– Признаться, – сказала Энн Датон-Свифт Планкету, – я, как говорится, в колдовских делах ни бум-бум. Объясните, пожалуйста, дорогой шкипер, что тут было?

– Сию секунду, детка. Мальгрим примчался сюда, увидел, что Диммока и меня сцапали по приказу короля Мелиота, и выпросил у него разрешение взять нас в работу…

– То есть заколдовать вас?

– Вот именно. Меня превратил в Красного рыцаря, а Диммока – в дракона. И надо отдать ему справедливость – чистая была работка. Но старый Марлаграм – с виду-то он совсем развалина, а на самом деле малый не промах, – он тут же явился, хихикая, как полоумный, и побил Мальгримова туза.

– Только без этих карточных словечек, дорогой шкипер. Ненавижу бридж.

– И я тоже, – сказал Планкет. – Ничего не признаю, кроме покера. А говорил я вам… или, ладно, как-нибудь в другой раз. Так вот, старый Марлаграм предсказал, что Перадору будут грозить две опасности – лютый Красный рыцарь и дракон, ну, король и согласился, что тот, кто их победит, женится на его дочери. А это значило, что дело в шляпе, Сэм может не беспокоиться.

– Так вот почему здесь так торжественно празднуют этот, как бишь его? Никогда не слыхала раньше этого слова… ах да, сговор. А Сэм очень мил в своём наряде, правда?

– Да, король немного помешан на костюмах, но сегодня и он не скажет, что Сэм одет чёрт знает как. Всё по-перадорски!

Сэм, стоявший перед королём в ожидании Мелисенты, был в коротком плаще, камзоле и штанах в обтяжку. Правая штанина у него была зелёная, как незрелое яблоко, а левая – белая в зелёную полоску, камзол был нежно-розовый, а плащ – тёмно-зелёный.

– Будь у него ляжки потолще, – сказал Планкет, – ни дать ни взять актриса на мужских ролях в пантомиме. Должен вам сказать… Нет, лучше потом, дело терпит.

– Интересно, в чём будет Мелисента, – задумчиво сказала мисс Датон-Свифт.

– Что бы там ни было, а она заставляет себя ждать. Старый Мелиот теряет терпение. Поглядите на него. Ещё минута, и он взорвётся, а уж тогда кто-нибудь непременно угодит за решётку.

– Я не вижу ни одного волшебника, – сказала Энн, оглядывая переполненную банкетную залу.

– Наверно, заняты где-нибудь ещё. Но глядите… что это там?

Главный герольд, неправильно истолковав нетерпеливый взгляд короля, начал:

– Слушайте! Слушайте! Слушайте! Его королевское величество Мелиот, король Перадора, повелитель Бергамора, Марралора и Парлота…

– Нет! Нет! Нет! – взревел король. – Погодите начинать! Где наша дочь? Где эта несносная девчонка? Эй, кто-нибудь, ведите её сюда. И если она ещё не закончила свой туалет – всё равно ведите! Мы больше не можем ждать.

Сэм уже давно не находил себе места, а тут он заметил, что среди фрейлин, которые, подобрав юбки, со всех ног побежали разыскивать Мелисенту, Нинет не было. Не было видно и Мальгрима.

А вдруг они замыслили что-нибудь недоброе? Марлаграм, конечно, знает, в чём дело, но и его тоже нет.

– Несите факелы, – приказал король. Было уже поздно, и за окнами почти стемнело.

Фрейлины прибежали назад, размахивая руками и визжа:

– Ваше величество, ваше величество, принцессы Мелисенты нигде нет! Она исчезла!

– Исчезла? Вздор! Обыщите замок. Обшарьте всё. – Король Мелиот повернулся к своим советникам. – До чего ж похожа на мать! Сначала так и рвалась выйти замуж за этого типа, а теперь, когда мы дали своё согласие, исчезла перед самым сговором. Ну, вылитая мать!

– Государь, – внушительно начал главный советник, – я всегда считал, что женщины…

– И мы тоже, и мы тоже! – прервал его король. – Но найдите её, найдите, обшарьте весь замок. А где волшебник? Если не можете найти нашу дочь, найдите хоть кого-нибудь из волшебников.

Сэм подошёл к Планкету и Энн Датон-Свифт.

– Вы не видели старого Марлаграма? Нет? Ну, тогда все мы погорели, можете мне поверить. Десять против одного, что Мальгрим и Нинет снова что-то затеяли. Марлаграм! – крикнул он. – Где вы? Что с Мелисентой? Как мне её найти?

– Ступай в темницу, в самый дальний угол.

Голос, тихий, но отчётливый, донёсся словно издалека.

– Это вы, Марлаграм?

– Хи-хи-хи!

