1
Меня донимала совесть. Получалось, что все это время я, наделенный особыми полномочиями, командированный в Градинск для беспощадной, бескомпромиссной борьбы с местным криминалитетом, прятался под крылом у прокурорского следователя Сумарокова. Вместо того чтобы вести разведку боем, как образно выразился собаковод Никитич, я размышлял, анализировал, разглядывал какие-то следы и допрашивал налогоплательщиков, занимаясь поиском чемодана с долларами с таким усердием, как будто он был моим собственным. Все бы ничего, если бы у меня была уверенность, что я на правильном пути и рано или поздно (в этом втором случае все равно не позднее тридцатого) я сумею ответить на вопрос: «А был ли мальчик?» — и посадить этого мальчика за решетку. Короче, я чувствовал себя так, как чувствовал бы «кавказец», выращенный в питомнике Никитича, если бы его заставили ловить мышей.
В то же время, как я должен был действовать, не погрузившись в должной мере в обстановку? Выйти на площадь имени Джима Колоссимо с пулеметом «миниган» на плече и спросить: «Кто тут у вас босс?» Побеседовав со своей совестью часа полтора после душа и вечернего чаепития, я пришел к выводу, что причина моего душевного дискомфорта — разница во времени, точнее — ритмическое несоответствие рутинной милицейщины моему привычному состоянию. Процесс рекогносцировки на местности необходимо было ускорить, окунувшись в гущу невидимых глазу событий (на дне я уже побывал, опустившись ниже уровня городской канализации по стволу заброшенной шахты). Так как проявление инициативы здесь считалось наказуемым деянием, я позвонил Сумарокову и, вкратце изложив причины своих намерений провести ряд самостоятельных оперативных действий, заручился его поддержкой.
Вспомнив слова почетного вожака волкодавов «Попробуй у них кость отнять», вырванные из контекста повествования о питомцах, я выбрал их своим девизом и решил попробовать.
Повторив маршрут, по которому мы с Кифой следовали в первый день моего пребывания в Градинске, я остановился напротив отеля «Парус» — средоточия зла и злачного места одновременно, смотря из какого окопа на него смотреть. Здесь собирались шлюхи и сутенеры, причем шлюхи валютные, дорогие — в отеле жили иностранные моряки; здесь торговали гашишем, метаквалоном, «марками», «дурью», а значит — это было главным, что определило место моей парковки, — сюда в первую очередь должны были нагрянуть коллеги, опять же, по словам Кифарского, собиравшиеся провести широкомасштабную операцию по отлову барыг.
Наконец, по показаниям толстосума Онуфриева, именно в «Парусе» происходила его встреча с заморским гостем из суверенной Украины Терещенкой, а взаимоотношения двух воротил российского и украинского бизнеса не могли не представлять интереса: участие в сближении коммерческих структур — дело каждого добропорядочного сотрудника правоохранительных органов (впрочем, недобропорядочного тоже).
С любопытством наблюдая за красивыми девушками по цене сто долларов за штуку, наслаждаясь песнями воров с подголосками «опущенных» в исполнении шестиконечных звезд российской эстрады Гарика Кричевского и Миши Шуфутинского, доносившимися из открытых окон одноименного с отелем ресторана, я мысленно возвращался к событиям истекающего дня, который начался для меня в десять утра со звонка Володи Сумарокова.
ГРАДИНСК
СТАРШЕМУ СЛЕДОВАТЕЛЮ ГОРОДСКОЙ ПРОКУРАТУРЫ
СУМАРОКОВУ В С
ОПЕРАТИВНАЯ СПРАВКА
НА ВАШ ЗАПРОС СООБЩАЕМ ЧТО ГАЙДУКОВ С В ОСУЖДЕННЫЙ ПО СТ 109 УК РФ СРОКОМ НА ТРИ ГОДА ОТБЫВАЛ НАКАЗАНИЕ В ИТУ 111-А СО 2 МАРТА 1992 Г ПО 14 ФЕВРАЛЯ 1995 Г ИЗ ПРИЛОЖЕННОГО ВАМИ СПИСКА ЛИЦ ЗА ЭТОТ ПЕРИОД В ОЗНАЧЕННОМ УЧРЕЖДЕНИИ НИКТО НЕ НАХОДИЛСЯ ИНТЕРЕСУЮЩИЙ ВАС КОНТАКТ МОГ ИМЕТЬ МЕСТО В НОВОЧЕРКАССКОЙ ПЕРЕСЫЛЬНОЙ ТЮРЬМЕ С ФРАНЧЕВСКИМ С А /ФРАНК/ ОСУЖДЕННЫМ ПО СТ 77 УК РФ И ОТБЫВАЮЩИМ НАКАЗАНИЕ С 30 ИЮЛЯ 1989 ПО 28 ИЮЛЯ 1996 Г
ЗАМ НАЧ ОПЕРАТИВНОГО ОТД ГУИНА МВД РФ ПОЛКОВНИК /ПОЛОЗОВ Г Ф/
— Итак, Веня, пришла пора собирать камушки, — потирал руки довольный Сумароков. — Все наши версии летят в тартарары! Губарский к хищению не причастен, отпечатков его на винтаре нет, его контакты с Франком ничем не подтверждаются. А теперь подумай и скажи: на кого работал Франк?
— Получается, на Гайдукова? Только очень странно: этот безобидный Давид-строитель, загремевший к хозяину по недоразумению — за «умышленное менее тяжкое телесное повреждение», нанесенное пивной кружкой претенденту на продавщицу овощного магазина, подчинил себе некогда встреченного в тюрьме рецидивиста, «чалившегося», ни много ни мало, по 77-й — за бандитизм. А не наоборот, как того требует элементарная логика.
