Милка в углу вагончика рыдала так, что никто из нас не мог заснуть.

И стук колес не заглушал. Как ни старалась утешить ее теть-Дуня, мы всё слышали. Замолкнув, она снова прорывалась, да еще с каким-то подвыванием. Временами ее рвало.

Тихая от природы Милка блажила на весь товарняк, а всегда шумная, дерзкая Зойка молчала, как пришибленная. Уткнулась своей Шурочке в живот, дыхание затаила. Будто, впрямь, ее нет. А теть-Дуня только вздыхает. Какие можно слова найти, если нет защиты ни ей, ни всему вагончику?

Ван-Ваныч любил повторять, что бродили иудеи по пустыне, тоже не видели исхода. Но он же потом, говорят, наступил. Наступил… Через сорок, что ли, лет. Эдак, если мы доживем, нам будет за полсотни…

Но доживем ли?

– Давайте, – говорит теть-Дуня громко, чтобы все слышали, – песню про любовь скажу!

– Про любовь? – удивляемся мы.

– Ага. Про любовь.

– Какую такую любовь? Какая у этих…у штабистов? – спрашиваем серьезно. Другой любови никто не знает.

– Нет, – возражает теть-Дуня. – Я скажу про настоящую любовь.

– Разе она бывает?

– Спою, узнаешь. – И после некоторого раздумья: – Из моей деревни песня-то. Значит, как бы про мою жизнь.

А после вздоха пронеслось. Голос у теть-Дуни за нервы цепляет. В песне той, значит, встречаются двое, ну она, девушка, как теть-Дуня в молодости, и он… Непонятно кто, но душка-парень. Не чета штабистам. И вот теть-Дуня молит его:

Глянь-ка, миленький, на небо,

На небе светится луна,

Если люди нас заметят,

Нам с тобой будет беда…

А он ей в ответ:

Что нам люди, что нам люди,

Если я тебя люблю…

Но теть-Дуня возражает:

Мать на улице ругает,

Что я поздно прихожу!

Приду рано, приду поздно,

Начинает мать ругать,

Будет, будет дочка шляться,

Пора замуж отдавать…

В общем, теть-Дуню отдали замуж за старика. Я его представлял в виде

Петьки придурка, только с бородой. Это еще смешней.

А теть-Дуня со вздохом заключает:

Уж как старого, седого

Я до смерти не люблю,

А парнишку молодого

Всю жизнь забыть я не могу!

Все молчат, переживают. Даже Милка не блажит. Но мы-то знаем, это для нее пели. Когда слов для утешения нет, песня утешает. Может, теть-Дуня это сейчас сочинила? Да нет, рассказано-то издалека. Это так раньше жили: дом, мать… луна. Разве сейчас можно представить?

Сейчас только вагончик. Если бы теть-Дуня про сейчас пела, то вышло бы у нее другое. Ну хотя бы такое вот:

Перрончик прощальный,

Вагончик мой дальний,

И взгляд на прощанье

Печальный, печальный…