1
Эксперты работали дотемна. Хорошо снаряженные диггеры в составе милицейского эксперта, горноспасателей и саперов спустились в шахту, в надежде отыскать все возможные пути к одному из ее стволов. Я им не завидовал, хотя их повел бывший главный маркшейдер.
На мое предположение о причине срыва старой вагонетки вислоусый командир горноспасателей недоверчиво покачал головой и, подергав ус, снисходительно пообещал: «Посмотрим». На-гора выдали скелет неизвестного. Судмедэксперт с фотографом первыми опустились в шурф и возились там так долго, что мы стали беспокоиться, не сожрали ли и их хвостатые мутанты. На главный вопрос следователя: «Когда произошло убийство?» — судмедэксперты обычно отвечают: вскрытие покажет». Так как в данном случае вскрывать было некого, лысый трупорез только руками развел и возложил надежду на антропологов. Правда, на голеностопном суставе скелета он высмотрел-таки старый перелом и предположил, что если он сопровождался разрывом связок, то вполне возможно, неизвестный хромал (естественно, до того, как его съели крысы).
Таких данных о Виталии Жигарине — именно о нем подумал я, увидев мертвеца, — у меня не было, но буква С, выгравированная на лезвии зековского ножа, все же не давала мне покоя. Нож наверняка находился в кармане покойного, не допускать же, что убийца защелкнул лезвие и бросил его в шурф вслед жертве. Определять возможные следы и параметры крови должны были в Краснодаре: ни хроматографа, ни растрового микроскопа в градинской лаборатории не оказалось. Масштабный фотоснимок ножа собирались отправлять в ГУИНА. Я заказал себе экземпляр, чтобы передать по факсу в «секретку» МВД и колонию в Петушках, где по «легенде» «отсиживал» Северов-Рапан: его вполне могли вооружить таким ножом с гравировкой для вящей убедительности. Там этот образчик народного творчества, конечно, изучат и установят фамилию умельца, а возможно, и владельца, только когда это будет?..
До истечения срока, отведенного мне Коробейниковым, оставалось пятнадцать дней. Мне то казалось, что все эти разрозненные случаи не являют собой целостной картины и я нахожусь в стороне от подлинных событий, то — наоборот, что я в самой гуще, еще чуть-чуть и система взаимодействия местных «авторитетов» друг с другом и с должностными лицами выстроится с отчетливостью менделеевской таблицы. Условия «игры в майора МВД» не давали желанной свободы, работа опера была непростительной тратой времени: я куда комфортнее чувствовал бы себя в банде на месте Жигарина. Если он, конечно, еще жив. А если нет, то я бы не хотел оказаться на его месте.
За сегодняшний день меня никто не смог бы упрекнуть: по насыщенности он соответствовал году жизни депутата.
Снилось мне, что я лежу на крыше котельной в обнимку с «СВД» и смотрю в оптический прицел, а он установлен наоборот, отчего мишень кажется не близкой, а далекой — такой далекой, что ее нельзя разглядеть.
2
14 августа 1996 г., среда.
Утром ко мне заявился Кифа. Интересовался, как идут дела. Я ему посоветовал перекраситься, потому что инспектору угро быть рыжим — все равно что закрывать секретную карту прозрачной занавеской. Еще его очень интересовало, выполнил ли я свою «диогенову миссию»: угро собирался провести широкомасштабную облаву на барыг. Кифа полагал, что Рапан может оказаться среди них, коль скоро он бежал, прихватив полтора кило кокаина, и просил показать фотокарточку еще раз. Оснований отказать ему и не поблагодарить за желание помочь я не видел.
В прокуратуре при мне Сумарокову принесли заключения судебно-медицинской и баллистической экспертиз: телохранителя Онуфриевых Кубацкого застрелили из пистолета им. товарища Макарова — того самого, из которого Франк собирался стрелять в меня. И хотя участие Франка в киднеппинге и без того не оставляло сомнений, я пожалел, что не взял чуть ниже и левее: Франк мог избавить нас от очень трудоемкой и неблагодарной работы. Хороший Франк — это живой Франк.
Ходить по домам бывшего поселка Южного, теперь почти слившегося с городской окраиной, и спрашивать: «Не видели ли вы кого-нибудь подозрительного?» было бы все равно, что ходить с микрофоном и телекамерой по Тверской и спрашивать: «На что бы вы потратили свой миллион долларов, если бы он у вас был?»
Лично я бы свой миллион потратил на два кило кокаина. И потравил им южанских крыс.
