Монстры

Пригов Дмитрий Александрович

Эрос чудовищного

 

 

Навеваемые образы

1992

Предуведомление

Ну, навеваются образы обычно прекрасные, призрачные, в отличие от грубых и страшных, которые вторгаются сами, либо же бывают насланы. А образы навеваются, конечно, вне нашей воли, но нужна некая настроенность, направленность на ту зону, откуда идет это навеивание. Обычно, традиционно, по мифопространственным представлениям, навеивание идет из нижней области верхней третьей части мирового древа. Но в общем-то пространственная локация может быть заменена качественно-агрегатными определяемыми – ветерок, в смысле, сияние, в смысле, голос тихий, в смысле, легкий запах или шорох.

                 Бывает так дивно и тихо                  Под снегом не слышно дорог                  Выходит из дома франтиха                  Хвостом заметая порог                  Куда же?! разряженным телом                  Провалится в эти снега! —                  Ан нет вот, гляди – полетела                  Прекрасная дева-Яга                  Которой не дано состариться в наших пределах
                 Я вижу темный сад в окошко                  К стеклу прижавшись жарким лбом                  Она выходит с дикой кошкой                  В атласном платье голубом                  Внезапно падает недвижно                  Лежит, все изодрав белье                  А кошка нежно ее лижет                  И на меня глядит, ее                  Продолжая упорно облизывать
                 По городу гуляет ночью                  Прекрасный офицер эсэс                  Встречает девушку рабочую                  И говорит спокойно: Йес! —                  В ответ на ее предложение                  И вся ночь вдруг пулями взрывается                  И всяк целится, кричит, бежит                  Так же внезапно осыпается                  Успокаивается                  Лишь герой оформленный лежит                  Недвижно
                 Вот рыцарь суровый слезает с коня                  Срывает цветок, вспоминает меня                  Взгляд затуманивается                  И падает в обморок долгий                  Потом просыпается где-то на Волге                  Как бы просыпается —                  Крестьяне с дубьем, дворянин в гордый рост                  С тростью                  И рыцаря с песней несут на погост                  Местный
                 Вспомним годы былые                  Голубые поляны                  Юнкера молодые                  А и лошади пьяны                  Так ведь лошадь проспится                  Оглядится кругом —                  Перед ней волк-девица                  Полыхает огнем                  Безумным                  Все – подумает – это из неблизкого будущего                  Ан, нет
                 Она среди дубрав                  Гуляет в странном виде                  Задумчива, в смысле                  И вдруг медведя видит                  И складки подобрав                  Панбархатного платья                  Бежит, бежит стремглав                  И падает в объятья                  Уж и вовсе неведомо кого
                 Гляжу в резной проем окна                  Отвлекшись от обильной снеди                  Как там бесстыжая она                  На рамочном велосипеде                  Летит, летит к нему в поля                  И следом полнотелый вижу я                  Как расступается земля                  С велосипедом всю бесстыжую                  И тощую                  Ее покрывая
                 Меня поразило ее выраженье                  Кошачьих коричневых глаз:                  Синьор, вы мне делаете предложение                  Да, я приготовил для вас                  Сначала – решетка, а вот и – темница                  Потом вот – петля, эшафот                  Она обращается красною птицей                  Но решетка лететь не дает                  Потом обращается огромною кошкой                  А после как белая моль из окошка                  Упархивает

 

Почти телесная близость тьмы

1992

Предуведомление

Следуя своему всегдашнему принципу воздвижения и обживания поэтических имиджей (поэтической позы лица), при попытке создания имиджа эротического поэта (в ряду и последовательности мной уже пользованных – Общественно-политического поэта, Лирического, Экстатического, Женского поэта, Классического), обнаружил я полнейшее отсутствие подобного в русской поэтической традиции (в отличие от Любовного и Похабного, вполне отмеченных, фиксированных). Посему, создавая сей имидж, я пользовался в качестве подпорок опытом построения имиджей предыдущих (что и сказалось в их постоянном параллельном присутствии, иногда спутываемом с рудиментарным присутствием предшествующих имиджей в последующих, т. к. единожды созданный и пущенный жить, имидж никогда до конца не исчезает, объявляясь в дальнейшем, скажем, интонационно или фактурно).

Так вот, в ряду уже созданных при наличии уже определенной порождающей системы создать образ, отсутствующий в культуре, – дело не столь запредельной сложности. Ну, конечно, при этом аксиоматически предполагается (что логически, а не хронологически, и соответствует истине) феномен эротической поэзии как состоявшийся до этого, как предполагается и утверждение уже в качестве литературно-нормативного использования мата.

