Следующий этап путешествия вознес их над низкими горами, жмущимися друг к дружке зелено-коричневыми холмами, растительность на которых высохла от долгого отсутствия дождей, обнажив скалы, утесы, водопады и гигантские валуны. Между деревьями и в просветах меж вершин Мерси заметила огни костров и задумалась, кто же их разжег: солдаты, путешественники или поселенцы? Но капитан прояснил ситуацию, воспользовавшись своей громогласной переговорной трубой:

— Под нами… О! Вон там, справа. Видите те искорки? Эти костры кажутся такими крошечными с высоты нашего полета, не правда ли?

Пассажиры согласно забормотали.

А капитан продолжил:

— Большинство из них — самогонщики. Гнать они предпочитают вечерами, в малонаселенной сельской местности, где их едва ли кто потревожит.

— Гнать? — переспросил мистер Рэнд.

— Сивуху, — вмешалась пожилая леди. — Самогон. Дешевое виски. Они гонят алкоголь, мистер Рэнд, — объяснила она ему, одновременно продемонстрировав всем остальным, что искушена в житейских делах больше, чем кажется на первый взгляд. — Юг берет с этого дела налоги, но у людей, занимающихся самогоноварением, зачастую просто нет других источников дохода; так что, полагаю, вы видите, в чем тут затруднение.

— Безусловно, — едва ли не промурлыкал мистер Рэнд. — Хотя вряд ли у Конфедеративных Штатов есть лишние время и средства на преследование бутлегеров.

Тут в разговор вступил парень с увечной ногой:

— Местных служителей закона — шерифов, полицейских, констеблей, или как там организованы города и поселения — в столичном Дэнвилле поощряют преследовать самогонщиков, поскольку так добираются неуплаченные налоги. Эту охоту даже сравнивают с каперством, и популярна она не меньше той древней практики. — Он вещал, словно цитируя выдержку из газетной статьи или главу из книги.

Гордон Рэнд улыбнулся:

— Что и говорить, и то и другое весьма популярно и очень опасно для людей по обе стороны закона. Да, я понимаю.

Мерси вскипела и заявила ему — а следовательно, и остальным пассажирам:

— Знаете ли, не все поступают так, чтобы уклоняться от законов. Некоторые гонят для собственных нужд. Так что с тем же успехом вы можете обложить налогом кур за то, что они несут яйца, — точно так же как пытаетесь вытрясти из людей пенни, которые они, может, получают, а может, и нет. — И добавила, поскольку все смотрели на нее как-то странно: — Да, мой отец время от времени запасает для себя баррель-другой. И это никого не касается.

Она выпрямилась в кресле и принялась взбивать сумку, ту, что поменьше, рассчитывая сотворить из нее подушку. Потом сунула ее между плечом и окном, становящимся все холоднее и холоднее.

А студент Деннис сказал студенту Ларсену:

— Таким образом, поднимается вопрос о вторжении государственных служб в частный сектор и о последствиях этого. До каких пределов может дойти общество в стремлении поддержать порядок?

Ответ второго студента явно можно было бы найти в том же учебнике. Разговорившись, студенты перестали обращать внимание на медсестру. Остальные пассажиры вернулись к своим газетам, книгам или дреме.

То клюя носом, то маясь от неизбежной скуки, Мерси и не знала, сколько прошло времени, прежде чем она снова услышала хлопки и стуки — те, которые, как ее заверили, производил пневматический молоток. Но на сей раз, взглянув на уже черные горы и долины, Мерси поняла, что находится значительно выше каких-либо молотков и прочих орудий труда. Там, внизу, она разглядела штрихи и вспышки других огней.

Все остальные пассажиры тоже проснулись и в напряженном молчании наблюдали за происходящим на земле, все, за исключением старичка, мирно похрапывающего на плече жены. Но даже она вытянула шею, пытаясь, как и прочие, разглядеть в оконце поверх головы супруга, насколько близки они к зоне боевых действий.

Капитан, обычно словоохотливый и полный энтузиазма, молчал. Мерси видела его сквозь щель в занавеске, отделяющей рубку от пассажирского салона; в свете тусклых ламп кабины девушка разглядела, что костяшки его сжимающих штурвал пальцев белы как мел. Капитан бросал нервные взгляды на помощника, чье внимание полностью поглощало что-то, творящееся внизу. Неожиданно второй штурман обернулся и зашипел членам экипажа в хвосте:

— Все огни, все до единого потушить — живо!

