1994 год. 17 декабря

Утром снова отрезали кабель с ворованным электричеством. Если когда-нибудь я осуществлю свою мечту и напишу книгу об Армении, то посвящу этому отдельную главу. Свет тянут ото всюду, откуда только можно. Весь квартал оплетен кабелями словно паутиной. Кто-то тянет от комбината, кто-то от метро, а кто-то умудряется подключиться к троллейбусным проводам. Один конец кабеля присоединяется к проводу, другой – к счетчику в подъезде. Кабель стоит дорого, поэтому проводят свет сразу на несколько квартир. Напряжения хватает на то, чтобы посмотреть телевизор и включить пару лампочек. Иногда кто-то из соседей крысятничает и включает электрическую печку. Тогда напряжение падает и лампочка тускнеет, свет ее так раздражает, что лучше б его не было. Когда-то у нас был отдельный кабель, и мы могли включать свет во всей квартире, смотреть телевизор, пользоваться пылесосом и кипятить воду в ванне. Потом наш кабель украли, и я даже знаю кто. Утащил его наш сосед Манук, который пару раз «врезался в вену» (воровал свет, подключая кабель к своему счетчику), а потом и скрутил его вовсе. Уличить Манука в воровстве невозможно. В отличие от соседей, которые метят свой кабель и каждый день совершают обход от точки до точки, чтобы проверить, не подключился ли к нему кто-то посторонний, Артур совершенно не переживает по этому поводу. Да и зачем? Деньги на новый кабель пришлет шурин, свет подключит Гор, так что можно преспокойно сидеть в своем гараже и играть в нарды с такими же бездельниками и пропойцами. И все-таки я сказала Гору, что подозреваю Манука, потому что видела, как тот, пугливо озираясь по сторонам, тащил под мышкой свернутый кольцами кабель. Гор пошел разбираться. Манук свою вину отрицал, но сказал, что собирается тянуть свет самостоятельно и по-соседски согласится протянуть на две квартиры, если мы пообещаем, что не будем включать плитку. Сегодня этот мерзавец получил по заслугам. Рано утром кто-то срезал кабель и у него.

– Милиция отрезала. Собирайся, Артур, пойдем новый тянуть, у меня еще десять метров кабеля есть, – сказал Манук. – Только на две квартиры протянем, а то Ашхен из шестьдесят седьмой обещала не включать обогреватель, а сама включает. Видел, как вчера напряжение упало?

– Конечно, – ответил отец, поворачивая нарезанные кусочки хлеба, которые сушились на печке.

– Так вот, я сразу понял, что это ее рук дело. Сказал жене: «Ты стой возле двери и следи за светом, а я навещу Ашхен». И только постучал в дверь, как свет стал ярче. Ох и ругался же я!

– Я слышал, как ты орал. – Отец взял один сухарик и с аппетитом захрумкал.

– Так ты пойдешь со мной или нет?

– Нет, я неважно себя чувствую, пусть Гор идет. Г-о-о-р!

– Да, папа, – послышался голос из спальни.

– Помоги дяде Мануку свет протянуть.

– Хорошо, папа.

Лживый сукин сын. Чувствует он себя прекрасно, просто после того как его ударило током, предпочитает отсиживаться дома и рисковать жизнью собственного сына. Мне жаль Гора. Я могу себе позволить называть Артура сукиным сыном, пусть даже мысленно, могу считать, что моя приемная мать – несчастная женщина, которая позволяет этому негодяю обращаться с ней, как со скотиной, я могу все, потому что они – не родные. А вот Гор не может. Он их единственный сын, и у него нет выбора. Когда-нибудь я закончу институт, устроюсь на нормальную работу, может, даже выйду замуж и заберу к себе Гоар. К тому времени Гор наверняка женится и будет жить отдельно. Я заберу мать, оставив этого негодяя умирать от голода. Тогда посмотрим, как он проживет без денег, которые семья получает только потому, что в ней живу я.

