Прокурор Зелинский: Как же это понимать, свидетель Букаты? Они же у вас без отдыха? И ночью, и днем?

Свидетель Букаты: Почему же без отдыха… (пауза).

Прокурор Зелинский: Это запрещено трудовым законодательством, насколько я понимаю.

Свидетель Букаты: Законодательство… (качает головой). А вы, простите, товарищ Зелинский… Вы на фронте все как надо по закону, по расписанию поступали?

Прокурор Зелинский: Сравнили! Там же фронт! Там война! А тут?

Свидетель Букаты: У нас тоже война. И у нас свой фронт… (пауза). А вообще, можете считать, что тут моя вина, поскольку я оставлял их работать. Причем не на одну ночь, бывало и две, и три… Сколько, в общем, нужно.

Прокурор Зелинский: Подростков? Таких, как Ведерников? Я вас правильно понял?

Свидетель Букаты: А чем Ведерников лучше? И он, и остальные тоже.

Прокурор Зелинский: Вот как!

Свидетель Букаты: Да. Вот так! (с вызовом). А откуда мы бы взяли те танки в сорок втором? А? Вы там на фронте не спрашивали друг друга об этом? Ну так нас спросили бы! Как коломенские приехали, станки поставили на снег, провода положили по земле и стали работать. Это уж потом избу-то вокруг печки возвели!

Прокурор Зелинский: Но не дети же!

Свидетель Букаты: (спокойно). А кто же тогда? Вы в зал-то поглядите, увидите, кто сидит. Эти и начинали: двенадцать, тринадцать лет…

Вострякова Ольга (неожиданно): Мы трудностей не замечали, Илья Иваныч! Гайдар в семнадцать лет полком командовал, а Островский…

Судья Князева: Почему же, замечали. Разное было. А иногда…

Прокурор Зелинский (повернувшись к судье): Что иногда?

Ольга Вострякова: Да опять Ведерников! Это когда генерал приезжал!

Прокурор Зелинский: Да? Что же он еще натворил? Ваш вундеркинд?

Свидетель Букаты (мнется): Да я, в общем-то, не очень помню. Ну, было, что глазами сварку схватил…

Прокурор Зелинский: Это мы слышали. А потом?

Свидетель Букаты: Что потом? Работал…

Прокурор Зелинский: Ачто с генералом?

Свидетель Букаты: Ах, с генералом! Ну так это так, детское…

Судья Князева: Ладно уж, скажите. Все помнят.

Свидетель Букаты: Ну а если помните, то чего и вспоминать?

Прокурор Зелинский: Странно вы ставите вопрос! Странно! Надо вспомнить!

Свидетель Букаты: Ну, если только так… Что надо… (задумывается). В ту ночь они сделали, в общем-то, все три танка… Хотя помучились мы тогда прилично. Да, помню, как же… (Опять задумывается.)

– Кончай ночевать! – крикнул Швейк, вытирая концами руки. – Чур, последний бежит за доппитанием.

– У меня все, – сказал Силыч и постучал по корпусу, как там Костик. – Жив? – спросил, когда тот высунулся.

– Уже? Утро?

– А ты думал? – усмехнулся Швейк. – Твоя с корзиночкой давно на рынок двинула! «Здравствуйте вам»…

Костика по временам дразнили этой странной девочкой, которая ему встречалась на дальней улице. Дразнили, хотя знали, что он даже имени ее не спросил, даже не ответил на ее здорованье ни разу.

– Чертова центровка, – сказал Костик. Никогда он не ругался, а тут не выдержал.

– Опять не сходится? – спросил сочувственно Силыч.

– С кем, с девицей, не сходится? – переспросил Швейк, и все вокруг прыснули. И сам Силыч заржал.

– Ну, Швейк, ну, загнул! Центровка… Ха-ха-ха… С девицей, говорит, центровка…

А Швейк между тем продолжал:

– Красотка по бессердечному трое суток слезы льет на перекрестке… Полная корзиночка слез… Она для этого и корзиночку носит!

