Свое пребывание в этом портовом городе мы начали с того, что заблудились.

Мы заранее послали телеграмму, чтобы нам забронировали номер в рест-хаузе. Рест-хауз, или в дословном переводе — дом отдыха, это нечто среднее между гостиницей и пансионатом. Рест-хаузы распространены во всех странах Западной Африки, где говорят на английском языке. Здесь вас обеспечат ночлегом и питанием, все будет очень чисто и сравнительно дешево. Путешествуя, мы привыкли пользоваться только рест-хаузами и никогда об этом не жалели.

Когда мы наконец нашли такорадский рест-хауз, он удивил нас тем, что, во-первых, был значительно больше всех предыдущих и, во-вторых, имел расписание движения пароходов и автобусов, идущих в порт.

Такоради — это прежде всего порт. В наши дни большинство людей прибывают в Гану самолетом, приземляясь в аэропорту Аккры, но все же остались и такие, кто предпочитает морское путешествие. Не так давно в страну можно было попасть только морем. Корабли бросали якорь в такорадском порту, и путешественники свою первую и последнюю ночи проводили в местных гостиницах.

Рядом с рест-хаузом — маяк. Начиная с 1928 года, когда был построен порт, он регулярно, каждую секунду посылает в сторону моря две световые вспышки, хорошо различимые на расстоянии тридцати километров. Для пассажиров кораблей это первый привет или последнее прости Африки. А для мореплавателей, находящихся в Гвинейском заливе, это знак того, что они приближаются к порту.

Но англичане построили порт в Такоради не только для туристов. Ему предназначалась роль главных ворот, через которые должно было уходить богатство колоний. Ведь Такоради расположен вблизи богатейших областей Ганы. Здесь растут деревья редких пород, чуть выше на север расположены золотые и алмазные рудники, рядом добываются бокситы и марганец. И все это англичане стремились вывезти из страны.

Как это часто бывает, порт рос быстро. Постепенно обрастал промышленными предприятиями. В наши дни Такоради производит сигареты, здесь обрабатывается часть бобов какао, производится распиловка леса. Но все это не идет ни в какое сравнение с тем, что вывозят из Такоради в виде необработанного сырья.

Как мы умудрились заблудиться здесь в первый день, было просто непонятно. В Такоради нет ничего легче, чем найти рест-хауз. Он стоит прямо над портом, и каждый раз, когда мы из него выезжали, перед нами словно рельефная карта раскрывался вид на весь Такоради.

Повсюду бросаются в глаза огромные резервуары с нефтью, которую доставляют сюда иностранные компании. Они выкрашены в разные цвета; названия компаний написаны на них огромными буквами. Отсвечивают на солнце красные терриконы бокситов; руду сюда доставляют маленькие вагонетки по подвесной дороге. Сухогрузы отвозят ее в другие страны, где из бокситов выплавят алюминий, без которого немыслима современная индустрия. Алюминий очень дорог, зато бокситы, вывозимые из Ганы, как и всякое сырье, дешевы. Разница оседает в сейфах иностранных корпораций.

Точно так же обстоит дело и с марганцем. На вид он не очень красив, своим цветом напоминает уголь, смешанный с сажей. Целые горы марганца ждали в такорадском порту погрузки на транспортер, перебрасывающий его прямо на корабль.

Интереснее всего было наблюдать за тем, как складывают древесину. И хотя в Такоради есть фабрика по распиловке леса, она перерабатывает лишь незначительную часть редких пород африканской древесины. Из страны вывозятся гигантские стволы деревьев. Мы видели бесконечные железнодорожные составы леса. Вагоны приходили нагруженными до самого верха, но в них умещалось от силы три дерева. Портальные краны опускали стволы прямо в море. Здесь, в специальной бухточке, сцепщики соединяли их в плот. Буксир доставлял его в открытое море к ожидающему груза судну. Кран поднимал плоты и укладывал их в трюмы.

Так загружалось бесконечной вереницей одно судно за другим, и каждое из них вывозило из страны частицу ее богатства. Пропускная способность такорадского порта — около двух миллионов тонн грузов в год. Подавляющее большинство их вывозится из страны. Импорт осуществляется в основном через новый порт — Тему. С 1928 года, когда порт вошел в строй, здесь ежегодно грузится от полутора до двух тысяч судов.

