2.1. Правовое регулирование института свободы совести и свободы вероисповедания в России

Вопрос правового регулирования института свободы совести и свободы вероисповедания постоянно находится в нашей стране в центре внимания властных структур: государства, его органов, политических партий, общественных объединений и организаций. Необходимо констатировать, что все нормативно-правововые акты функционируют как единая система, которая характеризуется согласованностью, взаимодействием, иерархичностью, специализацией и дифференциацией по отраслям и институтам. Существует множество классификаций нормативно-правовых актов, в которых в качестве основания классификации могут выступать: правовое положение субъекта правотворчества, сфера действия, срок действия, юридическая сила и т. д.

В рамках настоящего исследования мы рассмотрим правовые нормы, составляющие институт свободы совести и свободы вероисповедания. В современной России институт свободы совести и свободы вероисповедания состоит из:

1) норм Конституции Российской Федерации, фиксирующих основные положения свободы совести;

2) общепризнанных принципов и норм международного права, закрепляющих свободу совести во всевозможных ее интерпретациях;

3) положений международных договоров Российской Федерации, относящихся к обеспечению свободы совести;

4) норм федерального законодательства, регулирующих защиту и ограничение свободы совести в России;

5) положений договоров между государственными органами Росийской Федерации и ее субъектов, затрагивающих свободу совести;

6) норм конституций (уставов), а также иных правовых актов субъектов Российской Федерации, направленных на дополнительное регламентирование свободы совести в целях ее защиты в соответствующем субъекте;

7) решений органов местного самоуправления, касающихся свободы совести;

8) исходя из судебной практики всех уровней (судебные решения по вопросам свободы совести как международных судов по правам человека в отношении России, так и органов судебной системы Российской Федерации).

Остановимся на анализе системы действующих нормативных актов в Российской Федерации, при этом отметим, что в целом законодательство в области свободы совести и вероисповедания в современной России представляется антидемократическим и противоречащим принципам, декларируемым Конституцией Российской Федерации. По мнению С. А. Бурьянова и С. А. Мозгового – руководителей некоммерческой научно-исследовательской организации Института свободы совести, законодательство Российской Федерации в области свободы совести и тенденции его трансформации можно охарактеризовать как неадекватные, а следствие этого – проблемы в области правоприменительной практики.

Мы согласны с данным тезисом и считаем, что законодательство является достаточно противоречивым и пробельным, что требует его дальнейшего совершенствования.

Особая роль в регулировании института свободы совести и свободы вероисповедания принадлежит Конституции РФ, которая обладает высшей юридической силой, имеет прямое действие и применяется на всей территории России. Конституция России регулирует наиболее принципиальные вопросы реализации свободы совести, к числу таких концептуальных вопросов относятся следующие установления:

Российская Федерация – светское государство (ст. 41);

в Российской Федерации признается идеологическое многообразие (ст. 13);

никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной (ст. 14);

религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом (ст. 14);

государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина не зависимо от отношения к религии, запрещает любые формы ограничения прав гражданина по признакам религиозной принадлежности (ч. 2 ст. 19);

каждому гарантируется свобода совести и вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию либо не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними (ст. 28);

не допускается пропаганда или агитация, возбуждающая религиозную ненависть и вражду, запрещается пропаганда религиозного превосходства (ч. 2 ст. 29);

никто не может быть принужден к вступлению в какое-либо объединение или пребывание в нем (ч. 2 ст. 30);

гражданин Российской Федерации в случае, если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы, а также в иных установленных Федеральным законом случаях имеет право на замену ее альтернативной гражданской службой (ч. 3 ст. 59).

Светский характер Российской Федерации – один из признаков современного правового государства. Понятие «светское государство» характеризует отношение государства к религии и означает, что государство и религиозные объединения отделены друг от друга. Кроме того, идея светской государственности представляется крупным достижением человеческой мысли, она содержит оргомный теоретический и практический потенциал прогрессивного развития государства, общества, личности. В противовес светскому государству, установившемуся в большинстве развитых стран (США, Франция и т. д.), существуют государства, в которых одна из религий признается государственной (англиканская церковь в Великобритании, иудаизм в Израиле, лютеранская церковь в скандинавских странах, мусульманство в исламских государствах Ближнего и Среднего Востока). В некоторых странах, где закреплено равенство религиозных конфессий (ФРГ, Япония, Италия), одна из религий обладает привилегиями, что является, по нашему мнению, антиконституционной тенденцией и грубым нарушением прав человека.

Толкование понятия светскость будет неверным, если при юридическом анализе не учитывать его контекст, заложенный в пункте 1 статьи 13 Конституции РФ, согласно которому в Российской Федерации признается идеологическое многообразие. Это означает, что государство мировоззренчески нейтрально, принципиально не приемлет никакой идеологии – религиозной, атеистической, религиозно-индифферентной или иной в качестве официальной, в государстве сосуществуют различные идеологии, в своей законотворческой деятельности и практической политике оно исходит из интересов всего общества, а не какой-либо его части, отличающейся по мировоззренческому признаку. Каждому предоставляется возможность свободно делать мировоззренческий выбор и реализовывать его в своей жизни. Следовательно, вопреки распространенной в литературе точке зрения светскость государства не означает его атеистичность, то есть построение системы государственно-конфессиональных отношений без учета интересов религиозных объединений, верующих граждан, а также всей совокупности факторов и тенденций в религиозной сфере. Главная задача государства в его конфессиональной политике – наиболее полное обеспечение реализации права на свободу совести. Однако, говоря о государственной политике России в сфере свободы совести и вероисповедания, следует отметить, что ее результатом стал рост ксенофобии и нетерпимости. По данному вопросу нельзя не согласиться с мнением Института свободы совести, высказанном в Докладе «Государственная политика в сфере свободы совести и отношений государства с религиозными объединениями как фактор ксенофобии, нетерпимости и дискриминации в многоконфессиональной и поликонфессиональной России»: «государственная политика в сфере свободы совести на самом деле подменяется религиозной политикой, которая осуществляется посредством самодовлеющих по отношению к правам человека отношений государства с религиозными объединениями, пораженных коррупцией. Таким образом, религиозная политика является антиконституционной, нарушающей принципы свободы совести и принципы, составляющие основы конституционного строя.

Отметим, что светский характер государства не означает, что оно никак не взаимодействует с религиозными организациями. Государство издает законы, обеспечивающие претворение в жизнь свободы совести, и устанавливает конкретные, обязанности и ответственность за ее нарушение. Оно регулирует предоставление религиозным организациям налоговых и иных льгот; оказывает финансовую, материальную и иную помощь религиозным организациям в реставрации, содержании и охране зданий и объектов, являющихся памятниками истории и культуры, а также в обеспечении преподавания общеобразовательных дисциплин в образовательных учреждениях, созданных религиозными организациями в соответствии с законодательством Российской Федерации об образовании. Финансирование реставрации, содержания и охраны зданий и объектов, являющихся памятниками истории и культуры вообще трудно назвать помощью, так как эти объекты находятся в государственной или муниципальной собственности, то есть государство как собственник несет бремя содержания своего имущества. Предоставление такой помощи не нарушает провозглашенного принципа отделения религиозных объединений от го ударства, поскольку она:

а) предоставляется независимо от конфессиональной принадлежности,

б) выходит за собственно религиозные рамки и имеет общественную и государственную значимость.

Конституция Российской Федерации в статье 28 закрепляет право на свободу совести и свободу вероисповедания. При анализе формулировки данной статьи, обращает внимание неопределенность действующей терминологической конституционной конструкции. В статье зафиксировано, что «каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания…»; получается, что на конституционном уровне свобода совести хотя формально и связывается со свободой вероисповедания, однако не отождествляется с ней. Следовательно, согласно Конституции, это самостоятельные понятия, каждое из которых должно иметь специфическое юридическое наполнение, однако дальнейшее содержание названной статьи Конституции опровергает это. Свобода совести и свобода вероисповедания рассматриваются как единое понятие, то есть, согласно конституционно-правовому содержанию и смыслу ст. 28, свобода совести и свобода вероисповедания составляют единое понятие и единый правовой институт, но исследователи иногда противопоставляют категории «свобода совести» и «свобода вероисповедания», а иногда используют как синонимы.

В данном исследовании мы исходим из того, что свобода совести и свобода вероисповедания является комплексным интегральным институтом и его терминологическое разделение не целесообразно. Неопределенность действующей терминологической конституционной конструкции может негативно сказаться на законотворческой деятельности и правоприменительной практике.

В настоящее время свобода совести и вероисповедания, призванная быть средством защиты человека и общества от идеологического господства любых доктрин и структур и непременным условием правовой демократии, находится в глубоком системном кризисе, а тенденции выхода из кризиса многими исследователями оцениваются как отрицательные. Так, Лоуренс Юззелл считает, что «вероятным сценарием развития реализации права на свободу совести и вероисповедания может быть «советизация» Конституции 1993 г., ее постепенное превращение в декларацию бессмысленных «прав», постоянно нарушаемых на практике».

Одной из важнейших составляющих российского законодательства, регулирующего институт свободы совести, являются общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации. Впервые в истории России в Конституцию (ч. 4 ст. 15) включено положение, объявляющее общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры России частью ее правовой системы. Однако в правоприменительной практике важное значение приобретает вопрос о точном иерархическом положении принципов и норм международного права в рамках российской правовой системы. В этой связи отметим, что из смысла статьи 15 Конституции вытекает, что «общепризнанные принципы и нормы международного права» не обладают приоритетом по отношению к противоречащим им внутренним правовым актам, однако в случае обнаружения противоречия между международным договором и национальным законом правоприменительные органы должны руководствоваться не предписаниями закона, а нормами, содержащимися в договоре. Договор обладает приоритетом в отношении любых законов, как федеральных, так и законов субъектов Федерации, принятых до заключения договора или после того. В то же время, из части четвертой статьи 15 Конституции вытекает, что договоры обладают приоритетом только в отношении законов и не могут превалировать над положениями самой Конституции (приоритет Конституции вытекает также из содержания статьи 125 Конституции). Сказанное, по всей вероятности, относится и к федеральным конституционным законам, поскольку в статье 15 они прямо не упомянуты. Оценивая перспективы применения различных категорий норм, упомянутых в части 4 статьи 15, следует иметь в виду, что традиционно вопрос установления наличия и точного нормативного содержания «общепризнанных принципов и норм международного права» вызывает многочисленные споры среди специалистов конституционного и международного права.

Таким образом, общепризнанные принципы и нормы международного права, содержащиеся во Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г., Международном пакте о гражданских и политических правах и Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах (оба пакта были приняты Генеральной Ассамблеей ООН 16 декабря 1966 г. и ратифицированы Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 сентября 1973 г., получив обязательную силу для России) и других, регулируют институт свободы совести и вероисповедания в России.

При этом за последние два десятилетия обнаруживается тенденция к более детальному и полному прописыванию правомочий в данной области в самих актах, а также к расширению границ религиозной свободы. Так, к важнейшим международным актам в данной сфере относится Декларация о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений, принятая резолюцией 36/55 Генеральной Ассамблеи ООН от 25 ноября 1981 г. Статья 6 Декларации закрепила следующее содержание свободы совести и религии:

а) отправлять культы или собираться в связи с религией или убеждениями и создавать и содержать места для этих целей;

б) создавать и содержать соответствующие благотворительные или гуманитарные учреждения;

в) производить, приобретать и использовать в соответствующем объеме необходимые предметы и материалы, связанные с религиозными обрядами или обычаями или убеждениями;

г) писать, выпускать и распространять соответствующие публикации в этих областях;

д) вести преподавание по вопросам религии или убеждений в местах, подходящих для этой цели;

е) испрашивать и получать от отдельных лиц и организаций добровольные финансовые и иные пожертвования;

ж) готовить, назначать, избирать или назначать по праву наследования соответствующих руководителей согласно потребностям и нормам той или иной религии или убеждений;

з) соблюдать дни отдыха и отмечать праздники и отправлять обряды в соответствии с предписаниями религии и убеждениями;

и) устанавливать и поддерживать связи с отдельными лицами и общинами в области религии и убеждений на национальном и международном уровнях.