Так что, по сути, эта поэзия есть постэротическая и постматерная.

                 Прекрасным летним днем мы с ней лежали                  В траве высокой с ней в лесу лежала                  И ласково друг друга целовали                  И я ее безумно целовала                  И люди шли – не захотели нас понять                  И начали критиковать нас хвыстко                  А что я? – старая я коммунистка                  Уж как-нибудь сама могу понять                  Едрена мать                  Что хорошо, а что плохо                  Тоже, небось, проходили
                 Ее какашки и макашки                  Он тихо выносил на двор                  Он их рассматривал и нюхал                  И возвращался не спеша                  Он приходил – она лежала                  Он руку клал ей на живот                  В ее ж руке наоборот —                  Оказывалось его жало                  Горячее, она вводила                  И вскрикивала и лежала                  Как мертвенькая, и опять                  Ее какашки и макашки                  Он тихо выносил во двор                  По частям
                 Поля затянуты соломой                  Еще не хлынувших дождей                  Но словно Янут и Оломой                  Уже стоящих у дверей                  Еще прозрачно спозаранку                  Гляжу на опустевший дол                  Вдали на круглый холм крестьянка                  Ложится, выцветший подол                  Приподнимает и крестьянин                  Над ней колени преклонил                  Склоняется как сноп с кистями                  Христоязыческих времен                  И в воздухе прозрачно-чистом                  Согласно ходят вверх и вниз                  И хоть давно он коммунистом                  Иль комсомольцем, но всмотрись                  Не те же ли циклические вздымания и опускания тел                  и дыханий природных, крестьянских и осенних
                 На тонких эротических ногах                  Едва держа в руках свой член огромный                  Вбегает и хватает что попало                  И начинает удовлетворять                  Спазмически лишь вскрикивая: Сийя!                  Тут входит обнаженная она                  Прекрасная, что можно бы Россией                  Ее назвать                  А у него и сил уже нет                  И поделом
                 Она дрожит – дрожи, родная                  И он дрожит – дрожи, родной                  Ты коммунист? – молчи, родная                  Я коммунист! – молчи, родной                  А вот уже и отдрожали                  Сидят – и каждый тих и чист                  Да вот теперь уже не жаль                  И пусть он будет коммунист                  Да и она пусть коммунистка будет
                 Мне тут девчата говорили                  Что надо будет наперед                  Расслабиться – и все пойдет                  Само, а там как раз Гаврилин                  И подойдет                  А что тебе Гаврилин, девица?                  Или к примеру, Птицын, скажи                  Она давно перерожденцы                  И ничего уж не докажешь                  Никому
                 Вхожу, а она словно снег                  Лежит раскинувшись в постели                  В какой-то безумной метели                  Вина, одеяла и нег                  И в воздухе что-то в руке                  Вертит и смеясь отвечает                  Что нету ей больше печали                  Чем быть от меня вдалеке                  Врет, наверное
                 Земля то снимет белы трусики                  То все опять засыпет снегом                  Но из-под бела черны усики                  Скользят с томлением и негой                  И с неба тянется рука                  Поласкатать – у них пока                  Еще до живого-то дела дойдет                  У них все медленно, как у неких слонов вселенских
                 Из-за дома выходила                  Страшная мудила                  Тихим взглядом обводила                  Рукой поводила                  Огромной                  Кто ты есть, моя родная? —                  А я есть одная                  Всем близкая и родная                  Сызмальства видна я                  Отовсюду                  Я есть Лалла! Я есть Дилла!                  Я есть Изнисилла!                  Я есть страшная мудила                  Жизни злая сила                  Немереная

 

Кто-то вроде Терезы

1992

Предуведомление

Это книга живого опыта. Живого метаопыта! Метаживого опыта! Но не дальше и не больше.

Естественно, на этих страницах встречается множество всяческих знаков и геральдических символов, столь нам знакомых по разного рода условным, каноническим и житийным писаниям. А что делать, если они естественны и реальны в реальных пределах подобного рода реального опыта (ну – метаопыта). Даже больше – они есть пространство и силовое поле подобного опыта. Но они в данной книге ровно в том количестве, в каком они и бывают, встречаются реально, на деле, в отличие от всевозможных имитаций и стилизаций, столь сейчас распространенных, искусственных конструкций как бы пережитых опытов – как бы религиозного, как бы мистического, исторического, античного, экзотического и т. п.

В этой книге все в ту меру, в которую это должно, нужно и как это, собственно, есть – честно.