Выпив чашку кофе, я стала собираться в институт. После вчерашней пробежки моя красная кофточка пропахла потом, а юбка запачкалась. Я достала из шкафа второй свитер – белый, почистила юбку щеткой и надела шубку.

– Задержусь в библиотеке, буду позже, чем обычно, – соврала я Гоар.

– А ну, покажи твои губы? – подошел ко мне Артур и, убедившись, что они не накрашены, махнул рукой. – Ладно, иди. Долго не задерживайся.

Я вышла из дома, юркнула в соседний подъезд, накрасила губы помадой, подвела глаза и нарумянила щеки. Жаль, что сестра не догадалась прислать мне хорошую косметику. За неимением оной приходится подводить глаза черным карандашом для рисования, красный толочь в пыль, чтобы использовать в качестве румян и разводить водой остатки туши. Вместо пудры – детская присыпка с примесью кремового карандаша. Вместо помады – вазелин с тем же красным карандашом. Я даже научилась варить лак для волос из сахара, воды и лимонной кислоты. Он фиксирует волосы намертво, но у него есть один существенный недостаток – после расчесывания оседает на волосах липкими белыми хлопьями. Недавно наша соседка Лала – пышногрудая перегидрольная жрица любви, обслужившая в своей однокомнатной келье не один десяток мужчин, научила меня выпрямлять волосы. Берутся утюг и книга, между ними зажимается прядь волос и держится несколько минут. С моими кудрями в одиночку не справиться, поэтому я тайком хожу к Лале и прошу ее сделать мне прическу. Вот и сегодня я заскочила к ней и попросила выпрямить волосы.

– Ты вся сияешь. Влюбилась, что ли? – спросила Лала, доставая из шкафа утюг.

– Да нет, просто захотелось сделать прическу.

– Да ладно тебе, мне-то можешь не врать. Ты, Лусо, главное, не теряй голову, как я в свое время. Видишь, какая я теперь стала?

– А почему ты стала про… Почему ты стала такой? – Я густо покраснела, осознав, что чуть не ляпнула лишнее.

– Почему я занимаюсь проституцией? Ты ведь это хотела спросить?

– Ну, не совсем.

– Не юли. Вещи надо называть своими именами. Ты прекрасно знаешь, что многие мужчины пользуются моими услугами. История моя банальна и скучна. Двадцать лет назад я полюбила молодого человека, потеряла голову, а потом он передумал на мне жениться. Вернее, не он так решил, а его родители.

– Подонок!

– Не говори так. Он был хорошим человеком. Его ошибка была лишь в том, что он рассказал о нашей связи своей матери, а та растрезвонила всему миру, что я бесчестная девушка.

– Но ты могла уехать в другой город, начать все сначала.

– Конечно, но я не захотела. Пару лет я отбивалась от назойливых ухажеров, которые жаждали только одного – затащить меня в постель, а потом подумала – а гори оно все синим пламенем! С тех пор и… – Лала махнула рукой. – Не хочу об этом говорить.

– А он? Вы больше не виделись?

– Мы каждую неделю видимся. А толку? У него есть жена и трое детей. – Закончив работу, она достала из шкафа баллончик с лаком. – Давай-ка я уложу твои волосы. Кстати, у меня есть хорошая косметика, если хочешь – можешь воспользоваться.

– Нет, Лала, спасибо, мне уже пора.

– Лусо, погоди, я хотела показать тебе одну вещь.

Лала шмыгнула в кладовку и вынесла коробку, полную женской обуви. Я знала, откуда взялась эта коробка. С некоторых пор на вокзал стали прибывать составы, полные коробок и мешков со старой одеждой. Говорили, что это гуманитарная помощь из Европы. Чего там только не было: одежда на все сезоны – детская и взрослая, обувь, игрушки, книги, даже косметика и кухонная утварь. С утра пораньше люди отправлялись на вокзал встречать состав. На первый взгляд невозможно было определить, что именно находится в той или иной упаковке. Как-то раз сосед Манук притащил четыре коробки. Мы распаковали их и обнаружили детские игрушки. «Э-э-э-х, завтра снова пойду. Может, повезет и мне достанется коробка с одеждой или обувью», – вздохнул Манук и отправил пластиковую куклу в печку-буржуйку.