– Ну зачем вы, – устало отмахнулся Костик. – Я правду говорю… Я же ее имени даже не знаю!

– А чего проще-то, – будто посерьезнев, по секрету сообщил Швейк. – Подойди и скажи: «Здравствуй, Люся!» А она ответит: «Я, мол, не Люся вовсе, а я Фекла!» А ты ей тут же, не дав прийти в себя: «Что вы! Ах, как вам к лицу это имя!» Ну и так далее.

– А что? Что – так далее-то? – заливался Силыч, глядя по-детски Швейку в рот. Сам он не умел сочинять, но Швейка прямо-таки обожал за его байки. И сейчас ждал чего-нибудь такого, что тот выдаст, и будет жутко смешно.

Петя продолжил:

– Как это что? Она растает, потеряет бдительность, а тут и надо действовать как мужчине, то есть не зевать!

– Ты скажи, ты скажи, как действовать! – настаивал Силыч.

– Ну, как… Наш Костик посмотрит на нее пристально, как на «тачку», где нужна центровка! – Швейк изобразил, как Костик посмотрит на нее, и все, кто собрались послушать этот треп, снова закатились. – Возьмет нежно, как вал фрикциона берет – за руку, и прижмет к груди… К своей, к своей груди, не путай, – пригрозил он Костику, который отмахивался, но тоже слушал. – Потом, вдохнув всей грудью пять с половиной литров по спирометрии, произнесет ласкающие слух слова… Ну такие, к примеру: «Позвольте вас, Фекла Харитоновна, пригласить в нашу заводскую столовку на затируху! У меня за три переработанных смены талончик: угощаю от всего сердца! Пир, как говорят, на весь мир!» Ну а потом танцы под патефон… – Швейк схватил табурет и стал изображать зажигательный фокстрот «Рио-рита»… – Там-там, – напевал он, – там-там-там-там… У нас там одна пышная девица патефон приносит! Выносливый, говорит! Где ни поиграет, две-три пластинки вынесет!

Со словами: «Да ну вас!» – Костик нырнул в спасительное чрево машины, а Силыч присел, отсмеявшись, и сказал:

– Как тебя хватает! Если честно, я и то выдохся. А меня в училище, знаешь, как звали? Шестьдесят девять! Вот как! Цифра такая есть, ее как ни перевернешь, она все равно шестьдесят девять, вот и я такой же крупный, что в ширину, что в высоту!

Петя закруглил танец, сел на ту же табуретку, с которой танцевал. Посмотрел на Силыча и спросил вдруг:

– А ты знаешь, откуда я пришел в ФЗО? Я из детдома пришел, между прочим!

– Ну и что? – спросил Силыч.

– Ничего. У нас там одна дорожка: как чуть подрос, одежонку, что похуже, сунут, ноги в руки и ступай… Топай, браток, устраивай свою личную жизнь и уступи свою койку другим, которые тоже хотят жрать! Так вот, я про детдом… Там без того, чтобы не почудить, нельзя. Почудишь, и легче. А то еще и корочку за твои циркачества подбросят!

Появилась Ольга с плакатами в руках, зачастила:

– Мальчики, вы живы? А я вот молнию: «Три танка – наш последний удар по врагу!» Нравится? А я, значит, в час или в два ночи прохожу по цеху, слышу, вы там, в машине, ну прямо заливаетесь от хохота… Я-то подумала, подбодрю их, небось осоловели, и слышу, прямо кто-то надрывается… Это ты, Почкайло? Вот повесь мне плакат!

Тот кивнул. Плакатик одобрил и сказал, что поможет сейчас повесить.

– А что смеялись-то? – опять спросила Ольга.

– Да Швейк, – отвечал Силыч.

– Понятно, что Швейк. А что он сказал?