– Старик, ну ясно же, это он, – сказал Планкет. – Давай иди в темницу.

– Только смотри, Сэм, не испорть свой чудесный костюм, – сказала Энн.

– Да пропади он пропадом! Мне нужен факел. Ну, до скорого.

С факелом в руке Сэм протолкался через толпу, бурлившую вокруг него, бегом спустился по длинной лестнице и, задыхаясь, влетел в темницу. Торопясь пробраться в дальний угол, он забыл, какой здесь скользкий пол, шлёпнулся на спину и, болтая ногами в воздухе, заскользил куда-то вниз. С рёвом налетел ветер. Вокруг были огни, шум, толпы людей. Он с трудом поднялся на ноги в своём родимом мире – лучшем из миров, с позволения сказать. Встать ему помогли две девушки.

– Вот, Эдна, та самая расцветка, о которой я тебе говорила, – сказала одна из них. – Зелёная. Правда, миленькая?

– Где я? – спросил Сэм. – Что здесь происходит?

– Бросьте, кого вы хотите одурачить? Да ещё в этом костюме!

– Он, наверно, из павильона консервированного горошка, – сказала Эдна. – Такой павильон в виде средневекового замка, помнишь?

– Послушайте, никого я не хочу одурачить. Наверно, когда я упал, у меня отшибло память. Где я, и что тут такое? Похоже на «Олимпию».

– Непременно наберу себе такой материи, – сказала Эдна. – Так вот, если вы действительно всё позабыли, это выставка консервированных и свежезамороженных продуктов тысяча девятьсот шестьдесят первого года.

– Большое спасибо, – сказал Сэм. – А теперь мне нужно разыскать одну мою знакомую. Раз я здесь, значит, и она должна быть где-то поблизости. Привет!

К его облегчению, костюм его не привлекал особого внимания, если не считать улыбок нескольких девушек и кривых усмешек мужчин. Он задержался у палатки, где пухлая женщина демонстрировала моментальное приготовление сбитой яичницы по методу миссис Милкин. Как только она, перевернув сковороду, выложила дымящуюся яичницу на тарелку, шестеро зрителей, собравшихся у палатки, начали расходиться. Пухлая женщина неприязненно поглядела им вслед.

– Не знаю, как вам здесь понравилось, – сказала она Сэму, принимая его за одного из своих, – а только по мне они хуже дохлых кошек. Всё говорили: «Вот погодите, приедем в Лондон». Ну вот мы и в Лондоне, верно? Нет уж, лучше Манчестер и Бирмингем. Заелись они здесь, вот что. Не хотите ли закусить, дружок?

– С удовольствием, – сказал Сэм. – Я голоден.

– Тогда сделайте одолжение, съешьте вот это. Каждую минуту может подойти наш коммерческий директор, так пусть думает, будто кто-то пробовал яичницу.

Сэм взял вилку, а женщина тем временем круто посолила и поперчила свою стряпню. Когда она протянула ему тарелку, на лице у него, должно быть, отразилось сомнение.

– Берите, яичница не так уж плоха. Правда, жидковата и малость припахивает, но у нас бывало и похуже. Если хотите запить, у меня под прилавком есть бутылка пива, только пейте быстро.

– А кто эта миссис Милкин?

– У неё фабрика яичного порошка в Нью-Джерси, дружок. Да ещё вторая такая же строится в Портленде, штат Орегон. Сейчас достану пиво.

– Я ищу свою девушку, – сказал Сэм, расправившись с яичницей и быстро проглотив пиво. – Её зовут Мелисента. Она блондинка, не крашеная, а настоящая и потрясающе красивая…

– Вот здорово!

– Она должна быть в средневековом костюме, как и я. Вы её не видели?

– Сегодня за весь вечер я не видела ни одного симпатичного человека, дружок. – И она обратилась к женщине, которая в палатке напротив рекламировала консервированный омлет. – Что это с ними сегодня? Куда они все тащатся? Ах да, на конкурс тортов из полуфабрикатов. – Она повернулась к Сэму: – Вы бы лучше поискали её на конкурсе тортов, дружок. Она, верно, где-нибудь там.

За павильонами у помоста с занавесом и двумя громкоговорителями по бокам толпился народ. Стоя поодаль, у самых павильонов, Сэм мог лишь смутно разглядеть четырёх девушек на помосте – должно быть, участниц конкурса; против них сидели в непринуждённых позах ещё человек пять-шесть – вероятно, жюри. Телевизионные камеры поворачивались во все стороны; из громкоговорителей сыпались милые шуточки, вроде сообщения о том, что наступил Судный день; то и дело раздавались дурацкие аплодисменты, без которых не обходится ни одно подобное зрелище. Голос распорядителя показался Сэму знакомым. Нет, это просто невероятно! Но сомневаться не приходилось – это был… Мальгрим.