Лала извлекла из коробки туфли на шпильках и протянула мне:

– Смотри, они почти новые. Только набойки надо поменять. И размер, кажется, твой.

– Спасибо, Лала, но я не могу их взять. Ты знаешь, как к этому отнесется мой отец.

– Ах, да, точно. Я слышала, как он говорил, что эти вещи перед отправкой специально заражают грибком и клещами, чтобы окончательно истребить армянский народ.

– Он ходит к тебе? Только честно.

– Нет, что ты! Он со мной даже не здоровается. Позавчера мы стояли вместе в очереди за хлебом. Видела бы ты, как он брезгливо сморщился и отдернул руку, когда я случайно прикоснулась к нему. Для него я тоже рассадник заразы. Но ты не подумай, я чистоплотная женщина.

– Я знаю, Лала. Я пойду. Еще раз спасибо тебе за укладку.

На остановке было людно, как обычно. Сосед Рубик спорил с незнакомым мужчиной, который доказывал, что грузины взрывают газопровод, чтобы насолить армянам.

– Это не они взрывают, а азербайджанцы! – с пеной у рта доказывал Рубик. – Поймите же вы – грузины нам не враги. Просто Шеварднадзе сейчас не видит дальше Тбилиси. А газопровод проходит по азербайджанским селам, вот они и взрывают его.

– Да, точно, это все азербайджанцы! – крикнула женщина в вязаном берете. – Это все их рук дело!

– А я считаю, что во всем виноваты политики, – встрял в разговор интеллигентного вида бородатый старичок в очках в тонкой позолоченной оправе. – Мы могли жить в мире, а они устроили эту бучу, вот народ и страдает теперь.

– А я вам сейчас вот что расскажу! – крикнула женщина в вязаном берете. – Мой муж поехал в Грузию за мандаринами. Целую неделю эти сволочи держали поезд на границе. Он одними плодами питался, стал желтый, что твой мандарин. А вы говорите, что грузины нам не враги.

– Дедушка, вот вы сказали, что это все политики виноваты, а у нашей соседки сына на войне убили. Как вам такое, а? – послышался из толпы писклявый голос мальчика-подростка.

– Это сложный вопрос… – Дедушка замялся и почесал бороду.

– Нет тут ничего сложного. Сдохнем скоро как собаки. А вы слышали, что наш министр внутренних дел творит?! – крикнула женщина в берете. – Так вот. Ездит по городу черная «Волга» и прямо с улицы пропадают самые красивые девушки.

– Как так? – удивился Рубик.

– А вот так. Значит, рассказываю, – приосанилась дама, почувствовав внимание окружающих. – В машине сидят трое или четверо, уж не помню точно. Они ездят по городу, в основном возле институтов всяких, высматривают самых привлекательных, заманивают в машину – и привет!

– И куда отвозят?

– Куда-куда, ясно куда. На утеху нашему министру.

– А потом?

– Потом неизвестно, но, говорят, что никто больше этих девушек не видел. – Дама вздохнула и посмотрела на меня с материнской заботой. – Вот ты – красивая. Будь внимательна, а то мало ли что. Пропадешь ведь.

– Я буду начеку, – усмехнулась я.

Сегодня я изменила своей привычке и не пошла в туалет. Я боялась увидеть Диану и узнать, что они с Сергеем помирились. Выкурила пару сигарет, спрятавшись за трансформаторной будкой на заднем дворе, и пошла на занятия. Увидев меня в аудитории, декан удивился и довольно улыбнулся: «Сегодня, видимо, маршрутка приехала вовремя».

Я ничего не ответила. Честно высидела все пары: «Историю Армении», «Основы журналистики» и «Деловой английский». После занятий я хотела незаметно выскользнуть из института, слившись с толпой студентов, но Ашхен поймала меня возле входа:

– Пошли покурим, я тебе такое расскажу!