                 Невинны девичьи поступки                  Парням вечерние уступки                  И прочьи милые проступки                  Словно воды в хрустальной ступке                  Кипение                  Или прохладных тайных мест                  В ночи лелеянье до пламени                  Состояния                  Но тут приходит Он как есть                  И под свое святое знаменье                  И знамя забирает все                  Преображает то есть                  И становится св. Терезой, например
                 Под утро меня слабость одолела                  Женская                  Хочу ему: Уйди! – сказать и вновь                  Не могу                  Откидываю розы с одеяла                  И само одеяло —                  А его нет! и только – кровь и кровь                  И кровь, и кровь, и кровь-кровь-кровь!                  И кровь! и так безумно хорошо!                  Он был! он незаметно сам ушел                  Тихо!                  Чтоб меня не смущать и не потревожить
                 К волку, к волку выходила                  Говорю ему: Сеньор                  Вон, все лапы отморозил                  Белые                  Дай-ка я тебе потру                  Я уж терла-растирала                  Вижу: проступает кровь                  И гвоздь оттуда прорастает                  Словно серебристый луч                  Сверкающий                  Я тут бросилась бежать                  А он летит за мной на крыльях                  Но не хочет догонять                  Меня                  Как бы
                 Он язву, язву между ног                  Разжег, но я ее стихами                  Превозмогла, и превозмог                  И пеньем и благоуханьем                  Стала                  И зверь пришел ее лизать                  И аспид почерком красивым                  Оклад серебряный вязать                  Стал                  И Он пришел, и дивной силе                  Преображенной                  Сам подивился
                 Я в комнате со львом сидела                  И гладила, и он сидел                  И молча на меня глядел                  И я смотрю – вдруг поседела                  Вся                  И он весь тоже поседел                  И кожа серая змеи                  С меня сползала тихо – и                  Кость белая проблеснула

 

Запредельные любовники

1994

Предуведомление

Ясно, что запредельное ожидает нас везде, сквозит отовсюду, из любой чреватой точки, то есть любая точка чревата им (как сказал бы поэт: беременна им). Однако же беременна, не беременна, но явить или явиться само оно предпочитает, или может, или ему только и дано специфическим образом (кроме специальных случаев). Наиболее естественно это происходит в пределах традиционных ритуалов (или их нынешних редуцированных остатков в виде квазиритуальных действ). Одним из таких и является ритуал любви, и, соответственно, его жрицы суть некие медиаторы, или, по-нынешнему, тайные агенты секретной службы по выявлению запредельного. Ну, конечно, только в тех случаях, когда оно само придвинется к нашему миру. И конечно же, не во всем объеме, а только в той части, которая может быть транслируема через противоположный пол.

Ну а мы не имеем и вовсе никаких возможностей описать это даже в вышеупомянутом объеме. В этой книге рассматривается узкая проблема явления запредельного через канал цеховой, профессиональной связанности, предопределенности к подобной связи, проецирующей фантом коммунального тела цеховости на узкую зону как бы курирующей его запредельности.

Жанр же диалога относит нас к древнейшим попыткам человеческой пралогичности вывести наружу неартикулированный опыт энигматических контактов с запредельным. Как к частному примеру подобного отошлем вас к сократическим диалогам, являющим более позднюю стадию подобной техники, не только в историческом смысле, но и более позднюю, верхнюю стадию как бы в процессе технологической обработки подобного материала, воспроизводящейся каждый раз в той же самой последовательности на протяжении всей истории обращения человечества к подобному деланию.

                 Ты помнишь этого-то, Кольку?                  Нет! —                  Ну, он еще воен-юрист! —                  Ах, да! —                  Так вот, ко мне он лезет в койку! —                  А я-то чувствую: нечист! —                  В каком смысле? —                  А в том, что                  Снимает форму, вроде прост                  С улыбочкою все так тщательно                  Складывает                  А я-то вижу:                  У него огромный хвост                  Весь палевый, как у волчатины!                  А ты? —                  А я в чем есть молчу, ни-ни                  Да и в окно, потом они                  Меня и подобрали! —                  Кто они? —                  Да воен-юристы
                 Вот прихожу я, помнишь, с тем? —                  С кем? —                  Ну, с шереметьевской таможни! —                  Ах, да! —                  Так вот, и сразу же в постель                  И тут я вижу – невозможно! —                  Что невозможно? —                  Да он покрыт какой-то гнилью! —                  Гнилью? —                  Да, гнилью! —                  А ты? —                  Я его сразу топором                  По голове! —                  И что? —                  А что меня еще потом                  За это и благодарили! —                  Кто благодарил? —                  Да таможенные службы

* * *

Ты помнишь, ко мне ходил молоденький такой из отряда космонавтов? —

Помню! —

Так вот, он раздевается, а у него по семь чешуйчатых отростков из каждого бедра! —

А как же ты? —

Да это на дело не влияет!

