Опять осень, очей очарованье. В этом году она – как я давно не обращала внимания на то, что происходит за окном, – замечательная, сухая, солнечная, теплая. О плащах и зонтах все вообще забыли. В летних платьях и костюмчиках продолжают вышагивать. Как приятно; у природы и у людей такое состояние, что не будет больше никаких нудных дождей, да и без зимы авось обойдемся. Вот такое время теперь мне больше всего подходит и по настроению, и, наверное, уже по возрасту. Еще год, и мне тридцатник стукнет: все, мой поезд напрочь застрял на запасном пути. Самое главное и страшное, что мне совершенно не хочется выезжать уже из этого депо. Так до пенсии дотянуть в нем – никого не видя, ни о ком не слышать, и слава богу.

На базе все пока складывается нормально с закладкой продукции на зимнее хранение. Овощи и фрукты поступают хорошего качества, не мокрые. Картошка сухонькая, чистенькая, без земли. Эх, еще бы немного продержалась такая погодка, будет поменьше проблем со списаниями. Кого что волнует? Лично меня – работа, будь она неладна, как будто другой жизни нет? На понедельник опять пришла повестка в суд.

К ним я уже почти привыкла. Человек ко всему привыкает. Как это еще не всех держат под следствием. Могли бы уже всех заграбастать, упечь в места не столь отдаленные, так понимают, некому будет работать. Так и ждем своей очереди на допрос. Нужно же найти крайних, кто виновен. Ну, конечно, торговля, а кто еще. Первыми под раздачу попали мы, обеспечивающие город с миллионным населением. А летом вообще никто не знает, сколько этого населения на самом деле. Идешь по улицам – чуть ли не все приезжие. Весь Союз нерушимый.

Почти все наше начальство отстранено от руководства, и нас, еще неоперившихся, заставили исполнять их обязанности. Вот и мне на день рождения подкинули ценный подарок: в двадцать пять лет назначили рулить всей экономикой. Хоть и «волейбольные» у меня плечи, но не такие мощные, как у штангиста Юрия Власова, чтобы повесить на них весь этот груз ответственности. И вообще, как это – без меня меня женили. Я сразу и не поверила, ведь не член партии (а им на этой должности нужно быть обязательно); сколько меня ни агитировали вступить, давили на комсомольскую грудь и совесть – я ни в какую, чуть что, за любую мелочь затаскают по парткомам-райкомам, навешают кучу выговоров. В этой отрасли всегда найдется за что. Сижу у себя вечером на балконе, обхватив голову руками, а ее насквозь сверлит то одна проблема, то другая, что там на Михайловской, на Молдаванке, не взорвется ли гремучая смесь соления, квашения, маринада с лимонной и апельсиновой подваркой и соками. А еще стройка, текущий и капитальный ремонт, склады, холодильники… Где действительно взять для всего этого могучие плечи, чтобы переварить столь неподъемный объем работы, пойти, что ли, самой потягать эту штангу. А что, польза, мускулы хотя бы не одряхлеют, силушка в руках прибавится.

Горбачусь с утра до вечера, но ничего не успеваю. Живу от одного квартального отчета до другого. В субботу закрываюсь в кабинете, меня и не видно за кучей всяких актов на списание и прочих скользких документов, которые скапливаются за неделю. Все надо тщательно проверить, каждую цифру, увязать одно с другим. И, конечно, это день раздачи подзатыльников. Мне это надо, чтобы меня за них называли Мегерой? Пусть и дальше растят свою «липу» и отвечают за нее. Но я, между прочим, пекусь об их же благе, неблагодарные суки. Если, не дай бог, я что-то где-то недосмотрю, они же загремят под фанфары, и я с ними за компанию. И уйти с этой работы нет возможности. Два пути уйти: первый – ногами вперед, второй – за решеточку. И не потому, что ты сам что-то натворил незаконное. Тебя элементарно подставят, как только напишешь заявление об уходе.

