Места

Пригов Дмитрий Александрович

БЕЛЯЕВО

 

 

Беляево 99 и всегда

1999

Собственно, не приходится говорить, что такое Беляево и где оно находится. Мне и заграницей не приходилось встречать не знающих о нем. Могли не знать Тбилиси. Могли не ведать, где обитается, скажем, Латвия или Люксембург. Но не Беляево. Только уж очень желающие как-то выделиться (или иные с какой иной неблаговидной целью) спрашивают:

                Беляево? Где это? —                 Где, где? Где надо там и есть. —

Иногда, правда, это имя связывают с маленьким пятачком между двумя выходами известного одноименного метро. Однако же и это место из примечательных, привлекающих внимание сетью замечательных палаток с удивительными товарами местного и импортного производства. По соседству с ними разбросаны уютные кафе и ресторанчики с экзотическими названиями «Зурбаган» или «Кайман». Тут же нельзя не заметить огромный комплекс интерактивных и новоантропологических установок и Европейский исследовательский центр виртуальных стратегических разработок. По утрам толпы устремляются в штаб-квартиры и офисы различных министерств и представительство.

                Но не об этом речь.

Влияние Беляева распространяется далеко за его пределы, достигая на севере, например, таких удаленных поселений, как Бутово. Само Беляево укладывается вдоль силовых линий вторжения эманаций южных эонов в северные, что проявляется в набегах мощных сухих ветров, порой выжигающих все на своем пути. Тогда по глубоким развалам и лощинам между дышащими и переползающими барханами бредут редкие группки людей. Грубая ткань защищает их от острого секущего, просекающего до костей, острого, проходящего насквозь и улетающего, уносящего мелкую остаточную пыль слабых организмов, алмазного песка. Проплывая мимо моего седьмого этажа, они вскидывают бурые кровоточащие лица и взглядом вопрошают:

                Долго ли еще? —                 Терпите, скоро уже. — отвечаю я им. И они терпят.                 Долго терпят. Очень долго терпят.

Однако же потом, уже в другие времена мимо моего же балкона на ул. Волгина по праздникам проплывают веселящиеся толпы.

Они минуют высотное общежитие Медицинского института, таинственную Высшую школу милиции, и не менее, а, может быть, и даже более таинственный институт им. Шемякина (но не того художника, а настоящего, знаменитого Шемякина). Они минуют роскошный комплекс магазинов, расположенный в первом этаже девятиэтажного жилого дома № 25 кор. 1. И тут им открывается вид на мой балкон седьмого этажа дома № 25 кор. 2, где я стою в легкой белой шелковой рубашке с распахнутым воротом, приветствуя их. Рядом со мной в белом же платье жена. Местный ветер треплет ее светлые волосы и подол платья. Люди кричат, выкликая приветствия и лозунги независимости Беляево. Надо сказать, регулярно в течение многих лет целые депутации приходят ко мне и просят принять титул герцога Беляевско-Богородского со всеми вытекающими из этого политическими и социальными последствиями, с признанием полного и неделимого суверенитета нашей славной земли Беляево. И она, поверьте, достойна этого.

Во все времена в ней проживали непоследние, неординарные, а порой и просто выдающиеся люди. Вот они, родные и милые — Аверинцев, пока не съехал в Вену, Гройс, пока не съехал в Кельн, Парщиков, пока в тот же Кельн не съехал, Ерофеев, пока не съехал под руку центральных властей на Плющиху. Съехал отсюда и Попов. И Янкилевский, но в Париж. И Ростропович, и Рушди. Но еще живут Кибиров и Сорокин. Но съехали Кабаков с Булатовым. Но еще живут Инсайтбаталло и Стайнломато. Но съехали Шнитке, Пярт и Канчели.

                И вот люди обращаются ко мне.