Володя вдруг зажмурился и, скорчив брезгливую гримасу, замахал руками:
— Полный бред! Веня, ты переутомился. У тебя мозг стал работать в обратном направлении… — Зазвонил телефон, он схватил трубку и стал быстро записывать что-то синим карандашом. — Называй!.. Так… так… так… А вот это интересно!.. Это нас устраивает. Да… да… так… Сейчас направлю… нет, я сам туда приеду… За кем?.. Понял, спасибо! Нет, не уверен, но почти… Есть, есть основания… Пока! — Он положил трубку, на радостях стрельнул ладонью по столу и стал гарцевать по кругу, как цирковой конь. — Так!.. Совсем все наоборот, Веня. Совсем!.. Бедный, несчастный зек, которому некуда деваться с кейсом рецидивиста на том месте, где ты проделал отверстие диаметром девять миллиметров, освободившись, разыскал кореша, с которым познакомился на пересылке. Этот «безобидный Давид-строитель», благородный рыцарь, вступившийся за честь невинной зеленщицы, ко времени их встречи уже состоял в банде уголовного авторитета Шороха: зная, что Гайдуков работал взрывником, тот привлек его для диверсии на автовокзале в январе месяце. Как нам известно, автовокзал находится на границе владе-ний Шороха и покойного Зайчевского и до смерти последнего был одним из камней преткновения в их разборках. «Коготок увяз — всей птичке пропасть»: аванс Шороха, потраченный на встречу Нового года в кругу семьи, Гайдуков отработал, получил вознаграждение. Дальше было хищение оружия в «Зодиаке», накопление арсенала, оборудование тайника и многое другое, что еще предстоит раскрутить. И наконец пробил час Зайчевского. Может быть, Заяц скакал бы по жизни еще очень долго, но тут представился случай: освободился Франк, который в конце семидесятых больше был известен как чемпион Советского Союза по биатлону, мастер спорта СССР Степан Франчевский. Он приехал, по показаниям Галины Гайдуковой, к ее брату. Вместе они выпили, вспомнили встречу на пересылке, и состоялся промеж ними такой примерно разговор: «А не одолжишь ли ты мне, любезный друг, немножко денег на первое время? — попросил Франк. — Заработаю — верну». «Где же ты собираешься работать?» — поинтересовался Гайдуков. «Пока не знаю, ищу. Может, у тебя на примете что-нибудь есть?» — «Может, и есть. Все зависит от того, что ты делать умеешь». «Да что я умею-то? — задумался Франк. — До двадцати пяти лет был спортсменом, занимался биатлоном. Потом загремел за фарцу, и пошло-поехало». — «Биатлоном, говоришь? — заинтересовался Гайдуков. — Это что, на лыжах, что ли, катался? Н-да, у нас тут юг, снега нету». — «Ну, почему же на лыжах? Биатлон — это, брат, лыжная гонка со стрельбой из винтовки на определенных рубежах». «Да что ты?! — обрадовался Гайдуков. — И ты что же, стрелять не разучился?!» — «А что, есть мишень?» — смекнул Франк. А потом они уехали в город, откуда Гайдуков, по показаниям все той же Галины Валентиновны, вернулся навеселе. Не думаю, что в поселке Южном не нашлось водки — скорее всего ездили они туда к Шороху, где вчерашний бандит с учетом его снайперского прошлого получил работу киллера… Опустим сейчас подробности охоты на Зайца — факт, что с испытательным задани ем Франк справился, получил гонорар, но жадность фраера сгубила: на дно он не залег, а позарился на гонорар, обещанный в случае успешного киднеппинга. На смену винтовке пришел пистолет Макарова, который он опробовал вначале на Кубацком, потом хотел — на тебе.
Я воспользовался паузой в его пространном, хотя и не лишенном смысла монологе.
— Здорово! — поаплодировал ему. — Ну просто никто не скажет, что тебя там рядом не было. Ни Гайдуков, ни Франк, ни Кубацкий, ни Заяц… А про Шороха — это ты зря. Не знал он никакого Гайдукова. Сестра видела? Ну и что?.. В его «ауди» цвета «металлик» еще двое были, вот один из них и порекомендовал ему хорошего каменщика для строительства дачи. Кто именно — сейчас он не помнит. И все! А что до Франка, так он о нем слыхом не слыхивал. Так что версия твоя очень стройная, актерский талант твой я оценил, но больше ты ни перед кем не выступай: засмеют.
Володя усмехнулся.
— Да это я так, Веня. Паузу заполнял. — Посмотрел на часы. — Звонка, понимаешь, жду. От тех, кто эту мою смешную версию подтверждал, покуда ты сны досматривал…
Снова зазвонил телефон.
— Ну вот! — Он схватил трубку. — Да, Леня, говори!.. (Я понял, что звонил Максимов.) Есть?! А письменное когда?.. Еще анализы?.. Так что я должен здесь делать, по-твоему, сидеть и ждать… а прокурор эту санкцию даст?.. На себя он берет! Ты ему об этом скажи… Нет, ну ты хитрожопый: идти-то к нему мне, а не тебе!.. С чем, едрена вошь, с пустыми руками? «Честное слово»!.. Это хороший аргумент, конечно… Ладно, дуй в НТО, Ваня пусть останется и никого не подпускает на пушечный выстрел. Кто подойдет — пусть стреляет на поражение, все!.. Мы выезжаем!
Володя посмотрел на меня так, как, наверно, смотрел Наполеон на тех, кто приносил ему ключи от осажденных городов.
— «Москвич» нашли, Веня. Тот самый. Анализа масла еще нет, но в протекторе Славик не сомневается.
Я-то полагал, что поиск транспортного средства, использованного бандитами уже в двух преступлениях, затянется на неопределенное время, если вообще не завершится работой водолазов.
— Как нашли? — спросил я с демонстративным равнодушием, стараясь не уронить достоинства. Хотя признание следовательской версии прозвучало в самом вопросе. — Как — это я тебе по пути расскажу. Поехали!
2
К началу одиннадцатого пир в «Парусе» разыгрался вовсю — даже Шуфутинский на компакт-диске охрип. Милиция не появлялась, если не считать одного передвижного наряда ППС во главе с молодым лейтенантом: четверо в форме сидели в освещенном салоне «канарейки», поддерживая связь с оперативным дежурным по рации, и, по-моему, перебрасывались в картишки.
За сорок пять минут пассивного наблюдения я ничего особенного не заметил. К нескольким парням, прохаживавшимся у ресторана, подходили клиенты, но чем те торговали — шлюхами или «дурью», — понять никак не удавалось. Видимо, сделки происходили там, внутри, в недрах этого фешенебельного отеля, напичканного охраной; соваться туда без знания обстановки было не столько небезопасно, сколько бессмысленно.
Если эта шпана приторговывала наркотиками, вряд ли кого-нибудь удалось бы схватить с поличным: на руках мелких торговцев обычно не больше одной-двух доз, держат они их между пальцами или во рту — в случае малейшей опасности успевают выбросить, выплюнуть или проглотить. Где они берут товар — спрашивать тоже бесполезно, — они не скажут, потому что знают, как правило, только одного человека, который им этот товар поставляет, — и все. На поверку все они хлипкие — дерьмо, пена. Так что если бы я даже был уверен, что в кармане кого-нибудь из них окажется «шарик», выходить из машины — себе дороже. Что касалось проституток — я ведь не полиция нравов, к тому же здесь свои правила игры: какая-нибудь девочка могла оказаться поставщицей «оперативной информации» Турбина и пасти иностранца под прикрытием переодетых агентов. Свяжешься с местным УФСБ, поломаешь им операцию — ну их!..
Из гостиницы вышла подвыпившая компания. Сопровождая комплименты дамам отборной руганью, мужики стали свистом подзывать такси. Одной паре повезло, притормозила «волга» и забрала их под улюлюканье остальных. Двое парней, прикурив, вразвалку подошли ко мне.