Щелканье расстегиваемых ремней громом прогремело в гробовой тишине салона, и двое мужчин заметались из угла в угол, выдирая провода ламп, озарявших «Зефир» тусклым электрическим светом.

Гордон Рэнд спросил своим обычным тихим и невозмутимым голосом:

— Наверняка они нас не увидят, на такой-то высоте?

— Они нас увидят, — ответил капитан так же тихо, но отнюдь не спокойно. — Для этого им стоит только поднять головы. Проблема в том, что им незаметна надпись, извещающая, что мы гражданский транспорт. Мы думали, что далеко обойдем места боев, и оставили тяжелое оборудование для внешнего освещения на станции.

— Так они нас засекут? — вопреки всякой логике, но в соответствии с напряженностью обстановки прошептал Ларсен.

— Надеюсь, нет, — поспешно проговорил капитан. — Я поднимусь еще выше, так что нас не услышат, если мы запустим двигатели. Нужно побыстрее убираться из их воздушного пространства.

— А что мы вообще делаем в их воздушном пространстве? — язвительно поинтересовался мистер Рэнд.

На это первый помощник ответил так:

— Мы здесь не специально, английский ублюдок. Янки, видать, осуществили серьезный бросок в промежуток времени между сегодняшним утром и сегодняшним вечером. Картер говорит, что не может быть, чтобы они продвинулись так далеко, если только мы не сбились с курса…

— Я знаю, что говорит Картер! — прорычал капитан. — И с курса мы не сбивались. Господи боже, мы огибаем южные отроги Дымчатых гор, а тут битва — она, похоже, добралась сюда быстрее, чем телеграмма из Ричмонда.

Студенты прижались носами к стеклу, как мальчишки, разглядывающие рождественскую витрину. Они действительно улыбались, возбужденные в той же степени, в какой Мерси тошнило. Она никогда не была на фронте — ни на стороне Конфедерации, ни вообще, — и от осознания того, что фронт лежит сейчас прямо под ней, невыносимо ломило голову.

Впереди проснулся старичок и громко спросил:

— А что происходит?

Мерси подавила желание шикнуть на него, а Гордон Рэнд нервно махнул рукой со словами:

— Сэр, пожалуйста.

— Они нас не слышат, — проговорил один из членов экипажа.

Все понимали, что это правда, но никому не хотелось искушать судьбу, вознесшую их в небеса.

Внутри «Зефира» было темным-темно, как в пещере. Только скудный лунный свет, пробивающийся сквозь облака, чуть разбавлял мрак. Пассажиры едва видели друг друга, хотя и обменивались тревожными взглядами, ища на лицах спутников признаки спокойствия, но находя лишь слабость, бледность и нахмуренные брови.

Внизу под ними простирался бугристый черный мир, и только пушки палили беспрестанно, выплевывая огонь и выкашливая густые клубы дыма, кажущиеся белыми на фоне смоляной тьмы ночной передовой.

Мерси, вглядываясь достаточно долго, почти что различила ряды бойцов — или представила их, позволяя воображению заполнять пробелы. Там, на изгибах Дымчатых гор, она видела полосы развороченной земли, казавшейся с этой высоты такой уязвимой. Среди деревьев вилась змеей лента железной дороги, огибая участки, где проложить рельсы не позволили особенности ландшафта; а впереди веером развернулись большие пушки, к лесу передом, к железной дороге задом.

Перегнувшись через подлокотник, Мерси обратилась к сидящим в кабине:

— Капитан, а далеко мы от форта Чаттануга?

— Милях в тридцати. Мы почти у Кливленда, маленького городишки по соседству с фортом, — отозвался капитан, не отрывая взгляда от происходящего за лобовым стеклом. В тесном округлом пространстве рубки мигали зеленые и желтые огоньки, выхватывая из темноты лица и руки пилотов. — В худшем случае мы доберемся до Кливленда и переждем там.

Гордон Рэнд невесело ухмыльнулся:

— В худшем случае? Мы упадем и разобьемся насмерть — разве не этот вариант худший из возможных случаев?