И в том, что они обращаются ко мне, нет ничего необычного. Я ведь из пионеров последнего заселения этих мест, когда вокруг не было еще ни метро, ни строений, и только высился наш одинокий белый блочный сиротливый домик. Трава, колышимая ветром, подбегала к самому подъезду. Помню, жена не решалась выходить из дома одна, даже опаздывая на работу, из-за коров, вплотную подходившим к входной двери и бодавших ее слоистыми рогами. Я выходил, отгонял их, провожал жену до дальнего единственного автобуса и шел гулять с сыном в брошеные яблоневые и вишневые сады, зацветавшие о ту пору первыми яркими белыми вспышками. Тогда еще попадались и следы диких зверей и древних неистерзанных захоронений. А то вспыхивало вдруг дикое почти первобытное пламя вдоль Калужского шоссе. Когда я подспевал, от только что стоявших деревянных домов оставался один пепел, а пламя, гудя и торжествуя, уходило вглубь Москвы, уничтожая все на своем пути. И уже из центра доносился только мутящий тошнотворный запах гари. И тишина. Великая страшная тишина. С вершины Беляево мы месяцами следили медленно, как бы нехотя заселявшийся и отстраивающийся город, заново присваивающий себе имя Москва. Но речь не об этом.

Депутации же продолжают прибывать и, не отступая от своих просьб и пожеланий, теперь уже прямо бросают мне в лицо:

                Вот, все из-за твоей нерешительности! —

Но вы сами рассудите, какие же деньги надо вложить, народные деньги, в сооружение контрольно-пропускных пунктов и обустройство границы, на всеобщую паспортизацию и перепись, на прописку и выселение неместных. Вы только представьте себе размер гуманитарной катастрофы! Почему должны страдать простые люди? Нет, пока к нашим границам не подтянуты танки и самоходные орудия, я не стану предпринимать никаких резких шагов. —

                И они в который раз соглашаются.

Да ведь и то, еще на памяти беляевских старожилов неоднократные трагические события прошлых лет, когда коньковские, возымев нечеловеческие амбиции встать вровень с беляевскими, пошли на чистое безумство. Столкновения начались по границам улиц Островитянова и Профсоюзной. Сначала были задействованы мелкие группки наиболее экстремистски настроенных коньковцев. Наши дали достойный отпор. Стычки вспыхнули по всему периметру юго-западных окрестностей Беляево. Коньковцы кликнули на подмогу теплостанцев и битцевских. Возмущенные ясеневцы и тропаревцы, почувствовав угрозу и для себя, встали на нашу сторону. Вскоре, пытаясь разрешить свои давнишние необоснованные претензии, на сторону коньковцев встали калужцы и вавиловцы. Нас, в свою очередь, поддержали ленинско-проспектцы и университетцы. Чуть позже подоспели ополчения от Кунцево и сводный отряд с Садово- и Триумфально-Кольцевой. На их стороне стояли варшавско- и каширо-шоссейцы. На подступах дружинами свибловцев были разгромлены дикие и свирепые коломенцы. Основные же сражения откатывались в беляевскую зону отдыха, к гигантскому озеру. Скоро все подъезды и подходы были заполнены толпами беспрерывно вовлекаемых людей. Подходящие подминали передних и по их телам, превращая их в хлюпающую однородную слякоть, словно страшной овладевающей силой влеклись в неодолимый центр притяжения. Со стоическим отчаянием наблюдал я, как мощные потоки стекали в кипящие воды озера и исчезали в них, пока наконец поднявшиеся воды не накрыли оставшихся и не хлынули на город, затянув его тяжелым, неколышащимся, ровно поблескивающим под моим взглядом многометровым слоем воды. Со своего седьмого этажа я следил редкие лодки и струги, которые, ловя парусами южный ветер, устремлялись куда-то к северу. Островная жизнь редких уцелевших была по-природному неизощрена. Приходилось все налаживать и выстраивать заново. Однако, все как было.

