1

Ночью я проявил 9,5-мм пленку. Адреса, записанные на страницах коноплевского блокнота, можно было узнать из телефонного справочника по городу. Интерес представлял отбор тех, чьи координаты директор ЧОП держал при себе. В списке были Зайчевский, Шорохов, дядя Витя Кудряшов, Демьянов, Ардатов, двадцать два объекта, которые охранял «Зодиак», три десятка охранников, в их числе — Забаров, Кубацкий, Бубенец и прочие, что меня не удивляло. А вот адрес Онуфриевых был записан весьма любопытно: «Онуфриева Л Л.: ул. Центральная, 3–1, тел. 264–221», Не Онуфриев, а Онуфриева. Будто ей, а не ему принадлежали склады, и заводы, и магазины — все, что подлежало охране его конторы. Если телефоны милиции — ВОХР, УЭП, ДПС, ГАИ, РУОП — могли быть в блокноте любого обывателя, то частные телефоны работников правоохранительных органов, отобранные Коноплевым, настораживали: Завьялов, Яковенко, Васин… и Кифарский. Просматривая страничку на букву В, я испытал смешанное чувство удивления и испуга: «Вениаминов Игорь, майор из Москвы, гост. «Якорь», 431». «Успокаивало» то, что Сумароков и Никитич там тоже были.

«А ты кто такой?» — спросил Коноплев у меня во время допроса. Зная и кто я такой, и откуда. Что и от кого он знал про меня еще?

Были здесь Терещенко А.Т. (Киев, ул. Сагайдачного, 26–43), Гайдуков С.В. (какое, спрашивается, отношение мог иметь Коноплев к бывшему взрывнику закрытой шахты?), и Губарский, и Гавриленко — оперативный дежурный ГУВД-Центральной.

По сути, я держал в руках «оперативные данные». Положим, их добыл неизвестным мне способом завербованный мною агент, называть которого я не имею права. И точка!

Возможно, для прокурора имела значение недоказанность принадлежности блокнота, но я не собиралсй идти с этим к прокурору: завтра Слава Максимов попросит фотолаборанток из НТО отпечатать снимки, и можно будет отмечать все эти адреса на карте.

Больше всего меня смутило наличие фамилии Кифарского в сочетании с другим немаловажным обстоятельством: почему он расписал мне «авторитетов», Онуфриева (не забыл даже упомянуть о том, что он «подкармливает мэра»), а о Дяде Вите умолчал? Ведь он видел «мерседес» тогда на заправке и слышал, как Северов назвал меня козлом, а незадолго до этого я ему показал фото Северова и закинул, что приехал по его душу?.. Не он ли дал мои координаты Коноплеву?

Недоверие к однокласснику возникло у меня с первого его появления. Можно было вызвать его на откровенный разговор, но если при этом не называть Северова, он едва ли будет иметь смысл.

В одиннадцать утра я явился в прокуратуру, нашел Максимова, отдал ему пленку и от него же узнал хорошую новость: экспертиза «москвича» дала положительный результат. И «техники», и «химики» пришли к однозначному заключению: на улице Металлистов и у шурфа «Южной» зафиксированы следы одной и той же машины, а именно — «москвича-2141» темно-желтого цвета под номером «гр 419 06 КРА». Это давало основание допросить всех охранников, которые дежурили шестого, седьмого и девятого августа, и Сумароков с утра умчался в изолятор.

Там, в следственной камере, я его и нашел.

— Когда вы в последний раз садились за руль «москвича», принадлежащего охранной фирме «Зодиак»?

Худой, длинный, с крючковатым носом и грубыми чертами лица, Бердашкевич сидел на привинченном к полу табурете, низко опустив голову.

— Вы не расслышали вопрос? Или не хотите отвечать? — Володя был суров, как никогда: результаты экспертизы давали ему уверенность. — Что вы молчите, Бердашкевич?

Допрашиваемый старательно изображал глухонемого.

— Хорошо, тогда я вам расскажу… Шестого июля приблизительно в двадцать три часа тридцать минут вы сели в «москвич», находившийся в автомастерских, и вместе с Франчевским и директором охранного предприятия, вашим соседом по дому Коноплевым отправились на Флотскую набережную, где проживал гражданин Зайчевский Геннадий Андреевич. Так?..

Вообще-то молчание Бердашкевича можно было расценить как знак согласия.

— Вы что-нибудь насчет чистосердечного раскаяния слышали, Геннадий Станиславович? — спросил Сумароков. — Нет? Ладно, воля ваша. Я продолжаю… Высадив Коноплева у дома Зайчевского, вы проехали по Флотской, спустились на улицу Металлистов и остановились. Франчевский, он же Франк, взял из багажника снайперскую винтовку и поднялся по тропинке к газовой котельной, с крыши которой произвел одиночный прицельный выстрел в Зайчевского. Далее он вернулся в машину, вы доехали до Флотской, где вас ожидал Коноплев, который стер отпечатки в доме Зайчевского, запер окно и погасил свет. Вам известно, чьи это были отпечатки, Бердашкевич?..