Дальнейшим шагом в области усиления международных гарантий свободы совести и вероисповедания явилось принятие регионального акта – Итогового документа Венской встречи представителей государств-участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, состоявшейся на основе положений Заключительного акта, подписанного 15 января 1989 г. В статье 16 Итогового документа раскрываются обязательства, которые берут на себя государства в целях гарантирования свободы религии. К их числу относятся обязательства уважать право религиозных объединений:

– на признание статуса, предусмотренного для них в соответствующих странах;

– основывать и содержать свободно доступные места богослужений и собраний;

– организовываться в соответствии со своей собственной иерархической и институционной структурой;

– выбирать, назначать и заменять свой персонал согласно своим соответствующим требованиям и стандартам, а также любым свободно достигнутым договоренностям между ними и государством;

– испрашивать и добровольно получать финансовые и другие пожертвования.

Вступление России в Совет Европы связано с подписанием и ратификацией федеральными законами ряда европейских конвенций, наиболее важной среди них является «Конвенция о защите прав человека и основных свобод», Протоколы к ней, которые ратифицированы Федеральным законом от 30 марта 1998 г. и имеют обязательную силу для Российской Федерации.

В области обеспечения свободы совести и вероисповедания в настоящее время имеются также подписанные Российской Федерацией документы, принятые в рамках Содружества Независимых государств:

Декларация глав государств – участников Содружества Независимых Государств о международных обязательствах в области права человека основных свобод и Конвенция глав государств – участников Содружества Независимых Государств о правах и основных свободах человека. Значительный вклад в дело защиты основных прав и свобод человека, включая право на свободу совести и вероисповедания, внесла Организация Объединенных Наций, одним из приоритетных направлений деятельности которой в соответствии со статьей 55 Устава ООН, принятого в 1945 г., является содействие всеобщему уважению и соблюдению прав человека и основных свобод для всех, без различия расы, пола, языка и религии. В этом направлении ООН были приняты важнейшие документы: Всеобщая декларация прав человека (1948 г.), Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах и Международный пакт о гражданский и политических правах (1966 г.), Декларация о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии и убеждений (1981 г.), Декларация о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам (1992 г.).

Все вышеперечисленные международные акты похожим образом провозглашают право каждого на свободу совести и религии. Однако имеются и некоторые отличия. Например, Международный пакт 1966 г. не содержит положения о том, что можно менять религию, что связано с реакцией некоторых стран, прежде всего, мусульманских, при подготовке и подписании Пакта. Кроме того, Международный пакт, Европейская конвенция и Конвенция СНГ содержат положения о возможностях ограничения свободы исповедовать религию. Специалисты, занимающиеся исследованием указанных международно-правовых актов, отмечают трудности, с которыми столкнулось международное сообщество, пытаясь закрепить универсальные формулировки, касающиеся религии. В частности, об отказе мусульманских стран признавать право менять религию или социалистических стран рассматривать атеизм как веру, о трудностях, связанных с дефинициями религии и совмещением понятий «мысль», «совесть», «религия». Характеризуя указанные международно-правовые акты, следует обратить внимание на некоторые неточности в их переводе на русский язык. Так, во всех названных документах слово «manifest» переведено на русский язык как «исповедовать». Между тем, различные словари с английского переводят это слово как «проявлять, показывать, выражать, обнародовать», что придает понятию свободы совести и религии иное, более емкое содержание. Мнение о необходимости проведения лингвистической экспертизы переводов международных документов и устранении обнаруженных в них недочетов еще до принятия решения о ратификации уже высказывалось в литературе.

К числу важнейших базовых законов в области свободы совести относится Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», вступивший в силу 1 октября 1997 г. В отличие от ранее действующего Закона РСФСР «О свободе вероисповедания» 1990 г. данный федеральный закон закрепил ряд принципиально новых положений. В частности, существенным образом был изменен порядок создания религиозных организаций, сокращен круг лиц, способных быть учредителями и участниками местной религиозной организации. Право на учреждение местной религиозной организации было признано только за российскими гражданами. Иностранные граждане и лица без гражданства теперь могут являться только участниками религиозной организации, причем при условии их постоянного проживания на территории Российской Федерации. Законом также введено новое понятие – религиозная группа, под которой признается добровольное объединение граждан, образованное в целях совместного исповедания и распространения веры, осуществляющее деятельность без государственной регистрации и приобретения правоспособности юридического лица. С одной стороны, данное положение закона закрепило легальность деятельности религиозного объединения без государственной регистрации. Однако, с другой стороны, законодателем были установлены, на наш взгляд, неоправданные условия для преобразования религиозной группы в религиозную организацию – пятнадцатилетний срок деятельности на соответствующей территории либо подтверждение о вхождении в структуру уже действующей централизованной религиозной организации. Закон существенно ограничил права религиозных организаций, созданных до вступления в силу, но не имеющих документа, подтверждающего их существование на соответствующей территории на протяжении не менее пятнадцати лет. Кроме того, федеральный закон содержит ряд внутренних противоречий, что на практике приводит к расширительному толкованию отдельных его положений, и, как следствие, нарушению прав граждан и религиозных объединений. Например, указание уже в тексте преамбулы закона на «особую роль» одной конфессии и перечня «уважаемых» государством религий нарушает конституционный принцип равенства религиозных объединений перед законом, что на практике вызвало немало недоразумений и конфликтных ситуаций.

Кроме Федерального закона «О свободе совести и религиозных объединениях» на федеральном уровне в общей сложности действует свыше 100 нормативных правовых актов, в которых в том или ином аспекте упоминаются вопросы реализации свободы совести. По мнению А. В. Пчелинцева, В. В. Ряховского, условно нормативные акты, регулирующие институт свободы совести и вероисповедания, можно разделить на несколько групп.

Первую, самую многочисленную группу образуют законы и иные правовые акты, которые содержат нормы, обеспечивающие реализацию права на свободу совести и вероисповедания, равенство прав граждан независимо от их отношения к религии; ограничивающие вмешательство государства и его институтов в деятельность религиозных объединений. К этой группе относятся, например, федеральные законы «О средствах массовой информации», «О погребении и похоронном деле», «Об органах федеральной службы безопасности», ФЗ «Об альтернативной службе» и другие.

Особое значение имеют положения правового института свободы совести, касающиеся альтернативной гражданской службы, которой может замещаться несение военной службы. Связано это, в частности, с тем, что Комиссия по правам человека расценивает отказ от военной службы по соображениям совести как законную реализацию права на свободу мысли, совести и религии (Резолюция 1993/84). Указанная резолюция призывает государства, в которых существует обязательная военная служба, ввести альтернативные виды службы для призывников, отказывающихся от военной службы по соображениям совести.

Часть 3 статьи 59 Конституции России устанавливает: «Гражданин Российской Федерации в случае, если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы… имеет право на замену ее альтернативной гражданской службой». Об этом же говорит и часть 5 статьи 1 Федерального закона «О воинской обязанности и военной службе» от 2 апреля 1998 г. Статья 8 этого закона в, свою очередь, отмечает, что граждане, проходящие альтернативную гражданскую службу, не подлежат постановке на воинский учет. Статья 23 – что граждане, проходящие или прошедшие альтернативную гражданскую службу, освобождаются от призыва на военную службу. Статья 28 – о том, что вопрос о направлении гражданина на альтернативную гражданскую службу решает призывная комиссия. И статья 35 – что в запас Вооруженных Сил зачисляются граждане, прошедшие альтернативную гражданскую службу.

Федеральный закон № 113-ФЗ «Об альтернативной гражданской службе» от 25 июля 2002 г. в статье 2 «Право гражданина на замену военной службы по призыву альтернативной гражданской службой») закрепил: «Гражданин имеет право на замену военной службы по призыву альтернативной гражданской службой в случаях, если: «несение военной службы противоречит его убеждениям или вероисповеданию…».

При этом статья 11 Закона («Подача гражданами заявления о замене военной службы по призыву альтернативной гражданской службой») установила: «Граждане, изъявившие желание заменить военную службу по призыву альтернативной гражданской службой, должны обосновать, что несение военной службы противоречит их убеждениям или вероисповеданию».

Федеральный закон «Об альтернативной гражданской службе» вступил в силу 1 января 2004 г., однако его принятие вызвало волну негодования среди российской общественности.

Во-первых, федеральный закон противоречит Резолюции Европейского парламента от 13 октября 1989 г., согласно которой гражданская служба не может быть продолжительнее военной более чем в полтора раза, однако в соответствии со ст.5 Закона срок альтернативной службы составляет 42 месяца, для проходящих альтернативную службу в военных организациях – 36 месяцев, что превышает более чем в 1,5 раза военную, и для граждан, избравших альтернативу военной службе, срок является дискриминационным.

Во-вторых, при прохождении альтернативной службы предусмотрен экстерриториальный характер, что является существенным препятствием для граждан.

В-третьих, закон предусматривает жесткий срок подачи заявления, лишающий, по формальным основаниям, множество людей возможности заменить военную службу альтернативной.

Таким образом, Федеральный закон «Об альтернативной гражданской службе», по мнению авторов настоящего исследования, требует существенной доработки.

Вторая группа законов регламентирует соблюдение и порядок реализации прав верующих в организациях и учреждениях, особенности которых накладывают некоторые ограничения прав и свобод пребывающих в них граждан (воинские части, места лишения свободы, больницы и т. д.). Сюда относятся Федеральный закон «О статусе военнослужащих», Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации и другие. Последний гарантирует осужденным свободу совести и свободу вероисповедания, представляя право исповедовать любую религию либо не исповедовать никакой религии, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные убеждения и действовать в соответствии с ними. Статья 14 (п.3) гласит, что осужденным к ограничению свободы по их просьбе может быть дано разрешение на посещение мест богослужений, находящихся за пределами исправительных центров.

Большую и весьма важную группу составляют законы и иные нормативные акты, регулирующие финансово-хозяйственную деятельность религиозных организаций. Это, прежде всего, Гражданский кодекс РФ, Налоговый кодекс РФ, Закон РФ «О налоге на прибыль предприятий и организаций» и другие.

Самостоятельную группу правовых актов образуют законы, предусматривающие юридическую ответственность за нарушение законодательства о свободе совести и свободе вероисповедания. Это, в первую очередь, Уголовный кодекс Российской Федерации и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях.

Следует обратить внимание и на то, что наряду с федеральным законодательством более чем в 30 субъектах Российской Федерации были приняты собственные законы и иные нормативные правовые акты по вопросам реализации свободы совести и вероисповедания. Но согласно пункту «в» статьи 71 Конституции Российской Федерации регулирование отношений, возникающих в сфере свобод и прав человека, находится в ведении Российской Федерации. Следовательно, субъекты Российской Федерации не вправе сужать и ограничивать свободу совести и деятельности религиозных объединений, установленные Конституцией и федеральным законодательством. В их компетенции могут быть вопросы защиты прав и свобод человека, находящиеся согласно пункту «б» ст. 42 Конституции РФ в совместном ведении Российской Федерации и ее субъектов.