– Извини, но мне некогда.

– Пошли-пошли, я одна боюсь курить. Спрячемся за трансформаторной будкой. Говорят, что декан решил устроить облаву в туалете. – Ашхен взяла меня под руку и силой поволокла к будке.

Там она стрельнула у меня сигарету, закурила и, озираясь по сторонам, будто боясь, что кто-то может нас подслушать, прошептала:

– Завтра меня украдут.

– Как это?

– Ну вот так, возьмут и украдут. Татос приедет за мной на машине, я сяду в нее, и он отвезет меня к себе домой. Потом он пошлет своих брата и отца к моим родителям, и они скажут, что меня украли. У-у-у-х, я представляю, как мой отец будет лютовать, когда узнает, что я убежала с Татосом! Он твердит, что никогда в жизни не отдаст меня этому дурачку с большой головой. А у него вовсе не большая голова, а очень даже нормальная. Кстати, я бросаю курить. Татос ведь не знает, что я курю. Смотри, не проболтайся.

– Можно подумать, что твой Татос придет ко мне и станет интересоваться, курила ли Ашхен до встречи с ним или нет.

– Ну, может, и не будет, но все-таки сама знаешь, как у нас сплетни распространяются.

– Не бойся, не выдам.

Ашхен меня раздражала. Глупенькая папенькина дочка, мечтающая о замужестве с колыбели. Мамочка Ашхен с первого дня ее рождения складирует постельное белье, ночные рубашки, халаты и тапочки, чтобы на следующий день после свадьбы открыть неподъемные чемоданы и показать новоиспеченным родственникам, что ее дочь не какая-то голодранка, а девушка с солидным приданым.

Я долго думала, что у меня нет приданого, но как-то Гоар отвела меня в свою спальню и показала маленький чемоданчик, в котором лежали турецкие ночнушки, два комплекта постельного белья, пестрое покрывало и аккуратно сложенные стопочкой трусики и бюстгальтеры.

– Я собирала деньги и потихоньку покупала. Еще один чемодан у бабушки, – улыбнулась она, любовно поглаживая покрывало.

– Зачем? Вдруг я не выйду замуж?

– Не говори глупостей, конечно же выйдешь!

Я не стала разрушать ее иллюзию. Пусть Гоар думает, что я выйду замуж за человека, которому очень важно будет знать, сколько у меня трусиков и ночнушек. В конце концов, в ее жизни не так уж много радостей, чтобы я лишала ее удовольствия мечтать о моем «светлом» будущем.

– А почему вы не можете нормально пожениться? – поинтересовалась я у Ашхен.

– Ох! Папа, похоже, настроен серьезно, да и мама с ним заодно. Они хотят выдать меня замуж за Мхитара – это сын папиного заместителя. Я слышала, как они обсуждали наше знакомство. Папа сказал, что Мхитар – идеальная пара. Во-первых, его отец папин зам, а это значит, что его сынок будет вести себя прилично, во-вторых, у его отца есть кое-какие сбережения, а мой хочет, чтобы он вложил их в развитие комбината.

– Продают тебя, как корову на рынке.

Ашхен, похоже, не расслышала моей реплики.

– Так вот. Они уже все решили. В субботу собираются нас знакомить, надо поторапливаться. Я сказала Татосу, он предложил бежать завтра.

– А если отец приедет и заберет тебя обратно?

– Не заберет. Я ведь буду уже не девственница, кто ж меня потом возьмет? Представляешь, какой это скандал? Это же позор на весь район. Нет, не заберет!

– Ну, не заберет так не заберет, – ответила я и посмотрела на часы.

Пора было выдвигаться, чтобы не опоздать на встречу с Сергеем.

– Ты не знаешь, где остальные? – поинтересовалась я.

– Диана сидит дома, рыдает. Кристина пошла ее утешать. А ты не в кафе собралась? Пошли вместе, я тебе еще столько всего расскажу…

– Нет, у меня встреча. Извини, в следующий раз.