Допрашиваемый ожил, мотнул головой.

— Допустим. Кто по замыслу Шорохова и Коноплева должен был обнаружить труп, если бы этого не сделал инспектор Вениаминов?..

Бердашкевич вздрогнул — очевидно, он уже не контролировал себя. Версия Сумарокова мне понравилась, он о ней мне не говорил. Действительно, я вклинился в эту историю некстати: утром кто-нибудь из телохранителей «обнаружил» бы труп, они нашли бы пулю, которую не нашел Коноплев, и, возможно, свой человек в милиции (следователь Васин?) преподнес бы это как самоубийство. Даже не утром, а ночью. Может быть, когда я приехал на Флотскую, сообщники Коноплева находились в пути или во дворе. Только вот спрашивать у Бердашкевича фамилию человека из милиции было все равно, что в море плевать: если он ее и знал, то не назвал бы, чтобы его не накололи на заточку, как Губарского.

— В салоне «москвича» обнаружены ваши отпечатки пальцев. Ваши и Коноплева. Девятого, когда вы возили Франчевского на угнанной вами «ниве», за рулем «москвича» сидел Коноплев? Отвечайте!.. Или устроить вам очную ставку с Коноплевым?

— Не надо, — ответил вдруг Бердашкевич, не поднимая головы.

— Будете говорить?

— Да. Коноплев.

— Расскажите подробнее, что было в тот вечер.

— Ничего… я не знаю… я не участвовал! Коноплев позвонил и попросил взять «москвич» в мастерской. Я отвез его на Флотскую, спустился на Металлистов и ждал. Потом пришел этот Франк.

— Его не было с вами до этого?

— Нет, не было.

— А винтовка при нем была?

— Не было, точно.

Мы с Володей переглянулись. Эх, говорил же я: возьми роту солдат, прочеши кустарник! Как знать, может быть, «СВД» была спрятана в условленном месте, откуда ее и забрал потом Гайдуков?..

— Фамилия Гайдуков вам о чем-нибудь говорит?

— Говорит. Но я его не знаю. Седьмого числа Коноплев велел съездить в поселок Южный с Кубацким, а тот искал Гайдукова.

— Зачем?

— Не знаю. Они меня не посвящали, а я не интересовался.

— Почему?

— Ну…

— А все-таки? Чувствовали, что дело нечисто, а, Бердашкевич? Слышали запах криминала?

Бердашкевич кивнул и закрыл глаза. Губы его задрожали.

— Куда вы отправились после того, как забрали Коноплева на Флотской?

— Домой. Доехал до Якорной, а там Коноплев пересел за руль, а меня отпустил.

— В котором часу это было?

— Не знаю… может, около часа… домой я пришел в половине второго.

— Забаров и Бубенец в это время где находились?

— Я таких не знаю.

— Сколько вам заплатили?

— Нисколько. Обещал пять «косых», если я пригоню тачку на ствол «Южной». Сказали, толкнуть… продать, мол, хотят, покупатель имеется. Из Краснодара.

— Кто вам это сказал?

— Коноплев.

— Точно?

— Точно.

— Ай-яй-яй, Бердашкевич. А в прошлый раз вы говорили, что машину пригнать вам приказал Франк.

Бердашкевич снова замолчал.

— Так кто вам пообещал заплатить пять тысяч?

Мне нравилось, как работал Володя — быстро, четко, лаконично, по прямой вел к развязке, словно долго репетировал перед этим. Когда не давал продохнуть, когда выдерживал длинные паузы — театр одного актера, да и только! Много тянул на себя протокол, черт бы его побрал! Если бы не формальности, этих вопросов можно было бы избежать: верблюду ясно, что автомобиль приказал пригнать Коноплев, а никакой не Франк. Просто до сих пор фамилия Коноплева не фигурировала, и Бердаш решил валить все на мертвого Франка, а когда стало ясно, что Коноплева взяли (не зря же Володя залепил ему про «очную ставку»), он понял, что обещанных денег ему не видать, как свободы в ближайшем обозримом будущем, молчать не имело смысла.

— Коноплев. Он меня на работу взять пообещал. А двадцать восьмого мы с приятелем выпили, ну и… сел я в этот «москвич». Шел сильный дождь, не успел затормозить — врезался в тумбу на набережной. Не сильно разбил, но чинить все равно не на что — я же до этого год почти не работал, ни гроша за душой. Ну, Коноплев на этом и сыграл, сказал, что за свой счет починит, а мне придется отработать… Вот и отработал…

— С кем, кроме тех, кого сегодня назвали, вы еще знакомы по делу о киднеппинге?

— Ни с кем. Не знаю я никого… Ну, там, у ствола, видел Онуфриева, жену его… Там все в масках были, кроме меня и Франка, мы позже подъехали. Не знаю я, меня надули, сволочи, сказали, тачку продать…

— Это я уже слышал.

— Да честное слово, гражданин следователь! Шоферил я — и все, больше ничего не делал!..