— Шеф, на Бессарабку не подкинешь? — пьяно икнув, спросил один из них.
— Не подкину, — пообещал я.
— А если я тебе забашляю?
— Тогда подкину. Но только завтра.
— А если я тебе по рогам надаю? — силясь навести фокус на номер моих «жигулей», высказал другой интересную идею.
— Тогда точно не подкину, — сказал я. — Как же я поеду с больными рогами?
Чего мне не хватало в жизни, так это общения с подобным маргинальным элементом: на бандитов они еще не походили, а на людей — уже не походили.
— Ладно, ну его в… — выругался соратник агрессора. Тот на прощание собирался плюнуть в меня, но собирал слюну так долго, что я успел закрыть окошко.
Способы проучить его в моем арсенале имелись. Один из них заключался в том, чтобы протянуть ему руку дружбы. А потом защелкнуть на его запястье «браслет», прикрепленный к рулевому колесу. И поехать кататься по городу. Как правило, через два квартала бегущий рядом с машиной обещает очень большую сумму даже за очень маленькую остановку. (Иногда через три квартала — все зависит от того, с какой скоростью ехать.) Если выжать километров тридцать в час, то пьяные очень быстро трезвеют и в большинстве случаев перестают употреблять спиртное на всю оставшуюся жизнь. Многие, говорят, записываются в легкоатлетические секции.
На мое счастье, на площадь въехала машина, и они тут же переключились на нее, избавив меня от необходимости расходовать бензин на оздоровительные цели.
Машина въехала правыми колесами на тротуар и затормозила у самой нижней ступеньки парадной лестницы. Она оказалась «мерседесом-600» красного цвета, а ее водитель — еще менее сговорчивым, чем я: через две секунды пьяные любители ночных автопрогулок отскочили от иномарки на расстояние действия газового баллончика, воссоединились со своими дамами, поджидавшими их у входа, и решили пройтись пешком.
Из «мерса» вышел очень стройный, симпатичный молодой человек в темных, несмотря на такое же время суток, очках. Его спутником оказался мужчина, от природы стесненный в выборе транспортных средств: во всяком случае, в мои «жигули» он бы не поместился, при том что во мне самом метр девяносто пять и центнер пока живого веса.
К нарушителю правил парковки спешил лейтенант: респектабельный вид парня сулил наживу. Громила дожидаться блюстителя не стал, отправился вверх по лестнице занимать столик в ресторане.
Подойдя к молодому человеку, лейтенант отдал честь, тот лениво протянул ему руку. Коротко переговорив о чем-то, они разошлись в разные стороны: блюститель порядка вернулся в «канарейку», фраер же подошел к одному из мелкооптовиков, тот подозвал еще двоих. Я видел, как они давали ему что-то, а он рассовывал это «что-то» по карманам, потом угостил их сигаретами, но те прикуривать не спешили, а спрятали презенты и разошлись, после чего общительный молодой человек исчез за стеклянной дверью ресторана.
За исключением лейтенанта и этих троих, никто из многочисленных посетителей, шлюх, сутенеров, просто прохожих не проявил к владельцу шикарного авто ни малейшего интереса. Не обратил бы на него внимания и я, если бы не узнал в нем человека, неделю назад перепутавшего меня с козлом: узнал сразу, несмотря на дурное освещение и расстояние, разделявшее наши машины. За ошибку на АЗС я зла на него не держал — кто знает, как выглядит мир сквозь стекла его очков, к тому же козел не такое уж плохое животное. Но его знакомство с лейтенантом и теми, кого лейтенант со товарищи упорно игнорировали (а возможно, и охраняли), пробудило во мне любопытство.
Я достал из кармана пачку соленых орешков и решил дождаться незнакомца, строя догадки и предположения, кто он: сотрудник милиции, рэкетир, директор или просто постоялец гостиницы. Вдруг мне повезет, и он окажется хорошим парнем, не имеющим никакого отношения к делу, которое сегодня сдвинулось с мертвой точки нашими с Сумароковым стараниями…
Из одиннадцати «москвичей-2141» темно-желтого цвета, зарегистрированных в Градинской ГАИ, Сумароков резонно остановил выбор на машине, числившейся за ЧОП «Зодиак». На его месте так поступил бы каждый.
Машина стояла на колодках в боксе автомастерских ЗАО «Мак» и, по показаниям завгара, в течение двух недель никуда не выезжала.
— Когда вы заканчиваете работу? — спросил Сумароков.
— В пять. Иногда раньше.
— А позже?
— Бывает. Когда что-то срочное.
Мы беседовали в конторке завгара, из окошка которой виднелся «москвич». Возле него прохаживался незнакомый мне милиционер; Ваню Ордынского Сумароков послал за начальником «Зодиака» Коноплевым.
Сам завгар — маленький юркий человечек в спецовке, выполнявший обязанности начальника автореммастерских по совместительству, — был буквально придавлен к стулу то ли от страха перед внезапно нагрянувшими сотрудниками не самых приятных ведомств в его мирное заведение, то ли от того, что был таким от природы. На вопросы он отвечал охотно, всем своим видом выражая недоумение, возмущение и готовность способствовать скорейшему улаживанию сего недоразумения.
— Заказы вы принимаете от организаций или от частных лиц тоже? — поинтересовался Сумароков, словно хотел поставить на халяву свой «порше».
— Мы вообще заказов не принимаем, — смутился завгар. — То есть частным образом, конечно… Если есть свободное время и место в гараже… А так — обслуживаем технику ЗАО, в основном — грузовики, спецмашины, погрузчики…
— Что значит «свободное время»? После пяти?
— Да, то есть… я не возражаю, если кто-то из автослесарей попросит ключи и останется поработать. Кормиться-то нужно.
«И тебя подкармливать», — поняли мы.
— Этот «москвич» тоже частный заказ?
— Нет, почему же. Этот — нет. «Зодиак» осуществляет охрану складов акционерного общества «Мак», а заодно и за нашими гаражами присматривает, мы ведь на их территории.
— Хорошо, Петр Евгеньевич. Вы подтверждаете, что «москвич» был сдан в ремонт второго августа?
— По документам так.
— А на самом деле?
— На самом деле — не знаю, я только позавчера, двенадцатого, из отпуска вернулся. Ремонтом «москвича» занималась бригада Тихонова.
— Машины, которые находятся в ремонте, могут покидать территорию? Например, для обкатки?
— Не могут. Ни теоретически, ни практически: пропускной режим, охрана не выпустят. Обкатываем на территории.
— Пригласите, пожалуйста, Тихонова.
Через несколько минут завгар вернулся с хмурым седобровым толстяком, перемазанным мазутом и, видимо, не выспавшимся после вчерашнего возлияния: запах бензина от ветоши в его руках с трудом перебивал перегар.