В законодательных актах различного уровня субъектов Российской Федерации свобода совести находит свое нормативное закрепление. Преимущественно, это практически дословное дублирование положений статьи 28 Конституции России. Вместе с тем, в ряде основополагающих документов субъектов Российской Федерации гарантирование свободы совести дополняется условием соблюдения закона. Кроме этого, наличествуют и самобытные, оригинальные формулировки, зачастую не в полной мере соответствующие федеральной Конституции.

Так, статья 46 Конституции (Основного закона) Чувашской Республики, в свою очередь, постулирует: «Гражданам Чувашской Республики гарантируется свобода совести, то есть право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду.

Возбуждение вражды и ненависти в связи с религиозными верованиями запрещается.

Церковь в Чувашской Республике отделена от государства, и школа – от церкви».

Весьма интересна формулировка свободы совести в редакции статьи 26 Конституции (Конституционного Закона) Республики Карелия; поскольку – как нигде – прямым образом демонстрирует, что под термином «иные убеждения», часто используемом в конструкциях рассматриваемой свободы, следует понимать отнюдь не только атеистические убеждения: «Каждому гарантируется свобода совести – право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, выбирать, иметь и распространять религиозные, атеистические или иные убеждения и действовать в соответствии с ними при условии соблюдения закона. Религиозные объединения отделены от государства, государственная система образования носит светский характер».

Часть 2 статьи 27 Конституции Республики Адыгея закрепляет: «Каждый имеет право на беспрепятственное высказывание своих мнений и выражение убеждений. Никто не может быть принужден к высказыванию своих мнений и выражению убеждений или отказу от них».

В остальных же субъектах Российской Федерации законодатель, как правило, ограничивается лишь упоминанием об обеспечении или гарантировании свободы совести без пояснения того, что следует под этой свободой понимать; либо же вообще ее не касается, указывая, что на территории субъекта «гарантируется осуществление всех прав и свобод человека и гражданина, закрепленных Конституцией Российской Федерации».

Кроме закрепления в конституциях (уставах), свобода совести порой становится самостоятельным объектом законодательства субъектов Российской Федерации. Так, наряду с Федеральным законом «О свободе совести и о религиозных объединениях» действует Закон Республики Башкортостан «О свободе совести и вероисповедания в Республике Башкортостан» в редакции от 16 июля 1998 г.

Вопросы свободы совести также затрагивает и Закон Республики Бурятия «О религиозной деятельности на территории Республики Бурятия». 4 августа 2000 г. Прокурор Республики Бурятия обратился в Конституционный Суд Республики Бурятия о проверке соответствия Конституции Республики Бурятия положений отдельных статей данного закона. «Постановлением Конституционного Суда Республики Бурятия от 10 октября 2000 г., – отмечает судья Конституционного Суда Республики Бурятия К. А. Будаев, – эти положения были признаны Конституционным Судом Республики Бурятия не соответствующими статье 9 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, статье 28 Конституции Российской Федерации, Федеральному закону «О свободе совести и о религиозных объединениях» и статьям 11, 17 Конституции Республики Бурятия. В связи с принятым нашим решением Верховный Суд Республики Бурятия 9 ноября 2000 г. вынес определение о прекращении дела».

Однако в некоторых субъектах Российской Федерации проблеме реализации свободы совести и свободы вероисповедания уделяется не достаточно внимания, и на законодательном уровне свобода совести и вероисповедания не урегулирована.

Так, в качестве примера нами была исследована данная проблема в Тамбовской области. Отметим, что в 2003–2005 гг., согласно статистической отчетности, предоставленной Управлением Федеральной регистрационной службы по Тамбовской области, наблюдается рост религиозных организаций: 160 – в 2003 г, 177 – в 2004 г., 184 – в 2005 г., однако налицо и существенное ущемление права на свободу совести, что, по нашему мнению, выражается, прежде всего, в тенденцеозности контроля со стороны государственного органа (в 2003 г. проведено проверок деятельности религиозных организаций – 4; в 2004 г. – 7; 2005 г. – 16). При этом вопрос защиты прав и свобод в сфере религии на уровне субъекта не урегулирован (законодательства и судебных споров в Тамбовской области по данной проблеме нет). Кроме этого нами был проведен социологический опрос среди населения Тамбовской области, было опрошено 100 человек в возрасте от 18 до 65 лет. Респондентам был задан вопрос: «Знаете ли Вы, в чем сущность права на свободу совести и свободу вероисповедания?». Получены следующие ответы: 30 % опрошенных затруднились ответить, 50 % ответили – «Да, это право исповедовать любую религию», 20 % ответили – «Нет, сущность данного права нам не понятна».

Таким образом, исходя из статистических и социологических данных, можно сделать вывод, что в Тамбовской области представление о необходимости реализации свободы совести как всеобъемлющей глобальной проблемы и на уровне государственных органов, и у граждан отсутствует.

Судебная практика всех уровней (судебные решения по вопросам свободы совести как международных судов по правам человека в отношении России, так и органов судебной системы Российской Федерации), по мнению диссертанта, так же регулирует институт свободы совести и свободы вероисповедания. Однако вопрос включения судебной практики в правовую систему Российской Федерации представляется весьма дискуссионным. Существуют мнения о признании источником права всей судебной практики, в каких бы формах она не выражалась, включая деятельность нижестоящих судебных инстанций (Р. З. Лившиц). При этом некоторые ученые-правоведы полностью отрицают нормативный характер правоположений (В. С. Нерсесянц).

В течение многих десятилетий в нашей стране юридическая наука не признавала возможности суда по самостоятельному созданию правовых норм. Но при этом решения высших судебных инстанций, занимающие ведущее место во всей судебной практике, активно использовались нижестоящими судами в качестве образца правильного разрешения юридических дел. В диссертационном исследовании М. Н. Придворовой «Судебная практика в правовой системе Российской Федерации» особо отмечено, что «Конституция РФ (ст. 126, 127) закрепляет право Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ давать разъяснения по вопросам судебной практики. Разъяснение, выносимое пленумом Верховного Суда РФ, обладает авторитетным значением для остальных звеньев судебной системы и в соответствии с законом подлежит применению, распространяя свое действие на всех участников регулируемых отношений. Существование подобных разъясненией можно объяснить необходимостью руководства судебной деятельностью и придания ей должной направленности».

Также следует обратить внимание и на то, что в настоящее время полномочия суда значительно расширены, конституционно закреплен механизм судебной проверки нормативных актов любого уровня, установлена возможность отмены решений государственных органов, нарушающих права и свободы граждан. Авторитет судебного решения в определенном смысле поднимается выше авторитета решения другого властного органа, а опубликование судебного решения, яавляющееся одним из условий его применения, придает ему силу прецедента, сближая правоположения, выносимые высшими судебными органами, с полноценными нормами права. Таким образом, судебная практика является своеобразным ориентиром для правильного и единообразного разрешения споров, толкования и применения действующего законодательства, восполнения пробелов в нормативно-правовых актах.

Судебная практика в области свободы совести и свободы вероисповедания представлена судами всех уровней: как международных судов по правам человека, так и органов судебной системы Российской Федерации.

Дела о праве на свободу совести и вероисповедания занимают далеко не первое место в практике Европейского Суда по правам человека, в большинстве решений нарушений права на свободу совести, мысли и религии установлено не было.

Однако это отнюдь не свидетельствует об отсутствии претензий к уровню государственной охраны этих прав или о том, что Суд недооценивает их значение. Конвенция введена в действие в 1950 г., в начале периода относительно демократической стабильности в западноевропейских государствах, подписавших Конвенцию. Совесть, мысль и религию обычно относят к внутреннему миру человека и его убеждениям; открытое посягательство на эту сторону жизни характерно для авторитарных государств. Поэтому, даже когда подавались жалобы на нарушение прав, связанных с деятельностью церквей, или действий, мотивированных религиозными соображениями, эти нарушения чаще всего сопровождались или были вызваны нарушениями других прав – на свободу объединения, защиту собственности, уважение частной жизни и т. д. В таких случаях Суд обычно предпочитал устанавливать нарушения по этим основаниям, оставляя жалобу в части ст.9 без рассмотрения за отсутствием необходимости.

Большая часть рассмотренных жалоб и установленных нарушений до последнего времени исходила из Греции. В этой стране, восстановившей демократию лишь в 1975 г., до сих пор конституционно закреплено «доминирующее положение» православия, а деятельность религиозных меньшинств сталкивается с ограничениями со стороны властей. В одной из этих жалоб, «Коккинакис против Греции», Европейский Суд сделал следующее заявление о значении права на свободу мысли, совести и религии: «Как начертано в статье 9, свобода мысли, совести и религии является одной из основ «демократического общества» в значении, принятом Конвенцией. Именно этот ее религиозный параметр является одним из наиболее важных элементов, из которых складывается личность верующих и их мировоззрение, но это же является и ценнейшим достоянием для атеистов, агностиков, скептиков и безразличных. Плюрализм, неотделимый от демократического общества и который дорогой ценой был завоеван на протяжении веков, основывается на нем».

Хотя принципы, подтвержденные в этом решении, в большинстве демократических государств принимаются как должное, они актуальны в практике Суда, поскольку за последние годы в Совет Европы вступили государства бывшего коммунистического блока, где до недавнего времени резко ограничивалась религиозная деятельность и верующие нередко преследовались за свои религиозные убеждения. Эти государства признавали законное существование лишь небольшого количества религиозных объединений, зачастую при условии их сотрудничества с властью.

Первое прецедентное решение по праву на свободу религии было вынесено по вышеупомянутому делу «Коккинакис против Греции». Заявитель, 70-летний последователь учения Свидетелей Иеговы, был приговорен к четырем месяцам лишения свободы за нарушение греческого закона, запрещающего «прозелитизм». «Преступление» выразилось в разговоре с женой православного певчего о пацифистских взглядах Улофа Пальме. Коккинакис счел подобный приговор, да и запрет на «прозелитизм» в целом, нарушением ст.9 Конвенции.

Государство-ответчик возражало, что проповедь с целью обращения в иную веру нарушает права других лиц на свободу придерживаться своих религиозных взглядов. Суд этот довод не поддержал, заявив, что «в соответствии со статьей 9 свобода исповедовать свою религию не только осуществима в сообществе с другими, «публично» и внутри круга тех, чью веру разделяет человек, но может утверждаться и «индивидуально», «в частном порядке»; более того, она включает в принципе право пытаться убедить своего ближнего, например, через «обучение», без чего «свобода изменения (своей) религии или верования», закрепленная в статье 9, осталась бы мертвой буквой».

Таким образом, Суд счел осуждение Коккинакиса нарушением Конвенции. Однако в то же время Суд допустил, что запрет на прозелитизм совместим с Конвенцией в том случае, если он сопровождается принуждением или другими злоупотреблениями.

Эта позиция позже была подтверждена в деле «Лариссис и другие против Греции». Трое пятидесятников – военнослужащих ВВС Греции – были осуждены за прозелитизм среди своих подчиненных и некоторых гражданских лиц. Заявители настаивали на том, что распространение религиозных убеждений неотъемлемо от их вероисповедания. Их авторитет у своих подчиненных не мешал последним принимать собственное решение.

В данном случае, учитывая специфический характер военной службы, – Европейский Суд счел заслуживающим внимания утверждение государства о возможности злоупотребления служебным положением для приобщения подчиненных к другой вере, так как последние жаловались на то, что испытывали давление из-за своего зависимого положения. Суд постановил, что осуждение за прозелитизм в отношении военных не составило нарушения ст.9, считая, однако, приговор в части осуждения за проповедь гражданским лицам неоправданным ограничением прав заявителей.