— Только креститься не надо, Бердашкевич. Поехал туда, не знаю куда, привез не знаю что… Вы ни в чем не виноваты, вас Франчевский с Коноплевым заставили…

— Франчевский ствол у моего живота держал, сказал: «Гони, вздумаешь юлить — пристрелю!» Что я должен был…

— Хватит, Бердашкевич, — скривившись, махнул рукой Сумароков. — Распишитесь в протоколе… — В камеру вошел конвойный. — Уведите его, прапорщик.

Мы остались вдвоем.

— Что тебя связывает с Коноплевым, Володя? — спросил я. Он глубоко вздохнул, размял в пальцах сигарету и жадно затянулся дымом.

— Прошлое связывает. Когда-то Никитич спецотряд организовал, наподобие «Альфы». Я тогда работал в милиции, после армии, а Коноплев — в КГБ. Мы с ним приятельствовали даже. Он меня в рукопашном натаскивал, стрелять учил «по-македонски». А то и просто за рюмочкой чая иногда… Он учился в школе контрразведки и у Никитича самым лучшим был. Очень опасный малый… После того как нас расформировали, я уехал в Питер учиться, а он, видишь, частную охранную фирму организовал.

Я рассказал ему о вчерашней слежке за Коноплевым, о встрече в кафе «Сфинкс» и о рации «кенвуд». О блокноте тоже рассказал, умолчал лишь о Жигарине: на это разрешения мне никто не давал.

— Ничего странного. Шорохов держит казино в ресторане Дяди Вити. Не хило?

— Ну, это я знаю.

— А то, что на каждый легальный доллар ставок идет семь долларов в нелегальной сфере, ты знаешь? Тридцать миллиардов в год приносит оргпреступности игорный бизнес. Так что когда речь идет о казино — речь идет о преступниках. Арестовывать их только за это не полагается, но в уме держать надо. Дядя Витя Кудряшов — акционер онуфриевского «Мака», у него в ликеро-водочном производстве тридцать процентов акций. А Коноплев… Помимо того, что он обеспечивает охрану всех их объектов, готовит им телохра нителей, облагает данью конкурентов, он бывший гэбэшник и очень много знает. Теперь, когда мы его прижали, он поставит в известность не только своих боссов, но и команду головорезов, так что готовься.

— Как же они с Шорохом убили телохранителя своего компаньона и похитили его жену с ребенком?

Сумароков тяжко вздохнул:

— Кончай, Веня! И ты знаешь, и я знаю, что никто там никого не похищал, все действовали по хорошо продуманному плану. Причем не так скоропостижно, как это пытаются представить в газетах, а ЕГО продуманному заранее, задолго до того, во всех деталях. Зайчевский встал у них на пути — или много запросил, или пытался шантажировать, — и его устранили.

— А Ардатовы?

— Кафе «Сфинкс» работает от ресторана «Наполеон», младший Ардатов — фигура подставная. Возможно, он действительно задолжал Зайчевскому, и Забаров с Бубенцом именем уже покойного «авторитета» пытались с него скачать двадцать пять кусков. Не в этом дело, Веня, и даже не в пропавшем миллионе. Голову рубить нужно! От этого миллиона никто не потерял: банк «Восток» купил за миллион цех водочной разливки, под который брал деньги Онуфриев, член правления банка. Все повязаны, круговая порука: Онуфриев, Ардатов, Дядя Витя, Шорохов, их покрывает милиция, думаю, запачкан и мэр. А нам сдают всякую шваль типа Бердашкевича да Забарова с Бубенцом. А тех, кто может дать серьезные показания, просто убирают, как убрали Губарского, Зайчевского, Гайдукова, Кубацкого.

— Давай ордер на арест Коноплева, — потребовал я. — А то я его сам возьму, без ордера.

— Зачем же без ордера, Веня. Ордер Колченогов мне еще утром выписал. — Он деловито, спокойно, как делал это всегда, расстегнул на папке «молнию», достал ордер и положил передо мной.

— Чего же ты тянул? Он помолчал.

— Коноплев против своих показаний не даст. Он замешан в двух убийствах — Зайца и Кубацкого — как минимум. Брать его, конечно, нужно.

Я догадывался о причине его настроения.

 

2

Фотографии размером с блокнот сообразительный Максимов сунул мне украдкой и улыбнулся в ответ на благодарность.

— Грядут большие перестановки кадров, жопой чувствую. Я был не столь дальновиден, но разочаровывать его не стал.

Положив на стол перед начальником УУР ордер на арест Коноплева, я попросил группу захвата во главе с капитаном Кифарским. Иевлев долго жевал ус, потом посоветовал прихватить десяток ребят из регионального управления:

— Пойми, майор, мне людей жалко. Я Коноплева знаю. От очередного устрашения мне захотелось съездить за этим крутоверченным самому — всем им в назидание. Я не Кифа, перед васиными выделываться не стану, но таких коноплевых я пачками брал; они под моими пулями «летку-еньку» танцевали, припевая: «Дяденька, не стреляй!»

— Вы не доверяете своим людям?

Иевлев взглядом объяснил, что он обо мне думает, и снял телефонную трубку:

— Кифарского ко мне!