— Садитесь, Тихонов, — кивнул Сумароков на скамью вдоль фанерной стены конторки. Тихонов принял предложение с удовольствием. — В чем состоит неисправность «москвича»?
Он поднял на следователя глазки в томате.
— Не-исп-правнысть?.. Ы-ы… ну, там у него, это… в аварию маленько попал.
— Поточнее,
— Р-радиатор помятый, масло текет… че еще?..
— Откуда масло течет?
— С коробки гонит, едрен корень. Я перебрал, а оно все текет.
— Сильно?
— Не так чтобы… ездить можно, но не нужно.
— Когда вы получили заказ?
— М-м… давно. Неделю… не, больше… Ну, там, в журнале…
— Я знаю, что в журнале. Я у вас спрашиваю. Напрягитесь. Или нужно пивка попить?
Тихонов сообразил по его тону, что общими фразами отделаться не удастся, и постарался сосредоточиться — аж пот на лбу выступил.
— Второго… августа.
— Точно помните?
— Пятница была. Мы с Бердашом нарезались, он выставлял. — Кто?
— Ну, водитель ихний, Бердашкевич. Который этого «москвича» пригнал.
Володя глянул на меня; взгляд его выражал недоумение.
— Значит, со второго числа машина из гаража не выезжала?
— Канешна нет.
— Уверены? Тихонов развел руками:
— Канешна нет.
— Прекратите! Что вы комедию ломаете, Тихонов? — повысил голос следователь против своего обыкновения. — Что значит «конечно, нет»? Вы уверены в том, что машину никто не брал?
— Не уверен. Я свою работу заканчиваю в пять. Может, кто потом и брал, мне откуда знать. Я лично не выезжал.
Сумароков строго посмотрел на завгара, тот опустил глаза и переминался с ноги на ногу.
— А вот Петр Евгеньевич говорит, что выезд исключен. «Практически и теоретически». Как?
— Нет, ну, если только с ведома охраны… — попытался оправдаться завгар.
— Или кто-то из охраны, да? Бывало такое?
— Мне неизвестно.
— Хорошо. Сейчас машина в исправности?
— В исправности. Только масло еще чуть капает, коробку еще раз придется перебирать, — стал приходить в себя бригадир слесарей.
— Когда вы закончили ремонт?
— Ну, дня через три… да, во вторник радиатор запаяли, отрихтовали капот… В общем, в среду. В четверг покрасили,
— Восьмого?
— А че это было у нас?.. Ну да, наверно, восьмого.
— Во вторник она могла ездить?
— Чего ж нет? Бердаш в тумбу вписался, помял не сильно, только что дырку в радиаторе арматурой сделал. А когда радиатор поставили, я сам во дворе пробовал, нормально шла.
— А коробка?
— Коробка и раньше подтекала, болезнь у них с коробками. Это заодно посмотреть просили, в прейскурант не входит.
— Что же вы не посмотрели до сих пор? Глазки в томате смущенно опустились.
— Так не платит никто. Обещался Бердаш рассчитаться, а сам не появляется. И машину не забирает.
Володя вздохнул:
— Бердашкевич находится под стражей. Так что если он вам заплатит, то очень не скоро. «Москвич» пока не трогать.
В конторку заглянул Ваня, кивнул: «Есть!» Сумароков торопливо записал что-то в блокнот, попросил завгара и Тихонова выйти.
— Ну как? — загадочно посмотрел на меня, когда мы остались одни.
— «Зодиак» выворачивать надо. Эту банду под прикрытием частной охранной фирмы.
— Я не о том. До сих пор расклад был другим, мы считали, что Забаров и Бубенец работали на Зайчевского; Франк и Гайдуков — на Шороха. Как оказалось, безработный таксист Бердашкевич, которого ты задержал в «ниве» вместе с Франком, калымил на «москвиче» «Зодиака». А значит?..
— Значит, все они заодно. Я же говорю: банда!
— И никакой Зайчевский за Ардатовыми Забарова с Бубенцом не посылал. Они знали, что Бердашкевич с Франком на «москвиче» поехали кончать Зайчевского, и дали показания против заведомого покойника. Давай сюда Коноплева!..
Ваня ввел широкоплечего лысого мужчину с загорелым лицом. Он был одет в спортивную куртку с эмблемой «ади-дас» и обут в кроссовки. Коноплев неожиданно подошел к Сумарокову и протянул ему широкую мозолистую ладонь, что могло свидетельствовать о каратистской «набивке». Седина и лысина придавали ему солидности; будь на нем костюм и галстук, вид у него был бы весьма интеллигентный, но манера одеваться, так же как и вести себя, говорила о пренебрежении к общественному мнению, основанном на наглой самоуверенности.
— Здоров, Сурок, — свысока посмотрел он на следователя и, дождавшись ответного рукопожатия, развалился на стуле.
— Привет, — смутившись, ответил Володя едва слышно и перелистал ненужные бумаги на столе завгара.
О Коноплеве он мне ничего не рассказывал. Тон директора ЧОП, это пренебрежительное «Сурок», очевидно, производное от фамилии СУмаРОКов, не предвещали ничего хорошего.
— Ты зачем этого лоха за мной посылал? Позвонил бы, я бы сам к тебе приехал — с бутылкой и закуской.
Володя выдержал паузу. Я почувствовал его растерянность.
— Это не лох, гражданин Коноплев, — пришел я следователю на помощь, — а сержант милиции Ордынский.
— Да ну?! — снизу вверх посмотрел на Ивана Коноплев. — А ты кто такой?
— Не «ты», а «вы», — поправил я его, чувствуя, что заки паю, как чайник. — Я инспектор РУОП майор Вениаминов. А это — старший следователь прокуратуры Сумароков Владимир Николаевич. Запомнили?
Коноплев оказался не из тех, кого можно смутить. Закинув ногу на ногу, он сцепил на колене пальцы и улыбнулся:
— А если нет, то что?
— А если нет, то мы можем перенести нашу беседу в другое место.
— Да? И куда же, если не секрет?
— Ладно, хватит, — пришел наконец в себя Володя. — Посмотрите в окошко, Артур Леонидович. Это ваш «москвич»?
Коноплев и не думал поворачивать головы.
— Не мой, — заверил с усмешкой. — Нет у меня «москвича». «Жигуль» есть, «девятка». А в чем дело?
— Я обращаюсь к вам как к директору ЧОП «Зодиак», по документам эта машина принадлежит вашему предприятию. — Ну?
— Да или нет?
— Слушай, Сурок, не надо со мной «ля-ля». Говори, чего звал. У тебя проблемы? Уладим!
Володя начинал терять спокойствие.