В деле «Мануссакис и другие против Греции» заявители – последователи религии Свидетелей Иеговы – проводили богослужения в частном арендованном помещении без требуемого по закону разрешения Министерства по образованию и делам религий Эллинской Республики и православных церковных властей. В течение года заявители пять раз обращались за разрешением в соответствующие органы, которые неоднократно ссылались на необходимость дополнительного изучения вопроса. Не получив ответа по существу, верующие начали проводить богослужения в своем месте поклонения. За что и были привлечены к уголовной ответственности.

Государство-ответчик в своем отзыве указало на то, что судебный прецедент в Греции ограничивал роль церковных властей в процедуре выдачи разрешений, отводя им чисто консультативную роль. Кроме того, заявители не обжаловали медлительность министра в представлении ответа. Суд, установив нарушение ст. 9, мотивировал свое решение тем, что имевшая место административная практика являлась злоупотреблением властями процедурой выдачи разрешений в целях ограничения религиозной деятельности неправославных вероисповеданий.

Так же в качестве примера, рассмотрим следующую судебную практику по вопросу реализации права на свободу совести и вероисповедания.

Изъятие волос для экспертизы Федеральный Суд Швейцарии расценил как допустимое ограничение права. Суть дела заключалась в следующем «Решение Федерального Суда Швейцарии от 19.12.1995 г.: Окружная прокуратура Цюриха вела следствие в отношении заявителя за совершение нескольких тяжких преступлений сексуального характера. По распоряжению прокуратуры у него должны были изъять несколько волос для проведения экспертизы в Институте судебной медицины. Требовалось установить, потреблял ли заявитель наркотики. Он же объявил, что является сикхом и должен носить волосы нестриженными, то есть решение прокуратуры представляло собой нарушение его свободы веры и совести. Рассмотрев обстоятельства дела, суд установил, что изъятие нескольких волос для проведения экспертизы не является нарушением прав человека».

В отношении Российской Федерации, ратифицировавшей Конвенцию в 1998 г., уже подано несколько жалоб на предполагаемые нарушения ст. 9. В первом деле, «Никишина против России», суд передал ребенка от матери к отцу на воспитание, мотивируя решение вероисповеданием матери. После подачи заявительницей жалобы в Европейский Суд заместитель председателя Верховного Суда РФ принесла протест на все судебные решения по делу. При удовлетворении протеста Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ прямо сослалась на нарушение ст.9 Конвенции. Европейский Суд затем объявил жалобу неприемлемой, мотивируя свое решение восстановлением прав матери. Другие жалобы, поданные в Европейский Суд российскими гражданами, пока еще находятся на стадии рассмотрения их приемлемости. Поэтому в ближайшие годы можно ожидать существенного увеличения дел по данной категории в Европейском Суде.

Однако право на свободу совести и религии в отличие от многих других основных прав человека, таких, как, например, права на жизнь или личную неприкосновенность, не всегда поддается четкому определению, установление его границ весьма непросто. Пожалуй поэтому, мы полагаем, что практика Суда по защите этого основополагающего права порой может казаться непоследовательной или даже противоречивой.

В Конституционном Суде Российской Федерации вопросы реализации гаражданами права на свободу совести и вероисповедания неоднократно были предметом рассмотрения. По мнению А. В. Пчелинцева, «Конституционный Суд, пусть с некоторой излишней осторожностью и дипломатичностью, уделил достаточно серьезное внимание вопросам реализации гражданами права на свободу совести и веросиповедания». Однако Институт свободы совести не согласен с данным мнением и полагает, что «своими решениями КС РФ фактически подтвердил принципы, лежащие в основе ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» и позволяющие властным группам контролировать религиозную сферу на предмет соответствия собственным о ней представлениям. Совершенно очевидно, что реальный механизм кардинального улучшения ситуации в области свободы совести путем обжалования и отмены отдельных положений ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» Конституционным Судом РФ или в результате иных юридических процедур отсутствует».

Мы поддерживаем позицию Института свободы совести и полагаем, что Конституционный Суд РФ не дает должной правовой оценки законодательству в области свободы совести и вероисповедания, которое утверждает государственную религиозную политику и влечет усиление деструктивных процессов в совеременной России.

Если обратиться к судебным делам, связанным с применением Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», рассмотрение которых отнесено к компетенции судов общей юрисдикции, то, по мнению А. В. Пчелинцева и В. В. Ряховского, их можно подразделить на две основные категории:

1) дела, производство по которым возникает по инициативе религиозных организаций и граждан;

б) дела, производство по которым возникает по инициативе органов юстиции, органов прокуратуры и органов местного самоуправления.

Правовые основания для возбуждения судебных дел, относящихся к первой категории, приводятся в пункте 2 статьи 12 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях». Так, в соответствии с указанным положением Федерального закона граждане и религиозные организации вправе обжаловать в суд отказ регистрирующего органа в государственной регистрации религиозной организации, а также его уклонение от такой регистрации. Поскольку государственная перерегистрация религиозных организаций предполагает приведение их устава и иных учредительных документов в соответствие с требованиями Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», то отказ в перерегистрации и, следовательно, уклонение регистрирующего органа от таковой, также могут быть обжалованы в суд в порядке пункта 2 статьи 12 указанного Федерального закона. К уклонению от государственной регистрации (перерегистрации) религиозной организации относится, прежде всего, нарушение регистрирующим органом установленного Федеральным законом срока рассмотрения заявления о государственной регистрации. Как уклонение от государственной регистрации следует рассматривать и необоснованное назначение в отношении религиозной организации государственной религиоведческой экспертизы. Следует отметить, что в соответствии с пунктом 8 статьи 11 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» заявление о государственной регистрации религиозной организации, создаваемой централизованной религиозной организацией или на основании подтверждения, выданного централизованной религиозной организацией, рассматривается в месячный срок со дня представления всех предусмотренных настоящей статьей документов. И только в иных случаях регистрирующий орган вправе продлить указанный срок рассмотрения документов до шести месяцев для проведения государственной религиоведческой экспертизы. Необоснованным уклонением от государственной регистрации следует также рассматривать решение регистрирующего органа о приостановлении процесса государственной регистрации (перерегистрации) религиозной организации, так как подобная процедура не предусмотрена законом.

К судебной защите нарушенного права на свободу совести и свободу вероисповедания граждане и объединения граждан могут также прибегнуть в порядке, предусмотренном Законом РФ «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан».

К делам, возникающим по инициативе религиозных организаций и граждан, следует также отнести судебные дела о защите чести, достоинства и деловой репутации. В соответствии с частью 1 статьи 152 Гражданского кодекса РФ гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство и деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Согласно части 7 этой же статьи правила о защите деловой репутации граждан соответственно применяются к защите деловой репутации юридического лица.

В последнее время в средствах массовой информации все чаще стали появляться публикации о деятельности религиозных организаций, содержащие сведения, оскорбляющие чувства верующих и в отношении которых применяются термины – «сектанты», «секта», «зомбирование адептов», «гипноз», «миссионерская деятельность» и т. д.

В судебной практике часто возникает вопрос: являются ли порочащими честь, достоинство и деловую репутацию слова «секта» и «сектанты», употребляемые в отношении религиозных организаций и их участников? Ответ на этот вопрос в своем решении № 4(138) от 12 февраля 1998 г. дает Судебная палата по информационным спорам при Президенте Российской Федерации: «в законодательстве Российской Федерации не существует такого понятия, как «секта». В то же время, данный термин в силу сложившихся в обществе представлений несет, безусловно, негативную смысловую нагрузку и, употребляя его, журналисты могут оскорбить чувства верующих».

Однако дел, возникающих в связи с обжалованием религиозными организациями и гражданами действий органов юстиции, других государственных органов и органов местного самоуправления, а также по искам религиозных организаций и верующих граждан о защите чести, достоинства и деловой репутации, рассматривается судами в целом не много. Отсутствие большого количества подобных дел ни в коей мере не свидетельствует об отсутствии нарушений прав верующих. Одна из причин этому – недостаточная осведомленность субъектов таких правоотношений о возможности судебной защиты своих нарушенных прав.

Для правильного разрешения дел данной категории важное значение имеют разъяснения, содержащиеся в постановлениях Пленумов Верховного Суда РФ, таких, как постановления «О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц», «О некоторых вопросах применения законодательства о компенсации морального вреда», «О рассмотрении судами жалоб на неправомерные действия, нарушающие права и свободы граждан», а также в Информационном письме Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ «Обзор практики разрешения арбитражными судами споров, связанных с защитой деловой репутации».

Подводя итог вышесказанному, сделаем следующие выводы.

В настоящее время сущностное содержание и определение свободы совести и вероисповедания как категории юриспруденции фактически искажено, а принципы и понятийный аппарат, применяемые в сфере свободы совести, создают непреодолимые препятствия для реализации этого основного системообразующего права.

В современной России законодательство, регулирующее институт свободы совести и свободы вероисповедания, можно охарактеризовать как неадекватное, многие принципы носят неправовой характер, а юридические конструкции неоднозначны, что порождает противоречивые толкования, и все это является следствием научной неразработанности доктрины свободы совести и вероисповедания.

 

2.2. Концептуальные подходы к совершенствованию правового регулирования института свободы совести и свободы вероисповедания

Законодательство Российской Федерации, регулирующее институт свободы совести и свободы вероисповедания, по мнению авторов, является декларативным, эклектичным, направленным на поддержание антиконституционной государственной политики. В этих условиях, на наш взгляд, критическому осмыслению должен подвергнуться уровень науки, который в значительной мере определяет законотворчество и правоприменение. В настоящее время в России разработанной доктрины в области свободы совести и свободы вероисповедания не существует. Полагаем, что назрела потребность в разработке принципов, понятийного аппарата, устранения конфликтующих и конкурирующих норм в законодательстве, регулирующем свободу совести и свободу вероисповедания. Таким образом, правовой механизм реализации данной свободы в современном обществе требует «коренной ревизии» и создания широкой правовой концепции.

Для определения сущностного значения «концептуального подхода» следует обратиться к этимологии понятия «концептуальный», которое в Толковом словаре русского языка толкуется как система взглядов на что-либо, основная мысль, а в Современном толковом словаре русского языка слово «концепция» – это система связанных между собой и вытекающих один из другого взглядов на то или иное явление. Термин «подход» означает совокупность приемов, способов (в воздействии на кого-нибудь, в изучении чего-нибудь, в ведении дела). Таким образом, концептуальный подход к совершенствованию правового обеспечения исследуемого института представляет собой совокупность взаимосвязанных приемов, способов и взглядов, направленных на соответствие законодательства в области свободы совести и вероисповедания международным актам, конституционным принципам, изменившейся религиозной ситуации в России и новым реалиям.

Согласно авторской позиции, необходимыми требованиями, которым должно отвечать законодательство в области свободы совести и свободы вероисповедания, являются соответствие:

1) нормам Конституции Российской Федерации;

2) общепризнанным принципам и нормам международного права;

3) положениям международных договоров, заключенных Российской Федерацией;

4) нравственно-гуманистическим критериям и изменившимся общественным отношениям в современной России и мировом сообществе в области свободы совести и свободы вероисповедания.