Умный Сумароков из всего списка шахтеров «Южной» выбрал ранее судимых. Вчетвером — с незаменимым Ордынским и участковым Козубом — мы отправились брать у них интервью. Список состоял из четырнадцати человек. Пятерых из них мы исключили — горнорабочих поверхности, которые в шахту не спускались и ходов-выходов не знали. Думаю, что преступники, подбирая проводника, действовали по такому же принципу. Из девяти оставшихся двое стариков умерло. Один человек переквалифицировался в матросы и двое суток находился в плавании. У троих было железное алиби, но и им были предъявлены фотографии Франка, Шороха, Демьяна, Зайчевского, Губарского, Нечаева, Бубенца, Забарова, Ардатовых — словом, всех живых и мертвых, кто так или иначе фигурировал в объединенных делах. Никто никого не опознал, никто никого не видел, несмотря на «угрозу» Сумарокова об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Всем были также предъявлены фото двух погибших в «мерседес-бенце» второго августа и по делу о киднеппинге не проходивших. С тем же успехом. Следствие — это тяжелый и кропотливый труд, требующий усидчивости. Поэтому я на следственную работу в свое время и не пошел. Но сладкий миг удачи оказался не чужд и мне: престарелый, однако сохранивший ясность ума родитель предпоследнего из отобранных для опроса долго разглядывал фотографии и вдруг ткнул почерневшим от пожизненно въевшейся антрацитовой пыли пальцем в… Кубацкого.
— От цього я бачив, — сказал по-украински.
— Где вы его видели? — взял след Володя.
— Тута бачив, у поселку. Приезжав на «москвиче».
— Когда это было?
Старик помолчал, наморщив лоб.
— Семого, — сказал он уверенно. — Семого, у середу.
Я знаю, о чем подумали Сумароков и участковый, переглянувшись: старик был отцом одного из тех, у кого на момент преступления алиби отсутствовало, и кто, между прочим, «чалился» по 78-й — за контрабанду, так что основания выгораживать непутевого отпрыска у него были.
— Расскажите все по порядку.
— Що казати… Був я у пивной. Вин пидъихав.
— Один?
— Хто?.. А, ни. Удвох. Один не выходив з «москвичу». А цей вышел, зайшов у пивну. Постояв, поглазев и пийшов соби.
— А почему вы его запомнили?
— Так бильш там никого не було. Колы я назад ишов, бачил цей «москвич» биля хаты Гайдуковых. Мабуть, вин Гайдука молодшего шукав.
— Во сколько это было?
— У вечори. Пивна вже зачинялася. Годин десь так у симь, мабуть, у восьмой.
— Того, второго, вы разглядели?
— Ни, не бачив, — помотал головой старик. — Я ще до них не дийшов, як воны видъихалы вид хаты Гайдукив.
— Номер «москвича» вы не запомнили?
— Та навищо вин мени був потрибен?
— Старый, новый «москвич»? Раньше его не видели?
— «Москвич» новый. Ранише не бачив.
— Какого цвета?
— Такий жовтый… темно-жовтый, як осинний лист. Теперь Сумароков косанул на меня, я торжествующе улыбнулся и подмигнул: именно такой «москвич» примелькался мне на трассе Градинск — Краснодар. И хотя «такой» и «тот же» — понятия суть разные, я почувствовал охотничий азарт.
Мы вышли на улицу Каштановую. Пивная «Янтарь» находилась по левую руку в двух кварталах. Сумароков направил туда Ордынского, которого теперь иначе как старшим сержантом не называл и обещал произвести его в прапорщики, если тот узнает номер «москвича». В пивную Ваня согласился идти с удовольствием. Такое же удовольствие я видел на его лице, когда выяснилось, что на четвертого диггера не хватает каски.
— Кто этот Гайдуков? — спросил Сумароков у участкового, прибавляя шагу.
— Заробитчанин, — односложно ответил тучный старлей. — До колонии работал взрывником на «Южной». Два года тому назад освободился, был моим поднадзорным. Режим не нарушал, но, когда срок вышел, зачастил на заработки куда-то.
— Он хромал?
— Хромал?.. М-мм… Нет, такого я что-то не припомню. Очень даже прыткий парень… да какой там парень — под сорок.
— А сидел за что?
— За драку сидел. Пьяная драка с поножовщиной.
— Очень интересно! — почесал затылок Володя. — Значит, говорите, взрывником работал?..
На стук у Гайдуковых долго не отпирали, затем в сенях что-то громыхнуло, и на веранду, чертыхаясь, вышла высокая полная женщина с гладко зачесанными назад волосами и глазами навыкате. Увидав участкового в форме, испуганно остановилась.
