, мышлении и, если речь идет о человеке, в использовании языка.
«Волны наблюдались в ходе реализации почти всех корковых процессов, что было выявлено посредством картирования с использованием потенциалчувствительных меток», — рассказал мне профессор У. Эти волны могут распространяться по поверхности неокортекса самых разных животных: черепах, морских свинок, саламандр, обезьян… Они проявляются у высших животных при воздействии на органы обоняния, слуха, зрения или при соприкосновении с вибриссами.
Кроме того, профессор У обнаружил, что спиральные волны проходят через мозг крысы и тогда, когда она, что называется, клюет носом. «Можно предположить, что эти спиральные волны генерируются в результате импульсации соседних нейронов и позволяют коре больших полушарий головного мозга избежать контроля таламуса». (Таламус — область головного мозга под неокортексом, отвечающая за транспортировку информации от органов чувств, за исключением обоняния, к коре головного мозга. Другими словами, профессор У предполагает, что эти мозговые волны, проходя над неокортексом, препятствуют влиянию зон, задействованных в интеллектуальной деятельности, на таламус — что позволяет крысе задремать.) Он прибавил: «Нам кажется, что благодаря этим волнам становится возможной сложная умственная деятельность, в основе которой лежит функционирование сильно разветвленной сети нейронов, каждый из которых сам по себе довольно прост. Такова наша рабочая гипотеза».
Как и многие из тех, кто изучает колебания загадочных волн нейронного возбуждения, профессор У задается вопросом: что если волны играют решающую роль в разгадке извечной тайны — как миллиарды взаимосвязанных нейронов, каждый из которых по отдельности напоминает простенький «биологический выключатель», могут порождать такие сложные процессы, как способность чувствовать, мыслить? Даже если в случае с крысой все мыслительные процессы сводятся к тому, как бы добраться до съестного в буфете вашей кухни.
* * *
Ну что, вернемся к трем типам волн?
Второй тип — продольные волны. Это тот случай, когда колебания совершаются не из стороны в сторону, а взад- вперед, параллельно направлению распространения волны. Итак, если волны поперечные свойственны змеям, то волны продольные — дождевым червям.
Потому как эти маленькие пахари, без которых ни одному саду не цвести, передвигаются в почве, сокращая и расслабляя мышцы от начала к концу тельца. В том месте, где возникает мышечное напряжение, тельце червя сжимается и уплотняется, цепляясь за почву крошечными щетинками. Уплотнившаяся часть червя волнообразно продвигается по тельцу — и червь движется вперед. Движения сегментов тела червя, прорывающего в земле ход, характеризуются волнообразными колебаниями не из стороны в сторону — «змейкой», а вперед-назад, параллельно направлению движения червя.
Что бы садоводы делали без этих крошечных продольных волн?
Продольные волнообразные сокращения мышц дождевого червя сильно отличаются от поперечных колебаний двигающейся змеи. Но некоторые змеи используют и продольные волны. Происходит это тогда, когда они подкрадываются к добыче, стремясь остаться незамеченными, либо в том случае, когда их вес слишком велик, и они не в состоянии скользить по земле, извиваясь из стороны в сторону.
Одна из таких необычных змей, использующих при передвижении волны дождевого червя, — гигантский шестиметровый иероглифовый питон. Тяжеловесный питон двигается вперед благодаря мельчайшей ряби продольных волн, проходящих по его туловищу от головы до хвоста. Этот способ передвижения характерен и для удавов обыкновенных, которые тоже не из худеньких. Способ передвижения дождевого червя еще называют прямолинейным из-за того, что использующие его крупные змеи медленно продвигаются вперед по прямой линии, сокращая и расслабляя мышцы в змеином «танце живота».
В том месте, где мышцы сокращаются, бугрясь, чешуйки змеиного брюха начинают слега топорщиться. И этими сотнями «коготков» змея цепляется за почву — совсем как дождевой червь щетинками. Волна мышечных сокращений и расслаблений проходит по всей длине брюха — змея медленно двигается вперед, отталкиваясь от почвы чешуйками, которые сцепились с землей.