Корабли прибывают сюда со всех концов земли, поэтому порт считается международным. Мы встречали здесь людей самых различных национальностей. Вот вышли, например, из международного морского клуба два матроса. Больше всего они смахивали на скандинавов, на руках у обоих татуировка, у одного к тому же маленькая серьга в левом ухе. Ева все глаза проглядела, рассматривая их, но больше никто внимания на моряков не обратил. Где же еще, как не в порту, должны встречаться татуированные матросы?

Мы приближались к гаражу, где стояли пожарные машины, находящиеся все время в готовности номер один. Остановившись около блестящих пожарных машин, приводящих в восхищение детей всего мира, мы узнали, что в такорадском порту ежемесячно вспыхивает до полутора десятков небольших пожаров. Здесь, где сконцентрировано такое количество нефти и древесины, любая неосторожность может иметь трагические последствия, поэтому так велика роль пожарных. Они гордятся ею, хотя и не всегда могут предотвратить беду. За месяц до нашего прибытия в порту около нефтехранилища вспыхнул пожар. Днем там жгли траву, считая, что это проще и быстрее, чем ее косить. Огонь как следует не загасили, и ночью сухая трава вновь вспыхнула. Прежде чем прибыли пожарные, огонь причинил ущерб, равный двум тысячам фунтов стерлингов.

Пожары — далеко не единственная опасность, грозящая такому крупному порту, как Такоради. Управление им требует больших знаний. Раньше работой руководили англичане, считая, что только они имеют для этого необходимый опыт. Но когда мы посетили порт, возглавлял его уже местный житель. Управляющий железными дорогами и портами Ганы — не маленькая должность. Ведь только в такорадском порту работают около трех с половиной тысяч человек, примерно столько же насчитывается и в Теме.

— Железные дороги — моя первая любовь, ведь по профессии я железнодорожник, — сказал нам управляющий.

Встретились мы с ним в Управлении портами и железными дорогами Ганы. Здание это отделано дорогими породами африканской древесины, которую только что грузили на иностранные корабли. Кабинет самого управляющего расположен на третьем этаже; он просторен, но стенам развешаны фотографии порта и схемы отдельных его участков. Впрочем, это не так уж и странно, что специалист по железнодорожному транспорту сидит за этим столом. Ведь крупный порт сродни большому вокзалу — сюда прибывают грузы и пассажиры и отсюда они должны быть отправлены. Все рассчитывается на секунды — как в порту, так и на железной дороге.

В те дни, когда мы посетили Управление, железные дороги Ганы отмечали свое шестидесятилетие.

Путеец в душе, управляющий горячо убеждал нас, что будущее внутренних транспортных коммуникаций Ганы теснейшим образом связано с железными дорогами. Он повторял аргументы, которые за несколько дней до этого высказал правительственной комиссии, слишком большое внимание, по его мнению, уделяющей развитию автомобильных дорог. Управляющий говорил вдохновенно и убедительно; чувствовалось, что в обиду свои железные дороги он не даст никому.

На стене около кабинета висел список всех работавших здесь ранее управляющих железными дорогами и портами — англичан. Но теперь мы были твердо убеждены, что ни один из предшественников нашего нового знакомого не мог работать с таким энтузиазмом. Ведь он первый руководит своими поездами и портами, он первый из них — ганец.

Такоради непосредственно переходит в Секонди.

По сути дела это двойной город. Мы ехали вдоль берега моря из Такоради в Секонди. Казалось, мы возвращаемся в прошлое. В Такоради есть промышленные предприятия, новые улицы и, конечно, порт. Секонди намного старее. Он не так благоустроен, хотя так же чист и опрятен.

В городе до сих пор сохранилась древняя крепость. Она была построена в 1670 году и называлась Форт-Орэндж, по всей вероятности, в честь принца Оранского. До наших дней постройки крепости сохранились в основном в их первозданном виде. Но теперь здесь вместо европейцев живет ганская семья. Глава ее сторожит маяк.

Во дворе, на брусчатке, где раньше толпились рабы, сейчас важно вышагивают индюшки, которых разводит жена смотрителя маяка.

От Секонди у нас осталось еще одно приятное воспоминание — мы встретились здесь со старым знакомым. Но это уже другая история.

 

Наш друг — вождь

История эта началась в Теме с одной из многочисленных встреч 1в этом самом современном городе Ганы. Мы много фотографировали и колесили из одного конца в другой, пока наконец не проголодались. Зашли в ресторан. Зал был почти пуст, только за одним столиком сидело трое мужчин. Один из них пил лимонад, двое других — пиво; при этом все углубились в газеты. Тут же на столе стоял транзистор: до нас доносилась джазовая музыка. Такая картина — обычна для любого ресторана любой страны мира, если не считать самих посетителей. Все трое мужчин были одеты в традиционный наряд, состоящий из длинного куска ткани, собранного наподобие древней римской тоги. Одежда одного из посетителей отличалась особой пышностью. Золотые перстни и браслеты, расшитая золотом черная шапочка, большие сандалии — все это свидетельствовало о том, что перед нами — вождь племени со своей свитой.