Толик особого энтузиазма по случаю оказанного доверия не проявил. Не знаю, разгадал мой маневр или тоже был наслышан о Коноплеве, прошедшем классную школу в советском гестапо, но, несмотря на внешнее спокойствие, слегка побледнел. Ничто человеческое нам не чуждо, в том числе и страх, а бледность, как сказал классик, не порок.

В кабинет вошел Демин, прознавший о предстоящей операции.

— Не отказывайся от людей, майор, — не то посоветовал, не то приказал он. — У Коноплева двадцать два объекта под контролем, офис и дом. Во всех местах сразу он оказаться не может, а засаду оставлять придется: предупредят ведь. Коноплев — зверь.

Последнее заявление мне показалось неоднозначным: слова Дяди Вити и адрес Демина в блокноте Коноплева могли оказаться там вовсе не по причине их единомыслия, а по той же, по какой в блокнот попали мы с Сумароковым и Никитичем.

— Что же вы его до сих пор в клетку не посадили, товарищ подполковник?

Кифа презрительно фыркнул: ох уж эта мне столица — детский сад, право слово!

— Я вам, майор, целый зверинец могу насобирать, не сходя с места, — сдержанно заговорил начальник угро. — И еще столько же тех, кто по большому счету подлежит не аресту, а отстрелу. Вот только свидетелей против таких не находится. А есть свидетели — не хватает улик. А есть улики — появляются деньги на адвокатов. И судей понять можно — они люди незащищенные, у них ребята малые по лавкам. Не хочу каркать, но такой, как Коноплев, получает, как правило, за незаконное ношение газового оружия. Вам эти «юридические» тонкости не знакомы?.. Вот и прикидываешь, стоит ли людей класть на его задержание.

Я понимал: Иевлеву здесь жить. А начальника угро в его лице я не понимал. Шел бы себе в ОВИР.

Сошлись на двенадцати: четверых «региналов» беру я, четверых оперов — Кифа, и четверо — на прикрытие. Из оружия взяли «АГ-043» и «АКСы». На каждом — лифчики «Армор», рации — в машинах, за неимением «кенвудов». Иевлев и Демин выделили по джипу, я «синей птице» изменять не стал.

Подготовка была неоправданно долгой, обрастала ненужными деталями и людьми, мне все это начинало не нравиться. Демин вызвал на связь экипажи ГНР и стационарные посты ГАИ.

Во дворе мне повстречался Ваня Ордынский.

— Владимира Николаевича не встречали, товарищ майор?

— Час тому в сизо. А что?

— Да нет его там, и домой не приходил.

— Ищите, старший лейтенант (последнее звание, в которое «произвел» его Сумароков).

Что-то мне резануло глаз… а, да — в комнате оперативного дежурного торчал Гавриленко. Надо будет поинтересоваться у Коноплева, как он оказался в его блокноте…

Я решил начать с офиса «Зодиака». По включенной рации слышал команды ДПС перекрыть выезды и задержать красную «девятку» Коноплева. Последнее мне хотелось сделать самому, я боялся, что, если ее доставят в ГУВД, блокнот и «кенвуд» испарятся.

Под офис «Зодиак» арендовал у мореходки старый учкор пус с куском прилегающего плаца. Мы подъехали на малой скорости, чтобы не будоражить раньше времени охрану.

— Где Коноплев? — спросил я у скучавшего в холле «качка» с кистевым эспандером.

— Не знаю.

Я дернул ручку двери коноплевского кабинета — заперто.

— Э-э! — прикрикнул охранник.

— Не «экай». Хорошо, если родишь, а то — усерешься, — отстранил его рослый лейтенант с округлым мальчишечьим лицом. Не вдаваясь в тонкости, он высадил замок ударом ноги.

Ребят мне Демин дал знающих: через минуту весь офис (а в нем и было-то всего шесть комнат, оружейка и тренажерный зал) «распечатали» и обыскали; пятерых охранников — весьма бесцеремонно для первого знакомства и при недоказанности вины — собрали в холле.

— Где Коноплев? — повторил я вопрос, адресуя его всем.

— Может, дома, а может, на объекты уехал, — заговорил наименее напуганный.

— Когда он отсюда убыл?

— Часов в одиннадцать.

— В каком направлении? Этого никто не знал.

— Один уехал?

— Один.

Пока ребята шерстили «качков», я произвел поверхностный осмотр кабинета. Вскрыв простой железный сейф, нашел там два новеньких гладкоствольных «дога-1», кипу ведомостей и нарядов, оружейной документации и квитанций; в столе — металлические деньги в коробке (он еще и нумизмат?), инструкции на инглиш к какому-то психоватому тренажеру; во встроенном стенном шкафу — кожаную куртку, зонтик, полбутылки «Представительской» и нунчаки. На плечиках висело кимоно. Если бы я был «кукрыниксой», обязательно бы нарисовал эмблему частных охранных структур: бутылку водки, облаченную в кимоно.

Ничего, что говорило бы о предстоящем возвращении Коноплева, я не обнаружил, но и на скоропалительный отъезд его ничто не наводило.