— Я повторяю вопрос…
— Да не повторяй, не тужься. Наша тачка, сам ведь знаешь, зачем спрашиваешь?
— Спрашиваю в порядке ведения протокола. Вы, гражданин Коноплев, служили в следственном управлении Комитета госбезопасности и прекрасно знаете форму допроса свидетеля.
Тирада явно предназначалась для меня. Я все понял.
— Да, гражданин следователь, — продолжал ерничать Коноплев, впрочем, заметно остепеняясь. — Машина числится за моим частным охранным предприятием «Зодиак» и со второго числа находится в ремонте.
— Кто водитель?
— Нет водителя. Был — уволился.
— Вы прибегали к услугам частных лиц?
— Прибегал.
— А именно?
— Иногда ездил сам, иногда — мой сосед Генка Бердаш-кевич. Парень работал таксистом, машины знает.
— Кто еще?
— Кто?.. — Коноплев сделал вид, что вспоминает. — Вроде больше никого. По крайней мере, мне неизвестно.
— А где сейчас находится ваш сосед, вам известно? Коноплев выразительно вздохнул: все, дескать, под Богом ходим.
— А инспектора охраны Забаров и Бубенец?
— Там же.
— В чем они подозреваются, вы тоже знаете?
— В рэкете вроде.
— Кто вам об этом сказал?
— Да меня ведь уже допрашивали, Владимир… как тебя… Васильич?
— Николаевич, — подсказал Ваня Ордынский.
— Да. Следователь Васин из угро, так что не вы, как говорится, первый. А потом, я ведь грамотный, газеты читаю.
Володя достал из папки бланк протокола, медленно отвинтил колпачок авторучки и минуты три-четыре корпел над «шапкой».
Коноплев за это время дважды посмотрел на часы.
— Вы выезжали на «москвиче» за ворота территории мастерских? — спросил он, не отрываясь от несвоевременной писанины, а возможно, прячась за нее.
— Я? Нет!
— А Бердашкевич? У него есть доверенность?
— Доверенность я ему оформлял, а выезжал или нет — это вы у него спросите.
— Кто-нибудь еще мог воспользоваться «москвичом»?
— Мог, конечно.
— Например?
— Например, любой рабочий мастерских. После семнадцати — охранники.
— Но ведь это запрещено?
— Само собой. Строго. Если такой факт будет установлен — ты мне только скажи: выгоню к чертовой матери, еще и платить заставлю.
— Сколько человек осуществляет охрану территории?
— Днем — двое, ночью — четверо.
— Кто дежурил в ночь с шестого на седьмое августа?
— Я на память графика дежурств не учил, нужно — пойди на пост и посмотри в журнале. У меня двадцать два объекта и сто двадцать охранников… А теперь — позвольте мне откла няться, граждане начальнички, все, что я знал, — сказал, добавить мне нечего.
— Кланяться будете позже, а сейчас пройдемте на пост и вместе посмотрим график дежурств. Возможно, у меня к вам будут еще вопросы. Да и показания ваши нужно оформить протоколом, так что придется задержаться.
— И все?
— Не совсем. Потом мы получим заключения дактилоскопической экспертизы. Если в салоне «москвича» будут обнаружены отпечатки пальцев, принадлежащих кому-то, кроме Бердашкевича, уж не обессудьте — мы будем вынуждены снять ваши для идентификации.
— Похоже, ты меня в чем-то подозреваешь, а, Сурок? — ни с того ни с сего подмигнул Коноплев.
— Что делать, — терпеливо застегнул Володя «молнию» на папке. — В ночь с шестого на седьмое августа был убит некто Геннадий Зайчевский. Слышали о таком?
— Ну как же! — усмехнулся Коноплев. — Если кто в этом городе скажет, что не знает Скока, можешь смело предъявлять ему заведомо ложные.
— Вот-вот. А девятого было совершено новое преступление, в результате преступники завладели крупной суммой денег в валюте. Два человека убито.
— И об этом читали.
— Конечно, Артур Леонидович. Оба преступления были совершены при участии ваших сотрудников — Бердашкевича…
— Не надо «ля-ля», — снова перешел на фамильярный тон Коноплев, помахав указательным пальцем, — он не мой сотрудник.
— Допустим. А Забаров и Бубенец — ваши?
— Они, что ли, валюту похитили? — безразлично спросил Коноплев.
— Кто?
— Ну, эти… Заборов с Бубенцом?
— Валюту похитили девятого, Артур Леонидович, — спокойно уточнил Сумароков. — Забаров с Бубенцом в это время уже находились в следственном изоляторе.
— А-а… ну да, ну да. Мне-то какое до этого всего дело? Я, что ли, их туда направлял?
— Куда?
Коноплев поморщился:
— Фу-у!.. Ну не надо, не надо, Сурок! Кого ты на понт берешь?
Я на секунду представил, что вот так же он вел себя в своем кабинете в КГБ с подследственными.
— Я не «беру вас на понт», гражданин Коноплев. И обращайтесь ко мне, как положено! Мы не в банде… Так вот, я продолжаю. В обоих преступлениях был задействован «москвич», принадлежащий вашей фирме. В качестве орудий убийства преступники использовали ранее похищенные из оружейного сейфа вашего же предприятия снайперскую винтовку и пистолет Макарова. В том и другом случаях обвиняются ваши сотрудники. Достаточно фактов, чтобы получить основание на допрос директора «Зодиака»?
Коноплев напрягся. Былая невозмутимость таяла на глазах.
— По поводу пропажи оружия я уже давал показания, — произнес он, тщательно выговаривая слова. — О том, что его нашли, мне ничего не известно. Что касается машины, она со второго числа сего месяца находится в ремонте. А сотрудники… При найме на работу соблюдением ими Христовых заповедей я не интересуюсь. Судимых на работу не принимаем, освидетельствование наркологом и психиатром они проходят на медосмотре в поликлинике МВД. Хищение на охраняемых объектах преследуется по закону.
— Нашли мы оружие, Артур Леонидович, — устало вздохнул Сумароков. — И то, что «москвич» с территории выезжал шестого и девятого, — доказанный факт. А вот зафиксировали ли это в журнале ваши сотрудники, мы сейчас проверим.
Я, Сумароков, Ордынский и Коноплев вышли из автомастерских и направились к КПП.
На улице было тепло, но ветрено; слышался шум морского прибоя; навстречу нам в направлении блестевших на солнце пакгаузов проехало два грузовика.
Охранник в пятнистом комбинезоне с кобурой и тонфой на широком офицерском ремне запирал ворота. Его напарник сидел в кирпичной будке с окнами во все стороны и, слушая музыку, ел борщ из широкого китайского термоса.
При виде своего начальника и Ордынского в форме он вскочил; мы с Володей были для него чем-то вроде бесплатного приложения.