— Отпирай, Галина, не видишь — гости к тебе. Она провернула ключ.
— Что опять натворил? — спросила упавшим голосом, пропуская нас в дом.
— Кто?
— Не я же!
— Сергей-то? А с чего ты взяла, что…
— А с чего бы ты сюда приходил, Козуб? — В голосе ее зазвучало не то презрение, не то готовность выпустить когти, а глаза стали тревожными и увлажнились.
— Ладно, где сам-то?
Мы вошли, поздоровались.
— Уехал. — Куда?
— А он мне что, говорил когда-нибудь?
— Пацан в школе?
— Дочь у меня, Козуб. Стареешь, что ли? И сейчас каникулы.
Старлей крякнул и, досадливо взмахнув рукой, опустился на диван. Нам было предложено занять место за круглым столом, накрытым клеенкой.
— Вот, товарищи из прокуратуры, — кивнул на нас Козуб. — Сергеем Валентиновичем Гайдуковым интересуются.
Хозяйка присела на табуретку у окна.
— Следователь Сумароков, — представился Володя. — Скажите, давно уехал ваш муж?
Козуб кашлянул в кулак, встретившись с хозяйкой взглядом.
— Мой муж объелся груш, — усмехнулась она. — А если вы про Сергея спрашиваете, то он мой брат.
— Извините.
— Уехал с утра в пятницу.
— Когда именно?
— Около семи.
— Один?
— Один, с кем же еще.
— До этого к нему кто-нибудь приезжал? За день, за два? Она пожала плечами:
— Не видела, может, и приезжали. Я на прошлой неделе в первую смену работала.
— И часто он исчезает?
— А что он натворил-то? — не выдержала Галина. — Скажите, я ведь не чужая ему.
Сумароков вздохнул, но от ответа уклонился.
— Может, и ничего… — Он разложил фотографии на столе. — Подойдите, пожалуйста… Знаете вы кого-нибудь из этих людей?
Она подошла на ватных ногах, испуганно воззрилась на фотографии, не столько вспоминая, сколько стараясь сообразить, как вести себя и что говорить, чтобы не навредить брату.
— Вот, — показала на Шороха, — вроде бы его. Только давно, еще зимой.
— Он что, приезжал сюда?
— Нет. В городе. Мы тогда вместе — я, Сергей и Анюта, моя дочь, — перед самым Новым годом игрушки покупали на елку. Подъехала машина… иномарка, не знаю, как называется, с колечками такими…
— «Ауди», что ли? — подсказал Козуб.
— Может быть. Посигналила. Сергей отошел, сел, и они о чем-то с этим вот разговаривали. Очень долго, мы с Анютой замерзли совсем.
— И вы его запомнили?
— Специально запоминала, как чувствовала… С ним еще двое в машине были, но их здесь вроде бы нет… Я испугалась
поначалу, что они его куда-нибудь увезут. Тогда даже номер запомнила, теперь уже забыла… Вот, и этого знаю… то есть видела.
С указанной фотографии смотрел ныне покойный Франк.
— Когда вы его видели?
— Его… в прошлое воскресенье. Они с Сергеем были в пивной. Потом в город уехали, Сергей в половине второго ночи вернулся, пьяный. Сказал, что друга встретил.
— А про этого, — указал на Шороха Володя, — он ничего не рассказывал?
— Нет… то есть да, да! Он, по-моему, Сергею денег дал. У нас такой стол был на Новый год!.. Сергей говорил, что знакомый сосватал его дачу строить, вроде аванс выдал. И правда, уезжал на неделю.
— Зимой-то? — усомнился я.
— Скажите, Галина Васильевна, ваш брат не хромал? — спросил Сумароков.
— Нет. Хотя иногда жаловался, что нога болит. Ему в первый год в шахте, в верхней нише, ногу породой переломило… вот тут, — показала она на левый голеностоп.
Сумароков помолчал.
— Вы когда-нибудь видели у брата оружие?
— Оружие?! — испугалась она.
— Оружие или взрывчатые вещества? Он взрывником работал. Приносил из шахты аммонит?
— Нет! Нет, что вы, никогда. Да Сергей ничего такого с бандитами не имел, вы даже не думайте! Парень он смирный, рабочий, зачем ему? Он по строительству может, вот, отцов дом переложил, баню строить собирается. Ну, попал когда-то по дурости, подрался из-за одной продавщицы… Козуб, ну скажи, что ты молчишь? Ведь он…
— Да не волнуйтесь вы, — грустно сказал Сумароков. — Я его пока ни в чем не обвиняю.
