Василий Степанов ошибся. Следственных и судебных материалов по делу о «Клубе червонный валетов» было значительно больше, чем он предполагал. Они составляли не пятьдесят, а почти сто толстенных томов. Неизвестно сколько времени занял бы самый поверхностный их просмотр, но помог случай.

Архивариус Московского окружного суда коллежский асессор Зорин оказался не чужд литературных трудов — на досуге он пописывал романы-фельетоны на уголовные темы для газеты «Новости дня». Многие сюжеты брал у «валетов», поэтому дело их изучил, как говориться, от корки до корки.

— Павел Карлович Шпейер? — архивариус слегка поморщился. — Не самая яркая личность в этой компании. Вот Костя Огонь-Догановский это фигура!

Потомственный игрок. Между прочим, в своё время, его батюшка обыграл в карты на двадцать тысяч самого Александра Сергеевича Пушкина и при этом ухитрился остаться с ним в самых приятельских отношениях. Костя в него пошёл. Через свои «Кабинеты коннозаводства» ободрал как липку многих заводчиков. А они на суде упрямо твердили — честнейший человек… Или павлоградские гусары — Засецкий, Дмитриев-Мамонов, Калустов. Они все в любительском театре играли. А потом в жизни такие представления с переодеваниями устраивали… Весьма интересен тамбовский мещанин Михаил Сидоров — человек редких артистических способностей… Но всем им далеко до профессора истории Неофитова. Именно ему принадлежала мысль создать преступное сообщество по образу и подобию торговопромышленных товариществ, с уставом, выборными органами управления, основным и запасным капиталом.

— Создали? — заинтересовался Малинин. — В судебных отчётах, которые печатались в газетах, об этом не слова.

— Предварительное следствие категорически утверждало, что создали. В обвинительном заключении об этом говорилось уже весьма невнятно. А суд полностью отверг всякую мысль об организованном сообществе. И вообще, скажу по секрету, в этом процессе было много странностей. Прокурор отказался обвинять некоторых подозреваемых. Одного, явного мошенника, в день открытия суда упрятали в сумасшедший дом. А присяжные заседатели, как себя повели?! Из сорока восьми обвиняемых оправдали восемнадцать. Оправданные, в основном, люди денежные. Но возвращаясь к Неофитову. Главным, бесспорно, был он. А Шпейер состоял при нём кем-то вроде вице-директора. В его руках находились касса и связи.

— Вот они-то нас и интересуют, — сказал Степанов.

Архивариус освободил половину своего стола. Куда-то сходил и вернулся с двумя стульями. Достал стопку писчей бумаги:

— Располагайтесь, изучайте. Во времени вас не ограничиваю, я всё равно собирался сегодня задержаться на службе — кое-что написать хотел.

Степанов тоскливо посмотрел на полки с томами, попросил, без особой надежды:

— Может быть вы нам поможете? Ведь вы знаете где и что найти можно.

— Рад бы, но к сожалению, — архивариус развел руками. — Сами знаете какое у нас жалование. А тут одна редакция маленький фельетончик заказала. Надеюсь получить гонорар.

— Гонорар? — обрадовался Малинин и достал две красненьких, полученные от Лавровского на непредвиденные расходы. — Это мы с удовольствием.

И работа закипела.

Архивариус брал с полок том за томом, раскрывал на нужных страницах, обращая внимание на самые интересные факты, делился своими соображениями… Степанов и Малинин едва успевали записывать. Уже вечером вышли они из архива. Степанов бережно прижимал к себе папку с целой кипой исписанных листов.

Кого только не оказалось среди близких знакомых и возможных подельников Шпейера: директор рижской торговой фирмы и тульский помещик, помощник присяжного поверенного и бывший смотритель Московского тюремного замка, ростовщик из Рогожской слободы и содержатель гостиницы «Россия» на Петровских линиях…

Выяснилось, что Алексей Мазурин был далеко не единственным отпрыском именитого московского купечества якшавшимся с «валетами».

— Валентин Щупин был осуждён за растрату. Кроме того, он подозревался в подделке крупных банковских билетов, но не доказали — билет Волжско-Камского банка на шестьдесят тысяч куда-то пропал, — сказал Малинин. — А ведь срок давности по этому преступлению не истёк.

— Полагаешь, что Шпейер станет его шантажировать? — спросил Степанов.

— Не исключено. Щукин человек не бедный, новый суд ему ни к чему. Наверняка попробует откупиться… Слушай, а хозяин ссудной кассы Чистяков, оштрафованный за скупку краденного, вашему помощнику делопроизводителя Чистякову часом не родственник?

— Не знаю, надо будет проверить. А на «похороны» ты обратил внимание?

Степанов имел в виду странное происшествие не задолго до ареста большинства членов «Клуба червонных валетов».

… Однажды вечером на квартиру Шпейера, где кроме хозяина находились ещё трое «валетов» и недавно появившийся в их компании некий Иван Брюханов, привезли гроб. Брюханов лёг в него. Остальные с зажжёнными свечами стали рядом. Заранее приглашённые певчие из одного из лучших церковных хоров, пропели «вечную память». После чего «покойник» с друзьями отправились к «Яру». Их карету сопровождали похоронные дроги с факелами и певчими. На следствии и суде все участники этого кощунственного действия оправдывались тем, что были пьяны. Даже Шпейер, который, по словам свидетелей, в тот вечер хмельного в рот не брал…

— Пьяный кураж, — сказал Малинин. — Наши московские «обломы» ещё и похлеще отчудить могут.

— Нет, Серёжа. Слишком уж всё похоже на церемонию.

— Присяга? — задумался Малинин. — Похоже, ты прав. Какое преступное сообщество без принесения присяги! Интересно, а свой «телеграф» у них был?

— Имелись и система условных знаков и жестов — мне о ней как-то Муравьёв рассказывал.

За разговором незаметно дошли до «Чернышей». Погода в этот вечер, уже в который раз за лето, преподнесла «сюрприз». Неожиданно поднявшийся сильный ветер нагнал тучи и хлынул ливень.

— Пока до сыскного доберёмся до нитки промокнем, — вздохнул Малинин и предложил. — Зайдём к Алексею. Переждём дождь.

— Ты иди, — сказал Степанов. — А мне к одной знакомой заглянуть надо, она в Брюсовом переулке живёт.