– Земля! Мы пришли покорить тебя!

– Здесь будет шоу, которого еще не знает природа!

– Эй вы, сосны, склоните головы перед разумом человека!

Компания выгружается шумно, помпезно, с музыкой, криками, свистом. Тонкиход сразу же идет осматривать остров. Андрей решает порыбачить, берет обе удочки, что нашлись в багаже, ищет червячков для наживки. Пашка помогает Вольдемару ставить шатер.

– Сегодня мы ставим палатку, как первопроходцы, а завтра озеро будут бороздить комфортные домики, предлагающие отдых по высшему разряду! – выражает свой восторг Вольдемар.

– Я все же не понимаю, как можно организовать здесь такое массовое мероприятие, да еще и целую зону отдыха за шесть дней? – пытается уяснить Пашка. – Это же займет массу времени на всякие разрешения и согласования с властями.

– Все уже давно согласовано, – с довольной ухмылкой заверяет организатор зоны. – Наш творческий процесс сродни высокому искусству. Если тебе пришла идея написать картину, ты же не побежишь в мэрию согласовывать ее сюжет. Так и у нас – вопросы разрешаются благодаря здравому смыслу, а не вопреки тому. Вдохновение – это момент инициативы! Или наоборот.

Андрей уходит подальше от лагеря в прибрежные заросли, выбирает для рыбалки большой камень, далеко выступающий в воду, забрасывает удочку и неторопливо готовит следующую. Смотрит – а первого поплавка уже нет на поверхности. Забрасывает вторую удочку и вытягивает первую – на леске трепыхается окунек. Ловит его рукой, а сам, краем глаза, видит, как второй поплавок пошел ко дну.

Удачливый рыбак торопится освободить крючок от рыбки, но не тут-то было – малец проглотил его. Парень достает из кармана перочинный ножик и пытается разрезать жертву тупым инструментом, от чего получаются лишь рваные ошметки. Бросает их в ведро.

Второпях нацепив свежую наживку, забрасывает и спешит вытащить вторую удочку. На леске дергается такой же мизерный окунишка и, опять история повторяется: крючок проглочен до желудка. Приходится рвать беднягу на куски не точеным орудием. Бесформенные обрывки летят в ведро, где покоятся останки предыдущего окуня.

Другой поплавок опять скрылся под водой. Новая наживка устремляется навстречу голодной стае. Очередная добыча так же съела червя вместе с леской, за это ей приходится расплачиваться порванным брюхом. И снова не видно на воде поплавка, но вытаскивать его нет смысла, пока не настроена замена. Следующий закид и доходит очередь до затопленного поплавка – беспечная жертва летит в руку рыбака.

– Ну, вы что – одурели?! Куда заглатываете до самых кишок?! Крючки, что ли для вас мелкие?!

Так продолжается рыбалка с ругательствами добытчика и продолжалась бы еще, но этот бесконечный процесс прерывает Тонкиход. Он появляется, двигаясь вдоль берега по колено в воде, с закатанными высоко штанами. Его легкая походка не создает шума, но комическое выражение лица с горизонтальными усами и черными бусинками зрачков, может рассмешить даже рыбу. Андрею самому уже надоедает потрошить свой улов, и, появившийся, комедиант приносит с собой волну веселья.

– Ты мне всю рыбу распугаешь своими усами! – смеется парень.

– И кого же ты хочешь накормить этим паштетом? – спрашивает Тонкиход, заглядывая в ведро, где плавает месиво из рыбного мяса и потрохов. – Как их теперь от чешуи отделять? Бросай это грязное дело. Пойдем раков собирать.

– Я не хочу раков собирать, хочу рыбу ловить!

– А это, что – рыба? Что б я ее ел?! Да ни в жизнь! – выражает отвращений долговязый ревизор и, схватив ведро, выплескивает содержимое в озеро. – На корм хищникам пойдет!

Андрей, нехотя, сматывает удочку и берется за другую, но, в этот момент, резко отламывается ее конец и за леской исчезает в воде.