— Заткнитесь! — одернула его Мерси. — Что, черт возьми, нельзя хоть немножечко верить в хорошее?

— Всем сохранять спокойствие! — Нет, капитан не разорвал окутавший всех покров приглушенных разговоров полушепотом, но голос все же повысил. — Никто даже не подозревает, что мы здесь.

— Откуда вам знать? — спросил Деннис озабоченно — впервые за все это время.

— Потому что в нас пока никто еще не стреляет. А теперь вы все, пожалуйста, сохраняйте спокойствие и не болтайте попусту. Мне нужно сосредоточиться.

Выходит, их веселый маленький командир сделан из материала прочнее, чем казалось на первый взгляд. И это понравилось Мерси, которая сначала не сочла его человеком, способным справиться с чрезвычайными обстоятельствами. Руки его уверенно сжимали штурвал, и даже выпяченная челюсть внушала оптимизм, если не полную уверенность. Но девушка услышала слова первого помощника:

— Намного нам не подняться; эти кабины не герметичны и не предназначены для таких высот.

И капитан ответил:

— Да, Ричард. Я знаю. Но если мы просто направим судно вверх, то опишем дугу и вырвемся за пределы их слышимости.

— Внизу, похоже, жарковато. Они ни черта не услышат. И если мы не станем запускать двигатели, мы…

— Я делаю, что могу. Видишь, вон там? — Он показал на что-то, чего никто больше не мог разглядеть, но все развесившие уши пассажиры все равно вытянули шеи. — Это позиции Севера. Должны быть. А вон там — окопы южан. Впрочем, с полтычка не разберешься, хоть тресни. Но нам надо на юг или на север, поскольку бой идет на востоке и западе. Я попытаю счастья среди своих.

— «Свои» читают в темноте не лучше парней в синем, — возразил Ричард. — Они не поймут, что мы — гражданское судно с патентом на перевозку пассажиров, пока не собьют нас, а нам это никак не с руки.

— Они не собираются нас сбивать. Они даже не знают, что мы здесь, — повторил Гейтс.

В этот момент судьбе было угодно сделать его лжецом.

Что-то ударило — вскользь, по внешнему левому борту «Зефира». Корабль покачнулся и выпрямился, а капитан воспользовался возможностью и запустил наконец двигатели — да так, что людей вжало в спинки кресел.

— О господи! — выдохнул один студент, а другой стиснул руку друга с той же силой, с какой другой рукой ухватился за подлокотник. Никто из них больше не улыбался.

Мерси вцепилась в кресло и сделала глубокий вдох, втянув воздух медленно, маленькими глоточками, а потом разом все выдохнула.

— Я думал, ты поднимаешь нас выше! — завопил Ричард.

— В этом уже нет смысла! — возразил капитан. — Они уже знают, что мы…

Раздался звон — словно кирпичом ударили по кимвалам или пуля угодила в кухонный котелок, — на этот раз куда громче и куда ближе, где-то в нижней части брюха дирижабля.

— Вот. Они знают, что мы здесь, — закончил капитан и откинулся назад всем своим немалым весом, потащив за собой штурвальную колонку. Со своего места напряженная Мерси разглядела, что его ноги утопили в пол пару педалей под приборной доской.

— И каков план? — спросил англичанин, и слова его щелкали друг о друга, как нанизанные на бечевку бусины.

А старушка поинтересовалась:

— Кто в нас стреляет? Наши мальчики или их?

Мерси едва не завизжала в ответ:

— Да какая разница?!

— Не знаю, — процедил капитан сквозь стиснутые зубы. — Либо те, либо другие. Либо те и другие сразу. Никому из них не известно, кто летит над ними, а чтобы разглядеть наши знаки принадлежности к гражданскому флоту, слишком темно.

— А мы не можем осветить надпись, или что-то в этом роде? — спросила Мерси.

— У нас нет таких огней, — признался капитан. — Мы оставили их в Ричмонде для следующего корабля, отправлявшегося к приграничной территории.

Однако, произнося фразу, он как-то замешкался, словно все-таки размышляя по этому поводу.

Серия ударов, не таких сильных, но более точных, горохом простучала по борту.

Старичок заплакал. Жена обняла мужа за плечи.

Студенты вскочили с мест, и два члена экипажа кинулись к ним, чтобы заставить вернуться в кресла.

