Стены древнего Кремля давно уже окрашены нежным цветом. И с рассветом проснулась вся советская страна. А мы все дрыхнем, я рядом с женихом под одним одеялом в чем мать родила. Сейчас от своей вредности Дранников точно поизмывался бы, ввернул свою сучью соленую эрудицию:

– Мужское достоинство – это женское счастье… Не светлые мозги, как у твоего Мишки, слышишь, «говорит Кыив», и не золотые руки. Хочешь проверить, я готов.

Я не готова. Он, поддатый, внушал мне это в Домжуре, нахально навязывая себя в любовники; еле сдержалась, чтобы не влепить ему по роже. И влепила бы, Нине спасибо, вовремя отогнала этого рыжеволосого. Противный тип, тоже мне еб…рь демократ, но талантливый, сволочь, и умный. Миша дал мне почитать пару его очерков. Блеск написано, язык образный, сочный. Они все талантливые, Мишины друзья, и Серега Кружков, и Володя Синельников, только меры не знают. Как начнут – не остановишь. Но с ними весело, прикольные мужики, иногда даже сверх нормы, не всем нравятся их шутки-прибаутки. Я тоже не сразу к ним привыкла, огрызалась как могла.

Не знаю, что видела Сонечка, мать жениха, что она слышала, второе одеяло вместе с нашими шмотками валялось рядом на полу возле дивана. Семейная жизнь началась. Похватав вещички, понеслась в ванную приводить себя в порядок. Стыдно было заходить на кухню, но пришлось. Им с мамой надоело уже звать меня на завтрак. Встретилась глазами с Мишей, он такую рожицу скорчил, а его мама, чтобы не смущать меня, отвернулась к плите, загадочно улыбаясь.

– Доброе утро, детка, – жених прижал меня к себе, поглаживая мою спину и немного пониже. – Присоединяйся, мы здесь кушаем и обсуждаем план предстоящих боевых действий.

Первый удар предстояло нанести по загсу: нужно было узнать точное время нашей регистрации. В зависимости от него следовала вторая операция: решить вопрос с рестораном. Вроде кто-то из Мишиных друзей предварительно договорился с рестораном «Прага», с самым привлекательным залом, но нужно срочно подтвердить, внести залог, а то займут. На тот зал с балконом большой спрос. Но нужно еще согласовать меню и численность.

Третий удар по ювелирному магазину – выкупить обручальные кольца по свадебному приглашению, после чего еще Мише съездить на работу, переговорить по межгороду со всеми родственниками, уточнить, кто едет, и заказать им гостиницу. Я сама пару раз по телефону пыталась дозвониться в Одессу, но было глухо, как в танке. Может, Мише удастся связаться.

Еще я в очередной раз услышала историю своей встречи на Киевском вокзале. Миша в красках рассказывал Олегу, как потерял Лешу, как они приехали заранее, но поезд задерживался. Думали, минут на пятнадцать-двадцать, а объявили, что на целый час. Задубели стоять на сквозняке. Дело было вечером, делать было нечего, и они отправились в ресторан перекусить. Через час вышли на платформу – ни привета, ни ответа, вдруг объявляют: задержка еще на час в связи с неблагоприятными с погодными условиями. Пошли опять греться в ресторане. Словом, за четыре часа опоздания дошли до кондиции и потерялись. Мой жених еще как-то держался на ногах, видимо, его поддерживало чувство ответственности, то бишь, высокого долга, и, хочется верить, любви. А Леша такой долг и угрызение совести не испытывал – куда-то запропастился и обнаружился только через сутки. На все это время его приютила у себя старшая сестра. В Москве это так называется, жены не должны нервничать.

Этот первый семейный завтрак на кухне был сервирован моей свекровью с любовью. Она носилась между плитой и холодильником, постоянно что-то вспоминая, что еще забыла поставить на стол. Красная от возбуждения, от предстоящего события, которое, по моим скромным подсчетам, Мишина мама ждала последние лет двадцать. И сегодня ночью ее желание, вероятно, сбылось, она воочию убедилась, что мы по-настоящему близки. Я, правда, не могла смотреть ей в глаза, но внутренне ощущала, что от нее ко мне исходит столько благожелательности и искренности. Сонечка постоянно ко мне прижималась, старалась погладить по спине, подбодрить меня, приняла меня, похоже, как родную дочь. А в стесненных жилищных условиях, извиняясь, приговаривала светящаяся счастьем Мишина мама, мучается вся страна, строящая социализм. Ничего не поделаешь, когда-то ведь достроим его и заглянем совсем в светлое будущее – коммунизм.