Уже гораздо позднее на границе усмиренного Коньково был возведен вещевой рынок. На углу же улицы Миклухи-Маклая вознесся манящий комплекс автосервиса «Мерседес» и прекрасный магазин «Седьмой континент». Казино и гостиница на улице Островитянова. Уютно раскинулся дом для престарелых в зеленом шелестящем окружении. В самом дальнем и тенистом углу зоны отдыха разместился зоопарк, где самый старый сохранившийся носорог, говорят, глядел в глаза как-то навестившего его Ильича и пережил фашистское нашествие, подкатившееся к самому сердцу Беляево. Но Беляево выстояло.

                Теперь вы по достоинству можете оценить мое сдержанное и взвешенное отношение ко всякого рода рискованным и неоднозначным предложениям власти и суверенитета.

Да и то, недостатка в этом я не испытывал и не испытываю. Тут же у меня под боком, на той же центральной улице Беляево — улице Волгина — расположился Институт русского языка им. Пушкина, куда тучами стекаются, вернее, слетаются со всех стран студенты, доценты, аспиранты и профессура — в общем, все иностранное, говорящее по-русски. И, естественно, все они мои желанные и сами того страстно желающие гости. Они навещают меня и разлетаются по своим странам. Они занимают там ключевые позиции в университетах и исследовательских центрах. Естественно, все свои шаги они тщательно и ежедневно сверяют с моими ожиданиями и советами. То есть, практически, делают то, что я пожелаю. Ни один проект не проходит без моего одобрения. Ни один человек не может доехать до университетов Америки, Германии, Франции, Англии, Италии, Японии и др., без моего согласия. Бывает, известнейшие российские литераторы ждут на то моего согласия годами, доходя прямо-таки до неприятного мне подобострастия и пресмыкания. А что поделаешь — поехать хочется каждому. Их можно понять. И я их понимаю и прощаю. И это касается не только литературы или там искусств. Мои ставленники разлетаются и размещаются по влиятельнейшим центрам геополитического влияния. Так что, практически, ни одного сколько-нибудь значительного мирового события не может произойти без моей санкции и одобрения.

                Так что, подумайте сами, зачем мне распри народов? Зачем мне лишние обузы и регалии малопривлекательной власти. Одна моя забота — чтобы жили и процветали народы Беляево.

 

Первый беляевский сборник

1996

Предуведомление

Все в жизни — удача. И как родиться, и где родиться, и в какое время, и в каком месте — в столице, к примеру, или в захолустье. И в какой семье — скажем, в семье потомственных и глухих алкоголиков, или в семье потомственных дворян в начале девятнадцатого века. Да, надо добавить, неразорившихся дворян. И где учился и с кем, на счастье или несчастье встретился. И так далее, и так далее. А разве не удача — берешь билет на самолет, летишь, приземляешься — а самолет долетел и прилетел в нужное место, а там тебя ровно вовремя встречают, и все приготовлено, и деньги платят, и никто не удивлен, — чудо и удача. Что уж тут говорить про стихи — тоже удача, что написались, да запомнились, да хватило времени и возможности напечатать их.