Некоторые змеи, неспособные скользить, извиваясь из стороны в сторону, проявляют чудеса изобретательности — подбираясь во время охоты поближе к жертве, они всем своим видом как бы говорят: «Не обращай на меня внимания, я всего лишь сухая ветка». Для прямолинейного передвижения неважно, насколько туловище змеи массивно, имеют значение лишь сильная мускулатура и дряблая кожа. Нам, людям, в этом видится противоречие: разве могут руки при накачанных бицепсах быть дряблыми?
Кажется, будто работа брюшных мышц, сокращения и расслабления которых образуют продольную волну, требует невероятных усилий, особенно если змея весит прилично. Однако на деле прямолинейное передвижение крайне экономично — мышцы напрягаются едва заметно. Гигантский иероглифовый питон при этом расходует всего двадцать калорий в день — это калорийность одного сырого перепелиного яйца. Стыд и срам — такому толстяку не мешало бы больше двигаться!
* * *
Думаю, вам интересно будет узнать, что кора больших полушарий головного мозга у вас и у крысы не слишком различается по своей структуре. И раз крошечные спиральные волны скользят по поверхности мозга засыпающего грызуна, вполне возможно, что такие же микроскопические завихрения формируются и в вашей коре, когда вы лежите в кровати. Однако вы чувствуете: сон никак не идет — в голове крутится навязчивый мотивчик, скажем, «Ты прекрасна» Джеймса Бланта. В таком случае вам всего-то и надо, что привести в действие крошечные волны деполяризации. Если удастся хотя бы немного их расшевелить, заставить покружиться над волнообразными складками серого вещества, они выведут неокортекс из-под стимулирующего контроля таламуса и тем самым избавят вас от этой дурацкой песенки.
Вы скажете: такой уровень контроля над собой невозможен. Однако современный метод нейробиологической обратной связи позволяет не только наблюдать электрическую активность мозга, но и управлять ею. Хотите — верьте, хотите — нет, но сделать это можно, сидя за компьютерной игрой и используя одну лишь силу мысли. Представьте управление событиями на экране без джойстика, кнопок и прочих штуковин — всего-навсего парой прикрепленных к голове маленьких позолоченных электродов, которые улавливают электрические сигналы мозга, двигающие человечков на экране. При наличии соответствующей аппаратуры вы контролируете процесс, учась изменять ритм импульсации нейронов.
Впрочем, едва ли стоит мечтать о таком подарке под новогодней елкой. Компьютерные игры на аппарате довольно примитивные, они придуманы не для развлечения, а для выявления или, вернее, установления обратной связи с ритмичными электрическими импульсами, обычно скрытыми в вашей голове. Как только вы увидите их, научитесь ими управлять.
Но к чему вам все это? А вот к чему: если вы, не дай бог, страдаете эпилепсией или, что тоже неприятно, синдромом дефицита внимания, если разучиваете особенно трудное произведение для выступления в консерватории, ну или, скажем, вознамерились поймать пенальти в футбольном матче на чемпионате мира.
В 1924 году немецкий ученый Ганс Бергер открыл электроэнцефалографический (ЭЭГ) метод регистрации мозговой активности, обнаружив регулярную ритмичную пульсацию мозга. Он прикрепил посеребренные электроды к голове своего пятнадцатилетнего сына Клауса и измерил электрические сигналы, испускаемые нейронами головного мозга.
Когда один нейрон передает другому электрический за ряд, между ветвлениями одного нейрона и телом другого возникает синапсическая связь. И хотя прикладываемые к голове электроды, представлявшие собой металлические диски, были слишком грубы, чтобы уловить единичный импульс нейрона, первые нейробиологи, в том числе и Бергер, обнаружили, что они все же отмечают электрические импульсы в несколько тысячных вольт, возникающие в результате общей активности тысяч нейронов, или мозговых клеток, находящихся прямо под электродами в коре больших полушарий головного мозга.