В загсе на Кутузовском проспекте, куда мы пришли подтвердить дату регистрации, я наблюдала за другими брачующимися. В основном, совсем молоденькие – что жених, что невеста. В окружении свидетелей, друзей и родственников они весело пили шампанское. Мимо прошла та тетка, которая нас тогда прессинговала, когда мы подавали только заявление. Она меня не узнала, а, завидев Мишу, не стесняясь, ошеломила коллегу за соседним столом своими философскими мыслями о том, что эти провинциалки мертвой хваткой цепляются за москвичей, никакими клещами не оторвать. Все сюда так и прут. Вот и этого длинноносого с бакенбардами до шеи охмурили.

Я весь этот пассаж хорошо слышала и про себя подумала: да будьте вы хоть трижды москвички, ни один одессит на таких уродин с провисшими толстыми задницами, как у тебя, тетя, не польстится. Она покопалась в своих бумагах, вытащила из ящика еще один толстенный талмуд, что-то туда вписала и наконец, не поднимая головы, прошипела, что расписываемся в субботу, двадцать девятого ноября, в двенадцать часов, прибыть обязательно надо за тридцать минут до начала – опоздаете, будет назначен новый день.

– Вот здесь оставьте нам на память свой автограф, – обратилась она к Мише, перевернув журнал вверх тормашками, как при голосовании книгу избирателей. – А вам не надо, одного достаточно.

На меня она даже не глянула, ну и черт с ней, в кармане я держала для нее даже не фигу, а нашу одесскую дулю.

Следующим пунктом нашей программы был ресторан. Жених хотел пойти один, а я – чтобы подождала его на улице. Я возразила – с какой стати буду торчать на холоде и ветру, который гулял по Арбату, свадьба же вроде моя тоже, и мы отправились вдвоем. Два администратора, как два брата акробата, стали вежливо так отнекиваться, что никто им не звонил, ничего они не знают, и вообще в этот день в «Праге» прием не у кого-нибудь, а у самого Косыгина, и другие важные мероприятия, так что все свадьбы отменяются, тем более на полсотни человек. И вообще, у них принято заказывать банкеты вперед за месяц, а то и больше.

Я как услышала про эту полусотню, обомлела. Наших с ним родственников вместе с нами ну от силы человек пятнадцать, откуда остальные и кто они? Неужели дружков своих из Домжура затянет, как вспомнила в ужасе эту публику…

В общем, от ворот поворот, по-культурному. Мы вышли на шумный суетливый Старый Арбат, очень напоминающий мою Дерибасовскую, расстроенными, не зная, что делать дальше.

– Миша, а откуда столько гостей набралось? Зачем нам такой гвалт и шухер?

Я здесь же поняла свой промах. Эти проклятые словечки, которых в Одессе даже никто не замечает, у моего жениха вызывали прилив бешенства.

– Сколько раз я просил тебя следить за своей речью. Неужели это так тяжело? Ну, что ты стоишь? Идем за кольцами в ювелирный.

Спустить, промолчать или раз и навсегда отстоять права граждан из нестоличных городов страны? Я ничего умнее не придумала, как громко во все луженое горло запеть посреди улицы. Аккурат напротив магазина «Украинская книга» – нарочно не придумаешь:

Гой Одарка, годи будэ, пэрэстань оно крычать!

Та нэхай почують люды, та нэ буду я мовчать!

Ржу, не могу сдержаться. В Одессе в жизнь не отчебучила ничего такого. А здесь? Да плевать я хотела, кто что обо мне подумает. Это надо же такое количество народа, и куда все они несутся? У нас в Одессе столько даже на Первомайскую демонстрацию не собирается, сколько здесь туда-сюда по Арбату шастает.

Миша сначала в ужасе уставился на меня, потом, видно, разглядел всех чертей, которые веселились в моих глазах, махнул рукой.

Прохожие смеялись и оглядывались вслед пришибленной парочке. Примеряя кольца, мой жених пытался отомстить мне и выпендриться перед довольно симпатичной продавщицей, обслуживающей нас.

– Одарка, примеряй осторожно, оно золотое.