Неожиданно один мужчина из команды застыл, раскинув руки, между кабиной и пассажирским салоном и обратился к капитану, хотя наблюдал при этом за пассажирами:

— У нас есть те парные фонари. Если подвесить несколько к корпусу, наши парни увидят, что мы на их стороне. По крайней мере, половина стрелков опустит оружие.

— Шутишь? — отмахнулся капитан. — Эти штуки все равно что лампадки, если отсоединить их от источника питания, они продержатся всего несколько… — он резко повернул корабль вправо, избегая какой-то невидимой для Мерси угрозы, — …минут.

— Все-таки лучше, чем ничего, а? — продолжал настаивать матрос. — Двинемся за позиции наших. Они увидят, что мы свои, и позволят приземлиться.

— Ты что, желаешь быть тем, кто выберется наружу и развесит их рядком, точно чертовы рождественские свечки? — Капитан уже кричал, но его подчиненный не дрогнул.

Он только кивнул:

— Я это сделаю. До полетов я плавал на океанских судах. Там качало посильнее, чем сейчас болтает нашу скорлупку.

Все лица повернулись к нему — кроме лица человека, ведущего сквозь ночь подпрыгивающий корабль. Люди смотрели на бывшего моряка с надеждой — и смятением. Даже Мерси хотелось сказать ему, что он сумасшедший, но она промолчала. Только взмолилась про себя, чтобы он говорил серьезно.

— Тебя пристрелят, — предупредил капитан.

— Или все мы рухнем вниз клубком пламени. Я не против рискнуть, сэр.

И, не дожидаясь, когда ему разрешат, матрос нырнул в нишу за пассажирской зоной. Взгляд его товарища метался взад и вперед, от командира к другу.

— Эрни! — крикнул он во тьму отгороженного занавесью закутка. — Эрни, я пойду с тобой. Я помогу.

Голова Эрни высунулась в щель между занавесками. За головой появились плечи и туловище, а потом правая рука с гроздью странной формы фонариков, теплящихся, будто светлячки. Их желтовато-зеленый свет едва озарял кабину, и о том, что эти тусклые точки кто-то различит с земли, безусловно, и речи быть не могло.

— Эти штучки едва тлеют, — сердито заявила пожилая дама. — С земли их ни за что не заметить.

Но Эрни возразил:

— Мэм, они не горят и вполнакала, специально. Пока что. Я зажгу их, когда выберусь наружу, и они сделаются действительно яркими на четыре-пять минут. Они работают благодаря электрическому заряду, который вырабатывают особые пластины в электролитической жидкости, — объяснил он, как будто кто-либо из присутствующих хоть в малейшей степени понимал, что он имеет в виду. — Когда я щелкну выключателем, осветится все треклятое небо, так что южане обязательно заметят нас и позволят спуститься. Капитан, — сказал он, повернувшись к кабине, — доставьте нас как можно дальше за позиции наших, сэр.

Мерси нервно ерзала в своем кресле, теребя спинку переднего.

— Мы можем чем-то помочь? — спросила она наконец.

Она едва видела лицо Эрни, даже в рассеянном свете фонариков.

— Нет, мэм, — покачал головой матрос. — Просто держитесь крепче, а я сам обо всем позабочусь. Ну, по крайней мере, попытаюсь.

— Эрнест! — гаркнул капитан, сделав символическую попытку остановить Эрни или поколебать его решимость.

Но, не найдя, что еще добавить, снова всецело погрузился в управление судном. Дирижабль опять накренился, заставив Мерси предположить, что капитан все-таки видит мчащуюся навстречу им снизу вверх, выпущенную из оружейных стволов опасность.

— Эрнест, — все-таки повторил он. — Осторожней там. Что на тебе?

— Сэр?

— Одежда, — пояснил капитан и очень быстро оглянулся через плечо. — Вижу. Щеголяешь в сером. Набрось что-нибудь потемнее. Роберт, дай ему свою куртку. У тебя ведь черная, так?

— Да, сэр, — ответил второй член экипажа. Он стащил китель и сунул его Эрни, который поставил лампы на пол, чтобы торопливо переодеться.

