Хотя Ирину Федотовну очень скоро перевели из санитарок в госпитальную лабораторию помощницей лаборантки, тем не менее девятая палата оставалась предметом ее забот и попечений.
Это была палата, где лежал тот юноша с желтым лицом, обросшим каштановой бородой. Юноша в бреду звал мать и ссорился с Наташей. Наташа требовала поднять паруса, а он спорил, что поднимать паруса нельзя, ругал Наташу, кому-то жаловался и кричал: "Наташка, стреляй в того! Стреляй, дура!"
Бедной Наташе доставалось.
Ирина Федотовна подносила к посиневшим губам мальчика воду. Он жадно глотал.
Когда он умер, написать было некому. Он был из Одессы.
В девятой палате стояли три койки. На одной лежал майор с тяжелым ранением в ногу. Он лежал с весны.
Наконец главный хирург сказал, что нога сохранится, не останется даже хромоты; через полгода возможно возвращение на фронт. Тогда у майора обнаружился вдруг тяжелый характер. Он выпытывал у Ирины Федотовны, врут доктора или нет. Ирина Федотовна убеждала, что доктора не врут, а жена не приезжает из Ярославля потому, что трудно достать пропуск и не на кого оставить детей. Иногда Ирине Федотовне не удавалось убедить майора. Он отворачивался к стене. Ирина Федотовна все же не отходила от кровати.
"Господи, если я уйду, кто с ним будет так нянчиться?" — думала она.
Выслушивание жалоб майора, писание писем под диктовку безрукого лейтенанта и просто разговоры в девятой палате — все это не было основной работой, но делать это Ирине Федотовне казалось важнее того, что она делала в лаборатории.
Она называла раненых из девятой палаты "мои ребятки", хотя майору шел сороковой год. Она была озабочена, кому поручить их, когда Кирилл Петрович пришлет вызов в Москву. Где найти заместительницу?
Заместительница явилась в госпиталь сама.
Однажды Ирина Федотовна переходила по доскам госпитальный двор. Доски настилались на пути к служебным постройкам: двор лежал низко, осенью его заливало водой. К кухне вела широкая дорога в три доски, такая же широкая — от главного входа к проходной будке, но к флигельку в отдаленном углу двора, где помещалась лаборатория, проложена была одна узенькая дощечка. Сколько ни жаловалась Ирина Федотовна завхозу, вторую доску не настилали.
— А кому туда ходить? — апатично возражал завхоз. — Вы с лаборанткой и по одной пройдете.
Так и ходили по одной, балансируя, чтобы не оступиться в грязь.
На этой узенькой дощечке Ирина Федотовна столкнулась лицом к лицу с незнакомой девушкой и прежде всего посмотрела на ее ноги. Девушка была обута в открытые туфли и мелкие галоши.
— Не разойдемся, — сказала Ирина Федотовна. — Придется вам вернуться обратно.
— Пожалуйста, — вежливо ответила девушка. — Я куда-то попала, сама не знаю куда.
Она пошла назад. Ирина Федотовна, следуя за девушкой, опытным взглядом оценила ее светлое пальто и шляпку в тон пальто.
— Где вам делали? — нечаянно спросила Ирина Федотовна.
Девушка сразу поняла, о чем речь, и ответила:
— На Крещатике.
— Ах, в Киеве! — обрадовалась Ирина Федотовна, хотя в Киеве была лишь раз, в ранней молодости, и смутно помнила холмы и сады этого живописного города.
Пока они гуськом дошли по доске до лаборатории, девушка рассказала, где в Киеве лучшее ателье, где причесываются артистки и как хорошо одевались киевлянки до войны — куда москвичкам!
Завязалась оживленная беседа о милых пустяках. Они остановились около флигеля продолжить разговор.
"Славная девушка, с широкими взглядами, — определила Ирина Федотовна, мысленно сравнивая ее с Машей. — Маша односторонняя. Она — как Поля, но Поля росла в другое время, когда за идейность преследовали: несовместимо было интересоваться нарядами и читать запрещенные книги".
Девушка показала Ирине Федотовне справку: "Анна Хроменко, студентка четвертого курса, направляется в госпиталь для общественной работы".
— Не знаете ли вы Машу Строгову? — спросила Ирина Федотовна. — Тоже студентка, моя дочь.
— Как же, — ответила Ася. — Мы на одном курсе.
Ирина Федотовна решила, что это просто прелесть — такое совпадение.
"Посмотрим, какая у нашей недотроги мать", — заинтересовалась между тем Ася.
Она давно заметила, что Маша избегает близости с ней, и Усков перестал откровенничать с тех самых пор, как "там" возникла дружба. Асю вызвали в комитет.
