— Что ты мне лапшу на уши вешаешь, Фарид?! В каких еще «рамках Интерпола»?!. — Паничу казалось, что он кричит. На самом деле голос его осип, и звонивший из Москвы «смотрящий» Салыков едва его слышал. — Ну, вот что. Пусть Фасман узнает по своим каналам, откуда у них эта информация… Это его дело — в посольстве у морского атташе, в торговом представительстве Израиля или у самого Господа Бога! В случайности я не верю. Все!

Он сунул в руку стоявшего рядом охранника трубку радиотелефона и вышел на веранду. Извилистая Серебрянка пенилась под проливным дождем. Дробный стук дождевых капель по крыше теперь уже не усыплял, а, наоборот, будоражил и без того расшалившиеся нервы.

— Мазь готоф… раздеваться, — китаец неопределенного возраста, которого Дмитрий Константинович взял к себе в услужение в прошлом году, улыбался, глядя на хозяина снизу вверх узкими щелочками глаз.

— Медведь! — зычно позвал Панич телохранителя. — Едем во дворец! Возьми Монгола.

Не обращая внимания на китайца, он сбросил махровый халат и решительно направился по деревянной лестнице на второй этаж.

— Мазь — один час… два нельзя… мазь пропадай, женьшень новый собирай, — семенил за ним обескураженный отменой массажного сеанса Хан Ван By.

— Значит, собирай! — задержавшись на ступеньке, зыркнул на него Панич. — Отлынь, не до тебя!

Китаец предпочел ретироваться, понимал: косящих под нетрадиционных лекарей в России нынче пруд пруди, а противорадикулитную мазь готовить умеет каждый второй, и попади он под горячую руку — Панич выбросит его, сдаст властям, а на его месте завтра окажется другой узкоглазый нелегал.

Пятидесяти восьми лет от роду, все еще статный, приветливый на людях, Панич был немногословен, умел располагать собеседников — разумеется, тех, которых допускала к нему охрана. В Краснодольск он наведывался нечасто, все больше разъезжал. Соседи поговаривали, лечился на водах, потому как инвалид, одинокий, ухаживать за ним некому. Поговаривали также, что некогда он работал на урановых рудниках, и теперь у него рак крови.

Было в целом свете очень мало людей, знавших о Дмитрии Константиновиче больше, нежели он того хотел. Кое-что знали в Главном управлении исполнения наказаний МВД России, где хранился архив с перечнем основных вех его «трудовой» биографии. И хотя многотрудная жизнь и северный климат действительно подточили здоровье Панича, инвалидом труда он никогда не был, потому что из двадцати четырех проведенных «у хозяина» лет не проработал ни дня: работать ему не полагалось по статусу вора в законе. «Коронован» Панич (он же Кадило, он же Шатун, он же Северцев, больше известный по кличке Пан) был во Владимирском централе еще в шестьдесят восьмом.

Он действительно отлучался «на воды», но предпочитал воды, протекавшие вдали от родной Серебрянки — преимущественно на оффшорных территориях, где банки давали немалые налоговые льготы, а власти не интересовались происхождением капиталов.

Идея приспособить брошенный властями Уральск-12, где Панич в свое время пребывал в качестве зека, принадлежала ему. Это он с помощью своего однобарачника, угодившего в колонию за растрату, Салыкова рассчитал экономическую выгоду от использования неподконтрольной властям территории и необлагаемого налогом населения, состоявшего из беглых урок и желтолицых «нон-грата», он придумал систему найма рабочей силы и ее охраны, доставки сырья, продовольствия и готовой продукции. И вот теперь, спустя восемь лет, система заработала на полную мощность, прибыль семьи составляла двадцать четыре миллиона в год, шестьдесят процентов из которых пока уходило на покупку чиновников, правоохранительные органы, командировочные расходы, ценные бумаги, банковские операции, транспорт, связь, пополнение «общака» — на все то, что обеспечивало Дмитрию Константиновичу относительное спокойствие.

Сам он ни в каких документах не фигурировал, фамилия Панич никому ни о чем не говорила, наличные деньги оседали на счетах подставных лиц, вкладывались в торговый бизнес, превращались в банковские бумаги, акции совместных предприятий и фирм, имеющих выход за рубеж, интегрировались. Тщеславием Пан не отличался — считал себя патриотом «малой родины», где несла свои воды Серебрянка, где стоял его терем за высоким забором, и воздух пах кедром и сосной.

…На площади перед Дворцом спорта его встретил Губарь — директор службы безопасности АО «Краснодольскцветмет». Тут же суетились «быки» во главе с Бригадиром, но близко не подходили, блюли субординацию.

— Кожухов здесь? — сухо спросил у Губаря Дмитрий Константинович, направляясь к парадному подъезду.

— Нету. С утра собирался в прокуратуру по повестке. Московская комиссия затаскала.