* * *

Ты знаешь, я больше с метростроевцами не гуляю! —

Что так? —

Да вот один залезает в постель, а сам весь колючками поросший, и с каждой колючечки по кровинке свисает, и они так тонко и жалобно перезваниваются, а он еще говорит, что это скорбь по всем безвинно убиенным и безвременно скончавшимся

                 Помнишь, нас еще знакомили                  С морячком одним лихим? —                  Нет, не помню! —                  Ну, неважно                  Раздеваемся мы с ним                  Он бушлатик свой диковинный —                  Я такого не видала никогда —                  Скидывает! —                  И что? —                  А то                  Он под ним совсем прозрачный                  Темною водой налитый! —                  А ты? —                  Я его бутылкой, значит! —                  А он? —                  А он цельный монолитный                  Ни с места
                 Но были случьи, например                  И прямопротивоположные! —                  Какие это? —                  Один вот был милицанер                  Я привела его, положила                  В постель! —                  И что? —                  А он белый весь, как покрывало                  Я уж оживляла его, оживляла —                  Ни в какую! —                  И что? —                  Бросила                  Хотя ничего был парень

* * *

Ты помнишь, я с Гришей ходила? —

Художник который? —

Да, так этот как раздевается – сразу становится соляным столпом и плачет! —

Да ну! —

Вот тебе и да ну! соляной! – если полизать! а оденется – опять ничего!

* * *

А другой был наоборот, – из министерства какого-то – весь обугленный и паленым пахнет

                 Не помнишь, с кем это я ходила? —                  Нет, не помню! —                  Вот и я                  Лишь помню только, мы вошли                  А дальше все и позабыла                  А дальше вовсе уж пошли                  Какие-то видоизменения!                  Не помнишь, кто я? —                  Вроде, Катька ты! —                  Нет, это только по внешности судя!                  Тогда не знаю! —                  Вот и я

 

Холостенания

1996

Предуведомление

Взаимоотношения женского и мужского – кого они не волновали?! Соотношение женского в мужском и наоборот. Особенность русскоголитературно-метафизического подхода состоит в сугубом выделенииженского начала в некую отдельную Сущность – Вечная Женственность. В данном сборнике, как мне представляется, она явлена привычным для русской литературы способом эманации в условно бытовой образ. Ну, наиболее симптоматичные – Светлана, Татьяна, тургеневские девушки. В моем сочинении не названная конкретным именем она обладает все теми же чертами – строгостью, нежностью, привязанностью, самопожертвованием, некоторой фригидностью и сугубой сублимированностью эротических позывов.

Холостенание же – термин, составленный из холощения и стенания.

                 С серпом боюдоострым входит                  Глядит, как серафим лучась                  И я ложусь, и он проводит                  Серпом                  Берет отрезанную часть                  Ее ласкает как мертвицу                  Мне говорит: Лети как птица                  Ты – свободен!                  А я с ней сам поговорю о ее будущем
                 Моя отрезанная часть                  Ко мне приходит как девица                  Неописуемо лучась                  И я гляжу и надивиться                  Не могу                  Бегу за нею по пятам                  Остановившись осторожно                  Она мне говорит: Я там                  Куда тебе пока не можно                  Терпи
                 Я думал: раз – и все пройдет                  И легконогим андрогином                  Я буду здесь между другими                  Почти что неземной полет                  Незаинтересованный                  Свой                  Вершить                  Однако же в вечерний час                  Она прекрасная приходит —                  Моя отрезанная часть                  И песню тихую заводит                  И вот мы уже кружимся с нею в неистовом молчаливом                                                                    танце

* * *

Я спешу легчайшей развалочкой, эдаким полунебесным морячком, и на месте ее, моей отрезанной части чувствую ледяной холод недосказанности, недорешенности, недовыравненности и перекидывания на другую полочку

* * *

Она отворяет дверь, похожая на меня, более чем дочь, моя отрезанная часть, за ее спиной ослепительный змеевидный свет, я ей говорю: Ты – моя! – она улыбается и уходит

* * *

Мы снова с нею за столом с большими налитыми стаканами, я ей говорю: Иди ко мне! – Нет! – она отвечает – Я туда уже больше не помещусь, а иного мне не надо

