Родилась и выросла Лариса в Горбиках. Там, на большой птицефабрике, работали ее родители: отец — электрик, мать — птичница.

Двухкомнатная квартира на четверых (есть младший брат), так и достаточно. Современные условия: вода холодная и горячая и газ. Нет, вполне сносно жили, зарплату тогда давали в срок — получка и аванс. Отец пил мало, ну, праздники, дни рождения, все такое. Но не злоупотреблял. И вообще жили дружно. Ну, не без покричали друг на друга, но без рукоприкладства. Ну да, очень, выходит, дружно жили, если вовсе без рукоприкладства.

Училась Лариса средненько — тройки-четверки, — но иной раз и пятерки случались.

Что в ней главное? Лариса была красивой. Самой красивой в школе, а может, и в Горбиках. Волосы светлые, густые и всегда заплетены в косу. Ни в какие новомодные времена не отказывалась от косы, тугой и длинной. Да, красивая: белолицая, сероглазая, стройная девушка с длинной тугой косой.

После школы вполне законно возник вопросительный знак. Вот кем быть? Чтоб всю жизнь заниматься одним любимым делом, нет, каких-то там особых желаний не было. Но было два ясных понимания: в Горбиках она жить не хочет, но главное — надо, чтобы работа была чистая.

И Лариса решила выучиться на медика. В мединститут провалилась сразу — двойка по сочинению. Тогда она пошла в медучилище, куда поступила без труда. Утешала себя так: ну не врач, а медсестра или фельдшер, все равно белые халаты, конечно, дело надо иметь с больными людьми, но ведь не ты от них зависишь, а они от тебя, и это важно. И странно: в школе училась средненько, а в училище была из лучших. Выходит, не только красивая, но и умная. А может, медицина начала нравиться.

Работать ее послали в районную скорую помощь. Бригада: водитель, врач и она, фельдшер Лариса. Через год все поняли, что она не только красивая, но и хороший фельдшер. Руки у нее ловкие, считалось, что для Ларисы нет плохих вен. Находчивая и сноровистая (ну когда у вас тяжелый больной и работать надо вот именно в четыре руки).

Работала сутки через трое, но когда кто-то заболевал или отпуска без скрипа соглашалась на добавочные сутки. Да, это тяжело, но что поделаешь, если такая работа. Кто-то же должен ночами не спать, а ездить к больным людям.

Да, в общаге не жила ни в училище, ни на скорой. Нет уж, я дома отосплюсь, и сутки, а то и двое свободна.

Родители гордились, что их дочь работает на скорой. Вот я птичница, а дочь колесит по району и людей спасает. А если случалось заехать на вызов в Горбики, то вечером матери обязательно докладывали — внимательная, ласковая, и руки у нее хорошие, я даже не почувствовала укола.

К тому же на работе считали, что у Ларисы хороший характер — не вредная, если кого подменяет — без скрипа, веселая и даже хохотушка.

Теперь личная жизнь.

Отработав года три, вышла замуж за водителя Володю. Работали в одной бригаде, чуть постарше, высокий, жилистый, на дежурство всегда выходил гладко бритым, чем-то приятным попшикавшись, никогда при Ларисе не матерился, даже удивительно.

Как-то уж он понимал, что с Ларисой надо вести себя иначе, чем с другими молодыми фельдшерицами, — не лапал, не зажимал в угол, да, она такая, Лариса, ты ее зажмешь в угол, но не привлечешь, а исключительно напугаешь.

Очень важно было, что у Володи свое жилье. Малость притомилась тратить на дорогу полтора часа в одну сторону да на перекладных — автобус плюс электричка. Да и вообще замуж пора — двадцать три года. К тому же не нахальный, всегда брит и не матерится.

Полгода до свадьбы они все время были вместе. Ну, ехала домой, отсыпалась, а ближе к вечеру Володя заезжал к ней на своих «Жигулях», и они ехали в город. Да, говорила потом подруге, хорошее было время, ездили на концерты, Антонов там, Кузьмин, однажды даже на Пугачеву попали. Володя был легок, весел и, зная, что она хохотушка, постоянно смешил ее, и она уговаривала: ну хватит, а то у меня уже живот от смеха болит.

После свадьбы, понятно, жили у Володи: комната у матери, комната у молодых. Со свекровью жили дружно (Лариса звала ее мамой), та уважала и даже любила невестку, ну да, у сына жена красавица, не вертихвостка, у нее важная работа, и все Ларису хвалят.