– Да я уж не помню, что-то такое… Ах, вот что… Встречаются два приятеля, и один другого спрашивает: «Где ты работаешь?» А тот отвечает: «В доменном цехе». – «Это что же, сталь плавишь?» – «Да нет, – отвечает второй, – домино делаем».

– Домино? – спросила недоуменно Ольга.

– Ага. Ну «домино» игру знаешь?

– Знаю.

– Ну вот они, значит, в доменном цехе «домино» делают, – сказал, засмеявшись, Силыч. Но Ольга смотрела на него немного озадаченно, не улыбалась.

– Ты думаешь, это смешно?

– А разве нет? – удивился Силыч. – Но ты дослушай! Этот второй и говорит: «Я делаю домино, точки на них ставлю». – «А почему ты сегодня не на работе?» – спрашивает тогда первый. А второй и говорит: «Ой, умора, – он говорит, – у меня выходной, потому что мы выпускаем сегодня «пусто – пусто»!»

– И все? – спросила Ольга.

– Все, – кивнул Силыч и вздохнул.

Он понял, что Ольге анекдот не понравился.

– Ерунда какая-то, – сказала уверенно Ольга и посмотрела недоверчиво на Швейка и на Силыча. – И над этим всю ночь гоготали? Вот уж как дети? А Костик где? Я вам новость принесла.

Костику постучали и раз, и другой, он не откликался.

– Спекся, – сказал Швейк и полез в машину. Чуть не силой он вытянул оттуда Костика, тот и на свет вылез, и вниз спустился, и все никак не мог разомкнуть глаз. А чтобы не видно было, спустил на глаза уже ставшую совсем черной повязку.

– Кончай ночевать! – крикнул Швейк ему в ухо и прислонил к борту машины. -Ладно. Пусть спит, лошади тоже стоя спят. Так какая у тебя новость? – Так не пойдет, – сказала Ольга. – Сейчас генерал придет с Букаты… – Она толкнула Костика, и он неожиданно стал оседать прямо на пол. Силыч успел его подхватить, но Костик болтался, как тряпочная кукла, у него в руках.

– Силыч! Швейк! Ну разбудите! – сказала Ольга испуганно. – Они же скоро придут, а мы… Это же позор на весь завод! – Она стала тормошить Костика, и он открыл глаза, мутные, как у пьяного. – Костик! Костик! Ты слышишь? Генерал придет! В цех!

Костик кивнул и закрыл глаза.

Ольга испуганно оглянулась, желая пригласить Швейка и Силыча или хоть кого-то для помощи, но и те, присев и прислонясь друг к другу, уже спали мертвым сном. Ольга и к ним бросилась в панике, охнув про себя, и тоже стала тормошить, и в это время они вошли: начальник цеха Вакшель, Букаты, какие-то военные и среди них в папахе невысокий, поджарый, с острыми глазками-буравчиками исподлобья, генерал.

И тут произошло чудо: как по команде Швейк и Силыч встряхнулись, поднялись навстречу высоким гостям, и лишь Костя остался сидеть, опустив голову. Рабочие его тут же прикрыли собой. Только Ольга с беспокойством раз и другой оглянулась, но все напрасно: Костик спал, и никакие генералы для него в этот миг не существовали.

А начальство и военные быстро прошли вдоль конвейера, о чем-то беседуя, и приблизились к стоящей кучкой бригаде.

– Вот, – сказал Букаты, – указывая на Силыча и на Ольгу. – Вот они, герои нашего тыла. Бригада сборки, которая не подводила ни разу! И сегодня не подвела!

– Могу подтвердить, – глядя на генерала, сказал военпред. – Не подводили ни разу.

Генерал кивнул, но ничего не сказал.

Букаты продолжал говорить, а все стояли и смотрели на генерала. А тот все шарил острыми глазками по цеху, вскидывал голову на танки, на потолок и вдруг спросил пронзительно тонким, как всем показалось, голосом. Швейк за глаза его сразу назвал: «козлетоном».

– А Константин Сергеич – тут работает?