– Вот это рыбина клюнула! А ж удочку сломала! – восклицает парень.

– Это щука твоего живца уволокла, – объясняет Тонкиход.

Андрей хватает свое неудачное снаряжение и бежит за спиннингом. У костра, Вольдемар с Пашкой готовят приспособление для подвешивания котелка.

– Зря стараетесь! – предупреждает незадачливый рыбак. – Ухи сегодня не будет! Тонкиход выплеснул мой улов в озеро. А у меня такой клев шел, что даже удочку обломили – черти!

– Какая муха его укусила? – негодует Вольдемар.

– Скорее всего, рак клешней за пятку цапнул, – ворчит Андрей, хватает спиннинг и убегает.

Тонкиход, между тем, продолжает путешествие, с отобранным ведром, по прибрежным отмелям в поисках раков. Он внимательно осматривает дно, переворачивает камни, коряги. Раки попадают крупные, но уж больно увертливые и приходится немало повозиться, чтобы изловить их, когда со дна поднимается муть от неуклюжих движений ловца. К тому же, работу затрудняют, склонившиеся до воды ветви ольхи и рябины, а путь преграждают массивные корни сосен, тянувшиеся прямо по дну.

На одной из веток, прямо над головой Тонкихода, раздается неприятный верещащий голос птицы. Она издает пронзительные хрипящие звуки, словно какой-то лесной старикашка продирает свое горло. Нарушитель тишины совершенно не пугается человека, напротив, из всех сил старается напугать незваного гостя.

Но пришелец невозмутимо бредет по воде дальше, собирая озерную дань, хотя, внутри чувствует дискомфорт. Крикун залетает немного вперед и опять садится над головой чужака, продолжая свою надсадно хрипящую песню. Собирателю раков слышится в этом противном крике уже угроза и предупреждение. Он проходит под самым эпицентром хрипа и чувствует, как по его спине пробегают холодные мурашки.

Крылатый тиран снова залетает вперед, преграждая путь полифонией своих трескучих звуков.

– Ну, это совсем становится невыносимым! – взмолился Тонкиход. – Ты хочешь сорвать мне такую удачную ловлю! Что, я у тебя хлеб отбираю? Ты же раков не ешь. Так что отстань от меня!

Певун, расценив монолог незнакомца как вызов, меняет на ходу тактику. С дерева уже слышится жалобное мяуканье маленького котенка. Но это не вызывает умиления у любителя раков. Ему хочется рассмотреть эту каналью, так, нахально, вмешивающуюся в его промысел.

Вот, наглец, в очередной раз, садится на ветку перед своим слушателем и громко, но нежно, мяукает, призывая к состраданию. Кошачьи стоны разносятся из тонкого согнутого клюва солиста, на вид серого, без особых примет.

Невольный зритель, не вытерпев такого издевательства, взмахивает корягой, поднятой со дна. Сорванец перелетает вглубь зарослей и, оттуда, уже несется грозное завывание дикой кошки, словно встретились на тропе любви мартовские коты. Вся эта серенада, к тому же, перемежается, холодящим душу, разбойничьим свистом.

– Это же чертовщина какая-то! – трясется от страха Тонкиход. – Соловей-разбойник, если не оборотень!

Лов раков сорван, и ловец спешит ретироваться с освистанного места. Он успокаивает свою совесть мыслью, что полведра раков хватит для небольшой компании. Возвращаясь обратно, встречает Андрея, кидающего спиннинг.

– Ну как раки? – спрашивает парень, видя понурого Тонкихода.

– Раки-то более дружелюбные, чем порхающий лешак, что сорвал мне ловлю. Так что не очень-то нам тут рады. Не хотят делиться с нами своими богатствами. Вот и твою рыбу заморочили, от того и клевала как безумная.

– Кто ж тебя так напугал?

– Подвязался ко мне серый дьявол с загнутым тонким клювом, и давай мне хрипеть, верещать, мяукать, завывать, да еще и освистал напоследок. Уж такой злыдень попал, что нервы мои не смогли стерпеть все его выкрутасы.