– А я зайду в кафе, может, кого из знакомых встречу. Так хочется с кем-нибудь поделиться.

«Да, да, иди, – подумала я. – Надо разболтать всему институту о предстоящем похищении».

Я опоздала на двадцать минут. Пришлось идти окружными путями, потому что говорливая Ашхен все таки увязалась за мной и тащилась до самой остановки.

Сергей стоял возле памятника, переступая с ноги на ногу и кутаясь в длинный вязаный шарф. Увидев меня, он укоризненно покачал головой и постучал указательным пальцем по циферблату часов.

– Извини. Я немного задержалась.

– А я немного замерз. Ладно, пошли выпьем кофейку. У меня времени в обрез, еще надо сходить договориться с натурщицей.

– С какой натурщицей?

– Мне надо девушку нарисовать – вполоборота голову и фрагмент плеча. У моего друга есть знакомая, которая согласилась позировать.

– Я могу тебе позировать! – выпалила я и испуганно посмотрела на него.

– Хм, ну, не знаю. В мастерской прохладно, а мне нужно обнаженное плечо. Да и как-то некрасиво предлагать тебе такую работу.

– Ну, если только плечо, то я согласна.

Он внимательно взглянул на меня, нежно взял за подбородок и повернул голову. От прикосновения холодных, пахнущих табаком пальцев мне стало зябко и немного страшновато.

– А у тебя идеальный профиль.

– Так что, пойдем?

– Ну хорошо. Погоди, я только предупрежу Араика, что мне больше не нужна натурщица.

Он побежал в институт, а я осталась его ждать. Правильно ли я сделала, согласившись позировать ему? Не сочтет ли он меня слишком легкомысленной и доступной? Не воспользуется ли случаем, чтобы поступить со мной так, как он поступил с Дианой? У меня не было ответов на эти вопросы, но я твердо знала одно – теперь я буду бороться за свою любовь.

В помещении было холодно. Сергей включил керосинку, два маленьких обогревателя со спиралями, но все равно этого было мало, чтобы обогреть просторную мастерскую отца Кристины. Я села на деревянный брус, повернулась и обнажила плечо. Он закрепил ватман на мольберте, вытянул вперед руку и прищурился, вымеряя пропорции.

– Отлично, так и сиди. Если будет холодно – говори сразу. Еще не хватало, чтобы я заморозил такую красавицу. Постарайся не двигаться.

– Я скажу, – улыбнулась я и замерла.

В мастерской царил бардак, свойственный людям творческим и не очень аккуратным. На полу валялись листы ватмана с наспех сделанными набросками, тюбики с красками и банки с гуашью, кисточки, измазанные краской тряпицы, точилки, стружка от карандашей. Вдоль стены стояла пара картин, написанных маслом. На одной были изображены горы – излюбленная и порядком избитая тема армянских художников, на другой – улыбающаяся Диана. От ее вида мне стало не по себе.

– Слушай, а ты ушел от Дианы насовсем?

– Угу. Не верти головой, пожалуйста. И не сутулься. Тебе не холодно?

– Нет.

– А ты не хочешь к ней вернуться?

– Нет. Ты опять вертишься.

– Хорошо, больше не буду. А если она попросит тебя вернуться, если очень-очень сильно попросит?

– Я не вернусь. Мне стыдно перед ее родителями, но было ошибочно полагать, что у нас что-то получится.

Сердце мое возрадовалось. Он не вернется к этой одноглазой кривляке! Никогда не вернется. Мой любимый никогда не вернется к ней!

Он сделал несколько набросков и щелкнул пальцами:

– Ну вот и все. Спасибо тебе.

– Можно вертеть головой? – улыбнулась я, клацая зубами.

– Ага, погоди-ка. – Он приблизился ко мне и сжал руку. – Ты совсем замерзла. Лусо, Лусо, я ведь просил не молчать, если тебе будет холодно. – В его голосе послышались нотки укоризны.

– Искусство требует жертв, так кажется?