Вот и сижу в свой выходной: черкаю, исправляю, сигарету изо рта не вынимаю. «Мальборо» угощают соседи из Торгмортранса, еще иногда балуюсь «Золотым руном». Выпивки всевозможной хоть залейся, полный сейф. Все оттуда. Конфеты, цветочки, французские духи и прочее по мелочам таскают – подлизываются. Я не поддаюсь, у меня правило: отчетность сдать так, чтобы ни одна собака не придралась. Хочу спать в своей постели и того же и вам желаю. Разговор окончен. Все. Идите, переделывайте, если что не так. Учитель в жизни мне попался классный. Это моя теперь подруга и правая и левая рука одновременно. А поначалу… так гоняла меня в хвост и в гриву. Как я ее боялась и, что греха таить, ненавидела. Доставалось мне от нее по полной программе. Зато теперь понимаем друг друга без слов, только обмениваемся взглядами, и нам все ясно. Когда жизнь нас с ней столкнула, ей было столько лет, сколько мне сейчас. А я думала, что она такая уже старая… Раньше ее я мегерой про себя называла, а теперь меня так уже в открытую обзывают.

Но сегодня уйду с работы пораньше. Сегодня я приглашена на свадьбу. Замуж выходит дочь Нины Васильевны, она, медсестра, который год уже нашу семью-полулазарет обслуживает. Когда ее девочка поступала в институт, я тоже принимала в этом участие. В Одессе торговля может если не все, то немало. Все кушать хотят – и ректоры, и проректоры, и профессора. Не помочь Нине Васильевне обеспечить продуктами свадьбу я не могла. Бабка с мамой все мозги пропилили. Им на Привозе отовариваться дороговато, так умерьте свои аппетиты. Нет. Через бабку каждый день новую простыню с таким ассортиментом подсовывали, как будто бы я Кремль продуктами снабжаю. Никто не хочет считаться: если я обращаюсь с просьбами, то, в свою очередь, и ко мне тут же обращаются – ножом к горлу, попробуй отказать.

Мы всей семьей тоже получили приглашение. Заявились к нам домой молодые и вручили красивую открытку. Алка пальчиком у виска покрутила. Для нее на этом всегда все кончалось без лишних вопросов. Мама с бабкой тоже отказались, на болезни сослались, а меня умолили хоть на пять минут туда к ним на Ближние мельницы заскочить. Студенческую свадьбу, без единого студента кроме молодых, играли во дворе их частного дома. Одной мне тащиться туда совсем не перло. Брать с собой ухажера тоже было стремно, он женат, и я не хотела. Мало кто может там случайно оказаться на этой свадьбе. И меня и его многие в городе знают, и такая реклама никому не нужна.

Уже полдень, звоню в транспортный цех Диме. Ему эта свадьба тоже досталась по самое никуда. Он не скрывал свое неудовольствие, правда, выражал его с юмором.

– Димочка, последняя просьба к тебе. Отвези меня на эту чертову свадьбу. Только туда и обратно. Поздравлю, вручу цветы, подарок – и вернемся. Я вижу твое довольное личико, у меня такое же. Все, выхожу.

Димка злится:

– Ольга Иосифовна, вы им уже столько подарков надарили, вы сами для них самый ценный подарок.

– Димочка, ты тоже старался. Пошли вместе.

– Нее… Мне пить нельзя, я вас в машине подожду, быстрее умотаем.

– Всегда знала, что ты умничка. Дима, а какой у них дом?

– Та сами увидите, какие-то пристроечки, сараюшки. По-моему, там куча квартирантов или их самих много. Особо не приглядывался. Занес, поставил и ушел.

Железные ворота, выкрашенные в голубенький цвет, полностью скрывали, что происходит за ними. Только громкая музыка, смех и крики, да несколько разноцветных воздушных шариков, привязанных к навесу над воротами. И, конечно, кучка соседских любопытствующих кумушек (куда без них), боящихся что-либо пропустить. Я со своим букетищем потопала к воротам, они оказались незапертыми, но посреди сквозь ушки протянута была цепь. Димка посоветовал пролезть под ней. Только этого не хватало, на своих ходулях на платформе, еще и в узкой юбке, даже если совсем на корточки присяду, все равно не пролезу. Стала тарабанить в ворота, однако, куда там, моего стука никто не слышал. Димка выскочил из машины и что есть силы заколотил своими кулачищами.

– Я так, Ольга Иосифовна, целую неделю с этими воротами бодаюсь. У них обычно псина лает, так хозяйка или кто-то открывает. А сейчас кобеля, видно, закрыли, из-за шума не слышат, я сейчас пролезу.