Кивнув в знак благодарности и подобрав фонарики, Эрни стал взбираться по лестнице, которой Мерси до этого момента не замечала вовсе. Он перескакивал со ступеньки на ступеньку, как мальчишка, штурмующий дуб. Девушка никогда не видела, чтобы человек так ловко карабкался, — точно он родился на дереве.

Миг — и ноги матроса исчезли в люке.

Очередная порция громовых ударов по днищу встряхнула дирижабль, едва не оглушив сидящих в гробовой тишине пассажиров. Мерси отвернулась от окна, чтобы не смотреть на черноту и высоту, которые ужасали ее, даже если она не отдавала себе в этом отчета. Охваченная сомнениями, терзаясь ощущением собственной никчемности, девушка вцепилась в спинку переднего кресла.

Она слышала, как карабкается Эрни, хотя и не видела его, слышала, как он открывает какой-то люк в корпусе, как вылезает, как ловит равновесие, — слышала или представляла, как он стоит, прижимая к груди фонари, как задерживает дыхание, выпрямляясь, а потом полускользит, полуползет по внешней поверхности дирижабля. Она слышала, как его руки и ноги ищут точки опоры, как скребут об оболочку носки его ботинок. Она следила за его передвижениями по звуку.

Поворот. В сторону. Вниз. Вверх. Еще немного вниз.

Вскоре он оказался под ними; бог знает, за что он там держался.

Мерси чувствовала матроса под своими ногами, чувствовала, как он, примерившись, перелетает, словно мартышка, с крюка на крюк, с одного железного выступа на другой. Корабль кренился, пусть и несильно, влево-вправо, вперед-назад. Эрни был не тяжел — фунтов сто пятьдесят, на взгляд Мерси, да и то если его хорошенько намочить и подбросить камней в карманы, но и этого оказалось достаточно, чтобы повлиять на ход воздушного судна, и пассажиры ощущали сквозь пол слабые толчки — это раскачивался маятник человеческого тела.

Время от времени, несмотря на потушенные огни и тишину внутри дирижабля, шальной снаряд из противовоздушного орудия с жужжанием пронзал мрак, рассыпая вокруг искры. Все понимали, что лишь благодаря везению ни один из них не пробил еще оболочку корабля.

А ведь достаточно всего одной маленькой пули, в панике подумала Мерси, пули, которая ворвется в кабину и продолжит полет наверх, к оболочке с водородом. Одна маленькая свинцовая пулька — и все кончено: всех охватывает пламя, корабль падает. Одна пуля изменит все. Одна меткая пуля — или же пуля, покорная слепому случаю.

Внизу, под ними, болтается над землей Эрни, осторожно развешивая и включая фонари, чтобы показать конфедератам, что это транспортное судно не предназначено для бомбардировки, и в то же время привлекая внимание и огонь любого в пределах досягаемости.

Мерси вскинула голову и спросила капитана:

— Сэр, мы уже за позициями южан?

— Думаю, да, — ответил он, не оглядываясь. — Отсюда трудно сказать. Очень трудно сказать. А если у Союза есть с этой стороны какие-нибудь противовоздушные силы, наше местоположение может и не иметь значения. Мы все равно будем в зоне досягаемости. Проклятие, Эрнест! — прорычал он.

Словно в ответ, громыхнули три резких удара — но на сей раз в борт врезались не пули, а кулак человека.

— И что это означает? — спросил Гордон Рэнд.

— Что он все сделал и возвращается, полагаю, — объяснил капитан. — Роберт, высунься-ка наружу, посмотри, не нужно ли ему помочь.

— Думаете, он нуждается в помощи? — Второй матрос в волнении топтался у лестницы.

— Три удара могут означать «помогите», или «поспешите», или «пошли вы все к дьяволу», откуда мне знать! Просто проверь!

Роберт повиновался приказу, хотя карабкался он не так проворно, как Эрни. До верха он добрался как раз вовремя, чтобы услышать, как с воем дикой кошки рвется листовая сталь.

— Что это?! — поразился он.

Никто не ответил.

Все, как и он сам, точно знали, что это было: в них снова попали, хотя, куда именно попали и насколько серьезно повреждение, было неясно. А потом капитан понял, да и первый помощник, похоже, тоже, так как оба они с горестной бранью принялись дергать рычаги. Наконец помощник заговорил внятно:

— Наши потери?