На доске в полстены висели образцы пропусков: материального формы № 3, временного, разового и постоянного, а также нарядов и накладных. На столе лежала раскрытая книга ввозимых и вывозимых матценностей.
— Дай журнал, — не ответив на приветствие, потребовал Коноплев.
— Какой?
— Все давай!
Охранник вынул из ящика стола журналы — приема и сдачи объектов под охрану, помещений под сигнализацию и проверок несения службы.
— Вот, — нашел Коноплев нужную страницу. — Пост сдал… пост приняли Галиматдинов, Щукин…
— …Забаров и Бубенец, — усмехнулся Володя. — В чем никто и не сомневался.
В книге учета выездов-въездов транспортных средств «москвич» значился только второго числа: «Въезд. Автомастерские. Ремонт. Водитель Г.Бердашкевич».
— Дыры в заборе нет? — спросил Сумароков, перелистывая журнал проверок. — Можно выехать с территории, миновав проходную?
— Выехать нельзя. Через забор перелезть можно, — ответил за охранника Коноплев. — Только зачем рисковать? Охрана вооружена, таблички предупредительные по всему периметру висят.
Галиматдинов со Щукиным, согласно графику дежурств, заступали сегодня в ночную на объекте «парфюмерный завод».
— Ваша подпись? — ткнул Сумароков в строку: «Результаты проверки: замечаний нет. Нач. караульной службы…»
— Моя.
— Вы выполняете работу начкара?
— Шестого начкар Миляев был в командировке — старшим сопровождения груза. Я объезжал посты.
— На чем?
— На своих «жигулях», на чем же еще? — озлился Коноплев.
— Если верить этой записи, в двадцать три тридцать во время проверки все охранники были на местах. И «москвич» с территории не выезжал — отметки об этом нет по крайней мере. Так?
— Значит, так.
— За девятое число — также никаких отметок о выезде «москвича»… Интересно…
До двадцати часов вечера охрана объекта осуществлялась двумя инспекторами охраны: Галиматдиновым и Щукиным. Их сменили Зарецкий, Духанов, Ширяев и Гагин. Я видел «москвич» на трассе Градинск — Краснодар в районе девятнадцати часов. Уже свежевыкрашенным. Получалось, тот, кто был за рулем, выехал с территории с ведома дневной смены, вернулся — когда заступила ночная: все шестеро охранников видели, кто брал «москвич»!
— Автомастерские опечатываются? — спросил Сумароков.
— А как же, — придвинул к нему охранник книгу сдачи и приема помещений и складов под охрану.
И шестого, и девятого числа мастерские были сданы и опечатаны в семнадцать ноль-ноль!
Лопухнулся эксперт Максимов — понял я. Не тот «москвич»! Володя, верно, подумал о том же. Если же протектор и масло все-таки совпадут, придется допрашивать всех шестерых охранников, и на основании их показаний припирать к стенке Забарова и Бубенца.
Володя снова достал протокол и принялся записывать, изредка задавая уточняющие вопросы.
Я понял, что больше здесь ничего не произойдет: Коноплева придется отпускать, пока не будет заключения экспертизы.
Я вышел на улицу и побрел за территорию к стоянке. Бывший сотрудник ГБ, организовавший собственную охранную фирму, мне откровенно не понравился. Это, конечно, не аргумент для получения ордера на его арест. Но то, что они с Сумароковым были накоротке, могло не иметь значения, пока Коноплев привлекался в качестве свидетеля. Стоит ему перейти в ранг подозреваемого, и сработает 23-я статья УПК, согласно которой следователь, прямо или косвенно заинтересованный в исходе дела, подлежит отводу. Не была ли показная самоуверенность Коноплева основана на его искушенности в юридических вопросах? Интересно, что их связывает…
«Девятка» Коноплева стояла под навесом рядом с моей «синей птицей». Я покосился по сторонам. Второй охранник проверил пропуск у выезжающего с территории водителя грузовика с фургоном, затем потребовал открыть фургон и вместе с водителем направился к торцевой двери. Не думаю, чтобы он заглядывал в кузов каждой выезжающей машины, — скорее это было демонстрацией служебного рвения перед директором, но мне было на него наплевать: на несколько секунд я оказался вне поля его зрения.
Открыть дверцу любого автомобиля для меня — пара пустяков, особенно когда в кармане есть предназначенная для этой цели отмычка…
В «бардачке» Коноплева не было ничего интересного, кроме записной книжки. Она была испещрена фамилиями, адресами и телефонами, и для того чтобы в ней что-то найти, нужно было знать, что именно ищешь. Так как я готов к этому не был, то пришлось переснять несколько страниц миниатюрным фотоаппаратом в зажиме для галстука (галстук давно развязался, «зажим» я носил в кармане).
Грузовик все еще стоял, я услышал, как хлопнула задняя дверь фургона, досмотр был окончен, и охранник вот-вот пойдет к воротам.
Я положил блокнот на место, прощупал чехлы, заглянул под сиденья… Между передними сиденьями под свернутым лоскутом протирочной замши лежала компактная шестнад-цатиканальная станция «кенвуд», работающая в диапазоне от ста до пятисот двадцати мегагерц!
Лязгнули ворота, газанул дизель. На мое счастье, охранник встал по ту сторону грузовика, оставив мне еще несколько секунд — пока протянется за линию ворот фургон… Если бы все это происходило на переезде, да вместо фургона между нами проходил товарняк вагонов на семьдесят, то я бы, может быть, успел приспособить к этой игрушке миниатюрный передатчик телефонного перехвата, которым меня снабдили в НТО по распоряжению Коробейникова. Хорошо бы еще схему иметь… и паяльник. Но так как все это было утопией, мне ничего не оставалось, кроме как положить чужую вещь на место и сделать вид, что я не я и «девятка» не моя.
Это уже было серьезно! Может быть, более серьезно, чем все сумароковские следственные действия, включая шахту и «москвич».
«У меня рация «кенвуд» с закрытым каналом для профи…» — всплыл в моей памяти голос одного из абонентов Онуфриева.
«Слухач» говорил, разговор вели с движущихся объектов… Запись в комнате оперативной связи ГУВД велась, магнитная пленка имеется, хотя это все равно, конечно, не доказательство. То, что «кенвуд» находится в машине Коноплева, факт, который в протоколе не зафиксируешь, — в противоправности своих действий я отдавал себе отчет.
Сумарокову хорошо, он может вести это дело хоть год. А у меня на марафон допросов и очных ставок, сбор доказательств и следственные эксперименты не осталось ни времени, ни моральных сил.
