Родители, прочитав вслух инструкцию, сказали сразу, что никаких таких «мероприятий» у нас с тетушкой Дорой не будет. Да она и сама не согласится. Но мы с братом тут же возразили, что праздники, да и просто прогулки можно совершать и не по инструкции. Люди же не виноваты, что какой-то дурак придумал такую бумагу.

— Он вовсе не дурак, — сказал папа. — Он таким способом хочет прославиться.

А мама добавила:

— Но все равно он прославится своей глупостью. А дети пусть делают, как хотят. Посмотрим, что у них выйдет.

И в ближайшее воскресенье мы двинулись исполнять программу на бульвар, привязав тетушку за бечевку. Правда, теперь бечевку мы стали цеплять для удобства не за ногу, а за руку.

Во время движения наша тетушка спокойно обозревала толпу, рассматривала здания и улицы, а люди аплодировали ей или приветствовали криками, а некоторые даже бросали ей цветы. И было видно, что делают это они вовсе не по инструкции. А приезжие гости непрерывно щелкали фотоаппаратами и даже снимали на мобильные телефоны.

Тетушка обычно не вступала с прохожими в разговоры, изредка только кивала, завидев знакомые лица, и вообще вела себя независимо, будто совсем не она была центром всеобщего зрелища для нашего городка. Но однажды какой-то пацан подпрыгнул и повис на тетушкиной ноге, решив таким образом покататься. Конечно, стоило бы тетушке дрыгнуть ногой посильней, и хулиганистый мальчишка полетел бы вверх тормашками. Она же чуть приспустилась, скосив глаза на незваного ездока, и как ни в чем не бывало полетела дальше, пока он сам не отцепился. Я думаю, что тетушка могла лететь повыше, но тогда бы пацан мог сильно ушибиться.

На площади, согласно программе, стояли детишки с флажками, и рядом трибуна для выступающих. Дети, обращаясь к тетушке, спели песенку, которая начиналась со слов: «Летите, голуби, летите, для вас нигде преграды нет…» А потом появился человек в черном костюме и, нацепив очки и то и дело наклоняясь к бумагам, стал зачитывать доклад, из которого можно было узнать, что наш город хоть и мал, но во многом преуспел, вот хотя бы взять строительство шоссейной дороги, которую ждут не дождутся автолюбители и все горожане.

Тетушка возлежала прямо над нашими головами неподвижно, ее одежды чуть колыхал ветерок, но при последних словах докладчика она встрепенулась, подняла голову и спросила, резонанс разнес ее голос на всю площадь:

— Это что еще за дорога? Она случайно идет не через наш прекрасный лес?

Человек на трибуне оторвался от бумаг и удивленно уставился на тетушку, он не привык, чтобы его перебивали.

— Я вас, вас спрашиваю, — повторила тетушка, взирая свысока на блестящую лысину докладчика, — какую дорогу вы ведете? Что это за дорога? Отвечайте же, пожалуйста!

Человек на трибуне растерянно молчал, потому что без бумаги, которую ему подготовили, он не мог произнести ни слова. Это все сразу заметили. Но стоящие рядом помощники в один голос заверещали, что так не положено, чтобы перебивать главу города, и этого никто никогда себе не позволял, и хоть тетушка — гость особый…

— А я не гость, — сказала сверху тетушка твердым голосом, и все замолчали. — Я здесь живу. А этот господин, который у вас зовется глава, он что-нибудь еще умеет, кроме чтения глупых бумажек?

Глава города посмотрел на тетушку, задирая голову снизу вверх. У него даже очки сползли на лысину. Ведь обычно ему приходилось смотреть наоборот, то есть сверху вниз.

— Вообще-то все знают, что я тут руковожу, — произнес он, чуть заикаясь и немного обиженно.

— А вы хоть летать пробовали? — строго спросила тетушка.

— Нет. Не пробовал, — отвечал глава. — Но мне по должности это вовсе не нужно.

— Это всем нужно, — парировала уверенно тетушка, отвернулась, решив, что их разговор закончен.

Обращаясь к детям, для чего она спустилась чуть пониже, она попросила их еще раз спеть какую-нибудь песенку, а на прощание попросила приходить к ней в сад, она угостит всех яблоками и расскажет, как научиться летать.

— А сейчас пойдите поиграйте, что вам на этой скучной площади делать? — сказала тетушка. — Я тоже уйду. До свидания.

С тем мы и ушли. А мероприятие разладилось, потому что главу уже никто не слушал, горожане тоже разошлись, обсуждая между собой все, что произошло на празднике. На площади остался в одиночестве только оркестр, который не знал, что ему теперь делать и для кого играть.