— Один из рулей поворота, — сообщил капитан. — Остается только молиться и надеяться, что мы над позициями наших, поскольку свернуть мы больше никуда не сумеем, разве что лишь описывая круги.

Над головой Мерси, чуть правее, Роберт крикнул:

— Эрни! Где ты? Тебе помочь?

Мерси вместе с остальными пассажирами, сдвинувшимися на самые краешки своих кресел, старающимися почти не дышать, внимательно вслушивалась, ожидая ответа. Ответа не было.

Роберт позвал снова:

— Эрни? Ты там?

Вопрос подразумевал вероятность того, что Эрни там нет, что он сорвался и упал или что его сбила юркая пуля.

Но тут, ко всеобщему облегчению, послышалось слабое царапанье подошв о сталь, и Эрни откликнулся:

— Я все еще тут. Держусь. — И снова поскребывание. — Спускаться-то легче было, чем подниматься.

Когда Роберт, протянув другу руку, втащил его в корабль, все увидели почему. Левая рука Эрнеста была залита кровью, а сам бывший моряк в неосвещенной кабине казался бледным как смерть.

— Одна из ламп разбилась у меня в руках, — объяснил он, — пока я пытался прицепить ее. Но две другие висят и светятся. Я пристроил их к слову «гражданский». Там же, кстати, оттиснут и символ Конфедерации. Надеюсь, с земли его хорошо видно.

— Может, сработало, — высказался Гордон Рэнд. — Никто в нас не стреляет. По крайней мере, в эту секунду.

— Возможно, кто-то тщательно прицеливается, — предположил первый помощник. — А может, они еще не разглядели надпись и пытаются разобрать ее.

— А может, они медленно читают, — добавил Рэнд.

Мерси уже вскочила со своего места, воодушевленная возможностью сделать хоть что-то. Она обратилась к Эрни:

— Присядьте здесь, рядом со мной.

Он послушался и терпеливо ждал, пока девушка рылась в сумке.

— Все, цепляйтесь за что-нибудь. Мы теряем высоту, — объявил первый помощник.

Капитан внес поправку:

— Мы опускаемся, но не падаем. Пристегнитесь или держитесь — как получится, но повторяю: мы не падаем. Руль практически вышел из строя, вот и все. Я могу поднять или опустить судно, но развернуть его и направить куда-то не получится.

— Так мы за южными позициями? — повторил кто-то вопрос Мерси, она не успела понять, кто именно.

— Да, — отрезал капитан, откровенно солгав, но не желая признавать это. — Мы просто садимся, но можем зацепить пару деревьев. Расчетное время приземления — две-три минуты. Мне придется поторопиться, потому что нас сносит в другую сторону.

— О боже! — выдохнула старая леди.

— Не спешите взывать к Нему, — пробормотала Мерси. — Все еще, может быть, не так плохо. Эрни, покажите мне свою руку.

— У нас всего пара минут…

— Мне и потребуется всего пара минут. А теперь потерпите, мне надо посмотреть.

Она уже нашла бинты. Оторвав кусок марли, медсестра протерла окровавленную кожу, чтобы лучше видеть рану. Рука оказалась не только порезана и не только обожжена. В очень скудном свете, сочащемся из окошек, Мерси разглядела, что и стекло, и огонь поработали на равных. Она не поручилась бы, что изувеченный указательный палец матроса когда-нибудь сможет нормально сгибаться и разгибаться; но рана определенно не из смертельных, если, конечно, не загноится.

— Ну что, плохо? — спросил мужчина, слишком напуганный, чтобы смотреть, и в то же время слишком напуганный, чтобы не смотреть. Он моргал, отвернув голову, чтобы никто не решил, что он подглядывает.

— Не так уж и плохо. Но болит, верно, дьявольски? Нужно промыть и перевязать рану.

— У нас только…

— Поднимите руку, вот так. Кровотечение приостановится, и болеть будет меньше, — велела она и снова нырнула в сумку.

Секунду спустя Мерси извлекла из своего багажа тяжелую стеклянную бутыль с густой прозрачной жидкостью, мерцающей при свете луны и подвешенных снаружи фонарей.

— Мы снижаемся, — пробормотал мужчина. — Мы действительно снижаемся.