– Та бачу я, Мыкола, хибаж я злато вид медяка ни побачу?

Девушка обалдела и потребовала от нас не только приглашение, но и паспорта. Я ей подмигнула, но бесполезно. Юмор – вещь, к которой нужно быть как минимум подготовленным с детства.

На обратном пути я продолжала пытаться уговорить Мишу отказаться от столь помпезной свадьбы, которую он задумал.

– Миша, зачем нам это, мы тихо, по-семейному, отметим. Зачем нам заводить весь этот хоровод? Только не подумай, что дело в деньгах. Совсем не в них. Меня почти никто из твоих товарищей не знает и я – никого. Которых знаем – пригласим, а остальных зачем?

Сама же про себя думала: отыграем шумную свадьбу, а вдруг после нее разбежимся в разные стороны, и что тогда? Он стал мне объяснять, что у него много знакомых, он сам побывал на их свадьбах и в качестве свидетеля, и в качестве друга.

– Скажут, что вот, скупердяй, собственную свадьбу зажал. Я и так резал по живому. А ты бы в Одессе, если бы выходила замуж, тоже бы одной семьей не отделалась.

Оно, конечно, правда: в Одессе свадьбы дикие гуляют, и по триста человек. Но это не для меня. Для меня двадцать – и то это с очень большим гаком.

– Ладно, Миша, убедил, я согласна. Знаешь, что, сгоняй в магазин, купи, что мама твоя просила, а я к ребятам в «Прагу» еще раз загляну, может, уговорю их.

Умная мысля приходит опосля. Оба администратора мило улыбнулись.

– Мы здесь подумали, можем для вас сделать столик в общем зале, если хотите. Там будет еще одна свадьба, но молодежная. Мы вас в уголок уютно поместим.

– Я вообще-то одесситка, а жених москвич, и у нас это первый брак, надеюсь, единственный. Можно, я от вас позвоню, мне помогут, и у вас настроение поднимется.

Мальчики оказались сообразительными. Я почувствовала, что они желают, чтобы у них не только настроение поднялось, но и что-нибудь более существенное. Только не то, о чем вы можете подумать… Так я за этим и вернулась.

– Я, ребята, сама работник торговли, в Одессе на оптово-розничной базе тружусь и девочка понятливая.

Администраторы переглянулись между собой.

– Мы сразу почувствовали – наш человек в Гаване. А ваш жених кто?

– Он журналист.

– Только не это, мы так с вами не договаривались.

– Не волнуйтесь, он спортивный журналист.

– Другое дело, вы в следующий раз так не пугайте.

– Так я позвоню с вашего разрешения?

Мне пододвинули телефон, только бы была связь. Пока крутила диск, я вкратце рассказала о происшествии в Одессе, о том, как выглядел мой жених на Киевском вокзале и что он нес. Старалась, чтобы рот ни на секунду не закрывался. Эпизод встречи невесты привел их в полный восторг. И, о чудо! Я дозвонилась. Трубку взяла секретарша, она так орала, что слышно было на весь кабинет.

– Ольга Иосифовна, вы в Москве, а у нас здесь такое делается. Страх! Абасов вам нужен? Он здесь, сейчас позову. Какие-то проблемы?

Я объяснила, что мне нужен ресторан, отдельный банкетный зал человек на сорок-пятьдесят.

– В каком районе вас устроит, где вы живете? – услышала я глухой голос нашего начальника отдела снабжения.

– Возле Кремля. Самый близкий к нам – «Прага». Я звоню вам из него. Здесь все забито, можете как-то помочь?

– Постараюсь, оставайтесь там, подождите.

Меня угостили кофе, мы покурили, начали складываться дружеские отношения. Оба администратора невзначай поглядывали на мои коленки и пытались, как мне показалось, мне понравиться. Вдруг одного из них вызвали по внутреннему к директору. Он быстро вернулся, сияя от счастья, будто он женится, а не я выхожу замуж.

– Ольга Иосифовна, все в порядке. Что значит Одесса, я понимаю, жемчужина у моря. Пожалуйста, любой день кроме субботы. В воскресенье предлагаем «Зеркальный». Все будет тип-топ.