— Ключ от оружейки, — потребовал у старшего, превышая свои полномочия.

— Вы не имеете права, это разбойное нападение!

Стоявший боком к нему руоповец мастерской подсечкой разуверил его в пользе ежедневного поднятия тяжестей. В следующую секунду я уже отпирал оружейку ключами, под мелодичный звон тревожной сигнализации.

Из карманов двух «качков» изъяли «доги» (на которые, впрочем, имелись разрешения); из-за пояса привратника вынули тяжелые пластиковые нунчаки со свинцовыми стержнями; в кармане четвертого нашли пакетик с сахарной пудрой.

— Откуда кокаинчик? — поинтересовался ушлый лейтенант, лизнув выпачканный в «пудру» палец.

Сверяя оружие по описи, я наблюдал за ребятами в проем незапертой двери. Один из них, перелистывая документы задержанных, вызывал по рации наряд:

— …и кого-нибудь на охрану!.. Возьми «УАЗ», двоих заберешь с кокой и нунчаками… База!.. Живей давай!..

Оружие соответствовало всем требованиям, но меня оно не интересовало: на многих документах (уставе, свидетельстве о регистрации предприятия, акте приемки оружейной комнаты и табелях вооружения работников) стояла подпись Яковенки, а на лицензиях — самого Завьялова, а не начальника РРО ОВД района, чего было бы вполне достаточно. Соучредителями «Зодиака» выступали ЗАО «Мак», торгпорт, совхоз «Золотая роза»; договор об аренде подписал Онуфриев.

Группа немедленного реагирования прибыла одновременно с нарядом ППС на «УАЗе», где старшим был уже известный мне лейтенант Пилипчук.

Я оставил одного из своих ребят и ГНР, приказал запереть оставшихся охранников в тренажерном зале, опечатал оружейку и поспешил отчалить — наше пребывание здесь и так пятнадцать минут!

По пути в гавань, где находился один из охраняемых «Зодиаком» складов, вторая группа передала нам результаты обыска квартиры Коноплева, где его тоже не оказалось: помповое ружье «ремингтон», «наган», патроны и… подслушивающее устройство.

— Жена сказала, ушел утром, как обычно, в восемь. Назвала адрес, по которому проживают его мать и сестра. Засаду оставили, едем туда, отбой! — сообщил старший.

Мы подъехали к торговому комплексу «Мак», расспросили охранников — не появлялся ли Коноплев. Оказалось, уехал пятнадцать минут тому — как раз время, затраченное нами на бесплодное потрошение офиса.

— Куда уехал?

— Не докладывал.

— В каком направлении?

Охранник махнул рукой в западном направлении. Я приказал блокировать трассу на повороте к дачному поселку: предчувствие, что придется штурмовать крепость Дяди Вити на Майкопской, нисколько не мешало мне испытывать терпение «синей птицы»: на спидометре стабильно держалась «сотня».

Повезло гаденышу Кифе.

— Вижу его! — крикнул он в микрофон. — Идет к Верблюжьему! Что делать?

Мои парни засмеялись.

— Прежде всего, не паникуй, — железно ответил я, стараясь, чтобы ему передалась уверенность. — Доедешь до отвеса — прижимай к скале. Я к тебе еду!

Прослушивавшая переговоры «Центральная» откликнулась многоголосыми командами. ДПС и две группы ГНР доложили об изменениях маршрутов.

— «Третий», «Третий»! Кифарский! — шумел Иевлев, игнорируя позывные. — «Центральная» вызывает, что там у тебя? Толик, отзовись!

Кифа молчал; я утопил педаль в пол, но «птица» отказывалась переходить звуковой барьер наотрез…

К горе мы подъехали, когда там уже все было кончено. Двое водителей подоспевших «канареек» поливали из огнетушителей дымящийся «ниссан»; «скорая» вдали вертела «маяком» быстрее, чем колесами. Сержанту — водителю «ниссана» — она была уже не нужна: пуля Коноплева угоди-ла ему под кадык; еще двое оперов, сидевших справа, подавали признаки жизни, но и только.

Борт прижатой Коноплевым машины преследователей прочертил на отвесной стене широкую полосу длиной в двадцать метров.

Кифа уцелел (успел упасть между сиденьями, как он потом объяснил). Пятый милиционер сидел на асфальте, прижав к лицу ладони; между пальцами сочилась кровь.

Я заглянул в салон «ниссана»…

— Куда он пошел?! — потряс ошалевшего от неожиданного исхода задержания Кифарского.

— Направо пошел, в «Золотую розу»! — выкрикнул он, словно его контузило.

— Есть на трассе какие-нибудь ответвления? — презрев неловкость (старший группы не знает маршрута), спросил я у всех сразу.

— Через шесть километров поворот на переезд, за ним — пролесок; через восемь — развилка, грунтовка по обе стороны: на Староминскую и Вышгородскую, — споро доложил водитель «волги».