– Так это ж обыкновенная пищуха, – смеется Андрей. – По деревьям ползает и пищит на разные голоса. Она страху нагонять умеет, тем более на людей, как редких тут гостей.

– Неспроста она тут появилась и птичкой только кажется. Это демон в перьях, не иначе, – уверяет Тонкиход. – Бросай свою рыбалку, пойдем. Нам тут раков на ужин хватит.

– Ладно, сейчас еще побросаю и приду, – обещает Андрей и в очередной раз забрасывает блесну.

Вдруг, ход катушки останавливает натянутая леска. Намотка идет то прерывисто с остановками, то ровно, но тяжело. Есть! – это не зацепившаяся коряга и не спутавшиеся водоросли, так может сопротивляться щука, не понимая, что с ней случилось. Надо плавно подвести ее к берегу, чтобы она не увидела рыбака и не предприняла решительных действий. Раздается всплеск, и рыба показывает свою темную спину, но прочная леса и сила ловца не дают ей свободы маневра. Хитрый крючок, тоже не оставляет возможности выплюнуть обманку. Жертва покорно идет к берегу, пугая парня своими размерами.

Андрей впервые видит такого гиганта и тащит с опаской, отходя вглубь кустарника. Щука, метра полтора длиной, еще несколько раз ударяет хвостом и замирает в прибрежной осоке.

У костра все столбенеют от неожиданной картины, как Андрей тащит на плече голову щуки, а ее хвост скользит по траве. Тонкиход первым приходит в себя и по-своему пытается разрешить ситуацию:

– И куда ж ты ее, такую зеленую, тащишь? Ты посмотри – сколько ей лет? Она же стара как мир, поросла мохом и светится от накопившегося в ней фосфора! Такую, если съесть – отравиться можно! Надо бросить старушку обратно в море, пока она не издохла совсем. Ей, ведь, все двести лет, а то и триста. Она видела еще декабристов, идущих в Сибирь, а может и первых Демидовых. Праматерь всех здешних рыб, она специально ждала, когда ты ее поймаешь, чтобы умереть на берегу и избавить воду от смрадного тленья.

Рыба, действительно, имеет неприглядный зеленоватый цвет, рыхлую морщинистую кожу на хребтине. И вся ее неподвижность создает впечатление мертвечины.

– Я вам такой деликатес из раков сварганю, век вспоминать будете, – продолжает Тонкиход. – А эту тухлятину убирайте с глаз! Не портите аппетит! Отравлять свои нежные желудки, таким дряхлым мясом, не стоит. Нам рисковать никак нельзя, мы должны сохранять боевой дух для организации великих шоу.

– Последние слова окончательно убеждают всех, что Тонкиход прав, и решили быстрее избавиться от хладеющего трупа. Пашка с Андреем сплавляют жертву как можно дальше от берега, придав тело воде.

– Ну, рыцарь печального образа, если ты не сваришь нам своих раков, мы тебя на березе за ноги подвесим, – распаляется Вольдемар, потирая свой урчащий желудок.

– А чего ж не сварить! Это мы мигом! – уверяет Тонкиход. – только мне помощники нужны, чтобы подготовить ингредиенты.

Помогают все, кто как может и как требует искусный кулинар. Потрошат раков, крошат овощи, ищут специи. Процесс подходит к своему гастрономическому завершению. Аромат, не то ухи, не то чудной похлебки, разносится по поляне.

Накрывают стол подальше от дыма костра, поближе к берегу. Подтаскивают туда рюкзаки с другим провиантом и посудой. Устанавливают в центре торжественного стола изысканное вино, обильно обкладывают его экзотическими фруктами, добавляются разные копчености и пряности. Каждый выбирает себе удобное место и по желанию рюмку, кружку, чашку, ложку. Аппетитные запахи давят на разум, и приходится держаться из последних сил, в ожидании команды главного повара.

Высотные ветры разрывают облачный покров, открывая сияющую лазурь, так что все вокруг наполняется радостью и ликующими звуками. Но сходящее с небосвода солнце уже прячется за Шапку, вознося над ней золотой ореол, словно величественную корону.