– Нет, не так. – Он покачал головой и стал растирать мои руки, дыша на них и массируя пальцы. – Если хочешь, могу налить тебе рюмочку коньяка – исключительно для согрева.

– Давай.

Я никогда не пила ничего крепче вина. Коньяк не только согрел меня, но и развязал язык. Сергей тоже выпил рюмку, мы сели рядышком.

– Знаешь, мне сейчас очень сложно. – Он закурил сигарету и протянул мне: – Будешь?

– Мне всю жизнь сложно. – Я жадно затянулась и выпустила в потолок струйку дыма.

– А тебе-то чего?

– Ну, мои родители умерли спустя месяц после моего рождения. Нас с сестрой, кстати, у меня есть сестра-близнец, разделили между братом и сестрой, и я, как всегда, влипла в дерьмо.

– У тебя есть сестра-близнец? Как интересно, а где она учится? Вы похожи? Вот бы на нее посмотреть!

– Она учится в Москве, но мы не общаемся. Так сложилось. И я не хочу говорить об этом.

Мне не хотелось посвящать его в наши семейные тайны. Может быть, потом, когда-нибудь… Я хотела просто сидеть рядом, плечо к плечу, пить коньяк, курить и слушать его – слушать бесконечно долго, целую вечность…

– Давай лучше ты что-нибудь о себе расскажешь.

– Да у меня ничего интересного. Братьев-близнецов нет, денег нет, родителей нет. Я из детского дома. Отец Кристины для меня как родной, это он посоветовал мне жениться на Диане.

– Ты любишь ее?

– Она неплохая девушка, вот только несамостоятельная. Если бы не ее отец, может, мы и были бы вместе, а так…

Нехорошее подозрение закралось мне в душу. Неплохая девушка… Были бы вместе…

– А если она уйдет от отца, ты согласишься жить с ней?

– Кто уйдет? Диана? – Сергей откинул голову и захохотал: – Лусо, не смеши меня. Через месяц он подыщет Дианке нового мужа. Хочешь еще коньяка?

– Хочу. – Я опрокинула рюмку и посмотрела на него с надеждой. – А если он не найдет ей жениха, если придет и скажет, что хочет, чтобы ты вернулся, ты вернешься?

Он удивленно приподнял бровь и почесал подбородок.

– Лусо, а почему тебя это так интересует?

– Просто. Мы ведь вроде как друзья.

– Именно, друзья. – Он обнял меня и положил голову на плечо. – Знаешь, Лусо, мне так хорошо сидеть с тобой здесь, пить коньяк и не думать ни о чем. Ведь у меня нет ни копейки, надо искать новое жилье, потому что я не могу вечно жить у своего друга. С моей профессией в этой стране я вряд ли когда-нибудь заработаю деньги, заведу семью. А мы так славно сидим с тобой, правда, Лусо?

– Правда, – согласилась я, прижимаясь к нему.

Я совершенно потеряла счет времени. Мы выпили бутылку коньяка и выкурили все сигареты. Пил в основном он, мне же хватило пару рюмок, чтобы забыть обо всем. И лишь когда мы вышли на улицу и я увидела черное ночное небо – испугалась.

– Который час?

– Девять.

– Господи, родители меня убьют! Я сказала, что задержусь в библиотеке, но не настолько же.

– Так позвони им, скажи, что уже едешь.

– АТС не работает, когда нет света.

– А-а-а, точно. – Сергей хлопнул себя по лбу и пошатнулся.

От него пахло алкоголем, и я с ужасом представила, что от меня пахнет так же.

– Слушай, давай я отвезу тебя домой, скажу, что мы вместе занимались в библиотеке.

– Нет, не надо, я лучше сама, ты только доведи меня до остановки. Я возьму такси.

– Я боюсь отпускать тебя одну, кажется, ты немного перебрала.

– Не бойся, поверь, если ты поедешь со мной, будет намного хуже.

– Хорошо, но я провожу тебя.

Поддерживая друг друга, мы дошли до остановки.

– Мне было так хорошо с тобой, – улыбнулся он, проведя тыльной стороной ладони по моей щеке.

– Мне тоже, – прошептала я и… поцеловала его в щеку.

Он обнял меня и прильнул к моим губам. Я ответила на его поцелуй, сначала робкий, потом все более настойчивый.

– Я люблю тебя, – прошептала я, когда он наконец-то отпустил меня.

– Я тебя тоже, Лусо. Давно люблю. До завтра, любовь моя.

По дороге я придумывала легенду: засиделась в библиотеке, не заметила, как пролетело время, потом не было транспорта, пришлось добираться пешком. Позвонить я не могла, потому что телефон не работает. Я вышла на квартал раньше, закинула в рот три мятные пластинки и побежала к дому в надежде, что, пока добегу, запах алкоголя выветрится. Возле подъезда я встретила Гора. Он нервно расхаживал взад-вперед и курил.

– Где ты была? Мы переволновались! Что-то случилось?

– Нет, я просто засиделась в библиотеке.

– Пошли домой, мама плачет, отец орет. – Гор бросил сигарету и поморщился: – Лусо, ты пила?

– Немного, не говори никому, пожалуйста.

– Я-то не скажу, но если отец унюхает – сама знаешь, что тебе будет.

Когда я вошла, папаша даже не шелохнулся. Гоар со слезами бросилась мне на шею, а он как сидел возле печки, так и остался сидеть. Я задержала дыхание, чтобы мать не догадалась, что я пила.

– Где же ты так задержалась? Садись, поешь, макароны еще теплые. – Гоар достала из серванта тарелку и вывалила на нее ком слипшихся макарон с тушенкой.

– Спасибо.

– Садись ближе к печке, что ты так далеко села, – заботливо предложила она.

– Да мне и тут хорошо, я пешком шла, вспотела. Представляешь, не было транспорта, пришлось добираться на своих двоих.

Я покосилась на папашу. Он молча смотрел на огонь, вороша кочергой угли.

– А мы уж и на остановку бегали с Гором, и к твоей однокурснице Рипсик ходили. Она сказала, что ты была на занятиях, а потом куда-то пошла.

– Я же сказала, что пойду в библиотеку, просто заработалась и забыла о времени.

– Ну, главное, что жива и здорова.

– Она пила, – невозмутимым тоном сказал папаша, поднял глаза и швырнул в меня кочергу.

Я не знаю, как мне удалось увернуться. Кочерга со свистом пролетела мимо моего виска и упала за спиной, задев плечо. Я выронила тарелку и сморщилась от боли.

– Артур, – прошептала Гоар, – что ты…

– Она пила, посмотри на нее! Ты что, не чувствуешь этот запах? А глаза, посмотри на ее глаза! – крикнул он, вскочил со стула и одним прыжком очутился возле меня. – Где ты была, проститутка? – Его мощная пятерня сдавила мне горло так, что я чуть не задохнулась.

– Папа, отпусти ее, отпусти! – Гор ринулся мне на помощь и оттащил отца.

Я взглянула на Гоар. Бледная и беспомощная, она стояла, прижавшись к стене, и смотрела на происходящее глазами, полными ужаса. Папаша оттолкнул Гора и, бешено глядя на меня, снова приблизился ко мне. Я подумала, что, если он ударит меня еще раз, я схвачу кочергу и размозжу ему череп.

– Твоя мать была проституткой, и ты туда же… – сквозь зубы процедил он и плюнул мне в лицо.

– Не смей! – закричала Гоар. – Не смей, слышишь!

Я никогда не видела ее такой. Вечно покорная, боязливая женщина кинулась на мужа и вцепилась маленькими ручками в ворот его рубашки:

– Клянусь матерью, если ты произнесешь еще хоть слово, я позвоню Карену!

– Звони, я не боюсь!

– Иди спать, Лусо, завтра поговорим, – бросила мне Гоар.

Я пошла в свою комнату, рухнула на кровать и заснула, даже не сняв юбку и свитер.