Наблюдая за ритмами мозговых волн сына, Бергер обнаружил, что нейроны, пусть даже их и тысячи, пульсируют вовсе не беспорядочно, а в определенной последовательности. Пока сидевший во время эксперимента Клаус находился в спокойном, но собранном состоянии, показатели напряжения варьировались, однако сам ритм оставался постоянным — около 10 «циклов» (от отрицательного заряда к положительному) в секунду.
Но поскольку у Бергера была еще и дочь четырнадцати лет, Илзе, он задействовал в эксперименте и ее. Ученый прикрепил электроды к голове дочери и дал ей задание: разделить число 196 на 7. Пока она в уме производила вычисления, интервалы между ритмичными сигналами сократились. Уж не знаю, что у них там в итоге произошло — может, отец окончательно достал подростков своими экспериментами, — только вскоре он занялся исследованием новорожденных и детей от года до трех у самых маленьких ритм не обнаружился, из чего Бергер сделал вывод: на стадии формирования (первые два месяца жизни) мозг младенца не испускает сколько-нибудь различимых импульсов. Очевидно, исследования настолько увлекли Бергера, что он взялся измерять пульсацию головного мозга у всех и вся. Прикрепив электроды к голове издыхающего пса, Бергер выяснил: по мере того, как жизнь одряхлевшей дворняги угасала, зубчатая линия, обозначавшая пульсацию ее мозга, постепенно вытягивалась в прямую.
В 1924 году Ганс Бергер продемонстрировал ритмичность импульсации нейронов, прикрепив к голове сына электроды и записав импульсы его мозга
Выявленный Бергером ритм — 10 циклов в секунду — оказался лишь одним из диапазонов частот, на которых работает мозг человека. Доминирующая частота этих мозговых волн зависит от места размещения электродов, а также от общего состояния испытуемого: бодрствует он или спит, открыты у него глаза или закрыты, решает ли в уме задачу или смотрит по телеку какое-нибудь реалити-шоу. Ученые разделяют эти частоты на четыре диапазона.
* * *
Дельта-волны, самые низкочастотные мозговые волны, составляют всего четыре и менее циклов в секунду. В основном дельта-волны наблюдаются во время глубокого сна, если только вы не младенец — в таком случае они преобладают и во время бодрствования. Дельта-волны регистрируются также у больных в состоянии комы. Четыресемь циклов в секунду характерны для частотного диапазона тета-волн, которые чаще всего присутствуют в момент дремы. Именно тета-волны чаще всего повинны в конфузе, который случается с дремлющим в электричке по дороге на работу пассажиром — его голова безвольно падает на грудь, а из открытого рта текут слюни. Зрелище, прямо скажем, неприглядное. Альфа-волны, для которых характерна частота в 8-12 циклов в секунду, преобладают, когда вы спокойны, расслаблены. Под частотой, превышающей 12 циклов в секунду, мы подразумеваем бета-волны. Частота от 15 до 18 циклов в секунду говорит о том, что вы сосредоточены на чем-то довольно сложном, например вникаете в смысл этого предложения.
В 1970-х годах доктор Барри Стерман из Института медицины при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе продемонстрировал, что те эпилептики, которые научились менять ритм волновой активности в определенной области головного мозга, добились значительного сокращения числа приступов.,, Во время эпилептического припадка мозговые волны больного меняют свое поведение. И хотя существуют разные типы эпилептических припадков, они зачастую сопровождаются высокоамплитудной ЭЭГ, захватывающей весь мозг, — импульсы всех областей синхронизируются. Это разительно отличается от нормальной деятельности головного мозга, при которой каждому отделу, выполняющему свою работу, свойственна определенная частота волны. Таким образом, эпилептический приступ здорово смахивает на приливную волну электрической активности, накрывающую весь мозг. Известно, что у взрослых синхронизированные импульсы передаются в частотном диапазоне тета-волн (4-7 циклов в секунду); Стерман, применяя метод нейробиологической обратной связи, обучал пациентов блокировать эти синхронизированные тета-волны.