Анализ законодательства о свободе совести и вероисповедания показал, что некоторые важные общественные отношения данной сферы оказались за пределами внимания законодателя. Так, настоятельно нуждаются в правовом регулировании вопросы ограничения публичного освещения в средствах массовой информации поведения высших должностных лиц государства, связанного с их участием в религиозных обрядах и церемониях, реализации свободы совести осужденных, военнослужащих и других категорий граждан. Необходимо совершенствование механизма замены воинской службы альтернативной гражданской службой по религиозным мотивам и порядок ее прохождения. Кроме того, при анализе действующего законодательства, регулирующего институт свободы совести и свободы вероисповедания, нами были выявлены юридические коллизии, которые ущемляют права граждан, сказываются на эффективности правового регулирования, состоянии законности и правопорядка, правосознании и правовой культуре общества, таким образом, их устранение является необходимым.

В теории права выделяют две причины юридических коллизий: объективные и субъективные. К объективным, в частности, относятся: противоречивость, динамизм и изменчивость самих общественных отношений, их скачкообразное развитие. Немаловажную роль играет также отставание («старение», «консерватизм») права, которое в силу этого обычно не поспевает за течением реальной жизни. Здесь то и дело возникают «нештатные» ситуации, требующие государственного реагирования. Право поэтому постоянно корректируется, приводится в соответствие с новыми условиями.

В результате одни нормы отпадают, другие появляются, но, будучи вновь изданными, не всегда отменяются, а действуют как бы наравне с ними. Кроме того, общественные отношения неодинаковы, и разные их виды требуют дифференцированного регулирования с применением различных методов. Свое влияние оказывают несовпадение и подвижность границ между правовой и неправовой сферами, их расширение или сужение.

Все это делает юридические коллизии в какой-то мере неизбежными и естественными. Более того, по мнению Ю. А. Тихомирова, было бы упрощением оценивать их только как сугубо негативные явления. «Коллизии нередко несут в себе и положительный заряд, ибо служат свидетельством нормального процесса развития или же выражают законное притязание на новое правовое состояние».

К субъективным причинам коллизий относятся такие, которые зависят от воли и сознания людей – политиков, законодателей, представителей власти. Это, например, низкое качество законов, пробелы в праве, непродуманность или слабая координация нормотворческой деятельности, неупорядоченность правового материала, отсутствие должной правовой культуры, юридический нигилизм, социальная напряженность, политическая борьба и другие.

Причина возникновения юридических коллизий между отдельными нормативно-правовыми актами, регулирующими институт свободы совести и свободы вероисповедания, нам видится в проведении антиконституционной государственной политики, которая проводится с целью удержания власти путем контроля мировоззренческой сферы, в том числе клерикальной идеологизации органов власти и государственного управления, «силовых» структур, государственной системы образования.

По мнению Института свободы совести, «государственная политика в сфере свободы совести на самом деле подменяется религиозной политикой, которая осуществляется посредством самодовлеющих по отношению к правам человека отношений государства с религиозными объединениями, пораженных коррупцией. Суть религиозной политики – привилегии Русской православной церкви (РПЦ) и отчасти так называемым «традиционным религиозным организациям», ограничения остальным («нетрадиционным»). Привилегии РПЦ носят массовый системный характер: льготы, квоты, недвижимость, если не прямое финансирование, услуги «силовых» структур государства, в последнее время – в области государственной системы образования предпринимаются попытки массового введения Основ православной культуры (ОПК), которые в ряде регионов уже введены». Мы считаем, что рассматриваемая позиция не лишена доли истины и полагаем, что государственная вероисповедная политика должны рассматриваться исключительно как производная от конституционных принципов права на свободу совести и свободу вероисповедания и строго им соответствовать.

Кафедра религиоведения Российской академии государственной службы при Президенте РФ осенью 2003 г. написала по заказу Администрации Президента РФ очередной антиконституционный проект «Концепции религиозной политики». Предыдущие проекты были написаны еще в 2001 г. Институт свободы совести подверг их критике на страницах «Независимой газеты» и в научной печати.

Новый проект содержит обоснование идей привилегий для «традиционных» религий и борьбы с «религиозным экстремизмом».

Кроме кафедры РАГС научным обоснованием антиконституционных инициатив занимаются ряд конфессиональных и конфессионально ориентированных структур. Преобладающая над правами человека религиозная политика и государственно-конфессиональные отношения поддерживаются в подконтрольных СМИ. В центральных газетах и, особенно на телевидении, крайне редки или отсутствуют вообще корректные материалы о свободе совести и свободе вероисповедания.

Не случайно антиконституционные тенденции в области отношений государства с религиозными объединениями усилились в преддверии и накануне выборов. Об этом говорилось на пресс-конференции Института свободы совести 16 января 2003 г. «Свобода совести и государственно-конфессиональные отношения в преддверии выборов». 21 января 2003 г. Институт свободы совести обнародовал Заявление «Антиконституционные тенденции в отношениях государства с религиозными организациями вступили в циничную фазу», в котором говорится о всплеске антиконституционной активности, характеризуемой небывалым цинизмом, с которым попираются базовые принципы конституционного строя.

Вышеупомянутые тенденции в области отношений государства с религиозными объединениями следует квалифицировать как системную коррупцию – злоупотребление властью (действие или бездействие) в своих корыстных интересах или в корыстных интересах других лиц и групп, связанное с использованием публичных ресурсов, в рамках «специальных» отношений государства с религиозными объединениями. Так как системообразующим фактором является коррупция верхушечная (государственная политическая), то главной стороной становится «должностное лицо», «государственный служащий».

В связи с вышеизложенным, представляется актуальным междисциплинарное исследование направлений совершенствования правового механизма реализации права на свободу совести и свободу вероисповедания и определение его значения в контексте глобализации.

Отметим, что термин «глобалистика», по словам М. А. Чешкова, «играет в современном общественно-научном словаре роль ключевого, кодового понятия. Оно означает широкую совокупность процессов и сруктур, соотносимых с явлениями взаимозависимости, взаимопроникновения и взаимообусловленности в планетарных рамках, результат которых – возникающая целостность бытия человечества». Мы считаем, что особую роль в процессе глобализации играет формирование эффективного правового механизма для реализации права каждого индивида на свободу совести и свободу вероисповедания.

В этой связи представляется необходимым устранение правовых коллизий и совершенствование законодательной базы, регулирующей сферу свободы совести и свободы вероисповедания.

Мы выявили коллизию между Конституцией Российской Федерации и Федеральным конституционным законом «О свободе совести и о религиозных объединениях».

Так, часть 3 статьи 55 Конституции России определяет: «Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в которой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». Часть 2 статьи 3 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» дословно дублирует приведенное положение Конституции, соотнося его с «правом человека и гражданина на свободу совести и свободу вероисповедания». Согласно указанным целям ряд положений федеральных законов (в частности, Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях, Уголовный кодекс Российской Федерации), предусматривают некоторые ограничения свободы совести постоянного характера в отношении отдельно взятой личности, которой законодательно запрещается совершать некоторые деяния под угрозой наступления для нее неблагоприятных последствий.

Что же касается временных ограничений свободы совести в условиях чрезвычайного положения, то в связи с принятием Федерального конституционного закона «О чрезвычайном положении» от 30 мая 2001 г. № 3-ФКЗ между ним и Конституцией России возникла правовая коллизия. Часть 3 статьи 56 Конституции указывает, что среди прав и свобод, не подлежащих ограничению в условиях чрезвычайного положения, находится статья 28 Конституции Российской Федерации, закрепляющая свободу совести, включая право свободно распространять убеждения и действовать в соответствии с ними, в то время как Федеральный конституционный закон «О чрезвычайном положении» в ряде своих норм это право однозначно ограничивает. Так, например, пункт а статьи 12 предусматривает «введение комендантского часа, то есть запрета в установленное время находиться на улицах и в иных общественных местах без специально выданных пропусков и документов, удостоверяющих личность граждан», а пункт «г» – личный досмотр граждан, досмотр их вещей, жилища и транспортных средств против их воли.

Представляется, что ограничения свободы совести, предусмотренные Федеральным конституционным законом «О чрезвычайном положении», оправданы, так как цели введения чрезвычайного положения (статья 2 Закона) соотносимы с целями ограничения прав и свобод человека и гражданина, указанными в части 3 статьи 55 Конституции. Однако статья 56 Конституции России, выступая в качестве специальной нормы, обладает юридическим преимуществом, и поэтому «следовало бы внести соответствующие изменения в Конституцию РФ, которые позволили бы более эффективно осуществлять режим чрезвычайного положения».

Изменения части 3 статьи 56 Конституции России, в первую очередь, должны заключаться в том, чтобы распространить ограничения, допустимые в условиях чрезвычайного положения, на статью 28 Конституции в части права свободно распространять убеждения и действовать (воздерживаться от действия) в соответствии с ними. При этом такие элементы свободы совести, как право свободно выбирать, иметь, менять религиозные и иные убеждения, а также право придерживаться их и отказываться от них, не должны ограничиваться.

Также следует обратить внимание на то, что закон, регулирующий порядок прохождения альтернативной гражданской службы, является дискриминационным.

Федеральный закон «Об альтернативной гражданской службе» № 113-ФЗ был принят 25 июля 2002 г., в соответствии с его ст. 25 вступил в силу с 1 января 2004 г., однако до сих пор является предметом острых дискуссий.

Согласно ч. 1 ст. 59 Конституции Российской Федерации защита Отечества является долгом и обязанностью гражданина Российской Федерации. Вместе с тем, ч. 3 ст. 59 Конституции предусматривает, что гражданин Российской Федерации в случае, если его убеждениям или вероисповеданию противоречит несение военной службы, а также в иных установленных федеральным законом случаях имеет право на замену ее альтернативной гражданской службой, то есть принятие закона о такой службе прямо предусмотрено Основным законом России.

Институт альтернативной службы не является новым для законодательства России. Еще в 1919 г. декретом Совета Народных Комиссаров РСФСР было признано право верующих на замену военной службы на иную общеполезную работу. Данная замена должна была производиться по решению суда. Аналогично решался вопрос и в законодательстве СССР до принятия в 1939 г. Закона о всеобщей воинской обязанности.

Кроме того, как известно, Российская Федерация взяла на себя обязательство принять закон об альтернативной гражданской службе в порядке приведения национального законодательства в соответствие со стандартами Совета Европы при вступлении в эту международную организацию.

Проект закона был принят Государственной Думой в первом чтении еще в 1994 г., в последующем в течение восьми лет обсуждалось еще как минимум пять альтернативных законопроектов.

Отсутствие закона об альтернативной гражданской службе при одновременном наличии права на таковую в Конституции Российской Федерации и ссылок в ряде федеральных законов на эту службу порождало определенные социальные и правовые коллизии.

Федеральный закон «Об альтернативной гражданской службе» предусматривает, что срок альтернативной службы составляет 42 месяца, для проходящих альтернативную службу в военных организациях – 36 месяцев (статья 5), что является самым продолжительным в Европе и СНГ. Столь длительный срок фактически является наказанием за убеждения. По Резолюции Европейского парламента от 13 октября 1989 г. гражданская служба не может быть продолжительнее военной более чем в полтора раза. В данном же случае отношение сроков альтернативной и военной не только составляет 1,75, но и сама военная служба (24 месяца) – одна из самых продолжительных в государствах Совета Европы. Такой срок является для граждан, избравших альтернативу военной службе, дискриминационным.

Противоречит Конституции и ограничивает право осуществления выбора обязанность гражданина подать заявление о замене военной службы альтернативной еще в несовершеннолетнем возрасте – в 17 лет, за шесть месяцев до наступления времени призыва (статья). При этом молодой человек, юридически являющийся ребенком, должен обосновать свою позицию сначала в заявлении, а затем на призывной комиссии в ходе квазисудебной процедуры, которую он должен пройти также до достижения совершеннолетия. Но, согласно статье 60 Конституции, гражданин может самостоятельно осуществлять свои права и обязанности в полном объеме с 18 лет. Этот жесткий порядок ограничивает свободу совести тех молодых людей, кто осознает свой выбор позднее, чем за шесть месяцев до призыва.