Вскоре выяснилось, что Володя очень ревнив. Что это за мужчина, с которым ты разговаривала на улице, да почему задержалась на работе (это когда они уже в разных местах работали), ну и все такое. Но покуда спокойно, без крика и размахивания руками. Тем более свекровь невестку любила и при любых спорах защищала ее.

Да, Володя сменил работу. Он возил какого-то городского начальника, утром рано выходил, поздно вечером приходил. Ну и выходные иной раз заняты — у начальства рыбалка там, охота, сауна, и Володя всегда при начальстве. Правда, платили хорошо.

Нет, в первые годы жили, вот именно, дружно. Правда, Лариса как-то сказала подруге, а чего это женщины так цепляются за близость с мужчиной, кричат, стонут (я в кино видела), я этого не понимаю. Нет, приятно доставить удовольствие мужу, ему же это надо, а я лично до Володи без этого обходилась, обошлась бы и при нем.

Ну, хоть ты с удовольствием общаешься с мужем, хоть без удовольствия, а дети все равно появляются. Через два года родилась Наташечка. Вот ее-то Лариса любила (а то побаивалась, что в ее сердце нет такого участка, который за любовь отвечает). Год сидела дома, а потом вышла на работу, но уже на новую. Наташечку даже в ясли не надо было отдавать: мать Володи болела диабетом и по инвалидности сидела дома.

Лариса поступила на вечернее отделение мединститута (тогда, напомнить, это было бесплатно).

Да, но при вечернем обучении сутками на «скорой помощи» не поработаешь: помимо времени нужны и кое-какие силы. И Лариса поступила в санэпидемстанцию. Работа там была в основном бумажная, так что можно было и к занятиям приготовиться.

Да, но тут пришло время укрупнений, сокращений, и не осталось не только отдела, в котором работала Лариса, но и самой эпидстанции.

Что не очень-то затронуло Ларису — к этому времени учиться надо было днем. А когда Лариса заканчивала институт, ее на год определили оттачивать знания на терапии фонаревской райбольницы. Вообще-то учиться ей нравилось, и училась она хорошо.

Тут другое. Ларисе внезапно стало тяжелее жить — умерла свекровь. И Лариса почувствовала, что ревность Володи стала какой-то нездоровой, даже яростной.

Мать Володя побаивался и все же сдерживал себя.

Он отчаянно ревновал, и при этом у него бывали другие женщины (о чем Ларисе докладывали, да она и сама догадывалась, не дурочка). Однажды слышала, как свекровь выговаривает сыну: тебе повезло с женой, ее надо на руках носить, а ты шляешься по девкам. А он тихо ответил: да, она красивая, кто спорит, зато они живые.

При матери Володя все же сдерживался, а после ее смерти вовсе тормоза отказали. Стал иной раз поколачивать. Как-то даже с синяком ходила. Однажды сказала твердо: еще раз тронешь, подам на развод. Ответ: подашь на развод — убью.

Она понимала: это, конечно, пустые угрозы. Но и разводиться побаивалась: это сколько хлопот с разменом жилья, и как девочка будет без отца, тем более дочка и Володя любили друг друга. И Володя какое-то время стал вести себя потише; нет, ругаться он ругался, но не бил. И Лариса вот как думала: жизнь умнее нас и что-нибудь для нас придумает. Под дулом этой ревности бесконечно жить невозможно.

Да, а врачебные ее дела шли как раз хорошо (о зарплате говорить не стоит, это все понятно). После института, значит, год работала в терапии районной больницы. То есть врач уже, понятно, не Лариса, а Лариса Алексеевна, но под наблюдением заведующей отделением. И врачи заметили, что она старательная, быстро схватывает, чему ее учат старшие, и, главное, характер у нее не склочный.

И после учебы ее оставили в этом же отделении.

А года через два пришла путевка на курсы кардиологии (это сердечные дела, но исключительно в смысле больных сердец, а не в смысле отношений между мужчиной и женщиной). И после курсов Лариса Алексеевна уже называлась районным кардиологом. Конечно, работы прибавилось: лечила больных в отделении и два раза вела приемы в поликлинике.