– Константин Сергеич? – спросил начальник цеха Вакшель, крупный мужчина с пролысиной и дряблыми щеками. Он посмотрел на Букаты. – Это кто?

Букаты пожал плечами и взглянул почему-то на Ольгу. Но та отвела глаза.

– Константин Сергеич? Простите?

– Ведерников, – подсказал военпред генералу. Военпред был строен, усат, будто гусар.

– Да, да, Ведерников, – сказал генерал.

– Ах, Ведерников, – тут же подхватил Букаты и показал рукой на рабочих. – Он в этой смене, товарищ генерал. Сейчас он к вам подойдет!

– Ну зачем же, – капризно произнес генерал. – Я сам к нему подойду. Только укажите мне его! Где он среди… Среди этих?

Во время всего этого короткого обмена репликами Ольга быстрей всех сообразила, что надо делать. Она бросилась вперед, встала прямо перед генералом и быстро начала говорить, тот, наверное, опешил от такого потока слов.

– Ведерников! – тараторила она, заступая дорогу генералу, он вынужден был остановиться и выслушать ее. – Ведерников наш лучший заводской центровщик, он выполняет план и числится в ударниках и в стахановцах, цех им гордится и всегда берет с него пример… Вот и сегодня лучший рабочий бригады товарищ Ведерников не уходил со своего поста…

– Ладно, ладно, – сказал генерал и вдруг потрепал Ольгу по щеке, так что она от неожиданности проглотила последние слова. – А где он сам-то… Ударник ваш? Дайте поглядеть!

Ольга отступила перед генералом, но время было выиграно. Двое из бригады, Швейк и Почкайло, растолкали Костика и, подняв под руки, встали, как бы почти обнявшись. Друзья, мол, не разлей водой.

– Который из них? – спросил, прищурясь, генерал, испытующе скользнул по лицам и остановился на старшем, на более внушительном Почкайло.

– Вот каков! – произнес генерал.

– В центре! В центре он, Ведерников! Товарищ генерал! – громко, будто глухому, крикнула Ольга.

Генерал посмотрел на Костика, на его повязку и обернулся к военпреду:

– Тот самый? Ведерников? Вы не ошиблись?

– Так точно, ошибки нет, товарищ генерал! – мгновенно отвечал тот. От старания даже темные усы шевельнулись.

И Букаты подтвердил, не очень-то понимая, куда все это клонится, что это слесарь-центровщик Ведерников Константин Сергеевич, правда, немного приболел, с глазами у него…

– Глаза у него засорились! – опять громко произнесла Ольга. – Сейчас он в медкабинет пойдет! Товарищ генерал!

Генерал смотрел на Костика, будто не верил, что ему показывают того, кого он просил, и вдруг он засмеялся. Тонко, но на весь цех, и все кругом заулыбались, глядя на генерала. А он, между тем, заливался, и рабочие захихикали. Лишь Костик, один он, виновный, стоял, тараща глаза свои больные, мало что соображая в происходящем.

Генерал перестал смеяться и сказал:

– Вот сюрприз! А я думал, ветеран! С бородой! А у нас в дивизии на танках написано: «Будь в бою, как Ведерников в труде!» А он вон какой…

Ольга, тут же осознав важность момента, снова выскочила перед генералом, теперь уже не ради Ведерникова, а ради цеха, который она возглавляла в комсомольских делах, и отсалютовала со словами: «Наш боевой комсомольский пост! Товарищ генерал! Ведерников – сын фронтовика! Пришел из трудовых резервов, и мы гордимся, все как один на нашем заводе…»

Генерал отвернулся к военпреду, не слушая, спросил:

– А может, все-таки не он? Какой-то замызганный и это – мал же?

– Да он же! Товарищ генерал! Я лично его работу принимал! Мал золотник, да дорог! Как раз про него!

– Потом… Он же спит? – генерал опять посмотрел на Костю. – Смотрите, спит же… Его надо отвести домой!

– Так точно! – произнес еще один из военных, стоящих неприметно сзади. – Отвезем! На машине!