Я согласна, меню даже не смотрела, все оставила на их усмотрение. Испросила лишь разрешения принести некоторые продукты с собой, которые из Одессы завезут. Хорошо, что с собой деньги были. Я, заплатив аванс, состроила ребятам глазки и рванула домой. Миша сначала повыступал, что я напрасно на воскресенье перенесла, но потом даже обрадовался, что так получилось.

– После загса приедем домой, накроем здесь поляну, посидим с родственниками и свидетелями. А на следующий день со всеми гостями оттянемся в ресторане.

Неожиданно отзвонилась Одесса. Сестра сообщила, что завтра они отправляются в Москву, но, к сожалению, без бабушки, она все напекла, а сама приболела, и мама, вероятнее всего, останется с ней. С моей базы привезут угощения прямо к поезду. Когда мы встретили этот злополучный двадцать третий, мой жених разразился диким скандалом, рвал и метал, как тогда, когда Лиля передала посылку для Сонечки. Два купе были забиты десятилитровыми новенькими бочатами с разными солениями и квашениями, а еще ящики с фруктами и овощами, коробки с дефицитами.

– Миша, успокойся, в Одессе так принято, – я пыталась утихомирить его, а Алла нежно поглаживала будущего родственника по голове.

– Но мы не в Одесе, а в Москве, еще подумают, что мы с голодного края.

– Никто ничего не подумает, успокойся. Все пойдет в дело, увидишь. Алла, где там штрудель? Мы тут конкурс решили устроить, у кого он вкуснее.

С трудом запихнули все это в «Жигули», но гостям пришлось ехать на метро, благо близко, третья остановка по старой ветке. К вечеру мы отправили их в гостиницу на стадион «Локомотив», это от дома тоже по прямой линии, а наутро уже встречали киевлян. Я в этом не участвовала, уже в восемь сидела в кресле в парикмахерской. Времени в обрез, в двенадцать расписываемся, а нас же строго предупредили, чтобы мы приехали заранее.

То, что мне отчебучила знаменитый московский мастер, не позволила бы себе даже мысленно произвести ни одна одесская ученица. Злая, я влетела в квартиру и стала буквально разрывать это воронье гнездо на собственной голове. Все стали давать мне ценные советы, а я продолжала рвать на себе залакированные железобетонно волосы. Как смогла, более-менее, уложила свои несчастные пряди.

И здесь меня порадовал и заставил забыть обо всех огорчениях симпатичный беленький юноша, новенький сотрудник в Мишином отделе спорта. Его звали Андрей. Где он умудрился достать в ледяной студеной Москве такие нежные белые розы на длинных стеблях. Такие мне обычно дарили в Одессе на мой день рождения, превращая и рабочий кабинет, и квартиру в цветочный магазин, торгующий только розами. Настолько все это было искренне, что я в восторге от неожиданного сюрприза крепко расцеловала парня, он засмущался, лицо его залилось краской. Андрей сказал, что эти розы прилетели сегодня утром из Европы, он сам в «Шереметьево» за ними сгонял.

По-детски светящиеся радостью глаза, по-юношески пухлые губы, и сам он от холода пританцовывающий, растирающий руки, прихваченные крепким морозом. Такой милашка. Такой подарок, это я понимаю. Такая редкость, когда на улице минус двадцать пять. Квартира уже заполнилась гостями. Мужчины двигали мебель, расставляли столы, женщины их накрывали, готовились к праздничному застолью. Руководство кухней захватила моя тетя Жанна, сменившая Мишину маму, которая практически все сама накануне приготовила. Сонечка теперь лишь руководила.

– Ставьте все на стол, Жанночка, все, все. Чтобы много и красиво было.

С кухни раздались крики:

– Миша, где бочата?

– Не знаю, не брал, не трогал, не видел. В квартире ничего не было, никаких бочат.

– Миша, ты что, на балкон все выставил? Оно же все перемерзло! Ты что, сказился? – орала Жанночка, покрывшись вся красными пятнами.

– Я все выбросил. На кой ляд это нужно? И без ваших солений всего хватает. Вон сколько всего Сонька наготовила. На неделю жрать хватит, не вылезая из-за стола.

