Монстры

Пригов Дмитрий Александрович

Диалогизмы

 

 

Диалогизмы 1

1998

Предуведомление

Маленьким интересом, изюминкой этого проекта (я потом когда-нибудь объясню, какое значение я вкладываю в слово проект) есть слежение внутренней имплицитной интенции любого стиха стать диалогом. Диалогом автора с любым иным, положенным в нем самом, но тяготеющим к внешнему автора. Собственно, любое стихотворное творение есть диалог, просто с необозначенными голосами. Нас в данном случае мало интересовал вариант простых диалогов или разговоров, нередко являемых в стихах, несущих в себе либо фактурный, либо психологически-персонажный, в самом неинтересном случае – социальный смысл. Нет, мы следим проявления голосов из материи стихотворения, которое вполне могло бы остаться и непроявленным.

                 Вергиль, Гораций и Овидий —                  Три зверя римского стиха                  Явились мне в неявном виде                  Как Еряр, Имско и Иха                  Ты скажешь мне: Это – помазанье! —                  Возможно, но что этим сказано —                  Все равно неясно! —                  Отвечу я
                 Тоненький дождик запрыгал по крышам                  Мутною пленкой простор затянулся                  Тихо мне сонная шепчешь: ты слышал                  Будто бы кто-то огромный проснулся!                  – Спи! – я отвечу – Но руки он тянет                  Чуешь? – Не чую! – Вот шеи касается!                  Видишь? – Не вижу! – Рука-то с когтями!                  Видишь ее? – Это нас не касается!                  – Очень даже касается! —                  Раздается чей-то гулкий голос
                 Как горный молодой козел                  По имени старик Димитрий                  Я лез и лез безумно зол                  По-хорошему зол                  К седой, снегом покрытой митре                  Вершинной                  Не озираясь, вверх и вверх                  Ты скажешь: Это ж чистый смех!                  В твоем возрасте и положении! —                  Поколебавшись, я так и не найдусь, что ответить
                 Как сваленная в кучи шерсть                  Под нами облака бежали                  И ангелы на них лежали                  Я подсчитал – их было шесть                  Ровно                  Или семь —                  Так сколько, шесть их, или семь? —                  Спросила ты, и я совсем                  Растерялся:                  Ну, шесть!                  Или семь
                 Все в мозгу моем смешалось                  Бедный мозг мой! бедный мозг!                  То ли все вокруг как воскресенье Плывущий                  То ли это просто шалость                  Чья-то                  Божественная                  Ты мне скажешь: Все в порядке!                  Я отвечу: Так ведь вряд ли                  Кто и сомневается!                  Так – минутное подозрение и слабость
                 Бродит киса по пригорку                  Киса, киса, как те звать? —                  Она вдруг безумно горькую                  Мордочку состроит: Мать                  Твою!                  Ему интересно знать                  Как зовут меня! – да, блядь                  Как насильно назвали меня                  Так и поныне зовут
                 Лежит огромная какашка                  Какого-то слонопотама                  Неведомого                  Цветной присыпанная крошкой                  И пылью                  Ты говоришь: Словно игрушка! —                  Но проходящая тут дама                  Брезгливо замечает: Но                  Ведь это ж – чистое говно                  Девушка! —                  Говно? – удивляешься ты
                 Мы разговариваем тихо                  Над чистым спрятанным прудом                  Ты говоришь: Я карасиху                  Вчера здесь видела, притом                  С мужским огромным карасем!                  Я отвечаю: Харасе!                  Харасе! —                  Мы – японцы                  Фудзи рядом
                 Природной нежности полна                  Взирает женщина на мужа                  А он сидит, как вол натужен                  Пред ним стоит обильный ужин                  Он пьян от водки и вина                  Ты скажешь твердо: Вот она —                  Картина мирной жизни!                  А я отвечу: Ужас! Ужас!                  Ужас!

 

Диалогизмы 4

1999

Предуведомление

Это последний из четырех сборников Диалогизмов. Пожалуй что, задача прямого обнаружения и откровенного обнажения конструктивного хода выполнена. Естественно, выполнена для меня самого. Теперь этот структурно-драматургический ход может спокойно уйти как бы во внутреннее существование моих стихов, объявляясь неким шорохом, намеком, легкой интонацией звучания как бы вопрошающего голоса, что не отрицает и возможность в отдельных случаях явиться опять жестко и впрямую. Но вряд ли это уж будет возможным для меня посвятить ему целый сборник или какое-либо длительное время.

                 Высокосмертная болезнь                  По улицам московским косит                  Людей, из жизни их уносит                  Не пряча даже неприязнь                  Несет их в общую могилу —                  Что опечалился, мой милый? —                  Ты спросишь вкладчиво – Да так                  Мне почему-то Пастернак                  Припомнился! —                  Почему это? —                  Сам не знаю
                 Как у зайца зубки белые                  Как у волка ноги мощные                  Носят-бродят еженощные                  Руки свое дело делают                  Как это? —                  Да какая-то свинья! —                  Скажешь ты – Нет, это я! —                  Поясню я
                 Оратория идет                  Хор вздыхает и поет                  Он поет, что ему тяжко                  Он вздыхает тяжко так                  И я вслух шепчу: Бедняжки!                  Ты в ответ шепнешь: Дурак!                  Это просто текст и музыка такая                  На самом деле им совсем не тяжко                  Конечно надо поработать, но им за это и хорошо платят!                  Тебе бы так платили! —                  Да? я не знал? ну, тогда нормально! однако же все равно                                                                    им тяжко!
                 Глядит в окно огромный турок                  И толстым пальцем мне грозит                  И моя слабая натура                  При одном виде уж дрожит                  Что ты дрожишь как мелкий язь? —                  Ты спросишь – Да не удалась                  Жизнь
                 Жизнь опять не удалась! —                  Скажу я                  Экий, право, ты счастливчик! —                  Она скажет снявши лифчик                  За трусы рукой берясь —                  У тебя хоть ясна связь:                  Удалась, не удалась! —                  А у тебя? —                  А у меня?                  У меня ничего! —                  Завершает она, окончательно сняв трусы
                 Выйду на улицу – страшный мороз                  Слабое солнце – белые пятна                  Перебегают, оно и понятно —                  Всякую мягкость куда-то унес                  Кто-то                  Это все волки! они все балуют! —                  Тихо прошепчешь – А дай поцелую                  Тебя! —                  Скажу я неожиданно громко
                 С вынутою сердцевиной                  Почти снега не касаясь                  Полз ко мне убитый заяц                  И шептал: Вот я, невинный                  Погибаю на кресте! —                  А крест-то где? – А он везде!                  Прошептал он бледными губами                  Я огляделся, и вправду – везде