Он смотрел в окно, расположенное возле головы девушки. Мерси тоже понимала, что дирижабль опускается — судя по облакам, проплывающим мимо снизу вверх. Она пыталась не обращать на них внимания — и на то, как стремительно падает судно, от чего перехватывало горло.

— Не гляди туда. Смотри на меня, — приказала она смертельно бледному от раны или от перенесенного шока мужчине. В глазах матроса Мерси увидела страх и боль, но не отвела взгляда до тех пор, пока не приступила к делу — стала протирать поврежденную руку смоченной марлей.

Строго говоря, «Зефир», конечно, не падал. Но Мерси не могла бы без зазрения совести сказать, что он именно «приземляется». Желудок подкатился к самому рту или даже к ушам, казалось ей; а уши закладывало так, что приходилось то и дело сглатывать, и тогда в них как будто что-то лопалось. Если бы она не сосредоточилась на чем-то другом, то просто закричала бы, так что девушка занялась окровавленной, обожженной рукой; промыла кое-как рану, велела матросу упереть локоть в подголовник, чтобы держать руку вертикально, и потянулась за сухими бинтами.

Пожилой мужчина сложился пополам, и его стошнило на пол. Жена поглаживала его по спине, потом стала шарить вокруг в поисках мешка или тряпки, чтобы убрать рвоту. Ничего не обнаружив, за отсутствием иных возможностей она продолжила поглаживать мужа по спине. Мерси не могла им помочь, так как бинтовала все еще кровоточащую руку Эрни, и делала это так быстро, словно всю свою жизнь превращала конечности в аккуратные мумии. Она спешила так, словно в любую минуту может наступить конец света, — а в их ситуации это было отнюдь не иносказание.

Но дела вроде не так уж и плохи. В них сейчас никто не стреляет.

— Держи руку повыше, над сердцем, — велела она Эрни, — тогда не будет сильно дергать. Я это уже говорила?

— Да, мэм.

— Ну хорошо, значит, продолжай. — И тут же охнула, так как корабль накренился и содрогнулся так, словно у него самого выворачивало желудок.

Капитан приказал всем держаться за что-нибудь, но ничего подходящего, кроме кресел, не было.

Эрни, продолжив череду рыцарских поступков, приобнял правой рукой плечи Мерси и притянул девушку к себе, накрыв ее, точно щитом; она притулилась там, левой рукой обхватив мужчину за талию. И зажмурилась, чтобы не видеть, пусть даже краем глаза, встающую на дыбы землю.

Само падение не было столь внезапным, как ожидалось. Он надвинулся вскользь, но так, что аж дух захватывало: «Зефир» проехался по верхушкам деревьев, которые замедлили ход дирижабля, а потом опутали корабль ветвями и потащили вниз под жуткий скрежет раздираемого металла и вырываемых с мясом заклепок. Корабль провис, и нырнул, и мягко подпрыгнул. Никто внутри не шевельнулся.

— Это?.. — прошептала пожилая дама, имени которой Мерси не знала до сих пор. — Мы?..

— Нет! — рявкнул капитан. — Ждите! Еще…

Мерси решила, что он собирался сказать «немного», потому что что-то треснуло и судно рухнуло на землю с примерно пятнадцатифутовой высоты — как камень.

Хотя их сильно тряхнуло и Мерси прикусила язык и как-то странно вывихнула локоть, окончательность приземления принесла всем облегчение — хотя бы на минуту. Дирижабль застыл под неестественным углом, улегшись на брюхо, вопреки всем швартовочным правилам. Выйти из корабля на волю обычным образом в таком положении не представлялось возможным. Клаустрофобия на миг стиснула ужасом сердце Мерси так, что слезы едва не брызнули из глаз.

А потом она услышала голоса снаружи: кто-то кричал и стучал им; и голоса эти звучали с таким привычным, таким домашним акцентом.

Кто-то спрашивал, колотя по обшивке:

— У вас там все в порядке? Эй, кто-нибудь слышит меня?

— Да! — заорал в ответ капитан. — Я тебя слышу! И думаю, у всех… — Он уже отстегнулся от своего кресла — единственного кресла с ремнями — и выскочил в салон. — Думаю, у всех все в порядке.

— Это гражданский корабль? — спросил другой голос.