– А теперь леди Нинет объявит решение жюри, – говорил он. – Леди Нинет, прошу вас.

И конечно, снова аплодисменты.

Нинет словно всю жизнь только этим и занималась. Она держалась и говорила именно так, как требуется.

– Дорогие друзья, наше авторитетное жюри поручило мне огласить своё решение. Мы все до глубины души восхищены новым небывалым подъёмом нашего кондитерского искусства и рады сообщить вам, что первая премия единогласно присуждена Мелисенте Перадор!

Снова аплодисменты.

– Благодарю вас, леди Нинет! – сказал Мальгрим. – Итак, по единогласному решению жюри, Мелисента Перадор объявляется Королевой Ореховых Тортов тысяча девятьсот шестьдесят первого года!

Приветственные крики, аплодисменты, свистки и рёв фанфар, который изобразили три гвардейских трубача. Остолбеневший Сэм увидел, как Мелисенту, которая двигалась, словно во сне, подтолкнули к микрофону.

– Поздравляем вас, Мелисента. Вы – Королева Ореховых Тортов тысяча девятьсот шестьдесят первого года. А теперь скажите, чего бы вы хотели…

– Вы знаете, что я хочу, – сказала Мелисента. – Я хочу к Сэму.

– Я здесь! – крикнул Сэм и рванулся вперёд. Но тут, по воле злобной судьбы, дорогу ему преградил павильон замороженных рыбных филе Фергюсона.

– Эй, куда тебя несёт? – крикнул выскочивший из-за прилавка здоровенный грубый субъект, вероятно, рыбак с траулера. – Погляди лучше, какие филе.

– Пустите! – Сэм оттолкнул его. И тут они сцепились. Палатка качалась, куски замороженного филе градом сыпались Сэму на голову. Сэм уже подумывал о том, что неплохо бы врезать этому наглецу хороший хук левой, как вдруг сзади его схватили за руки, кто-то огрел его по голове, и он потерял сознание.

– А теперь, когда вам стало лучше, – говорил полицейский инспектор, – попробуем начать сначала. Только, пожалуйста, без глупостей насчёт всяких принцесс и драконов. Ваша фамилия?

– Альгрим, – сказал Сэм. На столе перед ним стояла чашка чая. Видимо, в этот час в полицейском участке разносили чай – перед каждым полисменом тоже стояла чашка. – М.Альгрим.

Он отхлебнул из чашки.

– Пожалуйста, полностью. Что означает М?

– Морис.

– Так, Морис Альгрим. Адрес?

– Северо-Запад, 9, Мелиот-террас, дом 10, – ответил Сэм без запинки.

– Где работаете?

– Я наладчик электронных вычислительных машин. Это очень ответственная работа. Машины иногда делают грубые ошибки, даже если хорошо налажены, а если не налажены, то они вытворяют Бог знает что.

– Так же как и вы, мистер Альгрим, – сурово сказал инспектор. У него было длинное худое лицо, а глаза сидели так близко к носу, что он походил на огромное насекомое или на существо с другой планеты. – А ещё такой солидный человек. Что вы делали в этом костюме на выставке и зачем затеяли скандал?

– Это долгая история, – сказал Сэм, лихорадочно придумывая, что бы такое сказать, – боюсь, вам будет неинтересно.

– Ничего, когда надоест, я сам скажу.

Инспектор поглядел на своих подчинённых, ожидая, что они оценят его остроумие, и два молодых констебля хихикнули в свои чашки.

– Я одет так потому, что заменял своего двоюродного брата – он работает на выставке в павильоне консервированного горошка. Их в этом году одели в маскарадные костюмы. А на конкурс тортов я пошёл, потому что в нём участвовала одна моя знакомая. Я увидел её издали, и мне показалось, что ей дурно. Тогда я попробовал протиснуться поближе и крикнул, что я здесь. Вы ведь и сами на моём месте поступили бы так же, правда?

– Нет, – сказал инспектор. – Ну-с, а как началась драка?

– Я пробирался мимо павильона замороженного филе Фергюсона, а этот тип нагло схватил меня и спрашивает, куда меня несёт, ну мы с ним и сцепились. Но, заметьте, меня схватили за руки – меня, а не его! – и бацнули чем-то сзади, наверно, мороженой треской, у меня до сих пор голова гудит. Словом, насколько мне известно, только я один и пострадал.

– Да, насколько вам известно, – с расстановкой сказал инспектор. Судя по его тону, после этого побоища скончалось не менее шести человек, в том числе женщины и дети. – Но ведь могут быть вещи, которые вам не известны, не так ли, мистер Альгрим? Однако на этот раз вы правы. Поскольку возмещения убытков с вас не требуют и служащие Фергюсона вообще нас не вызывали, а этот малый ничего толком объяснить не может, я вас отпускаю. Но смотрите, больше не впутывайтесь ни в какие истории, особенно когда на вас эти панталоны. До свидания, мистер Альгрим.

