Узенькое решётчатое окошко под потолком. Сквозь грязное стекло слабо льётся серый свет. Железный откидной стол у стены. Железный стул. В углу прямо на пол свалены книги. Читать разрешается. Сестра Аня и Надя натаскали Владимиру Ильичу уйму нужных книг. Надю не арестовали в ту ночь. А сестра Аня с мамой приехали из Москвы, как только Владимира Ильича посадили в тюрьму.
Сегодня четверг — день свиданий. Владимир Ильич отложил в сторону книги. Надо заняться другими делами. Пошагал для разминки и стал у стола спиной к двери. В двери круглый глазок, надзиратель поминутно глядит. Стоя спиной к глазку, Владимир Ильич скатал из хлебного мякиша катышек, продавил пальцем углубление.
Зачем? Вот зачем. Такая у Владимира Ильича из хлеба чернильница. Вместо чернил молоко. Он взял книгу и принялся выводить между строк молочными чернилами слова. Напишет слово, молоко просохнет — слова не видно. Сегодня передаст книгу домой. Надя или Аня нагреют страницу над лампой, и вот чудеса-то: медленно, постепенно слова начнут оживать, проявляться, как негатив на пластинке. Пожалуйста, читайте письмо. Владимир Ильич писал на волю не письмо, а листовку.
В ту ночь с 8 на 9 декабря вместе с ним арестовали сто шестьдесят членов «Союза борьбы». Но «Союз» не распался. Там, на воле, поднятые «Союзом», продолжались забастовки и стачки. Владимир Ильич посылал листовки для стачечников.
За дверью громыхнули ключи, взвизгнул замок. Дверь отворилась. Вошёл надзиратель. Владимир Ильич вмиг схватил хлебную чернильницу с молоком. И в рот. Проглотил.
Надзиратель приблизился. Ничего не увидал подозрительного: заключённый читает. Бренча ключами на железном кольце, надзиратель удалился из камеры.
А Владимир Ильич слепил новую чернильницу и продолжал писать дальше. Потом и эту чернильницу съел. Так надзиратель и остался с носом, не узнал ничего.
Через час снова загремели ключи — Ульянова повели на свидание с невестой. Надежда Константиновна дожидалась по ту сторону двойной решётки. Руки нельзя пожать. Можно только кивнуть. Улыбнуться. Надежда Константиновна улыбнулась, хотя горько ей было видеть Владимира Ильича за решёткой. Молодец он! Нисколько не падает духом. Даже в тюрьме бодрый, весёлый.
Надежда Константиновна передала приветы от мамы и сестры. Здоровы. Помнят. Любят.
— Любят очень! — повторила она, и Владимир Ильич увидел: лицо её вспыхнуло, милое, такое родное…
Потом перешли к делам. Как говорить о делах, когда жандарм разгуливает между двойной решёткой и прислушивается к каждому слову?
— Сегодня отослал Анюте прочитанные библиотечные книги, — сказал Владимир Ильич. — Да еще Маняшину книгу, — добавил он после коротенькой паузы. И очень внимательно поглядел на Надежду Константиновну.
«Маняшину, — отметила про себя Надежда Константиновна. — Он выделил: Маняшину. Что он хочет сказать? Никак не догадаюсь… А! Догадалась! Письмо или листовку надо искать в Маняшиной книге. Ему прислали какую-то Маняшину книгу, там и надо искать».
Надежда Константиновна закивала, раскраснелась от радости, что поняла. А Владимир Ильич продолжал дальше загадывать ребусы.
— Номер моей камеры знаете?
— Ещё бы не знать! Конечно. Сто девяносто три!
«Зачем он спрашивает? Не зря же он спрашивает. Ах вот что! — сообразила она. — Листовка на странице сто девяносто три. Ну, разумеется, он намекает на это!»
— Вы в театрах, Надюша, бываете? — вдруг спросил Владимир Ильич.
Она подумала и ответила:
— Да.
— И со знакомыми видитесь?
— Частенько, — лукаво улыбнулась она. — Со всеми знакомыми вижусь.
Ловко же они обводили вокруг пальца жандарма! Владимир Ильич получал важнейшие сведения. Надя посещает театры. Это значит, держит связь с рабочими. Со всеми знакомыми видится. Значит, «Союз борьбы» действует. Новых арестов нет.
Жандарм поглядел на стенные часы.
— Свидание окончено.
Как быстро пролетел час! Не хочется расставаться.
— Скорее расскажите что-нибудь о себе!.. — торопил Владимир Ильич.
— Свидание окончено, — перебил жандарм.
— До встречи, Володя! Не скучайте. Будьте здоровы.
Владимира Ильича уводили. Он шёл и оглядывался. Она стояла, пока его не увели.
Повернулся в замочной скважине ключ. Снова он в камере. Всё в нём было полно впечатлением встречи. Он представил, вот Надя выходит из тюрьмы. Вот, может быть, сейчас направляется к Летнему саду.
Владимир Ильич долго шагал в полумраке и с нежностью думал о ней.