Утвержденный законом порядок не соответствует рекомендациям Комитета министров Совета Европы 1987 г. Этими Рекомендациями определяется, что заявление должно быть подано в срок, достаточный для его рассмотрения до призыва. Однако в Рекомендациях также указывается, что законом может быть предусмотрена возможность заявления об отказе и в период прохождения военной службы, если соответствующие основания возникают в этот период. Пояснительная записка к Рекомендациям уточняет, что причиной отказа от несения военной службы признается конфликт с совестью, и, следовательно, установление точного срока подачи заявления противоречило бы самой природе этого права.

Российский закон не только не допускает возможности перехода с военной службы на альтернативную. Он вводит жесткий срок подачи заявления, лишающий, по формальным основаниям, множество людей возможности заменить военную службу альтернативной.

Вызывает опасения коррупциогенность нового закона. Окончательное решение, в какой организации и на какой территории заявитель будет проходить альтернативную службу, зависит от одного чиновника – военного комиссара (статья 14). При этом закон устанавливает, что прохождение альтернативной службы организуется за пределами того субъекта Российской Федерации, где гражданин проживает. Так как из правила предусмотрены исключения, возможность фактически произвольного оставления гражданина, направляемого на гражданскую службу, на территории постоянного проживания неизбежно приведет к коррупции. Избежать этого можно было бы при преимущественно территориальном порядке прохождения альтернативной службы, однако в целях сделать альтернативную службу менее привлекательной предусмотрен экстерриториальный характер.

Пока Федеральный закон «Об альтернативной гражданской службе» не был принят, призывникам, пожелавшим воспользоваться правом на замену военной службы альтернативной гражданской, решением суда предоставлялась отсрочка от призыва до принятия соответствующего закона.

При этом весьма дискуссионным является вопрос о необходимости доказывания наличия убеждений, которым противоречит несение военной службы, так как часть 3 статьи 29 Конституции России закрепляет: «Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них». Таким образом, Федеральный закон «Об альтернативной гражданской службе» требует существенной доработки и представляется, по мнению авторов настоящего исследования, антиконституционным.

Так же отметим, что анализ деятельности Уполномоченного по правам человека в РФ лишь усиливает впечатление, что свобода совести в России вообще никому не нужна. А из 287 жалоб, поступивших в 2002 г. в Отдел по религиозным вопросам и культурным правам Аппарата Уполномоченного по правам человека, удалось добиться положительного разрешения лишь по 18 жалобам. В связи с этим, Институт свободы совести считает, что без рассмотрения комплекса проблем, связанных с реализацией свободы совести и отношений государства с религиозными объединениями, эффективная борьба с ксенофобией, нетерпимостью и дискриминацией вообще невозможна.

Резюмируя вышеизложенное, заключим, что законодательство, регулирующее институт свободы совести и свободы вероисповедания является «неадекватным», декларативным, направленным на поддержание антиконституционной государственной политики, таким образом, существует потребность критического осмысления данной проблемы. Полагаем, что необходима правовая доктрина свободы совести и свободы вероисповедания, которая в значительной мере определит законотворчество и правоприменение в данной сфере. Совершенствование законодательства, регулирующего исследуемый институт, носит глобальный общечеловеческий характер и является условием построения правового государства и открытого гражданского общества в современной России.

 

2.3. Перспективы совершенствования федерального закона, регулирующего институт свободы совести и свободы вероисповедания

Институт свободы совести и свободы вероисповедания в Российской Федерации представляется комплексным межотраслевым; его правовое обеспечение не ограничивается нормами национального законодательства, оно также включает в себя общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры Российской Федерации, судебную практику в области свободы совести и свободы вероисповедания. Основным законом, регулирующим институт свободы совести и свободы вероисповедания, является Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» № 125-ФЗ от 26 сентября 1997 г., который заменил действующий ранее Закон РСФСР «О свободе вероисповеданий» от 25 октября 1990 г.

Новый закон явился плодом длительных дискуссий и непростого компромисса как в парламенте, так и между Президентом РФ, руководством крупнейших религиозных и правозащитных организаций России. Его принятие складывалось драматически, в игру были вовлечены не только внутрироссийские силы, но и президент США Б. Клинтон и Конгресс США, Папа римский Иоанн Павел II, международные правозащитные организации; немало писем было направлено в адрес Президента России, Государственной Думы и Правительства России и простыми верующими, которые, скорее всего, не читали законопроекта, судили о нем по публикациям в прессе и подписывали протесты против закона, доверяя их авторам. Заявления о чрезмерной суровости проекта чередовались с требованиями об ужесточении его положений. Немало обращений было и в поддержку закона. История создания и принятия закона достаточно сложна, что требует отдельного анализа.

Новый закон вызвал острую дискуссию не только в российском, но и международном обществе. Предыдущий закон, по мнению А. И. Кудрявцева, «был демократичным актом, в немалой степени способствовавшим освобождению России от наследия тоталитарного общества, в котором религиозные организации, формально отделенные от государства, вынуждены были существовать в режиме диктата со стороны идеологизированного государства, без правовой защиты, поскольку ни право граждан на свободу совести, ни положение религиозных объединений не имели цивилизованного правового основания. …Возникла настоятельная необходимость приведения законодательства о свободе совести и о религиозных объединениях в соответствие с новыми реалиями…». Острые и непримиримые споры и разногласия возникли не только в связи с необходимостью изменения закона, но и по вопросам изменения его концептуальной основы, структурного и смыслового содержания, соответствия вносимых новаций Конституции Российской Федерации и международно-правовым актам по правам человека и религиозным свободам.

Развернувшаяся борьба и полемика вокруг принятия нового Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» некоторым образом сказалась на содержании закона, и главным его недостатком, по нашему мнению, следует признать несоответствие Конституции, наличие конфликтующих норм и нечетких юридических конструкций, невыработанный понятийный аппарат.

Таким образом, правотворческим и правоприменительным органам следует обратить внимание на необходимость доработки как соответствующих норм Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», так и механизма их реализации.

Авторы считают, что перспективы совершенствования ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях» в России связаны с внесением изменений и дополнений в данный нормативно-правовой акт либо принятием нового Федерального закона.

Акцентируем внимание на том, что наибольший резонанс как за рубежом, так и среди представителей отечественных конфессий, правозащитных организаций вызвала преамбула Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», устанавливающая, по мнению ее критиков, приоритетное положение одной конфессии православия. По мнению А. И. Кудрявцева, это положение бесспорно, ибо православные духовные ценности явились в многовековой истории России фундаментом, на котором выстраивались государство и общество, развивалась его культура. Кроме этого А. И. Кудрявцев полагает, что в преамбуле подчеркивается уважительное отношение государства к иным религиям, составляющим неотъемлемую часть исторического наследия народов России, тем самым не нарушается конституционный принцип равенства религий перед Законом. Полярного мнения придерживается Институт свободы совести, который высказывает следующую позицию: «Что касаемо оценки «многовековой истории» «традиционных религиозных» организаций, то она является отнюдь не однозначной и не бесспорной, а значит не может служить безупречным основанием государственных предпочтений. Многовековая история изобилует массой отрицательных примеров негативного опыта государственно-церковных отношений, от которого вынуждены были отказаться последующие поколения людей, все более отделяя церковь от государства и переходя к светскому обществу, главным признаком которого является свобода совести, не допускающая различное правовое положение людей по причине их мировоззренческой ориентации». Таким образом, заключение Института свободы совести однозначно – выделение «особых», «традиционных» религий является неконституционным.

Мы поддерживаем позицию Института свободы совести и подчеркивает, что преамбула – это вводная или вступительная часть законодательного или иного правового акта, в которой в концентрированной форме излагаются цели и задачи данного акта, условия, обстоятельства и мотивы, послужившие поводом для его принятия; таким образом, уже во вводной части закона устанавливается антиконституционная политика российского государства, которое является многоконфессиональным и многонациональным. Мы считаем, что формулировка преамбулы Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», в которой законодатель «признал особую роль православия», противоречит конституционным принципам и должна быть исключена.

Кроме того, ряд ученых-правоведов, юристов, представителей различных конфессий связывают совершенствование закона с введением в законодательство понятия «традиционной конфессии».

Острая полемика по проблеме необходимости введения в правовое поле России «традиционности» ведется с 2001 г. Сначала в журнале «Религия и право (№ 1, 2001 г.) была опубликована статья профессора кафедры религоведения Российской академии государственной службы при Президенте РФ М. О. Шахова «Концептуальные проблемы формирования государственной вероисповедной политики», с которой вступил в полемику Институт свободы совести. Летом 2001 г. на Интернет-сайте (www. state-religion.ru) были размещены два проекта («Концептуальные основы государственно-церковных отношений в Российской Федерации», «Концепции государственной политики в сфере отношений с религиозными объединениями в Российской Федерации»), – в основе проектов идея о необходимости введения «традиционности» в правовое поле России.

6 июля 2001 г. в государственной Думе Федерального Собрания проходили парламентские слушания «Проблема законодательного обеспечения государственно-церковных отношений в свете социальной концепции Русской Православной Церкви» в основе концепция введения «традиционности».

25 января 2002 г. прошла научно-практическая конференция «Государство и традиционные религиозные объединения». Концептуальные основы взаимоотношений на примере Центрального федерального округа» при участии Полномочного представителя Президента РФ в Центральном федеральном округе Г. С. Полтавченко, председателя Комитета по делам общественных объединений и религиозных организаций Государственной Думы РФ В. И. Зоркальцева, заместителя начальника Главного управления Министерства юстиции РФ по г. Москве В. Н. Жбанкова и председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополита Кирилла (Гундяева).

В проекте рекомендаций конференции прямо говорится, что совершенствование российского законодательства о религии должно развиваться в направлении выработки законодательной базы для широкого партнерства между государством и религиозными объединениями.

Так, по мнению И. А. Куницина, высказанному в диссертационном исследовании «Правовой статус религиозных объединений в современной России: (особенности и актуальные проблемы)» необходимо использовать положительный опыт, накопленный в других государствах: к примеру, законы Финляндии признают традиционными две религии – лютеранство и православие. В своей работе И. А. Куницин приходит к выводу, что равенство религий перед законом не обязательно предполагает, что у всех религиозных групп одинаковые отношения с государством, а в Российской Федерации термин «традиционные религии» остался за пределами современного федерального законодательства о свободе совести. Таким образом, по мнению вышеуказанного автора, на правовом уровне нужно помочь традиционным религиям привить людям такие знания о духовной сфере, чтобы никакие спекуляции сект были бы невозможны.

Авторы, изучив системы государственно-правового регулирования религиозных процессов, свойственных некоторым современным государствам, выделяют несколько форм взаимодействия государства и религии: ряд стран обладает государственной религией (Израиль, Греция, Дания), другие страны законодательно закрепляют формальное равенство всех религий, но отдают фактическое предпочтение одной (реже нескольким) из них (Германия, Италия, Испания и др.). Однако для Российской Федерации подобные модели взаимоотношений не приемлемы, так как она является многоциональным и многоконфессиональным государством.

Характерно, что идею введения термина «традиционные религиозные организации» в правовое поле России одобрили и поддержали также лидеры ряда религиозных конфессий, ученые-правовоеды, юристы. Так, данную концепцию поддержали Российский объединенный союз христиан веры евангельской; Евангелистическо-лютеранская церковь; Институт религии и права, который считает, что «требуется дальнейшая работа по уточнению критериев отнесения религиозных объединений к «традиционным»; доктор юридических наук А. В. Васильев и другие.