Все с негодованием уставились на жениха. Меня аж затрусило от ярости. Это же надо было до такого додуматься. Выбросить весь ассортимент нашей одесской программы. Такой плевок моим родным, друзьям и сослуживцам, которые с такой любовью и уважением ко мне отнеслись. Подвезли самую лучшую нашу продукцию к поезду. Все, мое терпение лопнуло, самый подходящий момент остановить эту безумную затею со свадьбой. И черт с ним с этим авансом в ресторане. Я почувствовала эту накатывающуюся волну протеста. Ее уже не остановить никакими силами, я пошла вразнос. Первым делом сбросила с ног белые лодочки, швырнув их с такой силой, что чуть не отбила ноги у его тетки Поли. Все стояли, словно онемели, и молча переводили взгляды с меня на Мишу.

– Михаил Григорьевич, я не стану дожидаться, когда и сама за ненадобностью буду выброшена вами, как эти бочата. Свадьба отменяется. Все ваши затраты постараюсь компенсировать.

И здесь, среди побледневших лиц, я увидела единственное радостное личико моей Аллочки, перемигивающейся с Леонидом Павловичем. Наконец, сбылось! Эти двое не верили, да и знать не хотели ни о какой свадьбе. Может быть, поэтому и мама не приехала, сославшись на больную бабушку. Аллочка быстро нагнулась, подобрала мои туфли и, подхватив меня под руку, стала с вешалки снимать наши пальто, командуя при этом:

– Одесситы, вы же слышали, свадьба отменяется. Возвращаемся все в гостиницу.

Все столпились в коридоре, началась толкотня и ругань, уговоры. Не переставая, разрывался входной звонок. Кто-то еще пришел, громко провозгласив, что прибыл свидетель со стороны жениха. Ему не без ехидства объявили, что он уже опоздал и должность его на сегодня отменяется. В этой кутюрьме никто не услышал криков и плача моей несостоявшейся свекрови. Наконец она пробилась ко мне.

– Оля, что ты ему веришь? Он так пошутил, ничего он не выбросил, а наоборот, все аккуратно сложил.

– Где? Ничего нигде нет, – возмутилась Аллочка.

– Идите все сюда, на кухню. Миша, что ты творишь, дошутишься когда-нибудь! А ну открывай погреб!

На Сонечку жалко было смотреть, на ее раскрасневшееся лицо и слезящиеся глаза. Что за чушь она несет, какой погреб на пятом этаже? В этой квартире со всеми шестью окнами на Кремль. Дом сумасшедших, да и только.

И вдруг Валерка, мой двоюродный брат, закричал на всю квартиру:

– Быстрее сюда, гляньте!

Миша отодвинул небольшой коврик и резким движением приподнял за два кольца люк. Потом поднялся, вылетел в коридор, где мы с Алкой с вешалки снимали уже свои пальто, подошел ко мне сзади, обнял.

– Пойдем, посмотришь. Оля, извини, я неудачно пошутил. Мы не обманываем, у нас действительно есть погреб с естественной вентиляцией. Там я обычно храню колеса от машины, а сейчас выкинул их на балкон и разместил все, что из Одессы привезли. Сохранится лучше, чем в холодильнике, особенно сейчас, в мороз.

Все расступились, и я увидела возле кухонного окна на полу раскрытые двойные створки и небольшую лестницу, ведущую в помещение под полом. Там стояли аккуратно сложенные вдоль стеночки наши бочата, трехлитровые бутыльки с соками, литровые баночки с разными грибами и соленьями и экзотические фрукты.

– Ну, Миша, ты хохмач! – Жанночка первая бросилась целовать моего жениха. – Разыграл всех, так разыграл! Олька наша с тобой не соскучится.

Ко всем вернулось праздничное настроение. Расстроилась, пожалуй, лишь Аллочка, что все так неожиданно завершилось, и Леонид Павлович перестал горевать, предвкушая обильное застолье. Жених, признав свою вину, тихонько терся о мою спину.

Время неумолимо приближалось к полудню. Пора уже было двигаться в сторону загса. Народ заволновался, как будем добираться, или такси заказано на всех? Миша сохранял олимпийское спокойствие, лишь изредка выскакивал на балкон, смотрел вниз. Там одиноко стояли одни его «Жигули».

– Идем в ванную, я сам хочу помочь тебе одеться.

Как можно на него обижаться? Я только подыграла ему.

– Ты хочешь одеть меня или раздеть?

Целуя меня в ухо, он продолжал:

– И первое, и второе, и третье. Я все хочу!

Мы удалились в ванную, а все гости, кажется, и не заметили нашего исчезновения, занятые дегустацией одесских шедевров.