— Да не пойдет он в совхоз, — отмахнулся я, — там его наши ждут. Давай во всех направлениях! Лейтенант — прямо до «Розы», ГНР — 2 и 3 — на развилку, а я пойду на переезд. По машинам!

Я исходил из технических возможностей машин: «волжанка» «ГАЗ-31» ДПС была самой быстроходной, мне же предстояло блокировать переезд: самый ближний, но и самый вероятный маршрут.

— Майор Вениаминов, доложите обстановку! — неожиданно объявился в эфире Яковенко.

Что у этих начальников за страсть такая, не пойму: появляться в разгар операции и требовать отчета?

С Яковенкой мы виделись давненько; хорошо бы не видеться еще столько же.

Микрофон взял старлей, сидевший справа.

— «Первый»! Вениаминов!

— Преследую преступника, — заговорил остряк-старлей издевательским тоном ведущей телепередачи «Спокойной ночи, малыши!». — В районе горы Верблюжий Горб обстреляна группа капитана Кифарского, есть жертвы. Убит сержант Гонта, трое…

— В каком направлении ведете преследование? — перебил его Яковенко, из чего следовало, что расстрел группы захвата его не интересует.

Я выхватил микрофон.

— В прямом, товарищ полковник! — доложил коротко и отключился: терпеть не могу, когда болтают «под руку» на скорости сто десять!

Руоповцы заржали.

— Из «мерса» по пути с дачи, — определил кто-то из сидевших сзади.

— Может, включить? — усомнился другой. — Отвечать не будем, так хоть послушаем.

— Дома музыку послушаешь, — отрезал старлей, пользовавшийся непререкаемым авторитетом.

Не знаю, из чего исходил этот опытный скорохват, я же отключился потому, что, заглянув в салон «ниссана» Кифарского, не увидел там рации: если она перекочевала к Коноплеву, то он был в курсе оперативных переговоров, и рассказывать Яковенке о том, в каком направлении ведется преследование, было бы откровенным пособничеством беглецу.

«Синяя птица» так разогрелась, что проскочила бы поворот, если бы не я. На повороте стояло огромное панно с изображением этикетки «Мосфильма»; над головами рабочего и его колхозницы алели буквы: «Пою мое Отечество!» Я прикинул, сколько нужно водки, чтобы напоить целое отечество. Получалось, много…

Узкий проселок бежал вдоль полотна, но по нему ехать не имело смысла: во-первых, дорога просматривалась до самого горизонта; во-вторых, сразу за переездом, с просеки валил черный дым.

Я затормозил у воронки с тлеющей по краям сухой травой. Тут и там валялись остатки красной «девятки». К счастью или к несчастью, ничего, что хоть отдаленно бы напоминало человеческие останки, мы не нашли.

— Грамм на двести тротила потянет, — присвистнув, констатировал старлей.

— Гранату в бензобак сунул, — предположил молодой парнишка, по всему, недавно вернувшийся из армии.

Похоронив в своей памяти и «кенвуд», и блокнот, я связался с базой.

— «Центр», запроси Градинск-ЛОВД железнодорожный, пусть дадут расписание в направлении Краснодара за последние полчаса, переезд на «шестом»… Мне сюда — кинолога с овчаркой и СОМ, приступаю к поиску…

Песчаная просека не оставила следов обуви, в радиусе пятидесяти метров мы не нашли ничего, что помогло бы определить направление поиска. Из сообщения линейного отделения следовало, что за пятнадцать минут до нашего появления через переезд проследовал военный эшелон. В подтверждение моей догадки Коноплев оставил оттиски кроссовок на насыпи.

Или не Коноплев?..

 

3

В разосланной во все концы ориентировке, помимо набившего оскомину «преступник вооружен» (а кто сейчас не вооружен? пистолет у каждого второго, каждый первый его просто забыл дома), был приказ: в случае оказания сопротивления стрелять на поражение.

Работы хватило всему личному составу до самого вечера. Овчарка Эльза след не взяла. Такой прыти я от Коноплева не ожидал, как не ожидал от себя такой легкомысленности. Недооценка противника обходилась дорого.

Одно не оставляло у меня сомнения: кто-то предупредил Коноплева о предстоящем аресте. Но радости этот вывод никому не прибавлял.

К девяти вечера на разнос явился сам Завьялов, загоревший и отдохнувший на Черноморском побережье — в санатории МВД в Туапсе.

— Неплохо, — поиграв желваками, изрек он. — Такого количества трупов я что-то не припомню. А?.. Какая-то криминальная война началась, в самом деле.

Я подумал, что мужик не хило устроился: возглавляя ГУВД и бывая на коллегиях министерства, он даже не знал, что «криминальная война» не началась, а продолжается. Впрочем, следующая его фраза кое-что прояснила.

— Не с вашим ли появлением она началась, майор Вениаминов? — посмотрел он на меня.

Я хотел ему напомнить о январских, февральских, мартовских трупах, объявлении Градинского региона «зоной повышенной криминогенной опасности», кокаине, бомбежке булыжниками вверенного ему учреждения и прочем, что привело меня сюда, но вместо этого… согласился:

— С моим, товарищ полковник. Я и приехал сюда, чтобы объявить войну криминалу.