Оппонентом данной концепции выступил Институт свободы совести, высказав мнение на «круглом столе» 16 января 2002 г. «Свобода вероисповедания, государственно-конфессиональные отношения и протестантизм в России», что в правовой системе РФ не существует понятия и критериев «традиционных религиозных организаций» и создать их невозможно.

«Специальные» (фактически неправовые – в обход действующего законодательства) ограничения деятельности религиозных объединений имеют тенденцию к юридическому закреплению в форме борьбы с «религиозным экстремизмом» и за «духовную безопасность». Еще 30 октября 2002 г. имел место проект Доклада рабочей группы президиума Государственного совета РФ «О совершенствовании деятельности государственных и общественных институтов по противодействию проявлениям религиозного экстремизма в Российской Федерации», в котором термин «религиозный экстремизм» звучит более 30 раз. Термины «религиозный экстремизм» и «духовная безопасность» являются юридически некорректными. Даже термин «экстремизм» многие эксперты называют ненаучным – очень широким и не вполне юридически корректным, направленным на устранение политических конкурентов.

Мы солидаризируемся с мнением Института свободы совести и констатируем, что в России на федеральном уровне продолжает формироваться антиконституционная нормативно-правовая база, и в этих условиях критическому осмыслению должна подвергнуться конфессиональная политика государства, которая должна быть производной от конституционных принципов, положений международных актов и договоров и строго им соответствовать. Концепция введения в правовое поле России «традиционности», по нашему мнению, диктуется «заинтересованными кругами», которые стремятся сформировать антиконституционное, дикриминирующее права граждан законодательство. Выделение традиционных организаций нарушит ряд норм Конституции, в том числе ч. 2 ст. 15, гарантирующую отделение религиозных объединений от государства и их равенство; ст. 28, гарантирующую свободу совести; ч. 2 ст. 19, закрепляющую равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от отношения к религии, убеждений. Таким образом, мы не поддерживаем рассмотренную концепцию и полагаем, что введение в правовое поле понятия «традиционные организации» усилит антиконституционные тенденции, которые противоречат законодательству Российской Федерации и интересам общества.

Кроме вышеуказанных предложений по совершенствованию Федерального закона ряд авторов высказывает и иные предложения.

Так, по мнению И. А. Куницина «укрепление законодательства о свободе совести зависит от выработки эффективных правовых механизмов контроля над деятельностью религиозных объединений… По нашему мнению, необходимо использовать следующие формы контроля за деятельностью религиозных организаций:

Выезд и знакомство с деятельностью религиозной организации по месту ее расположения.

Изучение деятельности религиозного объединения: функционирование руководящих органов, проведение общих собраний, выполнение уставных задач и т. д.

Другие мероприятия по мониторингу возможных нарушений действующего законодательства.

Необходимость подобных положений обусловлена тем, что противозаконный характер деятельности тех или иных религиозных обществ, не имеющих глубоких социальных корней, невозможно выяснить в начальном этапе».

Авторы с данными предложениями не согласны и считают, что ужесточение контроля со стороны государства может привести к изменению вектора государственно-конфессиональных отношений в сторону тоталитаризма.

Так же следует обратить внимание на содержание ч. 1 ст. 2 Федерального закона, в которой закреплено следующее: «Законодательство о свободе совести, свободе вероисповедания и о религиозных объединениях состоит из соответствующих норм Конституции Российской Федерации, Гражданского кодекса Российской Федерации, из настоящего Федерального закона, принимаемых в соответствии с ними иных нормативнх правовых актов Российской Федерации, а так же нормативных актов субъектов Российской Федерации». Однако в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры России являются частью ее правовой системы, таким образом, включение в ч. 1 ст. 2 закона данного установления является необходимым.

Мы делаем заключение о том, что термин «свобода совести» звучит в названии Федерального закона, однако понятию, сущностному значению свободы совести и вероисповедания в законе посвящено лишь несколько статей первой главы «Общие положения», а понятийный аппарат, применяемый в законе, не определен.

Статьи закона, которые закрепляют право на свободу совести и свободу вероисповедания, в основном механически воспроизводят текст соответствующих статей Конституции Российской Федерации, что является свидетельством низкой юридической техники.

Так, ч. 1 ст. 3 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» дословно дублирует норму ст. 28 Конституции, гарантируя «право на свободу совести и свободу вероисповедания, в том числе право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать и менять, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними». При этом упускается важная формулировка о том, что право гарантируется «каждому», что в соответствии с конституционной нормой означает: всем лицам вне зависимости от гражданства – гражданам России, иностранным гражданам и лицам без гражданства. В норме Закона, как и в самой Конституции РФ, термин «иные убеждения» остался без расшифровки; по смыслу Закона также нельзя сделать однозначного вывода о содержании «иных убеждений».

В этой связи в плане сравнительно-правового анализа можно вспомнить, что в ранее действовавшем Законе РСФСР «О свободе вероисповеданий» прямо упоминалось право каждого гражданина свободно выбирать, иметь и распространять религиозные или атеистические убеждения и действовать в соответствии с ними при условии соблюдения законов государства (ст. 3); о возможности создания атеистических общественных объединений (ст. 4); об отделении этих атеистических общественных объединений, как и религиозных, от государства (ст. 8).

Таким образом, представляется, что отсутствие подобной регламентации в действующем законодательстве должно быть обязательно восполнено, если не в самой Конституции России, то хотя бы в федеральном законодательстве, так как вопросы регулирования прав и свобод человека и гражданина отнесены к ведению Российской Федерации.

Предоставление ст. 3 Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию означает, что человек самостоятельно и единолично, без какого бы то ни было официального разрешения, не вступая ни в какие религиозные объединения и пользуясь их услугами, вправе исповедовать любую религию. Так, он вправе исповедовать любую выбранную им религию совместно со своими единоверцами, образуя с этой целью религиозное объединение, или участвовать в его деятельности, или вступать в иные публичные контакты с единоверцами, не нарушая при этом законодательства, общественного порядка, прав и свобод других лиц.

Право не исповедовать никакой религии, упомянутое статьей 3 Федерального закона, – также составная часть свободы совести – является неотъемлемым правом каждого, исключая какое-либо принуждение к этому. Не исповедовать никакой религии или иметь другие убеждения можно как индивидуально, в частной жизни, так и публично, в том числе совместно с другими лицами, создавая в этих целях соответствующие общественные объединения и участвуя в их деятельности. Распространять религиозные и иные убеждения можно в устной, печатной, аудиовизуальной и иных формах в рамках действующего в этой сфере законодательства, прежде всего законодательства о средствах массовой информации.

Право действовать в соответствии с религиозными и иными убеждениями означает возможность каждому выбирать образ жизни, в том числе характер работы, поведения в семье, в общественных местах и т. д. в соответствии со своими убеждениями при непременном условии, что эти действия не будут нарушать действующего законодательства, установленного правопорядка, сопровождаться посягательством на права и свободы других лиц.

Следует обратить внимание, что введение в российское законодательство такой организационно-правовой формы религиозных объединений, как религиозная группа, лишенная прав юридического лица, для приобретения которых требуется предоставление подтверждения, выданного органами местного самоуправления, о ее существовании на данной территории не менее пятнадцати лет, неоднозначно воспринимается некоторыми юристами, учеными-правоведами, правозащитниками. По их мнению, это нарушает права человека, провозглашенные в Конституции РФ и международно-правовых актах. В частности, в Заключении о проверке соответствия Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» международно-правовым обязательствам Российской Федерации Уполномоченного по правам человека в РФ указывается на противоречие проводимого в Законе разграничения между религиозными объединениями и религиозными группами, как Европейской конвенции, так и прецедентам органов Совета Европы, являющимся важным источником «европейского» права.

В подготовленном Институтом религии и права совместно с Христианским юридическим центром более развернутом «Экспертном заключении» с юридической оценкой положений Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях», противоречащих Конституции РФ общепризнанным нормам международного права, также отмечается незаконность установления для членов религиозной группы пятнадцатилетнего срока, только по истечении которого они могут зарегистрировать свое объединение в качестве религиозной организации. По мнению авторов заключения, в ГК РФ отсутствуют какие-либо сроки для образования юридического лица, для чего достаточно волеизъявления учредителей, наличия у создаваемой организации всех признаков юридического лица (ст. 48 ГК РФ) и ее государственной регистрации.

Согласно данному заключению, вышеуказанное положение закона неправомерно ограничивает правоспособность граждан в части реализации их права создавать юридические лица и в нарушение статей 14 и 28 Конституции РФ ставит религиозные объединения граждан (религиозные группы) в дискриминационное, неравное перед законом положение. Кроме того, в преамбуле Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» содержится фраза о признании особой роли Православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры, а также об уважении христианства, ислама, буддизма, иудаизма и других религий, составляющих неотъемлемую часть исторического наследия народов России. По мнению вышеуказанных экспертов, формулировка преамбулы является некорректной, поскольку создает условия для нарушения права на свободу совести.

На наш взгляд, данный вывод представляется обоснованным, и внесение соответствующих изменений в преамбулу Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» представляется необходимым.

Кроме этого, следует обратить внимание на то, что понятийный аппарат в области свободы совести и вероисповедания в законе не определен. Так, нуждается в определении термин «религия», который должен быть свободен от узкоконфессиональных и атеистических ограничений.

В словаре иностранных слов термин «религия» – это одна из форм отражения действительности в фантастических образах, представлениях, понятиях; главным, определяющим признаком религии является вера в реальность сверхъестественного; в настоящее время религия представляет собой сложное социальное образование, включающее религиозное сознание, религиозный культ, религиозные организации. В учебном пособие по религиведению «религия» определяется как одна из сфер духовной жизни, способ практически-духовного освоения мира обществом, группой, индивидом и личностью. Данный термин является специальным религоведческим понятием и введение его в юриспруденцию представляется спорным.

Так, Р. А. Подопригора, в диссертационном исследовании на соискание ученой степени доктора юридических наук, высказывает мнение о том, что «сформулировать понятие религии в законодательстве невозможно и нецелесообразно», данный тезис поддерживает «Институт свободы совести». Авторы считают, что введение термина «религия» не допустимо, данный термин необходимо заменить на термин «мировоззрение», значение которого представляется более емким, содержательным и отражающим современные тенденции в праве.

Следует отметить, что некоторые положения Федерального закона явились предметом рассмотрения в Конституционном Суде РФ, однако неконституционными они признаны не были. В связи с этим обращает на себя внимание и п. 3 ст. 24 Федерального закона «О свободе совести и религиозных убеждениях». В соответствии с ним религиозные организации, не имеющие документа, подтверждающего их существование на соответствующей территории на протяжении не менее 15 лет, в отличие от других религиозных организаций, зарегистрированных в соответствии с Законом РСФСР «О свободе вероисповедания» до 1 октября 1997 г., пользуются правам юридического лица при условии их ежегодной перерегистрации до наступления указанного 15-летнего срока. При этом они не пользуются следующими предусмотренными Федеральным законом правами:

обращаться к Президенту Российской Федерации с просьбой о предоставлении отсрочки от призыва на военную службу и освобождения от военных сборов для своих священнослужителей (п. 4 ст. 3);

создавать образовательные учреждения и по просьбе родителей, с согласия детей, обучающихся в государственных и муниципальных образовательных учреждениях, и по согласованию с соответствующим органом местного самоуправления обучать детей религии вне рамок образовательной программы (п. 3, 4 ст. 5);

иметь при себе представительство иностранной религиозной организации (п. 5 ст. 13);

проводит религиозные обряды в лечебно-профилактических и больничных учреждениях, детских домах, домах-интернатах для престарелых и инвалидов, в учреждениях, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы, по просьбам находящихся в них граждан (п. 3 ст. 16);

производить, приобретать, экспортировать, импортировать и распространять религиозную литературу, печатные, аудио– и видеоматериалы и иные предметы религиозного назначения (п. 1 ст. 17);

создавать духовные образовательные учреждения для подготовки служителей и религиозного персонала (ст.19);

приглашать иностранных граждан в целях занятия профессиональной, в том числе проповедческой религиозной деятельностью (п. 2 ст. 20).