Я сел в свою «синюю птицу» и отъехал метров на триста — к тенистой аллее, по обеим сторонам поросшей густым декоративным кустарником. Уверенности в том, что «птица» принесет мне удачу, не было, но так я по крайней мере не чувствовал себя бездельником. Исходил я из здравого смысла и элементарной логики: если Коноплев причастен к киднеппингу, он должен что-то предпринять, чтобы замести следы. Например, предупредить охранников о найденном нами оружии (не для этого ли Сумароков забросил крючок, сообщив ему о находке?) и, главное, о «москвиче». Если сейчас он рванет на парфюмерный завод, где несут вахту Галиматдинов со Щукиным, значит, можно брать остальных из щестерки тепленькими, на дому и без санкции, в худшем случае — кого-нибудь одного.
Коноплев появился через пятнадцать минут. Постоял у КПП, прикурил и направился к машине. С моей позиции был виден только выезд со стоянки; по тому, как долго он не выезжал, я понял, что он говорит с кем-то по рации. Наконец он медленно выполз из-под навеса и поехал по единственной дороге, связывавшей арендованную ЗАО «Мак» территорию с городом. Я дал ему минуту форы. Машины моей он не знал, оставалось лишь держать дистанцию, чтобы не дать разглядеть лица, и уповать на то, что он не прибавит газу, иначе мне за ним не угнаться. «Девятка» проехала по Морской, свернула на улицу Караваева, затем — по Московской, к кафе «Сфинкс», и здесь остановилась.
Коноплев вышел, посмотрел по сторонам и вошел в кафе.
Не думаю, чтобы он проголодался за время, пока его потрошил Сумароков. Скоро сюда начнет слетаться воронье.
Ждать пришлось сорок минут. На площадь перед кафе въехал «мерседес» Онуфриева. Часы показывали четырнадцать — как раз время, когда Борис Ильич имеют обыкновение принимать пищу. Правда, он говорил, что делает это обычно дома. и то, что на сей раз он изменил своим принципам, наводило на размышления. Я взглядом проследил за миллионером и его телохранителем до самой двери из мореного дуба, стилизованной под старину.
Версия о том, что город разделен на сферы влияния тремя «авторитетами», трещала по швам. Все они составляли единое целое. Совершенно ложная посылка, исходившая от Брюховецкого (много он там знает, сидя в Москве!) и подтвержденная рыжим моим одноклассником Кифарским, ввела меня в заблуждение. Либо и Кифа не знал, как устроена криминальная система городского правления, либо — о чем мне думать не хотелось — выдавал желаемое за действительное. С каждым фактом я все больше убеждался, что Заяц, Шорох и Демьян при всей своей «крутизне» — мелочь пузатая, всего лишь исполнители воли тщательно законспирированного босса, а Коноплев — его капо, приводящий в действие аппарат насилия — своих охранников, им же воспитанных, натасканных и отобранных.
К «Сфинксу» причалил автомобиль «ауди» цвета «металлик», я получил возможность лицезреть самого Шороха — с расстояния пятидесяти метров. Ближе я видел его только на фотографии.
Нужно или совсем не иметь воображения, или всю жизнь проработать врачом-гинекологом, чтобы принять появление Онуфриева, Шороха и Коноплева в кафе Ардатова-младшего в одно и то же время за случайное совпадение. Но, даже имея воображение, трудно соединить воедино жертву — Онуфриева — и похитителей его жены и ребенка — Шорохова с Коноплевым…
Я пожалел, что всего этого не видит Володя Сумароков, и сделал специально для него третий кадр.
Ждать окончания «сходки» пришлось полтора часа — непростительная трата времени! Я уже чуть было не поддался искушению войти в это кафе и посмотреть, что там и почем. Выпить хотя бы чашечку кофе. Или обедать положено только бандитам и миллионерам? Но в тот момент, когда я поставил ногу на асфальт, двери кафе распахнулись, и на улицу вышел телохранитель Онуфриева, а затем и он сам. За ними ехать было бессмысленно — куда он может поехать-то, домой или на один из своих заводов? Результативной могла оказаться слежка либо за Коноплевым, либо за Шорохом. Я подбросил на ладони пятидесятирублевую монету…
Шорохов Константин Александрович (он же Шорох, русский, сорока двух лет, ранее судимый по статье 224, за незаконный сбыт наркотических средств, и по 188-й — за побег из мест лишения свободы, отсидевший в общей сложности десять лет с 1983-го, ныне — депутат Градинской городской Думы, честный труженик игорного бизнеса, владелец казино при ресторане «Наполеон») вышел из кафе «Сфинкс» (отчего бы ему не пообедать у себя в «Наполеоне», спрашивается?) в пятнадцать часов пятьдесят пять минут, сел в свой «металлик» и степенно поплыл, петляя по улицам, в сторону моря. Оказавшись на Флотской набережной, он пересек Морской район и выехал за городскую черту. Я решил было, что он держит путь в совхоз масличных культур «Золотая роза», на территории которого располагался принадлежавший Онуфриеву парфюмерный заводик, но ошибся: доехав до развилки, он свернул в направлении указателя «Дачный поселок».
Я старался к нему не приближаться. Слева от четырехполосной дороги серело море, справа набирала высоту единственная в окрестностях гора Верблюжий Горб, с которой в крае связывались какие-то небылицы и легенды о нечистой силе, о шабашах злых духов и ведьм, летающих вампиров и разбойников в первое полнолуние года. О том, что подобное творится под горой, я ни от кого не слышал. Скальная стена тянулась километра три, затем шла на спад, дорога сворачивала к Градинскому лиману и сужалась; на повороте берег был уже высоким, обрывистым, пришлось сбросить газ и глядеть в оба.
«Ауди» показала левый поворот, спустилась вниз и поехала по центральной улице дачного поселка к морю. Соблюдая дистанцию, я повторил ее маневр — не догоню, так хоть искупаюсь. Шорох меня, конечно, видел, но повода думать, что за рулем обшарпанных синих «жигулей» сидит майор милиции Вениаминов, я ему не давал.
Вилла за высоким бетонным забором, куда въехала «ауди», стояла на самом берегу и казалась крепостью. Над воротами я успел засечь видеокамеру наружного наблюдения. Не желая давать себя разглядывать, я доехал до пристани, у которой покачивался на волнах прогулочный катер, обогнул частные владения и лег на обратный курс.
На соседнем с виллой доме было написано: «Майкопская, 19». Значит, вилла была под номером «21».
А это уже «очко»!
3
В двадцать три пятнадцать к «Парусу» подкатили четыре автомобиля милиции. Роившиеся тут и там барыги, шлюхи подешевле, ночные извозчики, кидалы и прочие любители легкой (и не очень легкой) наживы бросились врассыпную, но площадь перед кабаком была предусмотрительно оцеплена.
Десяток камуфлированных омоновцев скрылся за парадной дверью ресторана.