От такого поворота у Яковенки улетучился из памяти припасенный заранее текст.

— Все операции с вашим участием провалены! — рассердился он на себя. — Все!.. Вы помешали взять киднапперов, вы устранили важного свидетеля Франчевского. Каким образом вы, майор Вениаминов, оказались в квартире убитого Зайчевского? И почему Сумароков оказался там первым?

— А кто, по-вашему, должен был приехать туда первым? — на голубом глазу спросил я:

— Что значит «по-моему»? Ваша двусмысленность неуместна! Миллион долларов — мил-ли-он, вы это понимаете, Вениаминов? — бесследно исчез, растворился!.. Коноплев, который, по материалам следствия, является непосредственным организатором киднеппинга (не было такого в материа лах следствия — это еще предстояло доказать), бежал! И эту операцию провалили вы! Лично!.. Вместо того чтобы немедленно начать преследование (в какую сторону его надо было начинать-то?), вы учинили обыск в офисе охранного предприятия, взломали двери. Кто вам дал на это право? Перед вами ставилась задача арестовать Коноплева, а не избивать охранников!

Попытка свалить все с его больной головы на мою здоровую была обречена на провал: мое участие в операциях и литерном деле «Киднеппинг» было задокументировано и отражено в материалах следствия. Любой мой аргумент в свою защиту выглядел бы как попытка самооправдания.

— Пригласите старшего следователя прокуратуры Сумарокова, — негромко попросил я у прокурора Колченогова.

Старый тихий прокурор, по тому, что рассказывал о нем Володя, человек справедливый, но запуганный лавиной дел, порожденных рыночными отношениями и потому не всегда понятных птенцу гнезда Вышинского, опустил голову.

— Следователь Сумароков исчез, Игорь Александрович, — проговорил неожиданно. — Как я понимаю, мы здесь по этому поводу и собрались.

Смысл этого сообщения до меня дошел не сразу: утром мы с Володей виделись в сизо на допросе Бердашкевича, и прошло еще недостаточно времени, чтобы делать такие глобальные выводы из его отсутствия.

— И два тома уголовного дела из его сейфа, к которому никто, кроме него, не имел доступа, тоже исчезли, — добавил Завьялов и проглотил какую-то таблетку (возможно, принял яд).

Весь этот террариум объединяла озабоченность, выразившаяся в длительной и напряженной паузе. Если бы за мной, как за панфиловцами, не стояла Москва, меня бы съели.

— Вы, майор, не знаете, где он? — спросил Яковенко с иезуитским подтекстом, который я понял значительно позже.

— Нет.

— А то, что в конце восьмидесятых Коноплев с Сумароковым служили в одном подразделении и находились в приятельских отношениях, вам известно? — вставился неожиданно Демин.

Володя как-то рассказывал мне, что его прочили на место начальника РУОП, но потом ушел Никитич, и в кресло сел старший по званию и более опытный Демин, так что его «вставка» была мне понятна. Вопрос Яковенки, почему Сумароков приехал на место убийства Зайчевского раньше опергруппы ГУВД, в контексте замечания Демина обретал новое звучание: нас с Володей чуть ли не в заговоре подозревали, а заодно и с Коноплевым, раз они были приятелями и исчезли в один день. Срыв операции по задержанию Коноплева при этом мог истолковываться весьма тенденциозно: я дал ему уйти…

Почти физически ощутив липкое прикосновение набрасываемой на меня паутины, я поспешил сбросить ее весьма некорректным, но радикальным образом: достал из кармана снимок страницы на букву Д из коноплевского блокнота и придвинул ее поближе к прокурору Колченогову, разделявшему нас с Деминым за столом.

— А вы, товарищ подполковник, разве не находились с Коноплевым в приятельских отношениях? Зачем он записал в свой блокнот ваш домашний адрес и телефон?

Начальники сгрудились над глянцевым снимком.

— Откуда это у вас? — спросил Яковенко.

— Оперативная информация, — парировал я его подозрительность, продолжая контрнаступление: — Я же не спрашиваю, откуда у частного охранного предприятия винтовка «СВД», лицензию на которую выписали вы. — Пока он таращился, подбирая выражения, я нанес добивающий удар: — Или как киднапперы узнали, что вы снабдили Онуфриева субминиатюрным передатчиком с электретовым микрофоном.

Решив, что дар речи вернется к нему не скоро, я позволил себе расслабиться: налил из графина желтоватой сероводородистой воды и сделал несколько глотков. На этот раз вода показалась мне вкусной, я даже подумал, что в Москве мне ее будет не хватать.

— Почему вы решили, что это им было известно? — растерянно посмотрел на коллег Иевлев, инструктировавший Онуфриева во время переговоров с киднапперами.

— Элементарная логика: либо текст о взрывном устройстве был превентивным и предназначался не Онуфриеву — его-то зачем предупреждать, что он мог изменить, зная о засаде? — либо взрывное устройство оказалось бы настоящим, сработанным фирмой, а не бывшим взрывником Гайдуковым.