Панич прошел по пустынным коридорам в зал, взорвавшийся вдруг аплодисментами и возгласами, словно зрители приветствовали не удачную комбинацию одного из бойцов на татами, а лично его. Губарь проводил босса на отдельную застекленную трибуну, где сидели референт мэра Иевлев, замначальника УФСБ Зарицкий и главный экономист объединения Вершков.

— Сидите, не в армии, — отмахнулся Панич и, проигнорировав протянутые руки, опустился на низенькую скамейку.

В финал вышли четверо. Боец под шестнадцатым номером лихим «тоби-йоко-гери» заработал иппон. Толпа взревела.

— Кто ведет? — спросил Панич у завсегдатая соревнований Зарицкого.

— Пока поровну. Двое из Питера — двое наших. Ставить будем?

Панич понаблюдал за происходящим на татами.

— На крестника, — кивнул и пощелкал пальцами в воздухе. Крестником он называл Влада Мехова. Давным-давно, когда тот был еще мальчишкой, Панич поручил его тогдашнему авторитету Пантере. «Воспитатель» натаскал звереныша по полной программе — научил драться, стрелять, водить машину, правильно вести себя на допросах, выживать в экстремальных условиях, ориентироваться в тайге.

— Убе-е-ей!!. — сложив ладони рупором, заорал заводной экономист Вершков, как только Мехов появился на татами.

Влад нанес несколько ударов, в ответ получил «цумасаки» и проиграл очко. Рефери что-то нервно внушал его сопернику, показывая на собственный локоть. Поединок затягивался, силы мастеров были равными. На четвертой минуте равновесие нарушил соперник Влада — пробил-таки мощный вертикальный панч. Кимоно окрасилось кровью.

Не отводя глаз от поединка, становившегося все более ожесточенным, босс наклонился к начальнику охраны:

— Кто виноват в том, что не допросили таможенника? Он? Губарь покачал головой:

— Обстоятельства, Дмитрий Константинович. Подвернулся случай потолковать с глазу на глаз, вот Мехов им и воспользовался. Откуда ему было знать, что тот выхватит пушку?

Панич проследил за серией ударов, загнавших Мехова в угол, переждал аплодисменты.

— А ты не думаешь, что он его специально нейтрализовал, а? Такого поворота Губарь не ожидал, удивленно посмотрел на босса:

— А зачем? Допрашивал, так сказать, с пристрастием — потом только и оставалось кончить. Нет, если бы не пистолет…

— Значит, можно ему доверять?

Панич знал, что крестник — не разлей вода с телохранителем Кожухова Земцовым, но вслух своих подозрений не высказал.

— Вполне, — ответил Губарь не слишком уверенно. — Он деньги любит.

Последнее прозвучало как гарантия надежности. Возможно, в сознании Губаря так оно и было, но Панич уже давно не пользовался оценками подобного рода и только улыбнулся в ответ.

Влад упал на лопатки и вдруг, подобрав ноги, распружинился, угодил в грудь обескураженного его неожиданным падением противника. Тот вылетел в зал. С толпой творилось нечто невообразимое. Чистый иппон был четвертым — иссякала последняя минута. Поединок возобновился после короткого совещания судей. Его исход решили две секунды: удержав «ой-цуки» в длинном выпаде, Влад сомкнул предплечья вкрест (удар левого пришелся на локтевой сгиб питерца) и в ту же секунду подъемом стопы нанес быстрый «кик» в печень. Противник сломался, как сухая палка, хватил воздух ртом и свалился на бок.

Панин появился в раздевалке бесшумно, неожиданно, будто тень из забытого прошлого. Веселые голубые глаза утонули в сетке морщин. Влад сидел, привалившись к дверце шкафа. Рассеченная верхняя губа его кровоточила, короткие волосы слиплись от пота, мускулистый торс иссекали две багровые ссадины.

— Ну, сынок, — потрепал его по щеке Панич, — спасибо. Порадовал старика. Дай-ка я на тебя посмотрю!

Влад встал, улыбнулся в ответ.

— Ай, молодца-а, — старик остался довольным. Протянул кейс желтой кожи: — Погуляй хорошенько.

— Спасибо.

— Носи на здоровье. Слышал о тебе хорошее. Не подвел. Что понадобится — дай знать.

Влад только теперь отдышался, туманная пелена перед глазами растворилась. Будто привиделся Панич — был и нету. Если бы не кейс в руке, так бы и решил: галлюцинации вследствие перенапряжения. Он положил презент в шкаф, стянул штаны и отправился в душевую. Долго стоял под горячей струей, стараясь ни о чем не думать и постепенно приходя в себя.