Хватали далеко не всех подряд, а выборочно, что говорило о хорошей подготовке операции. Тех, которые пытались бежать или оказывали сопротивление, безжалостно укладывали на асфальт и волокли к машинам, у остальных требовали документы.
Двое в масках, увешанные наручниками, дубинками, спецсредством «Черемуха» в баллонах, вооруженные автоматами и пистолетами — ни дать ни взять пришельцы из космоса, — подошли ко мне. Я молча достал удостоверение, показал им, и на этом мое дальнейшее пребывание у юдоли городского разврата потеряло бы всякий смысл, если бы не одно превходящее обстоятельство: из ресторана вышел громила вместе со своим, как я посчитал, шефом — молодым человеком приятной наружности в черных очках. У владельцев красных «шестисотых мерседесов» свои причуды — надень я такие очки, не ступил бы и шагу без тросточки. Но меня смутило то, что человек, явно (я видел своими глазами!) повязанный с барыгами, спокойно выходит из кабака во время тотальной облавы, да еще какой-то мент на бегу ему отдает честь.
Он распахнул перед громилой пассажирскую дверцу, подождал, покуда тот усядется, и, обойдя машину, сел за руль. Похоже, они поменялись ролями.
Спокойно миновав оцепление, красный «мерс» взял курс на запад. В принципе ничего странного в этом не было — у людей документы оказались в порядке, и задерживать их никто не имел права. Но так как эта пара мне давно приглянулась и лично я у них документы еще не проверял, я решил проводить их — мало ли что может случиться в ночном криминогенном городе!
Водитель любил быструю езду, что было не удивительно: для медленной предназначались другие машины. Моя «синяя птаха» увязалась за ним, как сука за кобелем, и не хотела уступать в скорости.
Очень скоро я понял, куда именно направляется «мерс»: как только мы поравнялись с Верблюжьим Горбом. Я подумал, что если позволю ему въехать в «очко», то могу никогда не узнать, что находится за высоким забором: в частные владения меня никто не пустит.
Удобнее всего было найти повод для знакомства, подставив ему борт на повороте, но я не был уверен, что водитель успеет отвернуть, а в случае столкновения — что хватит моих суточных для покрытия расходов по ремонту такой лайбы. Поэтому я посигналил ему фарами, прижался к осевой и, поравнявшись с «мерсом», жестом приказал водителю остановиться. Перед этим не забыл передернуть затвор «глока» и переложить его в карман брюк.
Водитель не столько подчинился, сколько, видимо, опешил от такой наглости. Остановившись, он в сердцах хлопнул дверцей и весьма агрессивно двинулся на меня.
— Ты что, очумел, коз-зел?! — Как я и предполагал, ночью за рулем он обходился без очков.
— Про козла вы мне уже рассказывали, зачем повторяться? — напомнил я ему и сунул под нос удостоверение. — Майор Вениаминов. Предъявите документы.
Не сводя с него взгляда, пока он искал по карманам удостоверение, я услышал хлопок дверцы и грубый голос: «В чем дело, Миша? Помощь нужна?»
— Если будет нужна, я вас позову, — заверил я невидимого Геркулеса и направил фонарик на водительское удостоверение.
Сверив фотографию человека, показавшегося мне знакомым, с оригиналом, я почувствовал, как под ногами качнулся земной шар: передо мной стоял собственной персоной капитан милиции Виталий Жигарин, он же Северов, он же Рапан, он же — по водительскому удостоверению — Бирюков Михаил Михайлович, только на нем сейчас были не джинсы и футболка, а строгий серый костюм, и стоял он не на фоне закусочной «Макдональд», а на фоне черного Верблюжьего Горба.
— Кто это здесь такой наглый, а? — навис надо мной второй горб верблюда. — А ну-ка, предъяви мне свою ксиву, сынок.
Это мне понравилось. Это уже давало повод прошерстить и пассажира. Удостоверение пришлось предъявить.
— Ве-ни-я-ми-нов?.. — прищурив один глаз, по слогам прочитал громила, точно старался хорошенько запомнить. Лучше бы он не прищуривался — может, прочитал бы правильно. — Ты что же, при исполнении?
— А вы решили, что я таким образом провожу свой досуг? Пожалуйста, предъявите ваши документы.
— Ладно, майор, — спрятал Лжебирюков удостоверение в карман, — не задерживай. Поздний час, пора спать — и тебе, и нам.
— Вот и не задерживайте ни себя, ни меня, — дал я ему бесплатный совет. — Ваш паспорт, гражданин!
— Не обостряй, Миша, — пошел вдруг на попятную громила. — Майор РУОП — борется с преступностью, причем, как видишь, в одиночку. Смелость города берет, ее поощрять нужно. — Он пошарил по карманам. Пауза затягивалась. — Неужели дома забыл?
— Он у вас в «бардачке» лежит, — подсказал телохранитель. — Принести?
— Будь добр, Миша, принеси.
Бирюков исчез за снопом яркого света «мерседесовых» фар. Я коснулся рукой торчавшей из кармана пластиковой рукоятки «глока», готовый отскочить за громилу в любую долю секунды.
— Что это тебе не спится, майор? — заполнял паузу громила. Взгляд его острых глаз пронзал меня насквозь. — Облава у вас сегодня, что ли?
— Вроде того.
— Кого ищем?
Отвечать на этот вопрос я не счел нужным. Подошел Бирюков с паспортом.
— Вот, покажи ему, Миша. А то майор у нас — человек новый, меня не знает…
Виктор Борисович Кудряшов, 1948 года рождения, проживал по адресу: Майкопская, 21. Я вернул паспорт.
— Счастливого пути. — Хотел честь отдать, да вовремя вспомнил о «пустой голове».
Фамилия его мне ни о чем не говорила, я бы так и остался в неведении, если бы он сам не пришел мне на помощь.
— Завтра на разводе можешь передать своему Демину привет от меня, — усмехнулся. — Скажешь, что проверил паспорт у дяди Вити, он тебе благодарность выпишет.
«Хозяин этого заведения — дядя Витя, компаньон моего мужа», — вспомнились мне слова Лиды.
Не прощаясь, мы сели по машинам. Бирюков показал обгон, но, поравнявшись со мною, притормозил.
— Возьми, сынок, — дядя Витя протянул мне в окошко пузатую бутылку, — это тебе от меня на память.
Сказать, что не пью? Не поверит. Да и обидится. А что он мне плохого-то сделал? И я взял. Мое «спасибо» повисло в воздухе: «мерс» устремился к повороту, я видел, как он подал сигнал и спустился к дачному поселку.
Полная луна отразилась в серебристой этикетке «Представительской». Приеду в гостиницу — обязательно попробую. Если меня туда, конечно, пустят без «визитки», которую я на свой страх и риск вложил в водительское удостоверение, состряпанное на вымышленную фамилию Бирюков.