– А как, все же хорошо, вот так, посидеть со свежей ушкой на вечерней зорьке! – млеет в грезах счастья Вольдемар.

– Ну чего ждем? Неси своих раков!

Тонкиход уходит, а Вольдемар продолжает созерцать озерные красоты. От томительного ожидания ужина в желудке, словно тысячи дворников скребут стенки и так тщательно, что становится больно.

– Ну, где он!

– Слушайте, вы будете надо мной смеяться, но ухи больше нет! – грустно произносит Тонкиход. – Ведро случайно опрокинулось, и раки сгорели.

– Что?! Да как ты мог?!

– Я совсем не виноват! Я тут не причем! Это все шутки злых духов. Они с первой минуты, как мы на острове, ополчились против нас.

– Ах, ты не причем! Ах, это шутки!

– А кто мою рыбу выплеснул?! Кто щуку заставил отпустить?

– Лови его!

Тонкиход бежит – все за ним. Но преследователи, не желая рвать одежду в зарослях, утомленные долгим ожиданием ужина, возвращаются к своему застолью. Они продолжают свистеть, кричать «Лови его! Заходи с боку! Окружай!» Проходя мимо костра, все видят обуглившихся раков, которых так и не удалось отведать.

Между тем, Тонкиход, уходя от преследования, перебирается по мелководью на другой остров и прячется в кустах.

– Вот же каналья! Испортил праздник! – ругается Вольдемар и достает из рюкзака водку. – Что-то вино пить расхотелось.

Начинается неудержимое поглощение привезенных с собой съестных запасов: копчения и консервы с зеленым луком и огурцами, соки с фруктами и ягодами.

– Долгая прогулка на природе забрала у меня много энергии, а впечатления истощили организм так, что он сейчас впитает любую пищу в большом количестве, – оправдывается Пашка, отправляя в свое нутро все в подряд, без разбора очередности.

– Я все же не могу представить, как можно по волнам определить площадь озера? – продолжает Андрей сомневаться в серьезности эксперимента с водой, откусывая, одновременно, большой кусок хлеба с ветчиной. – Какой такой каркас ты определяешь? Жидкость ведь формы не имеет. Как она может записывать информацию?

– Конечно, на пальцах я этого тебе не объясню, и даже, если бы ты имел высшее образование, вряд ли понял бы мои рассуждения. Это совершенно другой образ мышления, отличный от привычных представлений, – пытается Пашка настроить парня на особое восприятие. – Ты ведь мне не поверишь, если я скажу, что никакого движения тел в природе не существует.

– Это точно! Понять его теорию не возможно и даже принять на веру трудно! – выражает свое мнение Вольдемар, сморщившись от принятой дозы алкоголя.

– Все вы, просто, великие выдумщики, как и мой отец! – высказывает разочарование Андрей. – Тот тоже навыдумывал всяких шоу, обставил свои спектакли трюками и фокусами, так что не поймешь: где – правда, а где – розыгрыш. И вы тоже, дурите меня своей мнимой ученостью.

– А Тонкиход тоже придумал, что он из прошлого? – спрашивает Пашка.

– Конечно, придумал!! У нас на Рыболовной горке какая-то эпидемия выдумщиков разразилась! Разве человек может перемещаться во времени? – распаляется Андрей. – Это, ни в какие понятия и законы не вписывается.

– А я думаю по-другому, – высказывает свое мнение Пашка. – Мы привыкли воспринимать все явления природы, как причинно-следственную последовательность, но это лишь мизерная, лежащая на поверхности, доля процессов. Основные же явления скрыты от нас в глубинах мироздания. Весь наш светлый мир – это всего лишь сияние краешка айсберга осторожно выглядывающего из информационного океана, в котором кипят неведомые нам страсти. Там сильно штормит и бросает векторная неопределенность, а время имеет свойства маятника. И, только, благодаря Ангелам Эволюции существуем мы и наш тихий светоносный оазис с вялотекущей необратимостью. Но и сюда доносятся информационные бури, вызывающие явления, необъяснимые нашей прямолинейной логикой. Случай с Тонкиходом вполне может относиться к колебательным броскам времени. Такие переброски скорее всего и делают Эвоангелы, верша сложные, непостижимые для нас, эволюционные процессы.

