Когда за стеной у соседей пробило семь часов, Витя проснулся.

Сначала он подосадовал, что проснулся на полчаса раньше, потом обрадовался.

Он хотел проверить, усилился ли магнит, к которому подвесил на ночь грузик, но знал, что, едва пошевельнется, разбудит маму, и поэтому лежал не шевелясь и думал.

Он припомнил всю свою вражду с Горчаковым.

Однажды Дима Звягинцев заступился за Витю. Вот что из этого получилось.

После уроков Володя Горчаков прижал Витю в углу раздевалки и крикнул:

— Сдавайся, тогда заключим мир навсегда!

— Вот тебе мир! Первый сдавайся! — ответил Витя и сбил с Володьки сумкой шапку.

Дима Звягинцев поднял шапку, нахлобучил Володе на лоб и сказал:

— Брось приставать к Шмелю!

Дима Звягинцев был самым старшим в классе, но никого не трогал пальцем.

— Хватит тебе к Шмелю приставать, — повторил он и стал между ними.

Володя не знал, как поступить: кинуться в бой или не лезть больше к Шмелеву. Он уж и сам позабыл, из-за чего с ним враждует, и был бы рад, чтобы все это кончилось. Но Витя снова испортил все дело.

— Попробуй, попробуй пристань! — прокричал он, высовываясь из-за спины Звягинцева. За прикрытием он чувствовал себя надежно.

Володя Горчаков внезапно сочинил стихотворение:

Он изумился своим рифмам и пошел разыскивать Петю Сапронова: до сих пор подбирать рифмы умел только Петя Сапронов. Володя Горчаков стихи считал ерундой, но свое стихотворение ему понравилось.

Витя Шмелев в этот день возвращался из школы с Димой Звягинцевым. Дима, высокий, плечистый, в синих брюках галифе, ватной куртке и круглой кубанке, шагал широко, по-мужски. Витя семенил рядом, не спуская со своего нового друга счастливого взгляда, и выкладывал все, что было за душой.

Он рассказал, что обязательно сконструирует детекторный радиоприемник, спросил, не нужен ли Диме паяльник: у него все равно один лежит зря, обещал сегодня принести Диме полный комплект журнала "Техника — молодежи" за 1940 год. Витя жаждал дружбы!

А когда вечером он пришел к Звягинцеву, тот играл в шахматы с каким-то большим парнем; другой такой же большой парень стоя наблюдал. По висевшим в углу шинелям Витя догадался, что Димины друзья — ремесленники. Дима покраснел и сказал Вите: "Положи на стол", даже не взглянув на кипу журналов, завернутых в газету. Витя понял: он стесняется перед ремесленниками такого маленького товарища и хочет показать, что это и не товарищ, а так просто зашел соседский мальчишка. Мучаясь от стыда и разочарования, Витя наблюдал за шахматными ходами, крепко прижимая к груди спрятанный под пальто новый паяльник, который принес подарить Диме. Он решил подарить ему новый, а старый оставил себе. Так он долго стоял, а три больших мальчика не обращали на него никакого внимания.

Наконец Витя сказал:

— Ну, я пошел.

Дима догнал его на лестничной площадке, красный, как вареный рак.

— Эй, Витька! — позвал он, оглянувшись, прикрыта ли дверь. — Приходи когда-нибудь после. Это ребята с нашего двора. Придешь завтра?

— Ладно, — буркнул Витя, стыдясь за себя и за Диму, и помчался по лестнице, придерживая под пальто паяльник.

А в школе, когда Володя Горчаков, по привычке всех задирать, запел: "Шмелишка-трусишка за спину залетел", Витя так яростно на него набросился, что на этот раз Горчакову пришлось спасаться бегством.

Мир между ними не мог быть восстановлен. Витя Шмелев не нуждался в друзьях. Сейчас он вспомнил все это и так громко вздохнул, что мама услышала.

— Витя, ты опять рано проснулся? Ты здоров?

Витя кашлянул. Он кашлянул безо всякой цели, но в голове его мелькнула мысль: если бы немножко поднялась температура, мама оставила бы его дома.

Он закашлялся сильнее, хотя для этого пришлось поднатужиться. Мама накинула халат и подошла к кровати:

— Дай-ка попробую лоб. Болит где-нибудь?

— Нет. Вот здесь колет немного.

Он приложил наугад мамины пальцы к боку, где кончается последнее ребро.

— Здесь? Ну, здесь пустяки.

Витя уткнулся лицом в подушку и кашлял, кашлял. Он так старался, что весь вспотел, и все это для того, чтобы не идти сегодня в школу.

Его мама, Анна Игнатьевна, догадалась, в чем дело.

— Отчего ты такой лентяй? — спросила она, начиная одеваться, потому что спешила на работу. В комнате сыро. На окнах намерз лед, валенки на батарее почти не согрелись. — Ты совершенно здоров, но сегодня, пожалуй, холодно в коротких штанах, — сказала Анна Игнатьевна. — Кстати: мне дали ордер на брюки.

От радости Витя принялся выкидывать такие номера на кровати, что мама стащила с него одеяло и велела вставать. Она не понимала, почему Витя рад любому случаю отвертеться от школы.

Он обещал выучить три лишние страницы по истории.

— И еще нам велели повторять, — говорил он в порыве усердия. — Я повторю Двуречье, хотя там ничего интересного нет. Только сады Семирамиды. Из-за садов приходится все Двуречье учить.

Анна Игнатьевна шла к трамваю и думала: она потакает Витиной лени. Она неверно его воспитывает.

