Это случилось месяцев семь-восемь назад. В школу номер один, что стоит в тупичке недалеко от бульваров, явилась посетительница, лет сорока пяти, с подстриженными, слегка вьющимися рыжеватыми волосами. Впрочем, рыжеватость не была отличительной чертой ее внешности, ибо большинство женщин ее возраста и старше красились в тот же цвет за отсутствием других колеров в городских парикмахерских. Более отличала ее тщательно маскируемая начесанными прядками, досадная лысинка на затылке.

Пришедшая была одета в коричневый трикотажный костюм с ярко-оранжевой блузкой. Тройной ряд янтарных бус укрывал начавшие обозначаться морщинки на шее.

Такая посетительница явилась однажды в школу номер один.

Шли уроки. Учительская, обставленная несколькими небольшими полированными столиками, длинным столом посредине и шкафами для учебных пособий вдоль стен, была пуста. Но, услышав чьи-то шаги, из смежного с учительской кабинета показался директор.

— Надежда Романовна!

— Здравствуйте, Виктор Иванович, — отвечала она. — Выгодная у вас резиденция: в коридор ход и в учительскую ход, бдительное око нарушения там и тут не пропустит.

— Пожалуйста! — почтительно, несколько старомодным жестом пригласил директор гостью в кабинет.

— Пока уроки, можно и здесь. Здесь солнце, — возразила она.

— Вы правы, а в моей, выгодной, как изволили заметить, резиденции хоть с утра зажигай электричество. Хорошо ли здоровье, Надежда Романовна?

Они уселись за длинный стол, с краю, друг против друга. Надежда Романовна перебирала янтарные бусы на шее.

— Здоровье прекрасно, Виктор Иванович. А разговор предстоит серьезный.

— Слушаю, — насторожился директор.

— Вы в школе этой всего второй год?

— Да, — еще более насторожился директор. «Ведь знает. Зачем спрашивать о том, что известно?»

— Отличие от прежнего порядочное? — продолжала она.

— Что говорить! — возбужденно воскликнул Виктор Иванович. — Окраина, новостройки, ямы, глина, неубранность. Или центр. Какое сравнение?

— И коллективом довольны?

— И коллективом доволен.

Она помолчала, перебирая янтарные бусы. Он с беспокойством хмурил брови. Чем дольше длилось молчание, тем беспокойнее хмурились брови директора.

— Дело в том, — наконец заговорила она, — коллектив у вас приличный, но… слишком женский монастырь… выражаясь языком устарелых понятий.

— Надежда Романовна! — искренне изумился директор. — А в других школах? Во всех школах то же. Статистика показывает: восемьдесят процентов учителей — женщины. Факт. Где вы наберете мужчин? Мужчины в кибернетике, атомных институтах, самолетостроениях…

— Да. Но… выражаясь языком поэзии, кто ищет, тот найдет.

Он, не понимая, куда она клонит, в удивлении на нее глядел.

— Я не от себя, Виктор Иванович. Руководство считает… Но ближе к делу. По предварительному распределению молодых специалистов из областного педвуза в наш район к будущему учебному году направляется несколько человек. Так вот один словесник, способный, почти отличник… Так вот руководство рекомендует его в вашу школу. Его. В вашу. Школу, — чеканя слова, повторила она.

Он в растерянности потер лоб.

— Но у меня нет вакантных мест. Своим учителям не хватает часов.

— На окраине перегрузка, у вас недогрузка. Все только в центре желают работать. Негосударственный подход, — внушительно возразила она.

— Пошлите его на окраину.

Она откинулась на спинку стула и, ухватив в горсть и туго затянув на шее янтарные бусы, долго молча глядела на него.

«Ну и дурак!» — отчетливо прочитал он в ее тяжело остановившемся взгляде.

— Руководство рекомендует… вам понятно?

Постепенно он начинал понимать. Он закусил губу, чтобы не выдать вслух негодование. Руководство! Дергают, требуют. Приказ за приказом. Разумеется, этого пижона, который и до диплома еще не дотянул, они не имеют права ему приказать взять при отсутствии свободных мест в школе. Но… То-то и дело, что «но»…

Он пожал плечами:

— Не знаю, где найти выход.

— Я затем и пришла, чтобы вместе… — смягчилась она, ложась грудью на стол, чтобы быть к нему ближе. — Виктор Иванович, я ваш друг. Я хочу вам только хорошего. В вашем положении, когда вы всего второй год директорствуете в лучшей в городе школе…

— Но какой выход? Выход?

Зазвенел звонок к концу урока, и сразу школа вся загудела, топот десятков ног донесся из коридоров в учительскую; учителя входили один за другим с журналом или кипой тетрадей, кивали, здороваясь с Надеждой Романовной.

Вошла пожилая учительница в темном платье, ладно сидящем на ее статной фигуре.

— Представьте, товарищи, что со мной было! — ни к кому не обращаясь, смеясь, говорила она. — Представьте, веду на полном подъеме урок, по ходу дела надо почитать из Белинского, хвать очки, а их нет. Заметалась туда-сюда. Ребята углядели: «Что вы?» Очки, говорю, потеряла. Они как грохнут!

— Как «грохнут»? — преувеличенно удивляясь, с холодком спросила Надежда Романовна.

— А так. Расхохотались. Да хором, вон очки, вон у вас на цепочке висят. И верно, висят. Я эту цепочку недавно завела, еще не привыкла… Беда мне с очками! То и знай, что ищу. Да что я! Про то, как бабушки теряют очки, сто раз в детских книжках написано.

— Не все. Не всегда, — возразила Надежда Романовна, поведя на директора настойчиво что-то подсказывающим взглядом. Он отмолчался.

«Увиливаешь? Рано или поздно заговоришь, голубчик», — внутренне усмехнулась она. И грустно сочувствуя:

— Склероз, Ольга Денисовна. Неизбежное явление в ваши годы.

— Так уж и неизбежное?

— С природой не поспоришь. Вон в журнале «Здоровье» пишут: свежий воздух и покой. Единственное лекарство: свежий воздух, душевный покой.