                 Я ведь собравшись словно зверь                  Зубами с корнем вырывая                  Наинежнейшую мою за дверь                  Выбрасываю и рыдаю                  Она стучится в дверь снаружи:                  Пусти! пусти меня! – но ужас                  Мой                  Третьим существом между нами                  Раскинув руки                  Не подпускает меня к двери
                 Мы с нею в юности гуляли                  При том выказывая прыть                  Немалую                  Пытаясь третьего заманить                  И прямо-таки в истерику впадали                  При неудаче                  Прямо в бессилье – род недуга                  В прямом безумье друг на друга                  Валя всю вину

* * *

Все было не так просто – моя обретенная легкость компенсировалась сугубой тяжестью моей отрезанной части, возвращаясь мне полнейшей невозможностью просматривать дальнейшее

* * *

Все было гораздо сложнее – между мною и ею, моей отрезанной частью, да и за нею, вплоть до самого метафизического горизонта, вставали бесчисленные воплощения, беспрестанно мутировавшие в мою сторону

* * *

Но все было и еще сложнее – я, случалось, не узнавал ее, мою отрезанную часть, впадая вдруг в неистовые отношения с какими-то сущностями, и в самый критический момент мы останавливались ошарашенные

                 Вот я сижу в кровати или                  На кухоньке горит свеча                  Она приходит: Мы убили                  Твою отрезанную часть!                  Ты свободен! —                  Я падаю в истерике: Ну как же! Как же! Как же! —                  Перестань! ты знал это! —                  Она не мучилась? —                  Нет, она сама пожелала этого! —                  Уходят, притворяя дверь                  Итак, что же теперь? – теперь                  Я волен

 

Мировое обустройство

1997

Предуведомление

Естественно, в нынешнее время все сводится к различным научным и квазинаучным причинам и взаимовлияниям. Но все-таки в глубине души мы все равно оперируем некими магическими, мистериальными и натурфилософскими понятиями и образами. Мы понимаем, что цена за все вполне и полностью человеческая и антроподобная.

* * *

Три девки, рождая по 6 детей каждая, производят в итоге 18 детей – что ни много, ни мало

* * *

Из 12 девиц две будут бродить бесплодными, одна уйдет в монастырь, одна останется старой девой, остальные будут рожать, но не в таком уж большом количестве – что нам и угодно

* * *

А что же нам угодно? – нам угодны четыре идеи, две из которых глобальные, а две подсобные – понять их дело несложное – на это надо положить, как минимум, пять девиц

* * *

Потом нам, конечно, потребны всяческие изящества, даже изощренности, украшающие быт и межполовые отношения, да и просто – покой, согласие, набор чувств и предрасположений – это вполне обслужит одна девица

* * *

Потом, конечно, для уюта нужно множество мелких существ, зайчиков, например, оправданий и объяснений, нужно, примерно, две-три кошки и собаки, цветы на столе, нужна машина и весь комплекс к ней (жилплощадь мы не оговариваем она входит в первопричины, начальные условия все этой ситуации), ну, нужен, там, свет, прохлада и жара непременно и еще кое-что – это трудно, но под силу 11-й девице

* * *

Остальное мы оставим для нужд и потребности неведомых, могущих явиться и быть явленными нам внезапно с целью дальнейшего порождения во плоти, то есть воплощение – для этого мы и оставляем 12-ю девицу гулять и пока пастись на воле

 

Пары

1998

Предуведомление

Старый и ненужный спор о преимуществовании в русской поэзии регулярного рифмованного стиха и противостоянии ему стиха свободного современного так и не может разрешиться до сих пор.

А, может быть, нечему и разрешаться? Данный сборник, конечно, не есть способ разрешения, а просто пример сосуществования. Степень удачности обоих участников диалога целиком на совести, поэтическом мастерстве и таланте автора. Да он, автор, на многое и не претендует. Не претендует даже на вразумительность и достаточность этого объяснительного предуведомления. Но ведь надо что-то сказать – вот он и говорит.

1

                 Я вижу странную картинку:                  Идет высокая блондинка                  По имени Обоюк Арлика                  И странного с собою карлика                  На длинном поводке ведет                  Ну что ж, у них, наверно, вот                  Так                  Здесь                  Принято

2

                 Прогуливаясь, я обращаю внимание                  На странную картину —                  Богато одетая горожанка                  Выводит на коротком поводке карлика                  Вставшего на четвереньки и быстро перебирающего руками и ногами                  Ну что ж, наверно, у них так здесь принято —                  Утешаю себя

1

                 Принесли меня расслабленного                  До того уже ослабленного                  Что не помню ничего:                  Отчего да отчего? —                  Бормочу лишь, как свербя                  Воздух                  Отчего? – да от себя                  Самого! —                  Немного раздраженно отвечала ты

2

                 Я себя еще никогда не видел таким немощным                                                                    и расслабленным                  Только слышу, будто со стороны                  Доносится мой, не сразу угадываемый самим, голос:                  Что это? отчего это? где я? —                  Все нормально! – отвечаешь ты по ходу деловито, занятая                                                                    чем-то другим

1)

                 Какая тишина над Лондоном                  Такой в России не бывает                  Да, но когда она бывает                  Все словно бесподобным ладаном                  Смазано                  И даже маленький порез                  Чрез силу, чрез себя и чрез                  Все это                  Еле докричаться может:                  Я – порез!