1v| o3453 В окне сидит большая кошка                 И тихо щурится на свет                 Ну, как пройти мимо окошка                 Ну, никакой на то мне нет                 Силы                 Стою и долго корчу рожи                 Пока ей просто невозможно                 Как противно становится                 И она уходит 1v| o3454 Я видел разные исходы                 Борьбы безумья и начал                 Размеренности и свободы                 Но каждый раз я замечал                 Как-то отчетливо и остро                 Как по краям рождались монстры                 Особенно обаятельные                 Не считая самих генеральных                 монструозных порождений,                 вовсе уж и не обаятельных 1v| o3455 Жить надо долго и упорно                 И только лишь в конце поймешь                 Что прожил долго и напрасно                 И это знание — оно                 Много стоит 1v| o3456 Проходит девушка тропинкой                 Простой тропинкой полевой                 Срывает тонкую травинку                 И смотрит вдаль перед собой                 Вдали огромные зарницы                 Друг друга, словно письмена                 Перебегают, и вдруг лица                 Какие-то                 Там чудятся ей, и она                 Застывает                 Посреди тропинки 1v| o3457 Я девушек в России сам                 В прозрачных белых платьях летних                 Красивых двадцатидвухлетних                 Знавал                 Они бродили по лесам                 В полях цветы ли собирая                 Святые, и из них любая                 Могла отдать жизнь                 За идею                 Сейчас уж таких нет 1v| o3458 Леса, ручейки и пустые поля                 Олени бредущие тихими кучками                 И волны серебряного ковыля                 И птицы на воздухе слабыми ручками                 Перебирающие                 И что это все? и зачем? и куда?                 Как будто бы вакуумная вода                 Времени                 Поверх всего протекает 1v| o3459 На скамеечке сидят                 Дружно семечки грызут                 Лет им так под шестьдесят                 Обоим                 Она — в тапочках, разут                 Он                 Почему-то                 Она скажет — непонятно                 Что? куда? зачем? — он матом                 Внятно так                 Отвечает 1v| o3460 Все вокруг растаяло, раскисло                 Я себе обочинкой иду                 Вижу, незатейливая киса                 Прямо у прохожих на виду                 Умывается довольна и бела —                 Это не твои ли все дела                 Киса? —                 Мои! — отвечает, искоса снизу                 бросая быстрый взгляд 1v| o3461 Вихоркой вытерет станок                 Прищуром выверит отверстье                 Размеренно приладит блок                 Конвертерный — и там уж несть их                 Стружек и искор побежалости                 А он стоит себе безжалостный                 Как бы                 И величественный словно креатор                 в досягаемой дали —                 Так я работал в молодости                 на расточном станке 1v| o3462 В буфете Дома литераторов                 В углу два киллера сидели                 Себе спокойно пили-ели                 Кругом шумели литераторы                 Один тогда сказал: Пора! —                 Они вскочили и игра                 Кончилась                 Началась почва и судьба 1v| o3463 Полина светлыми глазами                 Глядит на окружающий мир                 Но словно кто-то защемил                 Болезный нерв и словно замер                 От боли окружайший мир                 Полина ж светлыми глазами                 Все продолжает смотреть на него 1v| o3464 Ворона малого ребенка                 Звериного схватила в пасть                 Тот верещит безумно громко                 