Он вздохнул и на карачках протиснулся в створку ворот. Я бросила взгляд на теток, стайкой усевшихся под забором, и улыбнулась им. В ответ они дружно закивали мне головами. Раздался звон двигающейся цепи, ворота распахнулись. Радостные крики хозяйки, что появилась самая долгожданная и почетная гостья, привлекли ко мне внимание. Стоящий за спиной Димка шепнул мне:

– Ольга Иосифовна, я в машине жду.

И я осталась одна, как на сцене, музыка прекратилась, гости уставились на меня, оглядывая с ног до головы. Нина Васильевна продолжала лепить комплементы:

– Это та самая Ольга Иосифовна, о которой я вам говорила.

Вперед вытолкнули молодых, все стихли. Ждали, когда я начну их поздравлять. Даже не помню, что им наплела, вручая цветы и подарок. Нина Васильевна все повторяла:

– Вы, Олечка, уже сделали нам столько всего. Дай бог вам здоровья и всей вашей семье. Здесь все о вас знают. Чувствуйте себя, как дома. Все за стол. Олечка, давайте я вас с гостями познакомлю. Это моя Светочка, она тоже мне, как дочка, – и прямо в ухо добавила: – Она – жена старпома, я вам рассказывала.

Светочкой оказалась невысокого роста полноватая молодая женщина явно толкучного пошиба – начиная с головы с редкими волосами цвета ярко-красного дерева, в которую был воткнут – не пришей кобыле хвост – гребень. Узкая короткая юбка подчеркивала ее аппетитные свинячие ножки, со свисающими над каблуками босоножек пятками.

– Мы будем с вами на «ты», правда? И дружить. Я на это очень рассчитываю. – Светочка улыбалась, блестя двумя верхними золотыми зубками. – А это Володя. Мой брат, между прочим. Шевелись, что уставился. Он как вас увидел, так и дар речи сразу потерял. Володя, что же ты замер, помоги усадить Олечку.

Смугловатый молодой человек, на вид, вероятно, мой ровесник, засмущался, даже покраснел, пожал мне руку, представился: Володя.

– Очень приятно: Ольга Иосифовна. Я вас ненадолго стесню, меня в машине ждет водитель, на работу надо возвращаться, у нас сейчас самая горячка.

Чтобы сесть на указанное место, мне пришлось приподнять и без того чересчур короткую юбочку и перелезть через длинную скамью, покрытую одеялом. То же сделала и Светочка, прижав меня с другой стороны.

– Володька, – скомандовала она, – ухаживай за дамами, не сачкуй, не упусти свой шанс. Наливай. Оля, вон из той бутылки не советую пить, это подкрашенный самогон. Я счас нормальную выпивку организую. – Светочка, как ведьма на метле, прыгнула к столу, углом примыкавшему к нашему, и утащила бутылку. – Олечка, это будем пить, правда, подруга? – плюхнувшись обратно на свое место, сказала она.

Только таких подруг у меня еще не было. Вот как, оказывается, выглядит эта Светочка и этот Володенька – два сапога пара. Нина Васильевна, когда к нам домой приходила, все уши о них прожужжала.

– Володька, смотри, что я у своего старпа сперла. Злится, говнюк. И пусть. Он, видите ли, говно не любит пить. А мы разве не люди. Оля, это мой муж. Да не туда смотришь, вон тот, плюгавый. От ненавижу его.

Я повернула голову и увидела двух шумно переговаривающихся между собой мужиков. Увидела – и обомлела. Это же надо, где встретила, оба мои знакомые, один даже мой давний ухажер. Они еще и друзья, вместе на одном судне плавают – совсем хорошо. Ну и прикол! Два друга; тот, что ухаживал, внезапно пропал куда-то, а ведь обещал вернуться, а со вторым у меня было пару ничего не значащих свиданий. Класс! Мгновенно приняла решение: ни в коем случае в знакомстве с ними не признаваться. Не стоят они того, чтобы о них помнить. Меня отвлекла Нина Васильевна, стала из-за спины накладывать всякие закуски, попросила еще раз поздравить молодых. Голосом не очень уверенным я тихо произнесла: «Горько!» – и выпила залпом всю стопку коньяка, аж дыхание перехватило. Наискосок, с соседнего стола, я чувствовала на себе пристальный взгляд. Неужели оба узнали меня, все время неотрывно смотрят исподлобья и переговариваются.