2)

Какая неожиданная тишина                  Свалилась на серый туманный Лондон                  В России так не бывает                  А если бывает                  То все словно укрыто, смазано                  Легчайшим, тающим на губах ладаном                  Что даже маленькая ранка                  Не может докричаться до тела своего:                  Мне боооольно!

1

                 Какая маленькая мышка                  Повысунулася немножко                  Сперва повысунула ножку                  Затем веселую подмышку                  Потом повылезла из норки                  Ой, мышка, будет тебе порка                  Сегодня

2

                 Мышка сначала повыказала глазик                  Затем одну ножку                  Затем вторую                  Потом и вся деловитая                  Ой, подобное описание возможно только при наличии наблюдателя                  Ой, мышка

1

                 Он голову отрубленную нес                  И уносил, она сквозь слез                  Полобморочная смотрела                  На оставляемое тело                  Свое, которое стояло                  Вдали и ей напоминало                  Ее место

2

                 Он уносил мою отрубленную голову                  И сквозь смертное усилие                  Она смотрела на свое удаляющееся тело                  Пытаясь запомнить навсегда                  Место своего рождения, прикрепления, бытия и смерти

1

                 Остерегаться надо крыс                  А то одна такая выскочила                  Впилась в многострадальный низ                  Да и всю влагу-то и выкачала                  Одушевляющую                  А что мы есть без этой влаги —                  Подобно вот, как без отваги                  Герой

2

                 Надо остерегаться всего впивающегося                  Всего прокусывающего, прокалывающего, пробадывающего                  Обычно называемого метафизическими крысами                  Либо астральными вампирами                  Высасывающими всю жизненную влагу                  А что мы без нее? —                  Как тело героя без отваги!                  Кусок вздутой промасленной бумаги

 

А не стихи ли это

1999

Предуведомление

Вопрос, вынесенный в заглавие, всегда стоит перед тобой, когда имеешь дело с такой тонкой материей неформализуемых интуиций и конвенциональных договоренностей, как поэзия. Каждый раз скован стальным корсетом подозрений и сомнений, чтобы не допустить в эту сферу ни единого слова. А иногда, наоборот, бывает, распустишься до того, что любое произнесенное слово тебе – поэзия. Вот как бы найти середину. Или, вернее, некое быстро-мерцательное состояние между ими обоими.