Ученый прикрепил электроды над сенсомоторной областью мозга — этот участок находится ниже темени и отвечает за управление движениями. У большинства людей, когда они активно расслабляют мышцы, возникают вспышки активности мозговых волн именно в этой части головного мозга; определяются они частотой в 12-15 циклов в секунду. Такой частотный диапазон, низкие бета-волны, настолько характерен для данной области в состоянии расслабленности, что получил название сенсомоторного ритма. Стерман рассуждал следующим образом: если управление мышечной деятельностью соотносится с 12-15 циклами в секунду в этой области, а эпилептические приступы — с 4-7 циклами в секунду в любой области мозга, пациентов можно обучить технике, с помощью которой они будут генерировать больше волн одного частотного диапазона и меньше волн другого частотного диапазона. Стерман учил больных эпилепсией контролировать свои мозговые волны с помощью прибора: зеленая лампочка загоралась при возникновении сенсомоторного ритма в сенсомоторной области мозга, красная — когда частота колебаний снижалась до уровня тета-волн.
Тренируясь, пациенты старались усиливать мозговые волны, соотносимые с управлением мышечной деятельностью, хотя с трудом могли объяснить, как именно им удается менять мозговые ритмы. Стерман пояснял: чтобы загорелась зеленая лампочка, необходимо добиться состояния активного расслабления, то есть сосредоточиться на расслаблении тела. «Мы сами себе даем команду расслабиться — так бытовой прибор нажатием кнопки «пауза» приводится в режим ожидания». На каждом сеансе больные тренировались — учились зажигать зеленую лампочку и выключать красную — и в самом деле научились увеличивать частоту сенсомоторного ритма и подавлять частоту тета-волн, существенно улучшив свое здоровье.
Эффективность метода нейробиологической обратной связи при лечении больных эпилепсией демонстрируется снова и снова.,, В 2000 году Стерман проанализировал все исследования по методу нейробиологической обратной связи, какие только проводились в мире, и обнаружил: везде отмечались «крайне положительные результаты». Восемь из десяти больных, не находясь на медикаментозном лечении, благодаря использованию метода добились снижения частоты приступов на пятьдесят процентов. У пяти процентов больных приступы не возникали потом в течение целого года. В настоящее время нейробиологическая обратная связь считается убедительным, хорошо зарекомендовавшим себя методом, альтернативным медикаментозному лечению.
Данный метод применяется и при лечении неврологических заболеваний, таких как синдром дефицита внимания и гиперактивности у детей. Вот только как от детей с подобным синдромом добиться сосредоточенности? Легко сказать, да трудно сделать. Поэтому были разработаны такие программы нейробиологической обратной связи, в которых дети получают обратную связь от своего головного мозга не через загорающиеся лампочки, а через компьютерные игры. Когда ребенку удается повысить частоту мозговых волн до нужной величины, он переходит на следующий уровень игры; возвращаясь к частоте, вызывающей проблемы со здоровьем, он остается на прежнем уровне.
«У большинства детей с синдромом дефицита внимания и гиперактивности низкочастотные тета-волны, возникающие в передней части головного мозга, превалируют над высокочастотными бета-волнами», — пояснила мне Мелисса Фокс, работающая в Лондоне и практикующая метод нейро-биологической обратной связи. Но разве тета-волны не возникают в момент дремы? Разве это не тот самый тип волн, которого так не хватает гиперактивным детям?
«Представьте, что вы ведете машину, — сказала Мелисса. — Наступила глубокая ночь, вы отчаянно боретесь со сном: опускаете боковое стекло, чтобы проветриться, включаете радио погромче, распеваете во весь голос… Чего вы только ни делаете, чтобы прогнать сонливость». Так и гиперактивный ребенок — он борется с погружающими в дрему тета-волнами. Вот почему больным, страдающим синдромом дефицита внимания и гиперактивности, часто прописывают именно стимулирующие препараты, например риталин, который действует на них парадоксальным образом — успокаивает. «Такие дети, сопротивляясь состоянию спокойствия, чего только ни вытворяют, — заметила Мелисса. — Их поведение в классе доставляет много неудобств».