– Володька, ухаживай за Олечкой, тебе выпал такой шанс, а ты ешь, не стесняйся, мы много чего приготовили, – набивавшейся в подруги Светочке страсть как хотелось мне угодить. – Это специальный свадебный пирог. Он с сюрпризом. Повезет – сюрприз будет твоим. А за водителя не беспокойся, его уже усадили за стол. Симпатичный мужик, ты его начальница? Сейчас моя подруга его охмуряет, или он тебе самой нужен?

– Дмитрий у нас начальник цеха, женатый, скажите своей подруге, чтобы не очень старалась.

– Ну, да, уже дернул стакан самогонки, так что отдыхай, торопиться некуда. Машину в соседний двор загнал. За ней присмотрят, не волнуйтесь.

Эта Светочка с ее незакрывающимся ртом стала мне порядком надоедать. Теперь-то я поняла, кто она. Это же о ней Нина Васильевна сплетничала моей бабке, когда делала уколы и прочие процедуры. А бабка ей поддакивала:

– Когда женщина хочет устроить свою жизнь, она идет на любые ухищрения. Главное, чтобы потом все сложилось.

Эх, старпом, вон, оказывается, какой вы. Я так была занята своими собственными переживаниями, своими чувствами, и мне не было никакого дела до других. Я ведь слышала все эти разговоры об этой Светке с Володькой и каком-то моряке. Как они его обработали с этой сватьей-бабой Бабарихой Ниной Васильевной. Это, оказывается, вы, старпом, поддались, как мальчишку обкрутили вас. А теперь хотят еще и грех Володеньки и собственной доченьки на этого курсантика-жениха с тоненькой шейкой повесить. Сволочи.

Мне стало одновременно и противно, и так смешно; получается, и меня за компанию хотят взять по делу. Нет, дорогая Нина Васильевна, на этот раз ваш пасьянс не сложится. Что вы так вылупились на меня, старпом? Не надо, пожалуйста, только этого мне не хватало. Перешептывается со своим другом, убей бог, даже имени его не помню. Сейчас уйду по-быстрому. Димке вставлю по первое число, зачем выпил, собирались же уезжать сразу. Я нечаянно скользнула взглядом в сторону старпома. Он не отводил глаз от нашего стола. Почему я решила, что он смотрит на меня, может, он любуется своей ненаглядной женой.

Опять закричали «Горько!», мне опять налили стопку коньяка. Светочка все настаивала, чтобы я закусывала пирогом.

– Не ешь мучного? Оно по тебе и видно, но это специальный свадебный торт, его лично испекла невеста. В нем примета упрятана, если кому попадется, то исполнится желание. Какое – пока секрет. Мы уже все ели, никому не повезло. Может, ты везучая?

Я надкусила, пирог, Светочка не соврала, оказался действительно вкусным. Не удержалась, откусила еще кусок. О боже, под мой клык попала какая-то железяка. От неожиданности и боли я вскрикнула и выплюнула на тарелку все содержимое. Зуб так заныл, что подумала: сломала его. Языком прощупала, нет, вроде на месте, а на тарелке в мякише выплюнутого пирога торчала пятнадцатикопеечная монетка.

– Ура! Ура! Люди, товарищи! Олюшке попалась монетка на счастье! Ты ведь еще не замужем? – затарахтела моя новая «подруга». – Нужно выпить, чтобы сбылось. Володька, приглашай гостью, танцуйте, радуйтесь. Я сегодня все загадала – так тому и быть. Она следующей выскочит замуж. Я буду свидетелем; Олюшка, возьмешь меня свидетелем на свадьбу? Ты теперь будешь одеваться у меня как куколка.

Это был уже полный перебор. Сколько же она выпила, и что такое им известно обо мне? Даже старпом заерзал, вытаращил глаза старый, как она его называет, индюк.

– Шутки у вас дебильные. – Я чувствовала, внутри у меня накапливается злоба, все закипает. – Вас Светлана зовут? Так вот, Светлана, запомните на дальнейшее: во-первых, я вам не подруга, во-вторых, я с толчка не одеваюсь, даже по сходной цене. Мне «Каштана» нашего достаточно.

Володенька помог мне вылезть из-за стола и, не отпуская моей руки, попытался утрясти накалившуюся обстановку.