— Пока?
«К тому же его уже нет в живых», — добавил я мысленно.
— Когда он уезжал, у него были с собой какие-нибудь вещи?
— Вещи? Сумка была… спортивная.
— Что в ней было, вы не знаете?
— А что… что там могло быть? — Слезы покатились по ее лицу. — Одежда рабочая, наверно. Он Анюте говорил, что деньги зарабатывать едет, вернуться вскорости обещал. Да не темните вы! Где он?..
Сумароков не ответил, потому что не знал сам. Мало ли людей с переломами! Он порылся в папке, нашел фотографию ножа с буквой «С» на лезвии.
«Сергей!.. — осенило меня. — «С»-ергей!..» Нет, все-таки что ни говори, а специализация в розыске сказывается. По части аналитического ума мне за Володей не угнаться.
Альянс, или даже знакомство Гайдукова с Шорохом заслуживало внимания: на арену выходил второй «авторитет» — заклятый враг Зайчевского. Это стоило обсудить, но Володя прощаться с Гайдуковой не спешил:
— Галина Валентиновна, посмотрите внимательно: этот нож принадлежал вашему брату?
Она посмотрела на фотографию, потом бегло на нас троих, словно ища у кого-то совета или защиты. Замотала головой и тут же кивнула, потом воскликнула по-бабьи: «Ой!» — и закрыла лицо ладонями.
— Да или нет?
— Да… да… да, да, да! Ой, кого он… опять?.. — заговорила она сквозь слезы.
— Да никого, никого, успокойтесь. Пойдите водички выпейте, — стало мне ее жаль. В самом деле, как бы ни обернулось с братом, ее — жаль. И Анюту, которую я никогда не видел, тоже жаль. Почему-то очень живо представилась картина, как они втроем ездили в город за елочными игрушками. Крупными хлопьями падает снег, морозно, Сергей несет елку, а счастливая Анюта — коробку с игрушками. Шампанское и торт…
— Товарищ старший лейтенант, — врезался в минутную тишину сухой, излишне официальный голос старшего следователя прокуратуры, — приведите сюда понятых.
Рождественская картинка исчезла; разноцветные игрушки рассыпались по льду.
— Каких еще понятых?! — вдруг угрожающе протянула хозяйка. — Что вы тут собираетесь делать?
Я скользнул взглядом по ее рукам, сверху вниз — посмотреть, не сжались ли кулаки.
— Я собираюсь произвести в вашем доме обыск, гражданка Гайдукова. Прокурор будет поставлен в известность немедленно по его окончании. Основания для производства неотложных следственных действий у меня есть. Сядьте!
Я еще подумал, что это он зря…
3
…но ошибся.
Нет, следователем работать я бы положительно не смог: не переношу вероломства. Я знаю, что такое штурм: там, за чертой или стеной, — враг; не убьешь его — он убьет тебя; выигрывает тот, кто успевает выстрелить первым. Здесь еще нет друзей и нет врагов; враг может оказаться невиновным, а тот, кого ты пожалел, переступить черту доверия. Если бы у меня спросили, чего я больше всего не люблю, я бы так и ответил: вероломства.
К перестройке отцовского дома Гайдуков отнесся творчески: нам понадобилось два с половиной часа, прежде чем мы дошли до крышки погреба в сенях.
— Что там переделывал Серега? — по-свойски спросил у Галины Козуб.
— Я туда не лазила — мышей боюсь, — надменно ответила она.
Все время, пока мы производили обыск, она ходила из угла в угол по кухне и курила, прикуривая одну сигарету от другой.
В погребе было тепло, сухо и никакого намека на мышей. На полках стеллажа стояли банки с абрикосовым вареньем, помидорами, огурцами; посередине — столитровая бочка из-под чешского пива с квашеной капустой. Сомнительно, что всеми этими заготовками занимался Сергей Валентинович единолично.
— А все-таки?.. В одном доме живете.
Она капнула из рукомойника на сигарету, выбросила ее в ведро.
— Вам надо — вы и ищите! — отрезала. Потом все же сообразила, что незнание реконструкции собственного дома выглядит неправдоподобно. — Стенку перекладывал. Ту, что во двор. Текло там, по весне вода собиралась.