Я сразу же пустила в ход фотоаппарат. Сидящие за столом лишь на секунду оторвались от газет, затем снова углубились в них, не обращая на меня никакого внимания. Аппарат был заряжен цветной пленкой, чувствительность которой могла оказаться недостаточной для закрытого помещения. Поэтому мне очень хотелось попросить вождя выйти на улицу, где светило яркое солнце. Но ведь вождь — большой человек, почти царь. Могу ли я обратиться к нему с подобной просьбой? А вдруг он надменно объяснит мне, что значат его золотые украшения и большие сандалии, и просто выставит вон? Но мне повезло. Вождь оказался удивительно благожелательным человеком. Я отсняла всю пленку, и в конце концов мы с ним даже подружились. Нана Квамина Ахинкофи Второй сказал мне, что он гостит здесь у приятеля, а постоянно живет в городе Секонди, являясь вождем близлежащей деревеньки. Он пригласил нас к себе, заверив, что найдем его легко, ибо каждый в Секонди знает Синий дом нана. Мы с удовольствием приняли приглашение.

Синий дом — это официальное название резиденции Квамина Ахинкофи Второго, кстати, он действительно выкрашен в синий цвет. Это, видимо, была любимая краска вождя. Зал для гостей на третьем этаже также оказался синим. Правда, на это мы обратили внимание несколько позже, когда пришли в себя от первых впечатлений.

Расскажу все по порядку. Синий дом мы нашли действительно быстро и убедились, что резиденция вождя мало чем отличается от других домов Ганы. В ганских семьях, как правило, много детей, и в Синем доме также повсюду — в коридорах и на лестницах — играли дети. Запахи приготовляемых блюд распространялись из нескольких мест одновременно, и, как везде, где много маленьких детей, шуму было предостаточно.

Комната, в которой нас принял нана, была небольшой и буквально переполненной вещами, что производило странное, непривычное впечатление. На стенах висели фотографии вождя. Он был снят и в европейском платье и в национальной одежде, тут были снимки давних лет и совсем новые, черно-белые и цветные. Никогда в жизни я еще не видела ни в одном месте столько портретов одного человека. Они висели с большим наклоном, и мне казалось, что нана спускается к нам со всех сторон. В центре комнаты стоял круглый стол. На нем — огромная ваза с искусственными цветами. Цветов было много — десятки, может быть, сотни — и все очень высокие. Точеные ножки стола напоминали колонны барочных храмов. На столе симметрично располагались пепельницы — каждая на пяти салфеточках, уложенных одна на другую. Тяжелые мягкие кресла были тоже устланы салфеточками.

К своей чести, Ева высидела среди всего этого нагромождения вещей молча и почти без движения около двух часов — а это что-нибудь да значит. К тому же мы творили по-английски, и она не понимала ни одного слова. Для нас же беседа была очень интересной. Оказалось, что нана Ахинкофи — вождь весьма прогрессивный, он горячо говорил о будущем Ганы и ее народов. Ахинкофи — один из двух вождей, избранных в городской совет, и к этому он относится вовсе не как к пустой формальности. Ведь главная задача вождя — помогать людям, вести их вперед.

— Каждый вождь является политиком, — сказал он, — важно лишь, чтобы он был хорошим и прогрессивным политиком.

Мы поняли, что для вождя психологически вовсе не так просто быть рядовым членом какого-то выборного органа. Ведь вожди привыкли, что к «им все обращаются с должным почтением. Например, подчиненный нана предводитель должен снять одну сандалию, когда разговаривает с ним. В присутствии вождя можно сидеть лишь с его разрешения. А на заседаниях выборного органа он вынужден садиться рядом с другими, просить слова и ждать, когда председательствующий его предоставит, вставать, выступая с речью, в то время как другие сидят — все это не мелочи для вождей, которых люди привыкли чтить и обожествлять. Нана, который осознает необходимость столь радикальных перемен, должен быть действительно передовым человеком.

Таких вождей пока немного. Но нана, которого мы посетили в Синем доме, далеко не единственный из них, стремящийся к тому, чтобы из Такоради не уплывало столько богатства в чужие страны. Чтобы побольше его оставалось народу Ганы.