– Оленька, я же вас ничем не обидел. Светка мне не сестра, ей так хочется, давняя знакомая, баба она хорошая, добрая, просто перебрала и лепит что надо, что не надо. Что с зубиком? Вас нужно было, конечно, предупредить. Здесь все знают Светкины приколы. На самом деле, кому-таки попадается монетка, выходят замуж или женятся. Проверенный факт. А вы действительно свободны?

– Действительно, и не верю во все эти дурацкие приметы.

– Можно с вами выпить на брудершафт, на «ты» перейдем.

– Нет, молодой человек, мы с вами не будем ни пить, ни переходить на «ты».

– А со мной? – рядом стоял старпом, усиленно поглаживающий свой затылок. – Ступай на место, сынок, мне с этой дамой хочется повальсировать.

– Боюсь вас затоптать, товарищ старпом.

Он улыбнулся, вся его челюсть, снизу и сверху, сверкала золотыми зубами. Я отпрянула: такими блатных в кино показывают.

– Лицо мне ваше знакомо, вот только никак не вспомню, на каком судне ходили. В каком году только напомните, и я сразу вспомню.

– Старпом, вас жена, по-моему, перекормила пятнадцатикопеечными монетами… Она, когда печет пироги, их вместо начинки кладет?

– Острите насчет моих зубов. Слушай, одна озорная у меня на судне была, тоже хлесткая на язык, все подначивала. Не ты? Смутно так тебя представляю, но вспомнить, хоть убейся, не получается! – Он много раз сопровождал свою пламенную речь любимым матерным словечком, которое не берусь повторять.

– Не напрягайте свою память, отважный старпом, я никогда с вами не плавала. До свидания, мне пора отчаливать.

Я стала искать Диму, но он куда-то запропастился. Услышала за спиной глуховатый голос:

– Оля? Оленька, ты? Не снимайся с якоря, побудь еще, поговорим. Я знаю, я так перед тобой виноват!

Он взял меня за руку.

– О чем вы? Наши дороги давно разошлись, как в море корабли. Я даже вашего имени не помню.

– Я тогда не смог к тебе вернуться, ну никак, как назло из рейса в рейс и потом… Виноват, знаю. Что мне для тебя сделать?

– Забыть, раз и навсегда. Я так сразу забыла и вы забудьте.

Мне захотелось в туалет, он был за домом в глубине двора.

– А вы, Оленька, плутовка! – как из-под земли передо мной вырос новоиспеченный жених ценою в пятнадцать копеек.

Это же надо такому случиться: то ни одного кавалера, а то сразу три, даже растерялась. Жаль, что не на ком взгляд остановить. Урод на уроде, не внешне, нет. Достоинств едва наберется на тридцать копеек за пучок на одесском Привозе, и то в хороший базарный день.

– А ну отскочи, говно на палочке, – взбесилась я и резко, как била по мячу, оттолкнула от себя Володеньку.

У туалета тройка дородных теток во главе со старпомшей курили и наблюдали за происходящим. Передо мной они расступились и дали возможность посетить еще одну достопримечательность сего райского уголка. Все, как я люблю: вонь, мухи и квадратики нарезанных газет на гвозде.

– Как вам эта бл. ща? А? – Я не сомневалась, голос принадлежал старпомше.

– Да ладно тебе, Светка, она же слышит, – пыталась приглушить его кто-то из женщин.

– Пусть слышит, она и есть бл…ь на все сто процентов. А мой хрен, девки, вы видели, как этот поганый старый гриб за ней почесал. Как она появилась, все время на нее пялился, специально наблюдала. А я ей еще своего Вовку хотела по дружбе подбросить. Шмотки предлагала по дешевке скинуть. Что смотрите? Ей-богу не вру. Знаете, как эти сучки в торговле заколачивают? Нам и не снилось. Так хочется ее за патлы потаскать. У нее шиньон или своя такая кудля?

– Сиротинушка ты наша казанская, да ты просто своего старпика приревновала, – кто-то из подружек подливал масла в огонь.

– Девчата, что очередь? Я за кем? – послышался голос Нины Васильевны.

Самое время пулей вылететь из всей этой клоаки и дать деру. Попляшет теперь у меня эта Нина Васильевна вместе со своей доченькой. Я демонстративно хлопнула дверью и хотела быстро уйти, но, увидев эти наглые отвратные рожи, не сдержалась. Коньяк свою миссию выполнил – меня понесло.