И понятно —                 Ребеночку бы и пропасть                 Но я беру большую палку                 Ворону бью по голове                 Она валяется в траве                 Мертвая                 Да и детеныш — хоть и жалко —                 Уже тоже тих и мертв 1v| o3465 Мы долго плыли вдоль Ванзее                 Взбивая легкие следы                 И птицы странные глазели                 Как рыбины из-под воды                 Когда же подплывали к пристани                 Приблизил я к воде лицо                 И пригляделся к ним попристальней —                 Так это ж лица мертвецов                 Вернее, утопленников                 Глазели на меня 1v| o3466 Воллен зи тотален криг? —                 Геббельс как-то всех спросил                 И в ответ единый крик                 Да! — раздался — что есть сил                 Будем до последней капли                 Биться! — и таки погибли                 Практически все 1v| o3467 Возьму я в руки острый меч                 Коня в железное одену                 Чтобы животное сберечь                 И выйду как святой на сцену                 И сверху в пламени огня                 Вдруг что-то рухнет на меня                 Непомерное                 Так что и животное бедное не убережется 1v| o3468 Как старый и усталый Дуче                 Сижу, на озеро гляжу                 Неслышно подплывают тучи                 Встаю и в виллу ухожу                 И плотно ставни закрываю                 Сажусь, слышу — рыдает кто-то                 Оглядываюсь быстро — это                 Оказывается, я рыдаю                 И еще плотнее прикрываю ставни 1v| o3469 Орел как ангел синеглазый                 Парит на страшной высоте                 Стремглав охватывая разом                 Все эти мелочи и те                 Которые нам не объять                 Разве убить и посмотреть                 В его синие глаза                 Запечатлевшие неведомые нам просторы 1v| o3470 Девки бегают как зайцы                 Ляжками большими блещут                 То ли делом занимаются                 Каким                 Серьезным                 То ли развлеченья ищут                 Да ведь не подойдешь, не спросишь                 А как понять? Вот и попросишь                 Какого постороннего:                 Пойди, спроси, чего они бегают? —                 Да я и так знаю — отвечает — Олимпиада у них 1v| o3471 Идут две пьяные бабульки                 В руках у каждой по полбулки                 Жуют беззубыми зубами                 О чем-то ласково смеются                 О, милые, мне между вами                 Так незаметно бы просунуться                 И жить, жить, жить между вами                 Да нет — зубы уже давно повыпали, а снисходительная                 старость все не подступает 1v| o3472 Корова пред крестом упала                 На непослушные колени                 Ломая их, она вскричала:                 Вы лишь пригодные для лени!                 Нет чтобы во поле пустом                 Слоняться! пред святым крестом                 Преклонитесь                 Подлые! —                 И преклонила их 1v| o3473 Шумит баржа посреди Волги                 Шумит мучительно и долго                 О чем шумишь, нелепый зверь? —                 Да кто-то вот закрыл там дверь                 И не могу в вечность пробиться! —                 Ишь ты, уж и такие нелепые и недоделанные звери                                                   так запросто и доходчиво говорят о вечности!                 Что же нам-то остается 1v| o3474 В лугу лежу на травке рыжей                 И вверх гляжу, а там парит                 Коршун                 И я в глаза его бесстыжие                 Гляжу, а он в мои глядит                 Бесстыжие                 Да только что-то он безмерно                 Серьезен, не в пример ему                 Я                 Беспечен