– Да не спит он, – неуверенно подсказал Букаты. Косте подсказал, а не генералу. – Глаза у него такие, что он плохо смотрит, да после ночи…

Ольга подхватила:

– Что вы! Товарищ генерал! Это у него от волнения! Он и мы все счастливы, что вы нас… К нам в цех…

Генерал посмотрел на Букаты, на Ольгу, на других рабочих и стал говорить, что он поздравляет от имени командования Константина Сергеевича Ведерникова за ударную работу в деле создания боевых и безотказных в бою машин, ему и его друзьям по бригаде…

Тут в его руках откуда-то объявились две блестящие консервные банки.

– А это вам наша фронтовая премия! Из нашего боевого пайка! Называется она свиной тушенкой…

Все, и даже Вакшель, зааплодировали, а Костю подтолкнули к генералу, и тот отдал банки в руки со словами: «Заслужил! Здоровейте! На радость советским танкистам!» Все опять стали хлопать. Костик стоял с банками, не зная, что с ними и с собой делать. Ольга хотела забрать банки из рук Костика, помочь ему, но тот не послушался и банок не отдал, а сильней прижал к груди.

– Не молчи, – шепнула она, это слышали те, кто стоял рядом. – Не молчи, скажи что-нибудь! Мы будем достойны… Ну!

– Мы будем достойны… – повторил Костик и вдруг, будто очнувшись, добавил вполне осознанно. – Спасибо… Мы с мамой щи наварим, у нас с мамой давно мяса не было…

– Не в тушенке дело, – пришел тут же на помощь Букаты.

А Швейк негромко, лишь для бригады досочинял:

– Не тушенкой мы богаты, так сказал И. И. Букаты!

У Швейка про Букаты таких импровизаций было много.

Во время зарплаты он говорил: «От зарплаты до зарплаты нас ведет наш вождь Букаты!»

А вчера, когда горели с планом, у Швейка вырвалось: «Как закончу план проклятый, так уймусь, сказал Букаты!»

Ольга вслед за Букаты подхватила, что Костик смущен, это понятно, но вместе с Костиком, товарищ генерал правильно сказал, трудилась и бригада, и цех, да весь наш героический рабочий класс завода, и все они гордятся, что своим славным трудом приближают нашу долгожданную, как говорил товарищ Сталин, победу!

– Спасибо нашей родной Красной Армии! – так закончила Ольга, и все облегченно захлопали. Все, кроме Костика, который держал свою тушенку, и руки были заняты. Поистине драгоценный подарок! Это все понимали.

Генерал еще раз смерил Костика взглядом, шепнул что-то военпреду и на прощание пожал Вакшелю и Букаты руки, Ольгу, стоящую рядом, он не заметил.

– Что ж, товарищи, – сказал озабоченно уже, хоть еще и неторопливо. Но мягкость, но тепло, неожиданно проявившиеся, пропали. Он снова стал тем настоящим суровым генералом, которого они увидели при появлении. – Мы уезжаем отсюда вооруженные вашей замечательной техникой и вашим дружеским участием… Обещаю, что эти танки будут драться за Рейхстаг! Спасибо!

Генерал быстро ушел, удалилась и свита.

Ольга было бросилась вслед, но тут же вернулась, требовательно глядя на Костика, произнесла:

– Язык от радости проглотил, что ли! Какой позор!

– А что говорить-то? – вступился Силыч за дружка. – Спасибо же он сказал, и будя. Швейк тут же подхватил:

– Мы сейчас эту награду героически срубаем в цеху! А? Не таскать же такую тяжесть… Еще потеряешь!

Все посмотрели на Костика, на его руки. Бригада вдруг поняла, что Костик угостит их американской тушенкой, боевым военным пайком. Но Костик молчал. И Ольга недоуменно повторила:

– Ну что за человек? Он хоть слышал, что говорят его товарищи? Слышал он или нет? Вот объясните, почему он молчит? Почему?