– Значит, старпомша это вы, Света, а старый хрыч и гриб – ваш муж. Вашего брата-любовника Володеньку вы милостиво уступили мне за пятнадцать копеек. Не продешевили?

– Олечка, что вы такое говорите? – Нина Васильевна демонстративно закрыла ушки. – Прошу вас, не надо здесь скандалить, у нас же праздник. Выпили и идите домой с богом.

– Какое общество у вас, Нина Васильевна, – такой и праздник, – я орала во все горло. Откуда только силы взялись. – Эта сраная старпомша только что обозвала меня бл…ю в вашей достойнейшей компании. Сейчас разберемся, кто из нас бл…ь.

– Олечка, идите с богом, не надо.

– Он всегда со мной, поэтому и посылает такие испытания. Был у меня жених, мореходку закончил, просил руки, клялся в вечной любви. Уходил в рейс, просил ждать. Я правду говорю, товарищ старпом? Сбежал жених. Крыса с тонущего корабля моей любви. Вот сегодня, через столько лет, ненароком встретились. А вы, Нина Васильевна, все эти годы байки моей маме с бабкой заливали. Поучали меня брать пример с вашей бывшей квартирантки Светочки. Приехала разухабистая девка из дыры, которой нет и на карте. Понятно зачем – прихватить какого-нибудь водоплавающего любой ценой.

Меня уже было не сдержать. Подошедший Дима показывал на часы: пора ехать. Я только отмахнулась: успеем, все равно рабочий день кончился.

– Закончила эта девка с репаными пятками какое-то ПТУ, на повариху или кого-то еще выучилась и на судно к вам, старпом, попала. А там дело техники, главное впрыгнуть в каюту. Нина Васильевна, вы же сами рассказывали моим, как она тащила вас в партком пароходства для поддержки. Иди знай, что это касается вас, старпом. И не только. Раскрыть вам глаза, бинокль приставить? Дочка ваша случаем не от этого ли Володеньки, он же мотористом на вашем судне был. Не братец ли он ей Иванушка, а она – не сестрица Аленушка? Так кто из нас, Светочка, бл…ща, еще и на все сто процентов?

Я не унималась, Димочка уже тащил меня за руку к воротам, но какое там…

– А следующего отпрыска Володеньки вы решили подбросить в новое семейство, – я кивнула в сторону родителей жениха. – И этого вам мало, вы решили и меня сосватать за этого быка-производителя. Лоханулись здесь, твари.

Я не стеснялась в выражениях. У самых ворот обернулась и на весь двор как заорала:

– Что вы, Володенька, сидите и улыбаетесь? Очень смешно вам, кабы не было так грустно. Каморку здесь вы раньше со Светочкой снимали, а теперь один обитаете. Светочке надоело вас содержать, вы и решили сообща еще одну жертву организовать. В свой моряцкий притон решили и меня затащить. Нина Васильевна, ваша же затея, эти негодяи знать обо мне ничего не знали.

– Ольга Иосифовна, идемте отсюда! – Дима силой потащил меня к выходу. Больше никто не проронил ни слова. Побледневший, с впавшими глазами старпом тихо стоял, прислонившись к столбу ворот. Я не удержалась: «Честь имею!» – и отдала честь по всем правилам. Димка крепко держал меня за руку.

– Ольга Иосифовна, ну вы даете! Я вас первый раз выпившей такой вижу, – взбодрился Дима, – я думал, только на работе вы хвосты всем крутите, а вы вообще… Вас же могли побить. Тикаем отсюда. Если здесь такой притон, то всего ждать можно.

– Не волнуйся, они знают, с кем дело имеют. Нас не тронут. И больше никогда не полезут. Сейчас между собой поцапаются, подерутся и успокоятся. Я в детстве и не такое видела. Это, считай, еще культурненькое мероприятие. Такая она, свадьба одесская на Ближних мельницах, кому рассказать – в жизнь не поверят.

– Точно не поверят. Ой, постойте, куда мы, мы ж на машине приехали, а где она?

– Ты же ее в какой-то соседний двор загнал. Забыл, в какой?

Я никак не могла успокоиться, меня всю колотило, предательские слезы сами текли, не останавливаясь. Димка обнял меня за плечи:

– Правильно вы все сказали, родители жениха пацана сразу в охапку и деру. Вот суки.

– Еще какие! Давай хлопцев вызывать на помощь, машину вызволять. А то эти сволочи от злобы разобьют или вообще угонят, да ты и выпил прилично. Твои береты справятся?