Первый результат принесло элементарное простукивание. В собственном доме я никогда не жил, но догадывался, что если хотят остановить воду, то обеспечивают дренаж или откачку, а поверхность цементируют; пустота же за «текущей» стеной ничем не оправдана. Один из крайних кирпичей легко продавился — ушел в кладку наполовину, образовав паз непонятного назначения. Загадку разгадал вернувшийся из пивной Ваня Ордынский (номера «москвича» он не узнал, но пивом от него пахло): молча он сунул в паз пальцы и… отодвинул стену! Она стояла на швеллере и была оборудована снизу роликами из подшипников. Володя присвистнул.
— Н-да, с прапорщиком промашка вышла, вы меня извините, товарищ младший лейтенант, — восхищенно посмотрел он на Ордынского.
Очевидно, моя миссия в Градинске закончится тогда, когда он произведет Ваню в генералы.
За стеной вспыхнул свет: сработал вмонтированный под верхней панелью концевой выключатель.
Мы хотели войти в низкий чулан, не достроенный до конца и подкрепленный примитивной шахтной крепью — стойками из бревен, но следователь остановил нас жестом.
— Давай сюда понятых и Гайдукову! — крикнул наверх Козубу. — Ну, талант! Скажите пожалуйста… Дачу его Шорох не зря строить приглашал, а?
Гайдукова спускаться в подвал отказалась, не ссылаясь на мышей, но заверив, что все равно ничего не знает — брат ей бывать там не разрешал. Володя не поленился тут же занести это обстоятельство в протокол, дал ей расписаться в показаниях, после чего позвонил в ГУВД и в экстренном порядке вызвал эксперта-криминалиста.
Пожилой сосед Гайдуковых, все время стоявший у двери и смущенно глядевший в пол, спустился в погреб, помог другой соседке, также приглашенной в понятые.
Я входил в нишу два на два метра последним; слышал, как наверху заплакала вернувшаяся Анюта, а Галина принялась утешать ее — по-матерински, по-доброму.
«Если бы она знала о преступной деятельности брата, то едва ли стала бы называть Шороха и Франка. Да и насчет «текущей» стены бы умолчала», — еще раз попытался я оправдать несчастную женщину.
В том, что деятельность Гайдукова не ограничивалась перестройкой дома, сомнения не осталось: как только следователь извлек из накрытого старым одеялом сундука (цитирую по протоколу):
«1. Шашки аммонитовые, предназначенные для закладки в шпуры скальных пород, в количестве 96 (девяносто шесть) шт.;
2. Шнур бикфордов — 9 м 65 см (девять метров шестьдесят пять сантиметров);
3. Детонаторы — 44 (сорок четыре) шт.;
4. «ПМ» (пистолет системы Макарова) № 44306 со снаряженной обоймой и патронами в количестве 12 (двенадцать) шт., завернутый в промасленный крафт;
5. Патроны винтовочные 7,62 мм — 9 (девять) шт.;
6. Прицел стрелковый оптический — 1 (одна) шт.;
7. Гранаты ручные противопехотные «Ф-1» («лимонка») — 4 (четыре) шт.;
8. Пластическое взрывчатое вещество («пластит») в пачках весом 1,5 (один с половиной), 4,3 (четыре триста) кг и 700 (семьсот) граммов;
9. Валюта (доллары США) в коробке из-под конфет металлической — в сумме 650 (шестьсот пятьдесят), купюры достоинством 10 — №… …; 20 — №… …; 100 — №… …;
10. Снайперская винтовка системы Драгунова («СВД») в разобранном виде, завернутая в промасленную ткань (сатин), детали скреплены изоляционной лентой синего цвета (предположительно — для шумопоглощения при транспортировке), № 748022».
На составление протокола, ознакомление с ним понятых и хозяйки дома, на прочие формальности ушло полтора часа — как раз успел приехать Максимов. Не откладывая, он приступил к снятию дактилоскопических узоров с консервных банок с помощью следокопировальной пленки, так как лак для волос для этого не годился.
— Да не знала я, честное слово, ничего не знала! — плача, причитала Галина Валентиновна. — Найдите этого гада!..
— Мама! — взмолилась Анюта, зарывшись в ее подол.
— Гад он! Гад последний!..
Судя по тому, что Сумароков взял с нее подписку о невыезде, он в ее искренности усомнился.
Возвращались мы затемно. Максимов сообщил, что следы протекторов и состав масла, обнаруженных на улице Металлистов седьмого августа и на дороге в двадцати пяти метрах от выхода на поверхность вентиляционного ствола шахты «Южная», идентифицированы и принадлежат одному и тому же транспортному средству, предположительно — автомобилю «москвич» АЗЛК…
В чем никто и не сомневался.
В скучной следовательской работе тоже бывают праздники.