В раздевалке навязывали банкет по случаю победы — насилу отказался. Спустившись по черной лестнице, он сел в поджидавшую на стоянке «девятку», перевел дух. Впереди у «мерса» крутились знакомые «быки». Влад открыл кейс…

Кольт «кинг-кобра» под патрон «357 магнум» с корпусом из какого-то белого металла, без номера, сделанный явно на заказ, а к нему две тысячи баксов были платой за разборку на таможне и стоили дороже чемпионской медали.

Сотню градусов в сауне выдерживал один Панич. Забравшись на верхний полок, он шумно втягивал носом раскаленный воздух.

«Надо было Ваню взять с собой, — подумалось ему о китайце. — Все равно по-русски ни черта не понимает — проверено, а на распаренную поясницу его мазь приложить — в самый раз!»

— Что этой комиссии нужно, Федя? — спросил он у Вершкова.

— Происхождение денег их интересует, — тяжело дыша, доложил тот. — От самого стартового капитала отслеживают… Уф-ф-ф!.. Как это можно выдержать, не понимаю!..

— Кто-то ведет двойную игру, — вслух подумал Иевлев. Он тоже чувствовал себя в сауне не лучшим образом, но старался не подавать вида.

— Отрасль в целом на контроле, — почесался экономист. —

Немцов велел в течение месяца разобраться. Случай на таможне кое-кому оказался на руку…

— Извини, Федя, — проговорил чекист Зарицкий, смахивая пот футляром от расчески, — но это чушь собачья! Довольны они или недовольны — таможни уже нет, вози сколько хочешь.

— А ты что думаешь по этому поводу? — сверху вниз посмотрел на чекиста Панич.

— А то, что комиссия эта — пустая формальность. Ответ на постановление «Об упорядочении хоздеятельности предприятий, связанных с добычей и производством цветмета и редкозема».

Явно не хватало Кожухова — ему о ходе проверки было известно больше других, но в последнее время председатель под разными предлогами от встречи с Паничем явно увиливал.

Вершков наконец не выдержал, выскочил за дверь; следом сауну покинул Иевлев. Зарицкий же, напротив, нашел в себе силы подняться на полок — ближе к Паничу.

— Кожух знает о том, что я хочу его видеть? — вполголоса спросил Панич, придавая голосу максимум доверительности.

— К сожалению, он вообще знает слишком много, — двусмысленно изрек Зарицкий.

Панич выдержал долгую паузу.

— Думаешь, расколется? — пошел на откровенность.

— Расколят, Дмитрий Константинович. Если провал на таможне вообще не его рук дело.

Кряхтя и придерживаясь за поясницу, Панич сполз по скользким ступенькам вниз и, миновав предбанник, прыгнул в ледяной бассейн — клин клином вышибают. Остальные последовали его примеру.

Вдоволь напарившись, сели за дощатый стол.

Панич сам наполнил рюмки водкой, дождался тишины.

— Я послушал вас и понял: ситуацию вы недооцениваете, — заговорил сухо, не глядя на присутствующих. — МВД двух стран, похоже, собираются продемонстрировать выгодность своего сотрудничества. В последнюю неделю задержано полтораста большегрузов с цветметом, изъято две с половиной тысячи тонн меди и никеля. Подложные ксивы вывели прокуратуру на Миноборонпром. Как следствие — повальные проверки предприятий, заключивших договора на поставки сырья коммерческим структурам по безналу. — Он вперил колючий взгляд в Зарицкого и, тщательно выговаривая слова, зло произнес: — Как следствие, ясно? А не «пустая формальность», как тут считают некоторые!.. Но и это еще не все. Министерство недовольно тем, как проходит акционирование. Бузотеры из «Цветмета» написали, что голосование фальсифицировано. Это значит… что, Вершков?..

Экономист вздрогнул и уставился на босса, будто бы кто толкнул его в спину.

— Что избрание Кожухова незаконно? — предположил. — По инструкции требуется согласование с министерством?

— Вот именно. А пока комиссии будут шерстить объединение под разными предлогами (а на самом деле — с единственной целью: провести на пост генерального своего человека), на «базе» будут простаивать цеха, потому что нет металла. — Он выпил, никого не дожидаясь, поднес кружку к запотевшему серебряному бочонку с водой, открыл краник. — Что вы на меня смотрите, как на Соломона?.. Ешьте, пейте!

Выпили, потянулись к закускам, но оживление длилось недолго — все понимали: Панич объявился неспроста, пахнет жареным, а случись что — с него взятки гладки, он никто, в то время как под документами на металл, в авизо и накладных стоят их подписи, и все они застрянут в сети, если она будет наброшена.

Просидели до темноты, строя планы превентивных действий, вспоминая связи в Москве и Екатеринбурге, деля людей на нужных и ненужных, изъявляя готовность принять любые меры, вплоть до крайних, для спасения своего бизнеса и шкур, но так ни до чего и не договорились, придя к единому мнению, что только он, Дмитрий Константинович Панич, знает, что и как нужно делать, а им, смертным, остается уповать на его мудрость и исполнять любое его решение.