Этот вопрос потребовал своего разрешения в Конституционном Суде РФ, который постановил, что обсуждаемые положения не подлежат применению в отношении религиозных организаций, учрежденных до вступления в силу данного Федерального закона, т. е. до 1 октября 1997 г., а также местных религиозных организаций, входящих в структуру централизованной религиозной организации.

Настоящее Постановление Конституционного Суда РФ несомненно имеет важное практическое значение. В силу данного Постановления все религиозные организации, учрежденные до 1 октября 1997 г., при прохождении государственной перерегистрации теперь не обязаны будут подтверждать пятнадцатилетний срок своего существования на соответствующей территории и, следовательно, независимо от своего вхождения в структуру централизованной религиозной организации будут пользоваться правами юридического лица в полном объеме без ежегодной перерегистрации и без ограничений, предусмотренных абзацем четвертым пункта 3 статьи 27 Федерального закона «О свободе совести и религиозных объединениях». Те же религиозные организации, которые уже прошли перерегистрацию и по причине отсутствия у них документа, подтверждающего пятнадцатилетний срок существования, были вынуждены исключить из своего устава права, предусмотренные пунктом 4 статьи 3, пунктами 3 и 4 статьи 5, пунктом 5 статьи 13, пунктом 3 статьи 16, пунктами 1 и 2 статьи 17, пунктом 2 статьи 18, статьей 19 и пунктом 2 статьи 20 Федерального закона «О свободе совести и религиозных объединениях», теперь вправе внести соответствующие изменения и дополнения в свой устав (т. е. устранить эти ограничения) и представить их для регистрации в орган юстиции. При этом им должно быть выдано новое свидетельство о государственной регистрации без указания на временный характер его действия. Что же касается действия положений абзацев третьего и четвертого пункта 3 статьи 27 данного Федерального закона в отношении религиозных организаций, входящих в структуру централизованной религиозной организации, то Конституционный Суд РФ фактически дал оценку уже сложившейся в органах юстиции практики, – к указанным религиозным организациям эти положения не применяются.

Также отметим, что острые споры и справедливые обвинения законодателей в нарушении принципа светского характера образования вызвала ч. 4 ст. 5 Федерального закона. Согласно данной норме закон предоставляет возможность преподавания, с согласия детей и их родителей, во внеурочное время религиозных дисциплин в государственных и муниципальных образовательных учреждениях. Полагаем, что в светской школе вообще не должно быть преподавания каких-либо религиозных дисциплин, так как Россия является многонациональной страной. Однако в Федеральном законе зафиксировано данное положение, которое, по нашему мнению, противоречит конституционным приципам, и его формулировка требует существенной доработки.

Конституция Российской Федерации в статье 28 гарантирует свободу совести каждому, подразумевая под «каждым» всякого человека. Однако Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» в части 1 статьи 3 не вполне обоснованно вводит дополнительное условие: «Иностранные граждане и лица без гражданства, законно находящиеся на территории Российской Федерации, пользуются правом на свободу совести и свободу вероисповедания наравне с гражданами Российской Федерации и несут установленную федеральными законами ответственность за нарушение законодательства о свободе совести, свободе вероисповедания и о религиозных объединениях». Таким образом, иностранный гражданин, равно как и лицо без гражданства, незаконно находящиеся на территории России, свободой совести и вероисповедания, согласно Федеральному закону, пользоваться если и могут, то исключительно в меньшем объеме, нежели российские граждане либо те же лица, только законно находящиеся на территории Российской Федерации. В чем именно заключается преимущество при «пользовании правом на свободу совести» иностранных граждан и лиц без гражданства, законно находящихся на территории России, перед такими же лицами, незаконно находящимися на территории государства, Закон не поясняет. Исходя из данной правовой конструкции, мы делаем вывод, что формулировка ч. 1 ст. 3 Федерального закона не вполне корректна и требует доработки.

Ряд существенных вопросов в регулировании права на свободу совести и свободу вероисповедания остался за рамками анализируемого закона.

Так, пункт 8 ст. 11 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» предусмотрел возможность проведения государственной религиоведческой экспертизы. При этом в самом законе кроме упоминания данного вида экспертизы не называются даже ее задачи, условия и порядок назначения. Возникает вопрос – насколько оправдано придание данному виду экспертизы статуса государственной и регулирование порядка ее проведения актами органов исполнительной, а не законодательном власти?

Прежде всего, нуждается в уточнениях и более четких процессуальных формулировках организация и порядок проведения государственной религиоведческой экспертизы. В настоящее время он определен в Порядке проведения государственной религиоведческой экспертизы, утвержденным постановлением Правительства РФ от 1 июня 1998 г. № 565.

Так, данная экспертиза проводится по решению регистрирующего органа «в случае возникновения у регистрирующего органа необходимости в проведении дополнительного исследования на предмет признания организации в качестве религиозной и проверки достоверности сведений относительно основ ее вероучения и соответствующей ему практики». Эти два вопроса, собственно, и являются задачами государственной религиоведческой экспертизы, изложенными в п.3 названного постановления правительства. Однако на практике экспертные советы для проведения государственной религоведческой экспертизы, в том числе при Министерстве юстиции РФ, почти всегда выходят за пределы этих задач.

Ряд авторов, обращает внимание, что особенно остро вопрос проведения государственной религоведческой экспертизы нуждается в разрешении, когда речь идет о новых религиозных движений. Проблема представляется в решении вопроса о религиозном характере изучаемой организации, а также определение его отношения к тем ценностям и социальным институтам, которые государство считает нужным поддерживать и охранять от посягательств.

Таким образом, существует необходимость законодательного закрепления механизма проведения религоведческой экспертизы в Федеральном законе «О свободе совести и о религиозных объединениях», необходимо совершенствование работы, связанной с проведением государственной религоведческой экспертизы, регулярное доведение ее результатов до сведения всех специалистов этой сферы, включая опубликование конкретных заключений; проведение семинаров, научно-практических конференций специалистов, участвующих в проведении экспертизы; обсуждение научных публикаций и методик проведения данной экспертизы.

Так же, по мнению авторов, не достаточно урегулирована возможность реализиции права на свободу совести и вероисповедания осужденных. Свобода совести и свобода вероисповедания осужденных регулируется статьей 14 («Обеспечение свободы совести и свободы вероисповедания осужденных») Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации от 8 января 1997 г. № 1-ФЗ. Часть 1 данной статьи закрепляет: «Осужденным гарантируется свобода совести и вероисповедания. Они вправе исповедовать любую религию либо не исповедовать никакой религии, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные убеждения и действовать в соответствии с ними». Часть 2 этой же статьи предписывает: «Осуществление права на свободу совести и свободу вероисповедания является добровольным, при этом не должны нарушаться правила внутреннего распорядка учреждения, исполняющего наказания, а также ущемляться права других лиц».

Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации гарантирует осужденным право на свободу совести и свободу вероисповедания, представляя право исповедовать любую религию либо не исповедовать никакой религии, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные убеждения и действовать в соответствии с ними. Статья 14 (п. 3) гласит, что осужденным к ограничению свободы по их просьбе может быть дано разрешение на посещение мест богослужений, находящихся за пределами исправительных центров.

Мы провели исследование, целью которого было выяснить, как соблюдаются свобода совести и свобода вероисповедания на территории Исправительной колонии № 1, расположенной в городе Тамбове. Эта колония строгого режима считается одной из лучших в системе исправительных учреждений и имеет достаточно высокий рейтинг среди самих заключенных. На территорию колонии имеется домовая церковь, освященная Владыкой епископом Тамбовским и Мичуринским Феодосием, религиозные обряды в которой ведет священник, отец Николай. Достаточно богатый выбор религиозной литературы. Однако лицам нехристианского вероисповедания подобные права не предоставляются. В городе они могли бы посещать места богослужений в соответствии со своими религиозными убеждениями, но в колонии нет транспорта, чтобы вывезти заключенных в культовые учреждения. Таким образом, даже при поверхностном изучении вопроса можно сделать вывод, что в учреждениях, исполняющих наказания, права на свободу совести и свободу вероисповедания реализуются лишь частично, при этом православное вероисповедание явно доминирует над остальными, что является грубым нарушением конституционных принципов.

Свобода совести военнослужащих определяется Федеральным законом «О статусе военнослужащих» от 27 мая 1998 г. № 76-ФЗ. В соответствии с данным законом военнослужащим предоставляется и гарантируется право на свободу вероисповедания (ст. 8), однако с существенными ограничениями. Так, в части 2 статьи 9 закреплено, что «Военнослужащие могут состоять в общественных, в том числе религиозных, объединениях, не преследующих политические цели, и участвовать в их деятельности, не находясь при исполнении обязанностей военной службы» и «Военнослужащие не вправе: использовать служебное положение в интересах политических партий и общественных, в том числе религиозных, объединений, а также для пропаганды отношения к ним» (ч. 7 ст. 10 Закона). Вместе с тем, хотя Уголовный кодекс Российкой Федерации и не предусматривает уголовной ответственности за отказ от исполнения служебных обязанностей по мотивам убеждений, как это было ранее, однако военнослужащий, отказывающийся исполнять свои служебные обязанности по этому основанию, может быть привлечен к уголовной ответственности за неисполнение приказа, состав данного преступления предусмотрен статьей 332 Уголовного кодекса Российской Федерации. Таким образом, возможность реализации права на свободу совести и свободу вероисповедания военнослужащими представляется затруднительной.

Анализируя Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», правоприменительную практику и сложившиеся общественные отношения в сфере свободы совести и вероисповедания, резюмируем:

1. Закон подвергался критике на всех этапах его разработки и в настоящее время дискуссии о необходимости его совершенствования не прекращаются.

2. Закон не лишен серьезных недостатков, главными из которых являются несоответствие его отдельных положений Конституции Российской Федерации, наличие противоречий, неточность юридических конструкций, возможность их полярного толкования и невыработанный понятийный аппарат.

3. Закон регулирует не все общественные отношения в сфере свободы совести и свободы вероисповедания, что требует не только его дальнейшего совершенствования, но и формирования всего комплекса законодательства, устанавливающего и регулирующего отношения в этой области.

Совершествование закона связано с необходимостью внесения изменений и дополнений в данный нормативно-правовой акт либо принятием нового Федерального закона, соответствовавшего Конституции Российской Федерации и общепризнанным принципам и нормам международного права, положениям международных договоров.

Применительно к Российской Федерации видится два возможных направления совершенствования закона: усиление деструктивных тенденций, откат в сторону тоталитаризма и нарушения права человека на свободу совести и свободу вероисповедания и второй путь – создание широкой правовой концепции свободы совести и свободы вероисповедания, соответствующей демократическим принципам и реалиям XXI в., на основе которой и будет разработан закон, регулирующий институт свободы совести и свободы вероисповедания.