— Меня сейчас больше интересует, куда девались следственные документы! — заходил по кабинету Завьялов. — Вы понимаете, что без этих документов нельзя продолжать рабо ту? Стенограммы допросов, протоколы осмотров, обысков, заключения экспертов, постановления…

— А сам Сумароков вас интересует меньше, я правильно понял? — окончательно осмелел я и вызвал на себя огонь: — Все, что было в двух папках, осталось в одной моей голове. Так что если вы заинтересованы в возобновлении дела, стоит подумать о ее охране.

— Нахал!

— Да вы что, майор?

— Машину, апартаменты, теперь еще личную охрану! — возмутился Яковенко, сломав в пальцах сигарету «Мальборо». — Не дешевле ли нам обойдется обратный билет в Москву? У меня своих таких — целый гарнизон! Фифа, едрена мать! Мафиози выискался, охрану ему! Вы отвечали за операцию «Перехват»? И вы ее провалили! И матерый бандит ушел, как вода сквозь пальцы!

— Не матерый бандит, а директор частного охранного предприятия, вооруженного с вашего разрешения.

— Да я вас…

— Я не договорил! И, смею заметить, кадровый офицер КГБ в недавнем прошлом. Так что советую привлечь к поискам полковника Турбина и Управление службы безопасности, пока вы не найдете в своем ведомстве источник утечки.

— Вы себе много позволяете, майор, — заступился за начальника Демин. — Извините, но вы человек пришлый, еще не присмотрелись…

— А дров уже наломал! — негодовал Яковенко. — Он еще и советы дает!..

— Вас кто к нам прислал? Генерал-майор Рудин, кажется? — напряг извилины гипертоник Завьялов, желая таким образом пригрозить мне вышестоящим начальством: он отлично знал, кто подписал мое назначение.

— Так точно. По вашей просьбе на коллегии, товарищ полковник.

— Такого я не просил. Свободны!

— Свободен… от чего? От занимаемой должности?

— Освободите помещение! Это я сделал с удовольствием.

С наступлением темноты на улице посвежело, дышалось легко, и я решил прогуляться до гостиницы пешком. Дойдя до автомата, набрал номер начальника ГУВД (трубку снял Яковенко) и попросил своего непосредственного шефа Демина.

— Товарищ подполковник, не знаю, насколько это важно, поэтому спешу исправить свою забывчивость по телефону: меня просил передать вам привет некто Кудряшов. Он назвался Дядей Витей. Может, он вам дядей приходится?.. Я человек пришлый, еще не присмотрелся. Но красный «мерседес» трудно не заметить.

Пока он там хватал ртом воздух и запивал его сероводородистой водой, я успел повесить трубку и дойти до гостиницы.

 

4

Заперевшись в «апартаментах», которыми меня постоянно попрекал разъяренный Яковенко, я позвонил Сумароковым.

— Владимир Николаевич не появлялся?

— Нет, — в нос ответила Володина жена и прерывисто вздохнула. — А кто его…

— Майор Вениаминов. Не плачьте, Женя, он скоро вернется. Не вернется сам — я его верну. Живым и здоровым, обещаю.

Насчет «здоровым» — это я, пожалуй, фиксанул; насчет «живым» — тоже: никакой уверенности в том, что Володя жив, у меня не было, но Сумароковы ожидали прибавления в семействе — не делиться же своими сомнениями с беременной женщиной.

— Спасибо… спасибо вам…

— Спокойной ночи.

Ехать в прокуратуру было уже ни к чему, там все и без меня перевернули вверх дном. Из следственного изолятора я ушел в половине первого… Ордынский повстречался мне в начале третьего… Значит, Володя исчез примерно в этот промежуток. Что же заставило его вынести папки из кабинета? Или их все же выкрали?.. Прокуратура охраняется милицией, без пропуска оттуда не выйти и туда не войти…

Задернув штору на окне, я разделся и отправился в душевую. Чередуя горячую и холодную воду, чувствовал, как возвращаются силы. Самый верный способ вернуться к жизни — контрастный душ (Завьялову таким образом реанимироваться противопоказано — он гипертоник). Контрастный душ, а потом крепкий чай с ломтиком лимона и ложкой меда вместо сахара.

Мои «пулевлагонепроницаемые» с символикой «КГБ» на циферблате болтались на запястье: похудел. Я стал вспоминать, когда ел в последний раз — вчера вечером или сегодня утром? В любом случае хотелось верить, что этот раз все-таки не был последним. Растеревшись докрасна большим махровым полотенцем, я намотал его на бедра и вышел из душевой…

Прямо на меня смотрел зрачок короткоствольного автомата «борз» — чеченского аналога «узи»; в руке стоявшего у двери Жигарина в неизменных темных очках был пистолет с длинным глушителем; Шорох, развалившись на диване, с любопытством разглядывал мой «глок». За столом восседал Дядя Витя. Плеснув в стакан «Представительской» из подаренной мне бутылки, он приподнял его на уровень глаз и дружелюбно поприветствовал:

— С легким паром, майор Вениаминов!