– Обижаете, Ольга Иосифовна, все сделают без шума и пыли. Сейчас позвоню. Телефон за углом, я вам с него звонил. Знал бы наперед, таскал бы им продукты… Хрен с два, все ради вас делал, – возмущался Дима.

– Кто ж его знал, Дима, что так получится, я сама такого не ожидала. Эта медсестра лет двадцать ходила к нам в дом, вроде услужливая, шмотки таскала. Я думала, не от хорошей жизни подрабатывает. А она, тварь, жизни людям калечит. Ты видел, на кого стал похож старпом? В могилу краше кладут. Белый был от позора, как лист бумаги.

– Еще пожалейте его, Ольга Иосифовна. Вы и он. Тьфу, сморчок! Вы еще разрыдайтесь из-за говна такого.

– Дима, а ты сам ангелочек? Машина ночью под общежитием стоит, а ты вроде дежуришь в цехе. Кто так поступает? Подумай. И ее подставляешь, и себя. Лезь через забор, если так припекло. Чтобы все по-тихому, ведь ты женат, у тебя ребенок. Тебе нравоучения читаю, а сама такая же. Один зарок дала себе: никогда не позарюсь больше на чужую семью.

– Ольга Иосифовна, я сам не знаю, что творю. Верите, не могу без нее.

Мы сидели на лавочке у чужой калитки и ждали подмоги. Ребята подъехали на двух раздолбанных машинах. Меня оставили в одной из них и с Димкой в роли Ивана Сусанина пошли искать нашу «Волгу». Долго не возвращались, видно, заплутались во дворах. Я уж начала волноваться: а что если угнали, от этих сволочей все можно ожидать. Меня, конечно, интересовало, как там, на свадьбе, после моего выступления. Но Димка, паразит, всю обратную дорогу держал театральную паузу, только на ушко вымолвил:

– Мальчишек бы нужно отблагодарить.

– Нужно так нужно, поехали на базу.

Когда добры молодцы, довольные, умотали, мы с Димкой шарахнули по первое число. Картина, которую он разрисовал, выглядела очень красочно. За часа полтора, что мы ждали ребят, там все передрались и залечивали фингалы.

– Похоже, не иначе как Мамай прошел. Все столы перевернуты, битая посуда, жрачка на полу валяется. Старпомша хорошо схлопотала, вся рожа разбита и в салате, собирает узлы с тряпьем. Муж Нины Васильевны все ее барахло выкидывает на улицу. Они как моих бойцов узрели, стали тикать и прятаться. Решили, что мы их добивать пришли. Вашего старпома, словно ветром сдуло, нигде не было.

– Не мой это старпом, случайно познакомились, он тогда в свой первый рейс уходил, а я еще в институте училась. Он так, по-тихому исчез, я давно забыла, проехали.

Когда возвращались домой, всю дорогу Димка, смеясь, повторял:

– Вот на свадьбе погуляли так погуляли.

Но мне было не до смеха. Как маме и бабушке объяснить, что их любимой Нины Васильевны больше у нас ноги не будет.

– Что так поздно? Хорошая свадьба, повеселились? – любопытство раздирало бабку. Мама не отставала, сыпала вопросами: как то, как это, как невеста, жених, стол? А гости?

Бедные мои две родные души, я догадывалась, что их больше всего интересует. Видно, сговорились с медсестрой на свадьбе меня сосватать. Теперь ждут результат. Как им все объяснить помягче, но обязательно правду сказать. Иначе опять припрется сюда эта сводня, я не выдержу, спущу ее с лестницы. Хорошо еще Алки нет, она теперь ночует в своей новой однокомнатной квартирке.

Первой не выдержала бабка:

– Олька, так ты пьяная! От тебя разит, как от грузчика. Сколько ты там выпила? Что люди подумают? Неужели надо было так напиваться?

– Бабуля, не волнуйтесь, я совсем немного коньячку выпила. Что вы на меня уставились, хотите правду, или чтобы я вам наплела три короба вранья? Ну? Ваше решение, члены комиссии по помилованию! Значит, правду? Готовьте валерьянку, дамы!