— На днище же написано. Ты что, не видел, когда мы спускались?

— Не, не видел. К тому же я не умею читать.

Эта болтовня донельзя порадовала Мерси просто потому, что звучала нормально — как обычный разговор обычных людей при обычном, пусть и не слишком приятном, происшествии. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что не так уж далеко гремят выстрелы.

Она отцепилась от Эрни, который громко пыхтел, словно лично пробежал весь путь от облаков до земли. Легонько оттолкнув его локтем, девушка то ли поднялась, то ли вывалилась из своего кресла, прихватив сумки. Матрос последовал за ней, присоединившись к остальным пассажирам, пытающимся встать в скособоченном проходе.

— Там, наверху, люк! — сказал капитан, обращаясь как будто к лобовому стеклу.

Тогда-то Мерси и увидела человека, с которым он разговаривал: тот стоял снаружи, держа фонарь и щурясь, пытаясь разглядеть тех, кто внутри. Из-под пыльной серой шляпы выбивались светлые волосы, а лицо казалось темным — то ли так падала тень, то ли его запорошил порох. Он постучал пальцем по стеклу и сказал:

— Объясни — где?

Капитан показал пальцем, поскольку знал, что на него смотрят.

— Мы можем открыть его изнутри. Но у нас на борту две женщины и старики: нам понадобится помощь, чтобы спустить всех на землю.

— Мне помощь не нужна, — заверила его Мерси, но капитан не слушал, да и остальные тоже.

Роберт уже был на лестнице, по которой они с Эрни взбирались раньше, хотя болтался он на ней странновато: под таким сильным наклоном стояло судно. Обвив ногами ступеньки, он одной рукой отодвинул запор и откинул лязгнувшую об обшивку крышку люка.

Тогда Роберт, освободив обе руки и держась при помощи одних только ног, обратился к пассажирам:

— Ну, начали. Наверх, значит, и наружу. Ты. Англичанин. Ты первый.

— Почему я?

— Потому что ты не ранен и сможешь помочь подхватить остальных. А у Эрни с рукой беда.

— Хорошо, — смягчился Гордон Рэнд и приступил к мудреному делу — карабканью по лестнице, висящей над головой. Но он оказался не из робких и куда проворнее, чем можно было судить по виду его пошитого на заказ иностранного костюмчика. Вскоре он выбрался из люка и соскользнул по боку «Зефира» на твердую почву.

Мерси услышала шлепок и проклятие, но сразу за этим Рэнд сказал кому-то:

— Не так уж и плохо.

— Сколько вас там внутри? — спросили его.

— Капитан, второй пилот, полдюжины пассажиров и команда. Не слишком много.

— Хорошо. Пусть выбираются и спускаются.

А кто-то другой добавил:

— Выбираются и убираются подальше отсюда. Позиции, по слухам, меняются. Мы можем даже отступить к форту Чаттануга.

— Ты шутишь!

— Я серьезен, как никогда. Так мне сказал капрал.

— Когда?

— Только что.

— Сукины дети! Они нам на головы садятся!

Мерси хотелось бы увидеть говоривших, но пока перед ней были только перепуганные лица спутников. Никто еще не сдвинулся с места, даже Роберт прислушивался к беседе снаружи. Так что она решила взять инициативу в свои руки.

— Мэм? Сэр? — обратилась медсестра к пожилой паре. — Вы следующие.

Женщина, похоже, хотела возразить — но не стала.

— Вы правы, — кивнула она. — Мы двигаемся медленно, куда бы мы ни направлялись, и, однако, добираемся. Идем, дорогой.

Ее «дорогой» спросил:

— А куда мы идем?

— Наружу, любимый. — Старушка огляделась. — Я сумею взобраться сама, но ему потребуется подмога. Капитан? Или мистер… мистер первый помощник?

— Второй пилот, — поправил ее мужчина, появляясь в салоне. — Буду рад подсобить.

Совместными усилиями они взгромоздили упирающегося старика и его упорную жену на выдвижную лестницу, а там и выпихнули из люка. Потом последовал хромоногий студент; потом Эрни, с небольшой помощью Роберта; потом Мерси, справившаяся довольно быстро. Последними вылезли второй студент и оставшиеся члены экипажа, оставив «Зефир» опустевшим железным шаром лежать на земле.