                 Я ехал с фронта на побывку                  Уже кончалась эта бойня                  В купе с приятною обивкой                  Нас было двое, нам обоим                  Хотелось ласки и покоя —                  А знаете ли, что такое                  Однополая любовь                  Лейтенант? —                  Он не знал
                 Он маленький такой и худенький                  Она огромная и грозная                  Он нитевидным своим удиком                  По ней необозримой ползает                  Безрезультатно                  Она же говорит приветливо:                  Оставь я вовсе не для этого                  Тебя пригласила                  А для духовного общения                  Для этого я пригласила бы кого-нибудь иного                  Более адекватного
                 Меня однажды попросили                  Ответ мой был предельно прост:                  Люблю тебя, моя Россия                  Но не люблю твой длинный хвост                  – Сами понимаете
                 Я видел мертвую лису                  Она раскрывши рот лежала                  И словно розовое жало                  Язык держала на весу                  Высунутый                  И я сказал тогда: Лиса                  Вот твоя смертная краса                  Вся! —                  Да! – отвечала она
                 Ворона с синим мощным клювом                  Глядит на птичью мелкоту                  И проходящему коту:                  Мол, проходи! – и мудрый кот:                  А что я? – и себе идет                  Не оборачиваясь
                 Какие милые товарки                  Товарки – это подруги такие                  Друг друга поедом едят                  В шутку, конечно                  А день стоит безумно жаркий                  15 июля 1999                  Леса вокруг живьем горят                  И происходит все в Твери                  Тверь – это город такой                  Но только стоит у двери                  Солдату встать —                  Холодом недюжинным веет
                 Капает ласковый пот                  Жарко                  Сухонькую, как козью                  Мордочку лапкой стрекозьей                  Кошка старательно трет                  Я засыпаю и вижу:                  Кошка, стрекозы – все то же                  Что и наяву
                 Комар по-над столом кружится                  Я раз вдруг – и его кусаю                  Он вскрикивает: Ты – Исайя! —                  И время заживо крошится                  Над столом                  Да, я – живой Исайя, крошка! —                  И медленно сгребаю крошки                  Живого времени                  Ладонью                  Со стола
                 Меня убили при разборке                  Я честный был, я брал не больше                  Процентов двадцати с палатки                  За это вот меня убили                  При разборке                  Они ж процентов сорок пять                  Хотят с каждой палатки брать —                  Это не дело                  Да что я теперь могу им мертвый возразить
                 В японском дальнем Саппоро                  Страдая от запора                  Словно с собою на спор я                  Запершись до упора                  Сидел как Епроср Усь —                  Просрусь иль не просрусь —                  Да                  Просрался                  Но не просрал Русь
                 Птицы тихо, словно мыши                  Шелестят среди травы                  Подойдешь к ним чтоб потише                  Спросишь ласково: А вы                  Все-тки мыши или птицы                  Они тут покажут лица                  С глазами полными слез                  И все сразу понятно
                 У вечереющего сада                  Стоит задумчиво коза                  Она умна, у ней глаза                  Исполнены живой досады                  По поводу всего, вокруг нее происходящего                  Но ни один пустой попрек                  Из уст! ни слова поперек                  Не вырвется
                 Дети мамочку встречают                  Из далеких-дальних стран                  Тихо-молча привечают                  Вид их несказанно странн                  Молчаливых                  Даже со слезами страха                  На лице – так в виде праха                  Мамочка-то                  Возвратилась
                 Проносятся быстрые птицы                  Огромный осмысленный червь                  Ползет под землею и в дверь                  Под Троицу входит мириться                  С нами                  Но взгляд из-под сомкнутых век                  Мой                  Спокоен:                  Мирись, не мирись – мы вовек                  Несводимые враги!
                 Сижу в каком-то старом парке                  И на работников гляжу                  У них какая-то запарка                  Какую-то все там межу                  Ругаясь не пройдут балбесы                  Приглядываюсь – это ж бесы                  Натуральные                  Да и исчезли под пристальным взглядом
                 Вот на коров набросилась болезнь                  Пред Богом, видно провинились                  Развратничали, знать, и не молились                  И тут же неминуема как есть                  Расправа Божья                  Уж извините                  А таракан чем будет лучше, право                  Коровы? – Так и на него расправа                  Божия —                  Я
                 Такая большая страна                  А все вот никак не провалится                  Все, вроде, одна сторона                  Ее                  Как будто бы рушится, валится                  То кровь, то скопившийся пот                  И гной                  Как будто проломит, продавит                  Ан, нет —                  То Петр что-то там подопрет                  То Павел чего-то подправит                  И дальше пошло
                 Я в ванной англицкой когда                  Лежал, то чувствовал физически                  Себя прекрасно, но вода                  В Германии метафизически                  Пожалуй, будет помощней                  Поэтому в общенье с ней                  Надо поосторожнее! —                  Думал я
                 Небо с утра позатянуто тучами                  Воздух тяжелый, что твой Парсифаль                  Будто с утра меня сволочи мучают                  В окись кидают, кладут под асфальт                  И вынимают, и ставят отвесно                  Смотрят в глаза, а в глазах все так тесно                  Сместилось
                 Инфарктный юноша сидит                  Передо мною в мягком кресле                  Неописуемый на вид                  Но все же попытаться если                  Понять —                  Бледный пятидесяти лет                  Полулирический поэт                  Российский
                 Сидит не менее отвратительн                  Чем целый сонм ему подобных                  Какой же это злой родитель                  Таких вот неправдоподобных                  Почти что и нечеловеков                  В России на исходе века                  Нарожал? —                  Да мы сами и нарожали
                 В заснеженном саду одна                  Гуляет девушка с собакой                  Оно мне явственно видна                  Я на нее взираю сбоку                  Сквозь изветвление ветвей                  Кустарника, гляжу – на ней                  На девушке                  Нету ничего                  Голая она абсолютно —                  Девушка
                 Обычный легкий летний вечер                  На кухне не включают свет                  Еще одиннадцати нет                  Вдали ребенок чей-то плачет                  И голос матери воркующий                  Так неразборчив… посижу еще                  Часок-другой                  И спать

 

Ах вот кто оказывается ты есть

2000

Предуведомление

Который, спрошенный: А кто ты такой есть? – не ответит подобным же образом. Или хотя бы не почувствует порыва ответить подобным образом. Или хотя бы не ощутит самого себя внутри себя подобным же образом. Либо вообразит. Либо просто и окончательно знает, не имея пока мужества, либо высшего разрешения обнародовать подобное.