– Если твои ангелы на самом деле существуют, то это настолько невероятно, что поверить в них трудно. – нерешительно произносит Андрей В нем происходит борьба новых впечатлений со старыми представлениями о физическом мире.

– Они и воду на Земле превратили в живое вещество, наделили его сложной кластерной структурой, изменив внутриатомную информацию. Если бы вода подчинялась общим правилам химических элементов, то на теплой планете она была бы атмосферным газом, иссушившим океаны, а на холодной планете лед тонул бы, и океаны промерзли бы до дна. Песчаные бури замели бы их, сделав планету пустынной, что, вполне возможно, и происходит на Марсе. Искусственные же свойства земной воды создали благодатную среду для эволюции углеродистых соединений. которые превратили мертвую планету в живой цветущий сад. И сейчас Эвоалгелы продолжают управлять земными процессами.

– Ну, допустим, что духи реально существуют, – соглашается парень. – Но как они, по сути эфирные, могут управлять твердыми телами? У них же нет рук.

– Если об этом рассказывать то навряд ли хватит суток, чтобы подвести тебя к таинствам этих, как ты говоришь, эфирных организмов. Но, если сказать проще, то пространство – это многоуровневое преобразование информации. И то, что сформировано в нем, в виде материальных тел, тоже есть преобразованная информация. Изменяя ее – можно изменять предметы и их положение в пространстве. Человеческий разум способен управлять этими стихиями, но он скован каменными тисками ложных предрассудков. Мне как-то удалось выскользнуть из этих оков и ощутить глубину мироздания в абсолютных понятиях. Поэтому, когда я смотрю на рисунок сходящихся волн, я наблюдаю не движение, а меняющуюся информацию в цифрах, вижу изменения в пространственных уровнях. И отец твой работает с этими уровнями, созданными интеллектуальными структурами. Такова реальность нашего мира без иллюзий.

Андрей смотрит на Пашку, понимая, что перед ним совершенно необычный человек, его слова, кажется, нарушили какой-то порядок в юном сознании, заставили задуматься над сказанным.

– И что? Пленники времени, тоже, переброшены сюда из других веков Эвоангелами? – не доверяя своему прозрению, спрашивает Андрей.

– Выходит, что так. Надо верить фактам, – отвечает Пашка.

– Да! – вмешивается в полемику захмелевший Вольдемар. – Я уже успел с ними пообщаться. Странный народ. На наших бомжей они совершенно не походят и рассуждают, довольно своеобразно. Я тоже им пытался доказывать, что они сами себе придумали фантастическую историю. Но их главарь Филарет, который собрал этих несчастных, мне рассказывал о причудах материи, только я ничего не понял. Говорил, что существует три времени, которые давно предопределили наши судьбы.

А еще говорил, что этим летом они уйдут в свои эпохи через Врата Времени, к которым приведет их Тонкиход. Но наш рыцарь, ни о каких вратах не ведает, как я не пытался его расспрашивать. У них в компании есть парень, который пришел в наше время из будущего еще ребенком, но он ничего конкретного не может сказать: ни о каких машинах времени из своего грядущего. Есть у них, даже первобытная девчонка. Она говорить не умеет, а только мычит. Пленники дали ей соответствующее имя – Муля.

Небо, полностью очистившись от остатков облаков, постепенно темнеет, открывая взору такой близкий звездный мир. Уже совсем другие звуки и шорохи доносятся из призрачного леса. Ночь властно вступает в эту глухомань, не оставляя никаких надежд, заблудшему, сюда, путнику на спасение от ее мрачной свиты. Комары наполняют темноту звенящим гулом, угрожая до утра превратить любое теплокровное существо в высушенную мумию. Вальдемар, отяжелев от выпитого и съеденного, не желая больше отмахиваться от назойливых вампиров, уходит почивать в шатер.