Только что, на примере многочисленных клинических исследований, мы убедились в пользе применения метода нейробиологической обратной связи при лечении синдрома дефицита внимания и гиперактивности. Однако существуют и другие заболевания, вылечиваемые с помощью данного метода, например расстройства аутистического спектра, травмы головы, наркотическая зависимость, депрессивные состояния. Но тут свидетельства, подтверждающие эффективность метода, не так многочисленны, скорее единичны, а этого для науки недостаточно.
Впрочем, метод нейробиологической обратной связи применяется не только для лечения мозговых нарушений. Несколько игроков победившей в мировом чемпионате 2006 года итальянской футбольной команды прошли тренинг по данному методу. Целью тренинга было поддержание нервной системы в тонусе во время послематчевых пенальти. Правда, тут нам не с чем сравнивать, так что едва ли можно утверждать, что положительный эффект дало использование именно метода нейробиологической обратной связи.
В случае же со студентами Королевского колледжа музыки в Лондоне, которые прошли аналогичный тренинг, преследовалась совсем иная цель — снять нервное напряжение перед выступлением. Музыкантов учили сокращать высокочастотные альфа-волны и увеличивать низкочастотные тета-волны. Предполагалось, что благодаря увеличению тета-волн, тех самых, из-за которых мы клюем носом в электричке, музыканты во время выступления сохранят спокойствие.
Каждый музыкант исполнял одно и то же произведение перед началом тренинга, длившегося десять сеансов, и после; выступления были записаны на видео. Записи дали про смотреть независимой экзаменационной комиссии. Судьи не знали, какая из записей относилась ко времени до тренинга, а какая — ко времени после тренинга; кроме того, на пленке были записаны и выступления тех музыкантов, кто прошел альтернативные курсы расслабления, которые заключались в выполнении физических упражнений, тренировке психической устойчивости, применении метода Александера или все того же метода нейробиологической обратной связи, но с акцентом на другие частоты мозговой волны — чтобы исключить вероятность эффекта плацебо при таком экзотическом методе лечения.
Когда экзаменаторы проставили оценки выступлениям, результаты всех удивили. Экзаменаторы даже не догадывались, кто из студентов какой тренинг проходил, они не имели понятия, какая запись была сделана «до», а какая — «после». Однако по их оценкам, те студенты, которые прошли тренинг по методу нейробиологической обратной связи с акцентом на увеличение ответственных за расслабление тета-волн, добились успехов, возможных лишь после двух лет обучения и практических занятий. Что же до остальных студентов, то судьи не заметили сколько-нибудь заметного прогресса в исполнительских навыках. Наверняка эти студенты сочли себя обделенными, за исключением разве что тех, кто в процессе тренировок улучшил хотя бы свою физическую форму.
* * *
Впрочем, мозговые волны — вещь все-таки скорее умозрительная, поэтому не вернуться ли нам к чему-нибудь более осязаемому? Скажем, к механическим волнам третьего и последнего типа — крутильным.
В то время как поперечные волны представляют собой движения из стороны в сторону, а продольные — вперед-назад, крутильные волны распространяются благодаря движению скручивания. Такие движения практически незаметны — вряд ли вы их вообще увидите. Крутильные волны распространяются вдоль всего, что сопротивляется скручиванию, распрямляясь и принимая первоначальное положение. Скажем, вы зацементировали один конец длинного металлического прута в стену — он торчит из нее под прямым углом, — после чего приварили к другому концу руль и хорошенько его закрутили, прежде чем отпустить. Крутильные волны распространятся вверх и вниз по всей длине прута между зафиксированным концом и рулем — произойдет кручение из стороны в сторону. Что, хотите сказать, вам такая странная идея и в голову не придет?
Рабочие, занятые в буровой промышленности, пожалуй, единственные, кто думает об этих волнах день-деньской. Когда буровая установка вгрызается в породу, крутильные волны устремляются вверх и вниз по буру и бурильной колонне. Уж вы, пожалуйста, помните об этом, если вам случится конструировать буровое оборудование. Ну а в остальное время даже не забивайте себе голову — волны этого типа встречаются гораздо реже, чем волны двух предыдущих типов.