Помаленьку пришел опыт, и с работой Лариса Алексеевна справлялась хорошо. Но отчего-то больные считали, что хоть она и по сердечным делам, но сама-то не больно сердечная. Нет, больным не угодишь: вежливая, даже ласковая, улыбчивая, но вот что-то такое, сердечности в ней маловато. Ну, это и понятно, у тебя сердце больное, а у меня-то здоровое. Нет, правда, не будет же доктор на приеме каждому больному отдавать свое сердце — оно же у тебя одно, а их вон сколько. Да Лариса Алексеевна и сама ловила себя на том, что на приеме думала, а как там моя дочечка, пообедала ли, придя из школы, и Володя, вот вечером он будет злой или добрый.

Но это ладно. Главное, время, как ему и положено, текло себе да и текло, дочка переходила из класса в класс, училась, как и ее мама, средненько, решила идти по маминому пути, но в мединститут (университет) срезалась (хоть и делала две попытки), а потом поступила в то же училище, что когда-то закончила мама.

Семейная жизнь, она и есть семейная жизнь, течет и течет, радостей приносит мало, но есть дочка, свое жилье и работа, пожалуй что, даже и любимая.

Володя то вел себя спокойно, то вдруг начинал скандалить, ты чего так поздно пришла, у меня была большая выписка, но ведь не до восьми же, нет, именно до восьми, и работаю я не в одном месте, а в двух, ты вон вчера ночью приехал, я же молчу, ты это не равняй, если хозяин выпивает, не могу же я сказать, уезжаю, меня женушка заждалась. Мне за ненормированный труд денежки платят, и хорошие, и ты это знаешь.

Но! Однажды Лариса Алексеевна дежурила, и к ней пришел поболтать хирург, и тут ворвался Володя, а эти сидят и весело болтают, вы, доктор, идите к себе, а мне с женой надо обсудить срочное дело. Тот ушел, а Володя несколько раз ударил жену и потаскал за косу (удобно, коса ведь тугая и длинная).

Утром пришла заведующая, это что такое, Ларисочка (ну ведь синяки под глазами). Та рассказала. Даже без слез. Нет, милая, так жить нельзя, да если бы на меня муж руку поднял, я бы огрела его первым, что под руку попадется. А сейчас ты иди домой — больным показываться в таком виде нельзя.

Вечером Лариса Алексеевна сказала Володе: вместе мы жить не будем. Она и раньше говорила: еще один скандал, и мы разводимся; а он всегда отвечал одно: я тебя убью, если подашь на развод.

Но неожиданно он согласился. Да! Развод. Мне надоела тупая женщина, у меня есть другая. Заберу машину, а жилье оставлю вам. Это честно. Да.

Развелись, Володя переехал к другой, и Лариса Алексеевна стала свободной женщиной.

Ну а теперь так. Три года назад в жизни Ларисы Алексеевны появился мужчина, который ее отчаянно любит. Лет на десять старше, у него строительная фирма, то есть богатенький.

Три года назад Павел Андреевич — так его звали — перенес инфаркт. И Лариса Алексеевна его лечила. И Павел Андреевич — при свежем еще инфаркте — сразу и бесповоротно влюбился. А потом он раз в неделю приходил на поликлинический прием.

Почти на каждое ее дежурство он приходил с букетом цветов, стоя на коленях, вымаливал ее любовь.

Нет, это даже и странно: пожилой мужчина стоит на коленях и вымаливает любовь.

Худой, высокий, лысоватый. Такими влюбленными и преданными глазами на Ларису Алексеевну никто и никогда не смотрел.

Павел Андреевич холост — четыре года назад его жена разбилась. Два сына, почти взрослые и самостоятельные. В том смысле, что живут отдельно, но работают на отца. У него трое внуков.

Нет, Ларисе Алексеевне было приятно, что за ней так красиво ухаживают, но к замужеству не склонялась (а хватило и одного раза).

Не ездила на обязательные для таких людей, как, к примеру, Павел Андреевич, сборища, а вот в театры и на концерты несколько раз съездили.

Бывала у него и дома. Это даже не дом, а дворец, такие показывают в кино из жизни богатеньких. В пятнадцати километрах от Фонарева. Павел Андреевич сказал: мне здесь одному пусто, я сюда редко приезжаю, обычно ночую в городской квартире.

Да, но жизнь ведь просто устроена, она, как правило, сама подталкивает человека в нужном направлении. Ты только не очень сопротивляйся.