Тихо и осторожно подходит к застолью Тонкиход. Уставший, понурый, он держит в руке свою рубаху, связанную в виде мешка. На нем лишь куртка, прикрывающая голое тело.

– Вот я новых раков наловил. Возле другого острова их полно, – виновато сообщает он. – Сейчас отварим свежатинки. Андрей, пойдем, подсобишь.

– Нет уж! Поезд ушел! – отнекивается парень. – Мы так, нахватались всего, всухомятку. Бросай своих раков! Присаживайся к столу, пленник времени.

Голодный рыбак набрасывается на яства и соки. Ему хватает одной минуты, чтобы полностью удовлетворить свой аппетит. Наевшись и успокоившись, Тонкиход становится прежним веселым балогуром:

– Когда перебрался на другой остров, я поначалу ожидал новых козней духов, но потом подумал, что мы приехали сюда и, как последние олухи, даже не соизволили поприветствовать и задобрить здешних духов. Вот и пришлось мне за всех вас просить прощения и благословления у них. Без сожаления снял с шеи и преподнес им в дар свою золотую цепочку. Воды озера приняли ее как мой искренний подарок и в знак дружбы открыли свои подводные кладовые. Я увидел на дне массу раков и тоже в свою очередь с благодарностью собрал дары. Так что теперь мы с духами озера будем в великой дружбе.

– Ну, ты череп! – восхищается другом Андрей, пряча лукавую улыбку. – Так все обустроил, в два счета. Мы бы об этом не догадались. А расскажи нам о Вратах Времени.

– Да я и не знаю что рассказывать, – вздыхает Тонкиход. – Все на меня наседают, спрашивают, а я даже не представляю, что это за оказия такая. Соврал бы, если б мог вообразить этот предмет, но ничего в голове моей не возникает. Все наши попытки их найти, сами знаете, чем закончились. Осмеяли нас всяко, лезут в душу со своими предложениями. Так нам хочется поскорее расстаться с этим опостылевшим временем, что уже психика наша не выдерживает. Захирели здесь – болеть стали. Потому и сбились с ног, ищем эти Врата. Но, я не могу понять, что они из себя представляют.

Вот детство свое в другом времени помню. Это яркие воспоминания. Я вижу свой средневековый город, высокие монолитные стены, реку, каменный мост. Чувствую запах прелой кожи в башмачной мастерской, представляю ее тусклый свет, идущий из маленьких оконцев. Вспоминаю лица прохожих и клиентов. Своих родственников не помню, наверно был сиротой. Сейчас и языка не вспомнить, видимо плохо на нем еще говорил. А вот, через какие ворота сюда попал, ни как вспомнить не могу.

– Но ведь это могут быть воспоминания о прошлой жизни твоей души, а не тела, перенесенного во времени, как ты думаешь? – спрашивает Пашка. – Мы все когда-то могли жить в другом теле. Моя жена тоже ярко вспоминает, что в далеком прошлом, в какой-то восточной стране, танцевала в роскошном дворце для господ. И ощущает, что судьба ее в том теле была трагична. Может и у тебя не прыжок во времени, а, просто, воспоминание о прошлом воплощении?

– А если у твоей жены способности к танцам?

– Она рассказывала, что мечтала стать балериной и в детстве любила танцевать, но не вышло из нее танцовщицы.

– Вот видишь! Она перевоплотилась в другое тело, не соответствующее прошлому опыту души. А я полностью перенес навыки башмачного дела в сегодняшнюю реальность. Свободно чиню любую обувь. И я не один такой. Пленники времени, нашедшие меня, настоящие жертвы обстоятельств, а не симулянты. Они страдают в этом времени, скучают по родным и близким, оставленным за вековой далью, и все их думы только об одном: как бы поскорее вернуться в свой временной отрезок. Каждый из них помнит момент появления в этой эпохе, и я помню все в деталях, но ворот там не было.