 

Второй беляевский сборник

1996

Предуведомление

Весна уже. Скоро начнут картошку сажать и остальные овощи. А там солнышко просушит досуха всю окрестную землю, народ раздобреет, станет щуриться на яркое ослепительное солнце, а я все тлею над этими стишками, уже спину полностью дугою согнув да зрение напрочь испортив. А ради чего?

1v| o3475 Я долго думал о России                 И понял — очень много силы                 Размазано по всей стране                 Которую — не знаю точно                 Как — но в одну собрать бы точку                 И чисто вынести вовне                 В метапространство                 И оттуда, как силы быстрого реагирования, так же                 стремительно направлять в нужные места для решения                 определенных задач и на определенное время, дабы не                 влипать окончательно 1v| o3476 Высококлассный композитор                 Классический                 Видит ужасную картину:                 Длинноволосые кретины                 На сцене, словно паразиты                 Беснуются, и зал ревет —                 Что, композитор, жизнь идет                 Не в том каком-то направлении?                 Вот я о том же 1v| o3477 На мою нежную постель                 Опускается коростель                 Дай, поближе к нему пригляжусь:                 Ты откуда такое взялось? —                 Отвечает: Я — плотинов Нус!                 Я тебя прозираю насквозь! —                 Ох, было бы чего прозревать 1v| o3478 В полях разбросаны холмы                 Величественно и пространно                 И выпуклые их умы                 О чем-то мыслят беспрестанно                 И вдруг опомнятся под осень                 Один другого громко спросит:                 А этот, как его, тут проходил? —                 Да их много тут проходило 1v| o3479 Приятно греет отопленье                 И холодильник холодит                 Приносят кофе, он сидит                 Обдумывая преступленье                 Кого убить бы пожесточе —                 В таких условьях! Правый Отче!                 Святым бы быть в таких условиях!                 Ан нет — убийца 1v| o3480 В доме честного поэта                 Я недавно побывал                 В Москве                 В доме было мало света                 За окном был снеговал                 Снегопад был и зима                 Прям-таки сойти с ума                 Но поэт был, действительно, честный 1v| o3481 Ведьмы роем на коня                 Моего                 С невозможной страшной силой                 Вдруг набросились, бессильны                 Тронуть чистого меня                 В тихом облаке охранном                 Я висел и с неким странным                 Интересом                 Наблюдал                 Как они страшно терзали мое бедное животное 1v| o3482 Я хочу быть строгим и красивым                 И иметь в руках большую сумму                 Чтоб к известному приблизившися дому                 Белому                 Первому, из главного подъезда                 Вышедшему                 Бросить вышеназванную сумму                 В лицо                 И чтобы в ответ он, как честный человек                 Еще большую, немыслимую сумму                 Бросил мне в лицо                 И разобиделся 1v| o3483 Она небрежно, как-нибудь                 Две пуговички расстегнула                 И белая большая грудь                 Наружу шустрая прыгнула                 И стала бегать и играть                 Безудержная веселиться                 А ну, попробуй-ка, сестрица                 Теперь ее назад загнать                 Милая 1v| o3484 Сидит и словно сверху видит                 Себя бредущего домой                 Приглядывается: Боже мой!                 В каком это я диком виде!                 Весь в глине, старенький чепец                 И вдруг догадывается: Это же я — мертвец!                 Но все равно, догадка не объясняет столь странного вида 1v| o3485 Тянет тонким говном отовсюду                 Вот, принюхаешься к себе                 Вроде — в золоте-серебре                 И подобен духовному чуду                 Ан вот, тянет и не от одежды —                 Из нутра! и одна лишь надежда                 Что другим не очень бросается                 Вторая надежда — что ты не единственный такой                 И третяя — что другие почище тебя в этом замешаны                 И четвертое, последнее — почти безнадежное — что просто почудилось                 И пятая, нездешняя — что все исправится 1v| o3486 Безумная в вагоне едет                 Какую-то не по годам                 Игрушку пред глазами вертит                 И криками: Епогод! Ам! —                 Дикими                 Вдруг разражается                 И вдруг стихает, словно мышка                 А я гляжу — у ней подмышка                 Насквозь                 Мокрая 1v| o3487 Проходит слон походкой воина                 В предгорьях синего Тибета                 Его внимание раздвоено                 Он внемлет небесам, при этом                 Тяжелой поступью солдата                 Проделывает путь до ада                 И прислушивается 1v| o3488 Как глубоко сидят занозы                 В телах и душах наших топких                 Что честным способом Спинозы                 Им только обломаешь жопки                 Нет, русский способ поуместней                 Берешь дубину и всех вместе                 Их —                 И занозу, и душу, и тела, да и Спинозу                 Обращаешь в одну желеподобную неразличимую                 консистенцию                 И все разрешено 1v| o3489 Входит некто в странном платье                 Некой деве говорит:                 Послан я тебя ебати                 Сюда                 Сильными                 Но твой кроткий нежный вид                 Удручает мое сердце                 Что же — говорит девица —                 Коли послан сильными на дело                 Так и свершай его смело 1v| o3490 Эсэсовец идет с ребенком                 Его ласкает, а навстречу                 Ему гестаповец беспечный                 С таким же маленьким ребенком                 На руках                 Переглянулись и идут                 Куда-то вместе — и капут                 Тут                 Как раз им всем 1v| o3491 Семнадцать одинаковых мышат                 Пришли ко мне и встали у кровати                 И хором говорят мне: Паравати                 Прислала нас! — тогда на них ушат                 Воды холодной чистой христианской                 Я опрокидываю, и они как в сказке                 Тихо испаряются с мелодичным позвякиванием 1v| o3492 Когда московский Эверест                 Покроется финальным снегом                 Я выну из-под наста слегу                 И тихо оглянусь окрест                 Посреди сияния                 Покличу так, кого-нибудь —                 Но никого! и — дальний путь                 По ледникам                 Пролегающий