Однажды дочь Наташа привела домой не очень-то мытенького паренька и сказала: мы здесь будем жить. Что характерно, не спросила у матери: а можно я приведу в дом чужого человека (не на предмет, кстати, знакомства, а на предмет постоянного местожительства)? Все правильно, мамочка, ты в одной комнате, а мы в другой, ты на своей доле живешь, а мы на моей и папиной. А через полгода поженимся, если сойдемся характерами. А мы сойдемся, я знаю.

Лариса Алексеевна сразу поняла: упирайся не упирайся, но больше она здесь не хозяйка, — и вышла замуж за Павла Андреевича и переехала в загородный дом.

Позже Лариса Алексеевна говорила, что год, прожитый с Павлом Андреевичем, и был самым счастливым годом ее жизни.

И дело, конечно, не в свадебных подарках (Павел Андреевич подарил машину и двухкомнатную квартиру, которая почти год пустовала — Лариса Алексеевна жила с мужем в загородном доме).

Тут вот что. Павел Андреевич был очень нежным, он, пожалуй, носил бы жену на руках, но не позволяло больное сердце.

Лариса Алексеевна впервые за много лет обнаружила, что после работы стремится домой: вот она приготовит ужин, вот приедет Павел Андреевич, они, тихо переговариваясь, посидят немного, да и лягут спать.

В ее душе все было тихо и спокойно. Однажды Павел Андреевич задерживался, и она волновалась, не случилось ли чего на дороге или с сердцем, и вот именно тогда Лариса Алексеевна поняла, что не только жалеет Павла Андреевича, но и любит его. Это была спокойная, даже тихая любовь, смешанная, конечно же, с жалостью, но и такой, тихой, любви она никогда прежде не знала. И говорила подруге: я даже женщиной стала, нет, опять же, без криков и воплей, как в кино, но ведь женщиной. Я говорю ему: побереги себя, а он: люди умирают не от счастья, а от обид и одиночества.

Да, почти год они прожили в дружбе и, можно прямо сказать, в любви. А это что же? А это, пожалуй, счастье.

А счастье, и это каждому известно, не длится долго.

А дальше все просто и несправедливо.

У Павла Андреевича на работе случился повторный инфаркт, и его увезли в дорогую частную клинику. Лариса Алексеевна считала, что, если б мужа лечила она, он бы не умер — у нее были энергия для спасения и любовь.

Он лежал в специальной палате, а у двери стояли сыновья, похожие на отца, только молодые. Да, широкоплечие и неуступчивые. Даже нас не пускают, сказал один из них.

Через три дня Павел Андреевич умер.

С похорон ее, законную жену, пасынки прогнать не посмели, но, когда она приехала в загородный дом, чтоб погоревать в одиночестве, сразу появились ребята и сказали твердо и без хамства: то, что тебе купил отец, машина, квартира, это твое, это по закону.

По закону же и часть дома твоя и часть бумаг, но, если будешь возникать, мы тебя размажем по стене. Вот совет: думай о себе и своей дочери, а о нашем отце забудь.

Она сразу поняла, эти размажут, ни ее, ни Наташу не пожалеют, собрала вещи и уехала устраиваться в новой квартире.

Вот и вся история. Вскоре дочь вышла замуж. Свадьбу, и это понятно, устраивала Лариса Алексеевна. Деньги у нее были: Павел Андреевич, словно бы зная все наперед, открыл в банке счет на ее имя, чтобы Лариса Алексеевна хотя бы десяток лет могла жить не только на зарплату.

Да, а на свадьбе Наташенька сказала маме, что через пять месяцев та станет бабушкой.

То есть, вообще-то говоря, никто не отменял круговорот вещей в природе: кто-то уходит, а кто-то, напротив, приходит.

Да, но Лариса Алексеевна изменилась. Нет, она по-прежнему была красивой женщиной, но теперь она была грустной красивой женщиной с печальными глазами.

И на приеме она вела себя как-то по-другому. Как и прежде, это понятно, она слушала жалобы на больное сердце, но такое мнение у всех появилось, что она думает исключительно о чужом сердце, которое неравномерно бьется в двух шагах от нее. Теперь ее не только уважали, но и любили. А она понимает наши сердца потому, что у нее самой сердце не очень здоровое, да, пожалуй, и это точно, она такая же, как и мы, — сердечница.