И это представляет в некотором роде проблему.
Если я собираюсь завершить трилогию о типах волн, иллюстрируя их движениями того или иного животного, мне надо разыскать зверюгу, которая прибегает к крутильным волнам. Но в том-то и неприятность, что мне, хоть убей, ничего в голову не приходит.
Единственные создания, которые хоть как-то удовлетворяют требованиям, не считаются животными в строгом смысле этого слова. Это микроорганизмы — определенные типы бактерий, которые передвигаются с помощью похожего на хвост жгутика — вроде того, который есть у человеческих сперматозоидов. Например, бактерии Е. colt [12]Кишечная палочка (прим. перев.).
и Salmonella [13]Сальмонелла (прим. перев.).
. Бактерии некоторых штаммов не только сами ловко двигаются с помощью виляющего «хвоста», но и, попадая вместе с плохо вымытой пищей внутрь, заставляют вас в быстром темпе двигать в туалет, а то и еще дальше — в кабинет врача. Но бактерии эти не водят жгутиком из стороны в сторону, как сперматозоиды, которые продвигаются благодаря направленным прямо поперечным волнам. «Хвосты» бактерий вращаются вокруг крошечных наномоторчиков — так вращались бы обрывки каната, привязанные к лопастям гребного винта на шлюпке. При вращении жгутики молотят во всех направлениях, за счет чего бактерии и продвигаются вперед.
Бактерии в качестве примера — это, конечно, хорошо. Но вот незадача — у нас нет прямых доказательств тому, что крутильные волны в самом деле перемещаются по всей длине жгутика бактерии. Равномерное, с постоянной скоростью вращение означает лишь то, что «хвост» одновременно бьет вверх-вниз и из стороны в сторону. Получается поперечная волна в трех измерениях, маскирующаяся под волну крутильную.
Вот досада! Раз уж не удается найти живых существ, способ передвижения которых демонстрировал бы крутильные волны, может, нас устроит пример, когда эти самые волны не позволяют живому существу с места сдвинуться?
Правда, должен предупредить: история эта довольно грустная. И для живого существа, о котором пойдет речь, трехлапого кокер-спаниеля по кличке Табби, ничем хорошим не заканчивается.
* * *
Табби столкнулся с крутильными волнами в 1940 году — во время путешествия на машине, пересекавшей мост возле Такомы, портового города в заливе Пьюджет-Саунд, что в 51 км к югу от Сиэтла, штат Вашингтон. За рулем сидел Леонард Коутсворт, местный журналист; Табби, любимец его дочери, да и всей семьи, находился на заднем сидении.
Мост Такома-Нэрроуз начал раскачиваться еще до завершения строительства. Причем настолько сильно, что рабочие назвали его «Галопирующей Герти»; в то время многие из трудившихся непосредственно на мосту успели пристраститься к лимонным долькам, которые жевали, чтобы не укачивало. Однако до поры до времени мост испытывал лишь небольшие колебания — в ветреную погоду его полотно шло волнами по всей длине.
Организация, ответственная за строительство, пригласила профессора Ф.Б. Фаркуарсона с инженерного факультета Вашингтонского государственного университета: поперечные волны надо было каким-то образом погасить. Тогда никто и не думал, что они могут представлять серьезную опасность — несмотря на колебания, мост эксплуатировали в обычном режиме.
Профессор Фаркуарсон возвращается после неудачной попытки спасти Табби, оставшегося на мосту Такома-Нэрроуз. Видите едва заметные движения крутильных волн?
Однако 7 ноября ровный ветер, дувший со скоростью 18,8 м в секунду, вызвал опасное скручивание центрального подвесного пролета длиной в восемьсот метров. Скручивание оказалось настолько сильным, что Леонард Коутсворт, к тому времени доехавший до середины моста, не справился с управлением и резко затормозил. Бетонное покрытие вокруг машины пошло трещинами; выпрыгнувшего из автомобиля Коутсворта отбросило на дорогу. Добраться до задней дверцы машины, чтобы спасти беднягу Табби, Коутсворт не смог. Сам он с полкилометра полз на коленях — из-за колебаний моста его то и дело бросало на бетон, — пока не оказался на устойчивом пролете; его ладони и колени кровоточили.