                 Я беру твою руку                  И обнаруживаю ее удивительное свойство                  Проваливаться до сухожилий                  Естественно, я ведь ящерица! – говоришь ты                  Тогда понятно
                 Я гляжу на твою ногу                  И обнаруживаю ее удивительное свойство                  Устремляться вверх                  Естественно, я же воздушный поток! – говоришь ты                  Тогда понятно
                 Я подглядываю за твоей промежностью                  И обнаруживаю ее удивительное свойство                  Не обнаруживаться                  Естественно, ведь я же пустота! – говоришь ты                  Тогда понятно
                 Ты отворачиваешь голову                  И я обнаруживаю, что она вдруг уплывает в сторону                  Естественно, я же расстояние! – говоришь ты                  Тогда понятно
                 Я пристально гляжу тебе в глаза                  И не обнаруживаю ничего особенного                  Естественно, я ведь – ты! – говоришь ты                  Тогда не совсем понятно
                 Я тебя уговариваю, уговариваю                  И не обнаруживаю различие                  Разницу результатов                  Естественно, ведь я объединяющая их цельность! – говоришь ты                  Тогда понятно
                 Я сижу в одиночестве                  И неожиданно обнаруживаю тебя рядом                  Естественно, я ведь – кошка! – говоришь ты                  Ну, кошка – так кошка!

 

Бегунья

2001

Предуведомление

Всякий знал свою бегунью. И у каждой был свой характер, свои особенности и претензии. Но поверх всего этого они были – одна большая Бегунья. Вот про то и речь.

1

                 Бегунье все не обернуться                  Ее словно несет трусцой                  И груди мощные трясутся                  Ее                  Из набухающих сосцов                  Густое молоко струится                  Для вскармливания некой птицы                  Хищной                  Свирепой                  Все вокруг себя сжирающей

7

Бегунья опрастит свой желудок, очистит кишки, сдоит из груди подкисшее молоко, сольет все свои жидкости на землю, освободит душу, – и лети! лети, бегунья!

8

Бегунья, пролети надо мной, взгляни на меня, одень сиянием своих излучений, исходящих от претворенного твоего тела, скажи мне: Небесная невеста твоя!

9

Бегунья, бегунья, бегунья, не делай ничего этого! не поддавайся соблазну и прельстительным видениям! освободись от теплых нежных зависимостей! Беги, беги всего этого! беги, беги, будь бегуньей!

10

                 Бегунья вот в изнеможенье                  У финиша свалилась с ног                  Вокруг все в страшном возбужденье                  Хлопочут, мечутся! и Бог                  Висит как раз над этим местом                  И улыбается, заместо                  Хлопот                  И подлой суеты                  Он знает, чему улыбается

2

Я знал бегунью в разных ситуациях – и в ситуации с волком, и в ситуации с администрацией президента, и в ситуации оборотничества – мне казалось, я понимал ее.

3

Я знал у бегуньи тяжелые ноги, бугристые руки, приглаженные груди, суховатую промежность – мне казалось, я мог правильно оценить это.

4

Я наблюдал бегунью на различных скоростях и на различных расстояниях – на расстоянии 10 сантиметров она несется, поднимая вихрь пыли за собой; я наблюдал ее стремительность на уровне крыш девятиэтажного дома; я видел ее высоко в небесах, сопровождаемую шлейфом фосфоресцирующих частиц – мне казалось, я мог понять это адекватно.

5

                 Бегунье нет иного долга                  Кроме как перед чистым бегом                  По ходу дела странной негой                  Мучительно и нестерпимо долго                  Оборачиваясь                  В жгучий, как кварцевый, песок                  Перетирая долг – высок                  Высок                  Этот труд

6

                 Прыгунья, вырви свои ноги                  И сердца мощный механизм!                  Сядь нищенкою у дороги                  Как исихаст! как онанист!                  Сосредоточься не мигая!                  И вот увидишь: там другая                  Легконосимая                  Бегунья                  Летит                  Одним воображением твоего созерцательного усилия                                                   в беспамятном пространстве всебытия

11

Бегунья неожиданно для всех открывает глаза и улыбается ответно, проплывая на огромном катафалке посмертной славы, заваленная ядовитыми зелеными цветами.