Тонкиход замер, уйдя весь в себя и пытаясь сосредоточить внимание на обрывочных воспоминаниях. Уловив какой-то яркий момент из далекого прошлого, он говорит:

– Помню как я шел вдоль высокой каменной стены, был день, в руках моих сверток, видимо, относил заказ. Вдруг вспышка и я несусь по тоннелю из мелькающих белых и черных полос, пока не увидел впереди яркий слепящий свет. Когда глаза мои привыкли к восприятию обстановки, в которой оказался, я увидел быстро меняющиеся картинки и сцены из чьей-то жизни. Как будто я маленький мальчик и вокруг меня такие же малыши. Потом вижу двух, совершенно незнакомых, женщин. Они бегают, суетятся вокруг меня и что-то кричат, трясут меня. Но я не понимаю, чего они от меня добиваются. Еще со мной разговаривал мужчина в белом халате, видимо, врач, но тоже ничего от меня не добился.

Так я и стал жить немтырём в новом, непонятном мне, месте, окруженный заботой этих женщин. Привыкая к ним, я стал понимать, что они – мои, здешние, мама и сестра. Потом осознал – в какой стране и в каком времени я нахожусь. Поначалу боялся приближаться к необычным предметам и приборам. Многого не понимал, например, откуда берутся люди и животные в телевизоре, но скоро догадался, что если выдернуть провод, то все исчезает, значит, они приходят по тоненькому каналу. Еще меня поразили железные гремящие кареты, движущиеся без конной тяги. Все вокруг было ужасно не привычным.

Меня долго лечили, таская по разным врачам, но толку было мало, и все решили, что с памятью я и разум потерял. В школу не ходил, потому что не говорил. Со временем стал понимать слова и развил способности в правильном их произношении, но так и не выучился читать-писать. Ну и что? – в моем времени без этого живут и не страдают. Я, ведь, не был глуп, и до всего доходил своим умом. К тому же, видел, что знания не мешают людям совершать массу глупостей и несуразностей. Мне порой кажется, что человек приходит в этот мир попить, поесть, испытать все ощущения, создать кучу проблем для окружающих и самоликвидироваться.

– Это ты попал в точку, – соглашается Пашка. – Как только встанешь на ноги и ощутишь самостоятельность, так и начинаешь в спешке брать от жизни все непотребное, думаешь, еще успею осуществить главное свое предназначение. А когда опомнишься, так уже поздно – сил нет на воплощение светлой мечты.

– А пленники времени тем и отличаются от вас, что знают важность своего присутствия в том или ином временном отрезке, что жизнь дана для воспитания своей души. Время их всех забросило в Сибирь, как суровое и благодатное место для очищения и просветления своих мыслей. Наш предводитель, Филарет рассказывал, как на таежном просторе постигал это новое жизненное пространство и как он собирал таких же горемык, наказанных временем.

Молодая луна, словно неведомый зверь, осторожно пробирается сквозь мачтовый сосняк, готовясь к прыжку в чистое звездное поле. Неисчислимые полчища комаров с неистовым упорством наседают на гостей, почувствовав их беззащитность. Одновременно десятки игл вонзаются в тело, вызывая нестерпимую боль и ярость, неспособную дать отпор. От этого нашествия не спасает никакая одежда, только дым тлеющих головешек немного отпугивает крылатых хищников.

Тонкиход, не желая быть съеденным, отправляется в шатер. Но Пашка решает ночь провести у костра. Получив за день такую порцию впечатлений, он понимает, что не уснет, так просто, и до рассвета его будут одолевать мысли, вопросы, эмоции. Андрею же такая ночевка в лесу под открытым небом – великая радость.

Перетащив все ближе к спасительному огню, облачившись в более плотные куртки и шапки, они лежат и смотрят на звезды, наблюдая как искры пламени, уносятся ввысь и гаснут в сиянии Млечного Пути. А из звездной бездны навстречу им врываются в ночную тишину светящиеся иглы, внезапно зажигаясь и так же затухая.

