Наступил августовский день 1879 года, когда Володя пришёл в гимназию держать экзамены в первый класс. Двухэтажная каменная гимназия стояла в центре города, недалеко от Волги. Здесь Володя будет учиться восемь лет.
Но сначала экзамены. Учителя строго сидели за экзаменационным столом. Учеников вызывали по очереди. Володя смело вышел к доске. Учителя задавали вопросы. Володя отвечал без запинки. Дали задачку. Быстро решил.
— Даровитый мальчик! — говорили учителя между собой.
— Сын Ильи Николаевича Ульянова, директора народных училищ.
К тому времени Володин отец стал уже директором, учителя не только в Симбирске знали и уважали его, но и во всей Симбирской губернии.
— Способный сын у Ильи Николаевича и весьма подготовленный, — согласились гимназические учителя.
И поставили Володе по всем предметам пятёрки.
— Наш Володя гимназист! — встретили дома.
Братья и сёстры тормошили и поздравляли его. Мама примерила Володе гимназическую форму с блестящими пуговицами. Завтра он пойдет на уроки в первый класс. Мама смотрит в окно. Теперь у неё два гимназиста, Саша и Володя. И гимназистка Анюта. Время летит, дети растут.
Вечером в доме Ульяновых в столовой зажжена висячая лампа под белым абажуром. Дети собрались готовить уроки на завтрашний день. У пятилетнего Мити уроков нет. Высунув от усердия язык, Митя рисует пароход с дымной трубой и высокие волжские волны. Володя отделался быстро: не так много задано первоклассникам. Отточил карандаши. Он любил, чтобы было много карандашей и чтобы были тонко отточены. Карандаши — загляденье! В тетрадях ни пятнышка, учебники в чистых обложках. Уложил в ранец, всё приготовил на завтра. Теперь чем заняться? С хитрым видом принялся что-то мастерить из бумаги. Смастерил кузнечика, сбегал к няне за ниткой, привязал. Скок! — кузнечик прыгнул к Анюте под нос на учебник.
— Володя, не мешай. Снова ты с шалостями.
Нитка дёрнулась, кузнечик убрался. Через секунду на Сашину тетрадку — скок!
— Володя, отстань.
Кузнечик не отстаёт. Скачет и скачет, никак не уймётся.
За столом смех, пока кто-нибудь не поймает кузнечика, оторвёт нитку и бросит.
— Угомонись, — говорит Володе Анюта.
Володю угомон не берёт. Как бы ещё пошутить?
— Митя, а Митя!
Митя тихонько взвизгнул, предчувствуя что-то забавное, а может быть, страшное. Володя приставил два пальца к вискам:
— Идёт коза рогатая, идёт коза бодатая, кого бы ей забодать?
— Не меня, не меня!
Рога идут, приближаются к Мите, медленно, прямо к нему. Митя кубарем, с визгом и смехом, скатился со стула под стол. В дверях появился отец:
— Володя, идём ко мне.
Ещё не остывший от шалостей, Володя вошёл в кабинет. Здесь стоял книжный шкаф, в простенке меж окон большой письменный стол, а у другой стены овальный столик и диван для посетителей.
— Сядь, — сказал отец. — Посиди.
И углубился в работу. С малых лет Володя чувствовал уважение к кабинету отца. Папа много работал, очень много. Выезжал в губернию, в деревенские школы за сотни вёрст и в зимние морозы, и в осеннюю грязь. Не было, наверно, ни одной начальной школы в Симбирской губернии, куда бы Володин отец не приезжал помогать учителям. А дома надо писать отчёты, планы, педагогические статьи и заметки. Отец работал с утра до ночи.
— Володя, — позвал он через некоторое время.
Володя охотно подошёл. Шалости уже вылетели у него из головы.
— На сегодня окончил работу, — сказал отец, аккуратно складывая в папку свои бумаги. — Кончил дело — гуляй смело. А другим не мешай, — несердито погрозил он Володе. — Ну, как в гимназии дела, гимназист?
Володя рассказал, как дела. Ничего дела.
Из зала донеслась негромкая музыка.
Они тихонько вошли в зал. Был полумрак. В подсвечниках рояля горели свечи. Мама играла. Что-то светлое, ясное, как летний солнечный день, играла мама. Володя с отцом сели в уголке, долго слушали музыку.