Но когда по утрам они вместе выходят из дому и Витя повертывает в переулок к школе, а она смотрит ему вслед, сердце ее сжимает печаль. Он так медленно идет в школу! Голова втянута в плечи, сумка хлопает сзади по спине. Иногда, не выдержав, Анна Игнатьевна догоняет Витю, чтобы поцеловать лишний раз на прощание. Он вертит по сторонам головой и сердито бормочет:

— Иди, мама, иди!

Он ни за что не позволял поцеловать себя на улице.

Анна Игнатьевна стояла на задней площадке вагона, ветер резал лицо, от мороза заиндевели волосы, но она не замечала холода, горько вспоминая о том, как счастлива была только два года назад, когда жив был Витин отец. Какая шумная у нее была семья. А теперь муж убит, дочка умерла, остался один Витя. Надо сходить в школу. Что его там отталкивает? Что за учителя — не видят: с мальчишкой неладно! Матери на работе, отцы на войне, а они знать не хотят ничего, кроме садов Семирамиды. Что за учителя!

Витя между тем, проводив мать, расположился готовить уроки. Но усердие оставило его, едва он раскрыл учебник древней истории. Все эти Навуходоносоры порядочно ему надоели. Кроме того, пока мамы нет дома, надо закончить важное дело. Витя пощупал магнит и подложил на дощечку еще один гвоздик, чтоб увеличить груз. Магнит не к спеху, пусть повисит.

Витя вынул из сумки геометрию. На прошлом уроке Анастасия Дмитриевна объясняла ломаные линии, но сейчас ломаные линии Вите ни к чему: ему нужен центр окружности. Он полистал учебник. Так и знал, что где-нибудь объясняется, как найти центр окружности. Далеко, на пятьдесят девятой странице учебника.

Витя довольно долго провозился с геометрией, зато уяснил, как провести хорды и в пересечении перпендикуляров, опущенных на них, найти центр. Витя хотел научно сделать диффузор для радио. Все ненаучные способы он отвергал. Он расстелил на полу лист толстой бумаги и на всякий случай взял из стола папин циркуль.

Витя торопился делать диффузор. Ему очень хотелось, чтобы сегодня вечером мама слушала радио. Сидели бы и слушали. Теперь у них будет новый репродуктор с диффузором из толстой бумаги, выкрашенный в зеленый цвет. Конечно, цвет не имеет влияния на звук, но на всякий случай Витя решил проверить. Он поставил диффузор подсушиться на батарее и поискал в сумке учебник физики. Учебника не было. Витя вспомнил, что отдал его Лёне Шибанову. Однако надо было проверить.

И он принялся разбирать книги на папиной полке. С книг летела пыль — их никто не трогал вот уже два года.

Он нашел у папы учебник практической физики и там, в разделе "Звук", натолкнулся на такое открытие, что от волнения у него похолодела спина. Витя узнал, как записывается звук. У него дрожали руки, когда он заводил патефон. Витя не мог дождаться, когда кончится пластинка. Пластинка кончилась, но он не успел ничего крикнуть в мембрану. Забыл придумать. Пришлось заводить снова.

— Ура! Ура! — крикнул Витя.

Он повторил пластинку и, как из-за прикрытых дверей, услышал свой далекий голос:

— Ура! Ура!

Он завизжал от восторга. Для полного счастья недоставало друга, с которым можно поделиться открытием.

Если бы Володька Горчаков не задирался, Витя побежал бы завтра в школу и рассказал ему все. Он завел новую пластинку и в конце накричал на нее:

— Володька Горчаков дурак!

Так он четыре раза записал про Володьку Горчакова. Оставалась одна пластинка. Наклонившись над мембраной, Витя крикнул:

— Володька, если бы ты не приставал, мы стали бы дружить!

Но эта пятая пластинка разбилась. Витя обернулся случайно, и пластинка выпала у него из рук и разлетелась на куски. В дверях стояла классная руководительница Мария Кирилловна.

— Здравствуйте… — пролепетал Витя, подбирая осколки с пола. — Мария Кирилловна, я не пришел в школу потому, что мама сказала, холодно без брюк. Мама сегодня купит брюки. И ребята дразнятся, что у меня короткие штаны.

Он и не заметил, как свалил свою вину целиком на других.

— Что ты делаешь? — Мария Кирилловна указала на патефон. — А ну-ка, заведи, — попросила она.

Витя не понял, почему Мария Кирилловна не бранит его за то, что он пропустил школу. Должно быть, заинтересовалась звукозаписью, а бранить будет после. Он завел пластинку.

Мария Кирилловна наклонилась над мембраной и услышала издалека тоненький голосок:

— Володька Горчаков дурак!

Она хотела выслушать все четыре пластинки с его записью, где он всячески ругал Володьку Горчакова. Она была удивлена и отчего-то расстроена.

Теперь Витя наверняка знал: не миновать ему единицы за поведение. Он опустил голову с тем замкнутым видом, за который мама называла его дичком. Пусть делают что хотят. Хоть выгоняют из школы!

— А это что? — спросила Мария Кирилловна, увидев на батарее зеленый бумажный колпак.

Витя объяснил.

— Ты из-за Горчакова не пришел сегодня в школу? — неожиданно спросила Мария Кирилловна.

Витя возмутился. Будет он прятаться от Володьки Горчакова! Он не пришел потому, что утром кашлял.

Она смотрела на него испытующим взглядом:

— Как жаль, Витя, что ты не любишь школу!

Наступила его очередь изумляться. Откуда Мария Кирилловна узнала? Он никому не говорил, даже маме.

Он пробормотал бессвязно:

— А я что… Я и не думал. Мама принесет вечером брюки, я завтра приду.

— Смотри же, приходи, — сказала Мария Кирилловна.

Витя так и не понял, поставят ему единицу или нет.