В тот день ветер стал причиной очередных, еще более сильных колебаний. Как только профессор Фаркуарсон услышал о вовсю «галопирующем» мосте, он схватил кинокамеру и выехал на место, чтобы увидеть все своими глазами. Приехав, он тут же заметил, что вибрации, проходящие вдоль центрального пролета, имеют характер именно крутильных волн, а не уже известных поперечных, во время которых полотно поднимается и опускается. Проезжая часть центрального пролета сначала поднималась с одной стороны, потом с другой: крутильные волны проходили по всей его длине туда и обратно. Ветер не давал конструкциям моста погасить крутильные колебания: когда пролет под воздействием ровного ветра начинал слегка раскачиваться, они постепенно нарастали.
Профессор установил кинокамеру возле мостовой опоры, где колебания были минимальными, и снимал машину Коутсворта на центральном пролете — она раскачивалась, резко кренясь. Коутсворт рассказал профессору о несчастном псе на заднем сидении. Профессор наверняка был из собачников — он решил, что животное нужно немедленно спасти.
И вот, с трубкой в руке, Фаркуарсон отошел от мостовой опоры, бодро вышагивая по центру полотна. Он старался идти по двойной сплошной — она как раз служила осью, вокруг которой мост скручивался, и была относительно устойчива. Однако края полотна каждые две секунды поднимались и опадали уже метра на три.
Машина находилась ближе к левому краю моста, и Фаркуарсону пришлось сойти с центральной разметки — он шел, пошатываясь, напоминая подвыпившего каскадера. Открыв заднюю дверцу, профессор попробовал выманить Табби из машины. Однако из-за крутильных колебаний пса швыряло из стороны в сторону; он был так напуган, что инстинктивно цапнул протянутую к нему руку. Профессору самому нелегко было удерживать равновесие — ведь мост ходил ходуном, поэтому пришлось оставить Табби. Так укус стоил псу жизни.
Профессор успел добраться до твердой поверхности раньше, чем центральный пролет моста обрушился. Крутильные колебания в конце концов расшатали фермы моста — они рухнули в воду, увлекая за собой машину и оставшегося в ней несчастного Табби.
На следующий день в газетах напечатали интервью с очевидцем происшествия Леонардом Коутсвортом: «Вокруг меня все с треском ломалось, с рухнувшим мостом рушились чьи-то надежды — я становился свидетелем настоящей трагедии… Но ужаснее всего была мысль о том, какую весть я принесу дочери совсем скоро. А ведь я мог спасти ее любимца».
* * *
Мы делим механические волны на поперечные, продольные и крутильные, то есть змеиные волны, волны дождевых червей и волны Табби, но, по правде говоря, в природе многие волны представляют собой комбинацию из двух или трех типов. Возьмем, к примеру, волны океанические: те круговые траектории, по которым перемещается вода во время прохождения волны, сочетают в себе движения вверх-вниз и вперед-назад. Со стороны выглядит так, будто вода всего лишь поднимается и опускается, но на самом деле совершаются поперечные (вверх-вниз) и продольные (вперед-назад) движения, приводящие к движению по орбите. Их можно почувствовать, отплыв подальше от берега. Когда волна проходит, вас не только поднимает и опускает, вас увлекает к гребню в момент приближения волны, но и тут же оттаскивает назад в то время, как она удаляется. По мере приближения к берегу круговые орбиты, по которым движется вода на глубине, все более и более уплощаются — из-за ограничения колебаний поперечных волн.
Вот они, едва заметные поперечные и продольные волны, используемые этой склизкой похитительницей урожая при движении; они видны, когда она ползет по оконному стеклу
После довольно несуразного примера с крутильными волнами вы можете подумать, что шансы найти животное, использующее при передвижении и поперечные, и продольные волны одновременно, равны нулю. Однако такое совершенное животное существует: это гастропод, более привычное название которого — слизень, улитка.