– У меня в Екатеринбурге остался такой же взрослый сын, – заводит разговор Пашка. – Только мы не живем вместе. Я оставил семью и мотаюсь, не находя себе места из-за своих мыслей. Все чего-то пытаюсь себе доказать.

– Нас с матерью отец тоже бросил, – поддерживает тему Андрей, подбрасывая дрова и запуская в небо новый столб искр. – Но я на него не обижаюсь. Наверно для его больших дел нужна другая женщина, а не моя мать. Он мне рассказывал о какой-то теории, которую разработал его друг, что она может перевернуть всю мировую науку. Но я в это не очень-то верил. Теперь вижу, что такой человек на самом деле существует. Это действительно ты придумал, как можно изменять пространство?

– Я такой же, как ты, молодой был, любопытный. Хотелось объять и понять всю природу, разгадать, как она устроена и как смогла развиться до такого удивительного совершенства и богатства форм. С неудержимой страстью и великим упорством я думал об этом каждый день, и на меня снизошло озарение: удалось объединить все многообразие природы в единую картину-карту, куда вплелись, как нити в полотно, все мировые идеи.

В моей огромной стройной панораме эволюции, в виде линий, спиралей, ступеней, квадратов уместились все составные части микро и макро миров. Я разложил их по полочкам, как когда-то Менделеев разобрал по порядку химические элементы. Сама же периодическая таблица занимает в моей карте одну маленькую клеточку. Так и дарвиновская эволюция жизни получила свою линию развития в движении мировых процессов.

В картине, словно в волшебном зеркале, отразилась бесконечная глубина мироздания. В ней можно увидеть то, что было за триллионы лет до рождения Вселенной, как устроены элементарные частицы и более глубинные вещи.

Но этого мне было мало. Я искал ответ на вопрос: почему все эволюционировало так, а не иначе? А во всем виделась общая закономерность. И я понял, что это есть единый механизм эволюции, сложный, но изящный, как и все в природе. Этот механизм позволяет разрешить величайшее противостояние науки и религии, увидеть истину в спорах материалистов с идеалистами, вывести из тупика многие научные теории.

Еще в юности, я сформировал свой образ мышления, отличающийся от общепринятого мировоззрения. Но меня постоянно мучило сомнение: прав ли я, не плод ли это моих юношеских фантазий, почему, до меня, ни кто этого не сделал? Так всю последующую жизнь сам и критиковал, и защищал собственную теорию.

Но время и новые знания все больше подтверждают правильность моих взглядов. Механизм эволюции удивительно универсален и дал жизнь новым теориям, еще более фантастическим, объясняющим тонкости развития живой материи и паранормальные явления во всем их многообразии. Эволюционный механизм раскрывает тайну человеческой души и ее составные элементы. Мое мировоззрение частично передалось и друзьям. То, что делает твой отец – это практическое развитие одного из элементов механизма эволюции.

– А что, на твоей карте вся Вселенная уместилась? – пытается представить Андрей.

– Вселенная – это песчинка на карте мироздания! Она не является началом начал, а всего лишь этапная ступень формирования ядерной структуры материи. И этот звездный мир не единственный. Существуют и другие, еще более экзотические, Вселенные, со своими неповторимыми свойствами.

– А что было до Вселенной?

– Море Дирака! – возвышенно произносит Пашка. – Это великая электронная среда. На ее бескрайних полях и разыгрывается вся история светлой материи.

– Я, все-таки, не могу представить расстояние в миллиарды световых лет. Это невообразимо.

– А ты попробуй уменьшить эти расстояния до обычного земного предмета. Представь нашу галактику в виде домашнего тапочка. Тогда самая далекая, обнаруженная галактика, то есть другой тапок, будет находиться, примерно, в сорока километрах отсюда. Попытайся его разглядеть на таком удалении. Ни в какой бинокль не увидишь. Но эти чудовищные расстояния – мизерны для Моря Дирака.

Они еще долго обсуждают устройство мира, глядя на мерцающие в космической дали звезды, на огненные стрелы случайных космических странников. Андрея все больше захватывают Пашкины рассказы, резко отличающиеся от общепринятых представлений.