Когда Сэм вышел, его противник, похожий на рыбака с траулера, стоял на мостовой возле огромного лимузина. Внутри сидели ещё двое мужчин, тоже похожие на рыбаков, и три толстые женщины. Все они громко орали и визгливо хохотали, предвкушая ночную пирушку.

– Рад, что тебя выпустили, дружище, – сказал противник Сэма, протягивая ему руку. – Надеюсь, ты не сердишься? Ну и хорошо, это в старом добром английском духе. Вот окажись у тебя нож, я бы сейчас глядел на тебя по-иному.

– А я бы глядел на тебя по-иному, если б врезал тебе хук левой, – сказал Сэм. – Но меня схватили за руки.

– Хука я ждал и был наготове. А их я не просил вмешиваться, ясно? Ну да ладно, всё обошлось.

– А как же филе?

– Да это всё муляжи. Дай я ещё разок пожму твою руку, дружище. Тебе, часом, не в Гримсби?

– Нет, спасибо. Ей-богу, в первый раз вижу человека, которому в Гримсби.

– Ну, так мы поехали. Счастливо, дружище.

Сэм увидел, как он сел в машину к своим развесёлым друзьям. Он подождал, пока лимузин не скрылся из вида, а потом побрёл, сам не зная куда. Было далеко за полночь, и во всём Лондоне окна были закрыты ставнями так плотно, что казалось, они не откроются уже никогда. Накрапывало, в любую минуту мог хлынуть проливной дождь. Сэм чувствовал себя очень несчастным.

Вскоре ему стало совсем скверно. Перед ним тянулась Кромвел-роуд, бесконечная, словно жизнь, в конце которой тебя ждёт либо пенсия и тоскливые поездки в Борнемут, либо смерть. У Сэма разламывалась от боли голова, и вдруг у него мелькнула ужасная мысль, что вовсе он не явился сюда из Перадора, чтобы найти Мелисенту, что никакой Мелисенты вообще нет и Перадора нет тоже, что всё это ему только приснилось, померещилось с перепоя после слишком бурной ночи в «Вороном коне» или в Артистическом клубе в Челси. Должно быть, он просто-напросто слишком долго фантазировал над этим эскизом для «Чулка прекрасной дамы» – вот и всё. Король Мелиот и оба волшебника, турнир на залитом солнцем поле и дракон на тенистой лесной поляне, даже сама Мелисента – всё быстро побледнело в его памяти. Реальна была лишь эта тьма, этот дождь, эта бесконечная, унылая Кромвел-роуд. Он готов был заплакать.

Показалось такси. Соображая, наскребёт ли он мелочи, Сэм хотел сунуть руку в карман штанов. Но рука лишь скользнула по мокрой штанине. Ах да, камзол и штаны в обтяжку! Что ж это всё-таки значит? Ведь он уже не в первый раз обнаруживает на себе маскарадный костюм. Прежде чем он успел решить эту загадку, такси остановилось.

– Да ведь вы заняты, – разочарованно протянул Сэм.

– Пассажирка возражать не будет, – сказал шофёр. – Хи-хи-хи!

– Марлаграм?

– Ах, милый, ну садись же скорей! – воскликнула Мелисента. – Боже, да ты весь промок.

– Но как… что… где… почему?..

– Куда прикажете, сэр? – спросил Марлаграм, чересчур усердно играя свою роль таксиста.

– Два раза вокруг парка, а потом прямиком в Перадор, – радостно сказал Сэм.

– Вокруг какого парка?

– Всё равно.

Около Риджент-парка их остановил полисмен.

– Предъявите водительское удостоверение, – сказал он Марлаграму.

– Пожалуйста, хи-хи-хи! Но почему только одно? Вот вам пятьсот штук, приятель! А вы, влюблённые голубки, готовы отправиться в Перадор?

– И тут, – рассказывал потом полисмен сержанту, заглядывая в свой блокнот, – шофёр швырнул мне целую кучу бумажек и исчез вместе с двумя пассажирами, а около меня осталась пустая машина, так что не было никакой возможности установить, кто её вёл и кто в ней ехал. Я говорю сущую правду, сержант, это так же верно, как то, что я сейчас стою перед вами. Ах да, чуть не забыл. Мне кажется, он сказал, что все они отправляются в Перадор.

– А теперь я скажу тебе, куда ты отправишься, малый, если будешь таким ротозеем… – начал сержант.

Но какое нам до них дело? Давайте-ка лучше и мы отправимся в Перадор.