Итак, мы снова ступили на уже знакомую нам дорожку, пусть она при этом и склизкая.
Улитка, этот бич огорода, подбираясь под покровом ночи к великолепному кочану капусты, хитроумно сочетает при движении волны поперечные и продольные. Чтобы понять, как это происходит, понаблюдайте за блестящей от слизи подошвой ее ноги. Впрочем, волнообразные сокращения мышц ничтожно малы — так просто вы их не заметите. Если толь ко не посадите улитку на оконное стекло. Встав с противоположной стороны, вы увидите едва заметную мышечную рябь, пробегающую по всей длине ноги — небольшие участки подошвы будут становиться то светлее, то темнее. Темные полосы образуются там, где улитка чуть отрывает ногу от склизкой тропы, светлые — где она ее прижимает. Удивительно то, что у обычной садовой улитки или слизня мышечная волна идет от хвоста к голове. Улитка слегка приподнимает хвост, сжимает и ставит его кончик чуть ближе к ноге — образуется крошечный изгиб подошвы. Постепенно он перемещается вперед, пока не достигает головы — голова приподнимается и опускается чуть дальше вперед.
На самом деле, по подошве одновременно проходят несколько таких волн: хвост приподнимается и, опускаясь, прижимается чуть ближе к ноге сразу же после предыдущей волны. Некоторые гастроподы передвигаются с помощью волн, начинающихся от головы и идущих к хвосту, некоторые образуют отдельные волны по обе стороны подошвы, которые не попадают в такт друг другу — одна половина подошвы приподнимается, другая в это время прижимается к поверхности. Независимо от направления, в котором волны перемещаются, мышцы каждой половины подошвы сокращаются и расслабляются по траектории, напоминающей овал. Волны проходят вдоль всей подошвы в каждой точке ее поверхности, перемещаясь как вперед-назад, так и вверх-вниз. Полагаю, мы с уверенностью можем сказать: овалы — единственный признак, роднящий улиток и океанические волны.
* * *
«Для природы существует только одно — настоящее, настоящее и еще раз настоящее, — писал в своей повести «Лови момент» Сол Беллоу. — Оно подобно большой, огромной, гигантской волне, колоссальной, яркой, дивной, несущей жизнь и смерть, вздымающейся до небес, встающей со дна морского».
Волны, распространяющиеся внутри нас — своеобразная транспортная система, от которой зависит жизнедеятельность тела; мне ужасно любопытно, что с ними происходит после нашей смерти. «Разбиваются» ли они, подобно волнам океаническим при столкновении с берегом?
Рефлекторные мышечные волны, благодаря которым пища, кровь и другие необходимые вещества распространяются по нашему телу, а также электрохимические волны, благодаря которым информация передается по нашей нервной системе, отличаются от волн океанических одним существенным моментом — они не являются самоподдерживающимися волнами. Волны на поверхности воды, приведенные в движение ветром, проходят определенное расстояние благодаря силе тяжести и силе поверхностного натяжения воды, дополнительное воздействие ветра им не нужно. Волны в наших телах распространяются благодаря тому, что их постоянно подпитывают энергией. На каждое биение сердца затрачивается определенная часть энергии. На каждую импульсацию нейрона затрачивается определенное количество калорий. Волны, проходящие по мышечным и нервным тканям, не продолжат свой бег после того, как дыхание жизни иссякнет. Когда мы умираем, они попросту останавливаются. Реакции, благодаря которым они распространялись, прекращаются.
И все же меня не покидает ощущение, будто наши тела заряжаются энергией подобно тому, как вода заряжается энергией волн. Когда волны разбиваются о берег, их энергия передается окружающему пространству — исчезнуть она никак не может, только переходит в другое состояние. Так и с нами — энергия, поддерживающая наше существование, при затухании «химических двигателей» переходит в окружающее пространство.
Кто знает, где разбиваются волны, денно и нощно проходящие через наши тела? Никто не может начертать карту тех иноземных берегов, на которые они в конце концов обрушиваются в свой последний час. Как написал Томас Гуд, английский поэт девятнадцатого века, теперь уже позабытый:
