По идее, сегодня выходной, и я могла бы отсидеться дома, ан нет. Решила, что пойду после обеда на работу и отнесу кружки с глистами.

Мама бегает по квартире, заламывает руки и просит меня придумать что-нибудь, чтобы уберечь братца от армии. Армен сидит на диване, ест бутерброд с салом и орет, что он обязательно пойдет служить и запишется на подводную лодку. Папа нервно курит на кухне и пытается дозвониться до своего друга, который знаком с военкомом.

Села с братцем на диван и стала проводить агитацию, рассказывая ему о «прелестях» солдатской жизни, грязных казармах, пустой овсянке на завтрак, обед и ужин, кирзовых сапогах и полном бесправии солдат. Похоже, рассказ подействовал, и братец согласился с тем, что в армию идти не стоит.

Позвонила подруге Нане.

— Слушай, твой знакомый психиатр Вова еще учит призывников, как отмазаться от армии?

— Ну да, а что? — спросила Нана.

— Да тут надо Армена отмазать. Поможешь?

— Помогу. А ты как съездила?

— Потом расскажу.

— Ну, сейчас я перезвоню Вове, а потом тебе.

— О’кей.

Сели на диван и стали ждать звонка. Захотелось похвастаться знакомством с известным киевским художником и «образом», который он создал. Про питие абсента и зеленую бороду решила не рассказывать. Папа посмотрел на мой портрет-«образ» и сказал, что такое мог нарисовать только человек с больным воображением.

— А это еще что? — возмутилась мама, тыча пальцем в картину.

— Где? — спросила я.

— Вот это, — ответила мама, показывая на две пуговицы на груди.

— Это пуговицы, наверно.

— Это сиськи! — засмеялся братец.

Надо же, а я даже не заметила. На самом деле сиськи, а выглядят, как две небольшие пуговицы.

— Ну, у человека такая фантазия, — вздохнула я.

— Плохая у него фантазия. Надеюсь, он не с натуры рисовал? — осторожно спросил папа.

— Да нет конечно, у меня грудь не такая, — возмутилась я.

Мда, не висеть моему светлому образу в рамочке над пианино, а жаль. Мог бы обойтись без сисек, художник от слова «худо».

Нана перезвонила через час и сказала, что Вова готов с нами встретиться.

— Через тридцать минут в его кабинете, в больнице.

— Хорошо, — ответила я.

Собрались и пошли в больницу. Вова стоит на улице, курит и строит рожи дворняге.

— Это я рефлексы изучаю, — улыбнулся он.

Пошли в кабинет. Вова стал перечислять заболевания и стоимость услуг.

— Лучше всего имитировать шизофреника или МДП.

— Что такое МДП? — поинтересовалась я.

— Маниакально-депрессивный психоз, — ответил доктор.

— Сколько денег надо?

— Ну, пять долларов за один сеанс.

— А сеансов сколько?

— А это уже от способностей зависит. Бывает, что и после пяти сеансов парни такое вытворяют, что их без вопросов в дурку отправляют, а бывает, стараешься-стараешься, а он как встанет перед комиссией, так все и забывает. Они тоже хитрые, каверзные вопросы задают, — подмигнул Вова.

Решили, что с завтрашнего дня он будет учить Армена имитировать шизофрению.

Отправив братца домой, я поехала на работу. Возле метро стоят Олька с Ваней и раздают буклеты.

— Братство Седьмого утра ждет тебя, — улыбнулся Ваня и сунул мне буклет.

— Меня еще работа ждет, — буркнула я.

— Знаешь, мы теперь с Ваней живем как брат и сестра, — прошептала Олька.

— Это как?

— Ну, не спим вместе, вернее спим, но сексом не занимаемся. Мы духовный подвиг совершаем. Пастор Джон говорит, что без нужды заниматься сексом — это грех. Вот ежели мы ребеночка захотим, тогда да, а так — нельзя.

— Ну-ну, — ответила я.

Мне, конечно, все равно, главное, чтобы моя подруга была счастлива, но я бы в секту не пошла, да еще с такими условиями. Хотя неизвестно, что хуже — секта или муж-алкоголик.

Пришла в студию. Арт-директор сидит за компьютером и читает политические новости. Мимозина красит ногти. Швидко отбеливает зубы младенцу на плакате с сырком и наводит румянец на щеки.

— С возвращением! — сказали все хором.

Достала кружки и грамоты и стала делиться впечатлениями.

— Ну как? — спросил Мишкин.

— Да так, фигня, — ответила я флегматично. — С Боркиным познакомилась и Подушкиным.

— А-а-а, ну да, это личности известные, — вздохнула Мимозина. — Надо было мне ехать!

— Мишкин, я кеды немного испортила.

— Ничего, жена их все равно выбрасывать собиралась.

Про художников, «образ» и абсент решила не рассказывать. Мало ли что.

Швидко стал жаловаться на головные боли и засобирался домой.

— Не уйдешь, пока щеки не нарумянишь младенцу! — отрезала Мимозина. — Мне в понедельник с утра макет сдавать, а ты завтра напьешься и не придешь. Так что давай, работай.

Вот зачем она так? Сама же подталкивает человека к тому, чтобы он пошел и напился. Решив подождать Швидко, я села за компьютер. Делать, собственно, нечего — стала лазить по сайтам. Нашла хороший сайт, где можно разместить свои стихи. Написала тройку самых удачных. А что? Вдруг меня заметят, предложат сборник опубликовать. Зря мои стихи, что ли, пылятся на полках?

Полезла в собачье сообщество. Там горе. У одной участницы собака проглотила мячик. Жалко зверюгу. Что ж хозяйка недосмотрела! Все вокруг стали ее обвинять во всех смертных грехах, говорить, что таким безответственным людям только дождевых червей разводить или пиявок. Я высказала свои соболезнования.

Липкин сидит в «аське».

Написала ему:

Привет. Я вернулась из Киева. Мы получили кучу наград.

Привет! Поздравляю, а мы с другом шмаль курим и Ленину язык показываем, — ответил Липкин.

Вы что, в мавзолее курите? — удивилась я.

Не, мы в офисе сидим, а он на столе стоит, гипсовый, — ответил Липкин и вырубился.

Ну да, как они могут находиться в мавзолее, если он у компьютера сидит.

Полезла в кулинарное сообщество. Господа кулинары обсуждают, сколько карри надо добавить, чтобы не испортить курицу по-индийски. Вагайский утверждает, что пол-ложки; Паралитик настаивает на том, что надо класть ложку; Арина Дробер говорит, что мужчинам не место на кухне, и клянется-божится, что ее знакомый индус берет четверть ложки карри.

Решила проверить свой ЖЖ. Ух ты, меня зафрендило четыре человека. С чего бы это вдруг? Зафрендила их в ответ. Э-э-эх, дорасти бы мне до уровня Злоедрючки. Ее тысяча сорок пять человек читают и вечно комментируют.

Швидко дорисовал румянец младенцу и стал собираться домой.

— О, я тоже как раз ухожу, — сказала я.

— Ну, пойдем, — улыбнулся он.

Вышли из офиса. Головную боль Швидко как рукой сняло. Предложил мне погулять. Гуляли мы долго, часа два. Обсуждали проблемы фирмы: я — со своей колокольни менеджера, Швидко — со своей дизайнерской. Сошлись во мнении, что все мы мудаки. Потом поговорили о музыке и погоде. Все время, пока мы беседовали, меня не покидало ощущение, будто мы оба что-то недоговариваем. Что-то важное, ради чего мы и отправились на эту прогулку. И я даже догадывалась что, но не буду же я клещами из человека любовные признания вытягивать. Не-е-ет, тут надо действовать осторожно, не торопить события, а то еще подумает, что я доступная девушка. А может, я сама все придумала?

Когда мы дошли до метро, я спросила:

— Слушай, а почему ты так много пьешь?

— Я-я-я-я? — удивился Швидко. — Да я много не пью, просто последнее время меня от алкоголя очень быстро развозит. Вот.

Так я тебе и поверила. Сама же видела, как на дне рождения напился.

Пришла домой. Васька снова поругался с папой и назвал нас фашистами. Папа напомнил, что «фашист» давал ему денег, якобы на хлебушек. Васька ответил, что больше не возьмет у него ни копейки, даже если будет помирать от голода. Ну-ну, посмотрим.

Мама видела хозяйку Лесси.

— Она пригрозила, что натравит на Майкла бультерьеров, — грустно вздохнула мама.

Папа, услышав про бультерьеров, которыми собрались травить его любимую собаку, взял куртку и пошел на площадку, где гуляла хозяйка Лесси. Мы с мамой выбежали на балкон и стали наблюдать за происходящим. О чем разговаривал папа с хозяйкой, неизвестно, но во двор они вернулись счастливые и улыбающиеся. Хозяйка Лесси дружески помахала нам рукой и прокричала:

— Давайте вместе наших собачек выгуливать!

— Что ты ей сказал? — спросила мама у отца, когда тот вернулся.

— Я ей сказал, что она красивая женщина. Молодая, умная, — ответил папа.

— А, понятно, — покачала головой мама и ушла на кухню разогревать ужин. Еще утром он наготовила полную кастрюлю котлет.

Через минуту маман вернулась из кухни, злая как черт, и завизжала так, что чуть стекла не лопнули:

— Кто сожрал все котлеты?

— Не я, я только в обед одну съел, — ответил отец.

— А меня дома не было целый день, — сказала я.

Все дружно посмотрели на братца, который замялся, стал отрицать свою причастность к исчезновению котлет, но после того как папа пообещал его самого пустить на котлеты, выложил все как на духу.

— Сам съел пять штук и Майклу скормил пяток.

— На тебя что, жор напал? — возмутилась мама.

Пришлось братцу топать в магазин за пельменями.

Я легла спать пораньше. Снова думала о Швидко. Нет, он не виноват, что так много пьет. Все творческие личности пьют. Такая уж у них жизнь. Нет водки — нет вдохновения. Я сама, когда выпью, таких стихов насочиняю, что потом диву даюсь. Что ни говори, алкоголь каким-то образом воздействует на процесс творчества.