Я смотрела на этих измученных суровой жизнью родных моих женщин, еле сдерживая желание самой разрыдаться. Но нужно, наконец, сказать им всю правду. Они стояли передо мной, как сестры-близнецы, в одинаковых ночных рубашках, сгорбленные, седые, давно желающие, чтобы их внучка и дочь обрела желанное всеми женщинами счастье. Я это читала в их глазах. Они ведь все сделали для этого. Своими жизнями пожертвовали ради нас с Алкой. Только вот для нас счастья на этой земле пока не находится. Они думают, что мы с Алкой капризные, сами не знаем, чего хотим. Бедные мои, да разве мы откажемся от этого мифического счастья, если встретим его на своем пути. И ничего из себя не воображаем, как они думают. Просто не можем мириться с наглостью и ложью, такими вот уродились и вами же воспитались. В вас мы пошли, госпожи Приходченко.

Я остановилась, меня начал бить нервный озноб, глубоко вздохнула и сказала: хотите правды – слушайте:

– Мы с Димкой прикатили туда к двум часам. О, Оленька приехала! С вас тост за молодых. Пирог очень вкусный. Этим пирогом и подавилась, чуть зуб не сломала. Они внутрь его монету, пятнадцать копеек, упрятали, я и надкусила. Теперь к врачу придется пойти. Говорят, хорошая примета, замуж скоро выйду.

Лица моих измученных болезнями старушек просветлели.

– Ну и? – обе в один голос с надеждой.

– Ну и ничего. Для меня жениха припасли Володеньку, любовника жены старпома, того, что настоящий отец старпомовской дочки. Мои родные, очень прошу, успокойтесь и не сватайте меня за разных подонков. Сама в своей жизни разберусь, не маленькая. Нине Васильевне больше нечего делать в нашем доме. Найду для вас другую медсестру. Бабуля, не вздумай эту тварь тайно приглашать. Все. На сегодня хватит, завтра буду отсыпаться, рано не будите.

Уснуть долго я не могла. Мутило, несколько раз пришлось стоять на коленках, обнимая унитаз. Трещала безумно голова. Закутавшись в плед, я сидела на балконе, курила и представляла, как в том же дворе на Ближних мельницах, в этих задрипанных хибарках несколько лет назад тоже гуляли свадьбу, женихом был старпом, а невестой Светка с пузом. А я, наивная дуреха, горевала от разлуки, вот так же сидела на балконе и тянула сигарету за сигаретой.

Неужели на всем белом свете нет достойного мужчины, который меня по-настоящему полюбит? Все мои подружки до единой повыскакивали замуж, родили детей, Лилька Гуревич вон даже в далекой Австралии. Выйти замуж для приличия, а потом разойтись? Кому нужны эти приличия? Хоть завтра могу за Юру Воронюка – главный инженер треста, всем нравится, старше меня на двенадцать лет, представительный мужчина. Десять лет как сватается. Каждые полгода яки ясно солнышко появляется на горизонте, один вопрос: созрела, барышня? Со всеми праздниками поздравляет. Обещает, как распишемся, уедем за границу, строить очередной Асуанский канал, или на стройку социализма с коммунизмом, их много развернулось от Одессы до Дальнего Востока, выбирай любую. Тоже, наверное, страдает, но помочь не могу. Не люблю. Нет, я на это не пойду. Я сама любить хочу. Тяжело ждать, устала, но я надеюсь дождаться.

Уже светает. Небо заволокло облаками, с моря нанесло. Пошел дождь, запозднившийся нудный дождь. Еще одна долгая впереди осень, там потом пожалует и непредсказуемая зима – то теплынь, то весь город во льду и сугробах. Где же, милая Одесса, твои почти триста солнечных дней? Почему мне достаются только пасмурные? А вообще-то, осень, я не могу быть на тебя в обиде. Все мои чувства раскрываются, любови случаются как раз осенью, а не весной, как у других. Только вот печальны они, как и ты, очей очарованье. Осень с зимой – два времени года для меня – тоска и одиночество, и неприятна мне твоя прощальная краса. Но против природы, как и против погоды, не попрешь. Ладно, еще поживем, как Есенин писал: «Коль нет цветов среди зимы, так и грустить о них не надо». Раз не надо, так и не будем. Беленький талантливый юноша-красавчик, – тебе тоже не много счастья в жизни досталось, да и самой жизни так мало. Может, люди счастливы другим? Талантом, например! А здесь нет ничего: ни талантов, ни поклонников, и счастье только в мечтах. Зато какие мечты!