Дильда с хмурыми узкими глазами, устало подперев кулаком голову, спросила:
— Какие ты выполняешь общественные поручения?
Ася вмиг сообразила: "Неспроста! Это они мне в отместку за то, что выступала против на уроке и на докладе".
Она решила поговорить с Дильдой по душам, но разговор не получился.
Дильда покачала головой:
— Не надо! Строгову знаю, Ускова знаю. О себе расскажи.
Тогда Ася чистосердечно призналась:
— Давно уж хочу взять общественную работу… У меня привычка: если браться, так по-настоящему. Но у нас на курсе организаторы такие…
— Какие?
— Нерасторопные.
На всякий случай Ася выбрала осуждающее, но все же довольно мирное слово.
Дильда сдвинула ниточки-брови.
Она не поняла значения слова, но спрашивать у Аси не хотелось.
Оказалось, что Ася мечтает работать в госпитале…
Теперь она стояла у деревянного флигеля и охотно знакомилась с Машиной матерью.
Ирина Федотовна пригласила Асю в лабораторию, усадила на табурет и сказала, что вот только наклеит ярлычки на двадцать бутылочек, а затем сама проводит ее в главное здание и познакомит с "ребятами".
— Вы учитесь на педагогическом факультете. Но вам не идет быть учительницей, — сказала Ирина Федотовна, у которой ее новая знакомая вызывала интерес и симпатию.
— Нет, конечно, нет! — рассмеялась Ася. — Я буду журналисткой.
Наклеив ярлыки на бутылки, Ирина Федотовна проводила Асю в девятую палату.
Безрукий лейтенант спал, майор лежал на спине и настойчиво изучал потолок, третья койка была пуста — выздоравливающий гулял в коридоре. По тому, что майор не шевельнулся при их появлении, Ирина Федотовна догадалась — его опять одолевает хандра.
— Алексей Степаныч! — осторожно позвала она. — Познакомьтесь. Журналистка.
— Никаких интервью! — отрезал майор.
Ася улыбнулась:
— Будьте покойны, нет.
Она не возражала против того, что ее отрекомендовали журналисткой. Напротив, послала Ирине Федотовне приветливый взгляд и ловко поправила у майора подушку, хотя в этом не было нужды.
— Благодарю, — буркнул майор.
"Очень мила, очень!" — отметила про себя Ирина Федотовна.
— Позвольте вам чем-нибудь помочь, — просто сказала Ася.
— Мне требуется одно, — ответил майор мрачно, — чтобы моя нога научилась ходить без костыля.
— Представьте, — воскликнула Ася, — сейчас в кабинете врача слышала разговор о вашей ноге! Самое большее через месяц вам не понадобятся костыли.
Майор приподнялся на локте:
— Нет, в самом деле?
"Я спокойна, — решила про себя Ирина Федотовна. — Скорее бы прислали вызов. Я поручу ей своих ребят".
Так завязалось знакомство.
Всякий раз, когда Ася приходила в госпиталь, Ирина Федотовна зазывала ее в лабораторию, и начинался тот увлекательный разговор, который доставлял равное удовольствие обеим собеседницам.
Ася сидела у Ирины Федотовны в лаборатории, подальше от колб и пробирок, чтобы не испачкать светлое пальто, и посвящала ее в свои планы.
— Нет, меня не тянет больше к научной работе. В конце концов, все наши ученые — ску-учнейшие сухари! Это меня оттолкнуло. Каждый выбирает работу в зависимости от темперамента. Я верю в удачу и в случай. Кроме того, имеют значение связи.
"Ах, Маша! — думала Ирина Федотовна. — Сидит до поздней ночи в читальне. Ночью Усков провожает ее домой. Они стоят у забора и говорят о дипломных работах, о последнем воскреснике и о том, какие вопросы нужно обсудить на комсомольском активе. Потом бедный Усков тащится через весь город к себе".
Жизнь Маши представлялась Ирине Федотовне однообразной и скучной. Ужасно жалко ее!
Ирина Федотовна всегда была охотница до празднества, и теперь мысль о развлечении, которое необходимо устроить для Маши, крепко засела ей в голову.
— Маше под Новый год исполнится двадцать. Приглашаю вас на пирог, — сказала она Асе.
Вот и Новый год скоро. Дни летели. Труд, забота о раненых так заполняли время Ирины Федотовны, что она давно позабыла тоску одиночества. Лишения и неустроенность быта, которые раньше донимали до слез, теперь переносились легче. Ирине Федотовне некогда было заниматься мелочами: к вечеру она так уставала, что с трудом добиралась до постели.
Положив голову на подушку и наслаждаясь заслуженным отдыхом, она размышляла некоторое время о Москве и Кирилле Петровиче (как-то он там один, без меня?) и засыпала до утра.